| Я украдкой подошел к Капитолине Ивановне и стал ей шептать: – Копа, милая Копа, спой арию Франчески Рахманинова! Она молчала. – Копа, родная, золотая, спой Франческу Рахманинова! Она молчала. – Если не хочешь, я не буду настаивать; и никто не услышит, что я тебя просил... Она молчала и задумчиво нюхала резеду. Я схватил ее за руку и стал жадно целовать эту руку, шепча: – Капа, не ради меня, ради нашей дружбы спой, спой ради самой музыки. Капитолина молчала, но не отрывала руки от моих губ. – Капитолина, спой... Спой... ради... Андрюши... У нее вдруг хлынули слезы, чего я уже никак не ожидал. И мне стало неловко, как бы публика не заметила этой сцены и не истолковала в смысле какого-нибудь романа. Это было клеветой на действительность, да мне и не хотелось так осложнять свои светлые, дружеские, прямо-таки любовные отношения с Запольскими. Правда, это было в глубине сада, и никто не мог заметить. Она ничего не сказала, быстро оправилась от слез и пошла вперед, разыскивая прочих гостей. Я понял, что она пропоет. Когда все сошлись у балкона, она громко и весело сказала: – Хочу пропеть Франческу! Если никто не хочет, я пропою для себя! Все стали оживленно благодарить за неожиданный подарок; и, хотя было уже половина четвертого утра, никому в голову не пришло, что пора уже спать, а не начинать пение. Вошли в дом, в гостиную. – Ну, кто же мне проаккомпанирует? Играли на фортепиано все, кроме, кажется, Никольского. Правда, прилично играла только сама же Капитолина Ивановна. Остальные играли, так сказать, домашне. Но всякий из нас мог проаккомпанировать почти любой романс и любую оперную арию. – Или уже мне самой, что ли, себе проаккомпанировать? – задумчиво спросила она. – Пусть Михаил, – тихо сказал я ей и показал Михаилу Ивановичу на рояль. Достали ноты, и Михаил сел за рояль. Я сидел в углу гостиной, наблюдая лицо и телодвижения Капитолины и погружаясь в волны ее задушевного, бархатного и страстного голоса. Раздалась ария Франчески Рахманинова. Трепетно и сладко, устало и страстно пела Капитолина. |
| После убийства кор. Хлодериха и падения королевства рипуарских франков (509) Колония стала одним из периферийных центров Франкского гос-ва. По-видимому, город переживал упадок: сведения о епископах Колонии V-VI вв. практически отсутствуют. В VII в. епископы Колонии приобретают значительное влияние при дворе франкских королей из династии Меровингов. Они принимали участие в Соборах, выполняли важные гос. обязанности, участвовали в посольствах. Так, еп. Куниберт (ок. 623 - ок. 648) был ближайшим советником кор. Дагоберта I , регентом при его несовершеннолетнем сыне Сигиберте III. Еп. Куниберт считается одним из составителей варварской Рипуарской правды (Lex Ribuaria). Он первым из епископов Колонии установил тесные отношения с майордомами Австразии (см. ст. Каролинги ). Фрагмент надгробия св. Плектруды. 3-я четв. XII в. (ц. Пресв. Девы Марии на Капитолии в Кёльне) Фрагмент надгробия св. Плектруды. 3-я четв. XII в. (ц. Пресв. Девы Марии на Капитолии в Кёльне) Во 2-й пол. VII в. Колония стала главным городом Австразии: Пипин Геристальский, майордом Австразии, Бургундии и Нейстрии, сделал ее своей главной резиденцией. Согласно кёльнской «Королевской хронике», в 690 г. по приказанию Плектруды, жены Пипина, был построен храм на месте совр. ц. Пресв. Девы Марии на Капитолии (Санкт-Мария-им-Капитоль). По археологическим данным, храм воздвигли на остатках рим. святилища. В VIII в. К. стал важным миссионерским центром. Известно, что св. Бонифаций (Винфрид) рассматривал город как возможный центр христианской миссии на герм. землях. Однако статус митрополии кафедра получила лишь при Карле Великом в ходе упорядочения церковной организации во Франкской державе. В 794/5 г. титул архиепископа К. получил Хильдебольд (787-818), друг и архикапеллан Карла Великого. Не вполне ясно, был ли этот титул персональным или предполагал учреждение папой Римским архиепископства К. Сведения о получении архиепископом К. паллия от папы Римского относятся к 858-860 гг., когда кафедру занимал архиеп. Гунтар (850-863). Суффраганами архиепископа К. в эпоху Каролингов стали епископы Утрехта, Льежа, Миндена, Мюнстера и Оснабрюка; юрисдикция Кёльнской кафедры над Бременом оспаривалась (в сер. IX в. Бремен был подчинен архиепископу Гамбурга). В состав архиепископства К. вошел Ахен , основная резиденция Карла Великого. Впоследствии юрисдикция над Ахеном использовалась архиепископами К. как аргумент в пользу их преимущественного права на помазание в Ахене герм. королей (это право оспаривал архиепископ Майнца). |
| Прощай!.. Андрюша» Капитолина Ивановна читала письмо с заметной дрожью в голосе и когда кончила чтение, то положила письмо на стол и опять, опершись локтями на стол, закрыла лицо руками. Я был поражен. Столько лет я с нею был знаком, так мы были близки, и — я ничего не знал об этом романе, который она помнила всю жизнь! Уже давно я был на «ты» и с нею, и с Михаилом. Оба они не раз болтали о разных ухаживаниях за Капитолиной (которых было много, как у всякой актрисы и интересной женщины), но ничего подобного никогда не рассказывалось ни им, ни ею. В свете этого письма и неожиданных для меня чувств Капитолины к какому–то тихому и скромному, рано умершему Андрюше иначе представились многие ее слова и многие ее поступки. В частности, совсем по–новому представилось мне это ее постоянное дурачество и подчеркнутое (хотя и ясно, что ничем не обоснованное) кокетство с Чегодаевым. Мы ничего не понимали, а Михаил понимал и потому не возражал, а ему это даже и нравилось. — Замечательно! — сказал я после того, как все помолчали и Капитолина отняла руки от лица (глаза были у нее красные, но она нисколько не плакала). — Замечательно! Я вам скажу, господа, что это стоит всего нашего сегодняшнего разговора. Замечательно! Капа, ты это гениально придумала. Капа! Ты на меня не сердишься? — Ты — гадкий, противный… — улыбаясь и слабо, как бы сквозь слезы (но слез никаких не было), бессильно прошептала Капитолина. Все опять замолчали. — Ну, довольно разговаривать! Три часа ночи! — громко и подчеркнуто весело заговорил Михаил Иванович, чтобы стушевать печальное настроение, вызванное у всех чтением письма Андрюши. — Айда в сад на десять минут, а потом спать! Смотрите — совсем светло! Все были, конечно, согласны и стали спускаться с балкона в сад. Сад благоухал. Распустился белый табак, загадочно смотрели неподвижные пушистые розы. Я сорвал резеду, подошел к Капитолине и молча подал ей. Она — тоже молча — стала ее нюхать. Разговор не клеился. Мы прошли вразброд по аллеям сада раза по два, по три. И уже собирались было идти спать, как вдруг мне пришла мысль. |
| Прощай! Андрюша. Капитолина Ивановна читала письмо с едва заметной дрожью в голосе и, когда кончила чтение, то положила письмо на стол и опять, опершись локтями на стол, закрыла лицо руками. Я был поражен. Столько лет я с нею был знаком, так мы были близки, и–я ничего не знал об этом романе, который она помнила всю жизнь! Уже давно я был на “ты” и с нею и с Михаилом. Оба они не раз болтали о разных ухаживаниях за Капитолиной (которых было много, как у всякой актрисы и интересной женщины), но ничего подобного никогда не рассказывалось ни им, ни ею. В свете этого письма и неожиданных для меня чувств Капитолины к какому-то тихому и скромному, рано умершему Андрюше – иначе представились и многие ее слова, и многие ее поступки. В частности, совсем по-новому представилось мне это ее постоянное дурачество и подчеркнутое (хотя и ясно, что ничем не обоснованное) кокетство с Чегодаевым. Мы ничего не понимали, а Михаил понимал и потому не возражал, а ему это даже и нравилось. – Замечательно! – сказал я после того, как все помолчали и Капитолина отняла руки от лица (глаза были у нее красные, но она нисколько не плакала). –Замечательно! Я вам скажу, господа, что это стоит всего нашего сегодняшнего разговора. Замечательно! Капа, ты это гениально придумала. Капа! Ты на меня не сердишься? – Ты – гадкий, противный... – улыбаясь и слабо, как бы сквозь слезы (но слез никаких не было), бессильно прошептала Капитолина. Все опять замолчали. – Ну довольно разговаривать! Три часа ночи! – громно и чересчур весело заговорил Михаил Иванович, чтобы стушевать печальное настроение, вызванное у всех чтением письма Андрюши. – Айда в сад на десять минут, а потом спать! Смотрите – совсем светло! Все были, конечно, согласны и стали спускаться с балкона в сад. Сад благоухал. Распустился белый табак, загадочно смотрели неподвижные пушистые розы. Я сорвал резеду, подошел к Капитолине и молча подал ей. Она – тоже молча – стала ее нюхать. Разговор не клеился. Мы прошли враздробь по аллеям сада раза по два, по три. И уже собирались было идти спать, как вдруг мне пришла мысль. |
| В день операции произошло неожиданное. Варвара была на работе, когда ее выловила Нана и, с перепугу путая грузинские и русские слова, сообщила: - Елену воруют с операции! Срочно звони ее сыну в Москву! Варвара набрала номер Элисо и узнала от нее, задыхающейся от слез и обиды, подробности «воровства»: - Пришла Капитолина с Александро-Невской церкви и переубедила Елену делать операцию. Святые отцы, дескать, не благословляют вскрывать черепную коробку. И Елена отказалась. Мы попытались спорить, и отец Лаврентий как священник пытался воздействовать. Но Капитолина подняла крик: «Вам лишь бы человека под нож положить. Вы убийцы! Зачем привели сюда грузинского священника? Пусть русский батюшка этим делом займется!» Мы стояли, как оплеванные. Это мы-то убийцы? Мы ли ночей не спали из-за Елены? И нас еще в национализме обвинять? Из трубки доносился долгий тихий плач, потом Элисо продолжила: - Откуда нам взять русского священника, если их раз-два и обчелся? Кроме того, отец Лаврентий специально к отцу Филарету ходил советоваться. Ты же сама видела, как отец Лаврентий свою паству бросал и к Елене спешил. - Что же вы ей морду не набили за поклеп на батюшку? — разъярилась экстремистка Варвара. — С Елены спрос не велик. У кого крыша не поедет перед лицом смерти? - Что ты, — убито отвечала Элисо. — Мы просто онемели от обиды. Капитолина тут же забрала Елену к себе домой. «Я, — говорит, — буду ее мазями лечить». Но это не поможет. Опухоль огромная. Сама не рассосется. Теперь не знаем, что делать. А Вера сказала, что будет ездить к Капитолине домой и делать Елене болеутоляющие уколы. Сама-то, самоучка с мазями, не умеет. Через две недели из Москвы приехал сын Елены и, поговорив с врачами, повез мать на операцию в ту же больницу. Несмотря на обиду, у дверей операционной собрались все участники этой истории. Варвара с удивлением узрела рядом с отцом Лаврентием «пропавшего» маляра Вову. Он, как ни в чем не бывало, рассказывал: - Я, как тогда с горы ушел, набухался где-то и попал в аварию. Меня Елена еще до этого предупреждала: «Бросай пить, а то пошлет тебе Господь испытание, чтобы отвести от греха». В общем, попал я в больницу без сознания. Там как узнали, что у меня никого нет и платить за меня некому, — так не то, что врачи, даже санитарки ко мне не подходили. Елена и Гоча каким-то макаром узнали про меня и пришли. Елена каждый день меня кормила и обмывала, а Гоча с врачами разбирался, чтоб они меня хоть как-нибудь да лечили. Короче, собрали меня по кускам. А теперь во какое дело: ей самой плохо, а я ничем помочь не могу. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Байден короновался Жаль тех, в США и в России, кто верил до последнего, что чудо произойдет, выйдут воины света и утащат Байдена сотоварищи в тьму кромешную 21.01.2021 1568 Время на чтение 3 минуты Демократ Джо Байден принял присягу в Вашингтоне, перед зданием Капитолия и стал 46-м президентом США, сообщает CNN. Он принял присягу на семейной Библии, сообщает Интерфакс. Перед этим присягу приняла вице-президент Камала Харрис. Между двумя присягами у Капитолия выступила Дженнифер Лопес. Байден назвал этот день «днем демократии» и «днем надежды». Он призвал американцев «начать все заново», прислушаться друг к другу и объединиться. «Усиление политического экстремизма, сторонники теории превосходства белых и терроризм в стране - это то, чему мы должны противостоять, - сказал он. - И мы одержим над ними победу». «Я будут работать со всем миром, чтобы решать не оставшиеся в прошлом проблемы, а те проблемы, которые стоят перед нами сегодня, равно как и те, которые возникнут завтра», - сказал он после приведения к присяге. Также президент заверил, что при нем США «восстановят отношения с союзниками». Как отмечают журналисты, впервые за три десятка лет инаугурация президента проходит при ясной погоде. При этом в столице холодно и ветрено. Теперь уже бывший президент Дональд Трамп на инаугурацию преемника не пришел. Он не признает поражение на выборах, считает, что победу у него «украли», но после штурма Капитолия его сторонниками 6 января он пообещал обеспечить мирную передачу власти. В последний раз уходящий президент пропустил инаугурацию в 1869 году. При этом Трамп решил соблюсти еще одну традицию и оставил Байдену в Овальном кабинете Белого дома напутственное письмо. Прощаясь со сторонниками на авиабазе Эндрюс ранее в среду, он пожелал новой администрации успехов. На инаугурацию пришли бывший вице-президент из администрации Трампа Майк Пенс, а также три бывших президента Барак Обама, Билл Клинтон и Джордж Буш. Экс-президент Джимми Картер, которому 96 лет, на инаугурацию не приехал по состоянию здоровья. |
| Продолжительный свист раздался наконец, послышался тяжелый, ежеминутно возраставший гул, и, медленно выкатываясь из-за поворота дороги, появился паровик. Толпа подалась ему навстречу, и Литвинов двинулся за нею, волоча ноги, как осужденный. Лица, дамские шляпки стали показываться из вагонов, в одном окошке замелькал белый платок… Капитолина Марковна им махала… Кончено: она увидела Литвинова, и он ее узнал. Поезд остановился. Литвинов бросился к дверцам, отворил их: Татьяна стояла возле тетки и, светло улыбаясь, протягивала руку. Он помог им обеим сойти, проговорил несколько приветных слов, недоконченных и неясных, и тотчас же засуетился, начал отбирать билеты, дорожные мешки, пледы, побежал отыскивать носильщика, подозвал карету; другие люди суетились вокруг него, и он радовался их присутствию, их шуму и крику. Татьяна отошла немного в сторону и, не переставая улыбаться, спокойно выжидала конца его торопливых распоряжений. Капитолина Марковна, напротив, не могла устоять на месте; ей все не верилось, что она наконец попала в Баден. Она вдруг закричала: “А зонтики? Таня, где зонтики?” – не замечая, что она крепко держала их под мышкой; потом начала громко и продолжительно прощаться с другой дамой, с которой познакомилась во время переезда из Гейдельберга в Баден. Дама эта была не кто иная, как известная нам гжа Суханчикова. Она отлучалась в Гейдельберг на поклонение Губареву и возвращалась с “инструкциями”. На Капитолине Марковне была довольно странная пестрая мантилья и круглая дорожная шляпка в виде гриба, из-под которой в беспорядке выбивались стриженые белые волосы; небольшого роста, худощавая, она раскраснелась от дороги и говорила по-русски пронзительным певучим голосом… Ее тотчас заметили. Литвинов усадил наконец ее и Татьяну в карету и сам поместился против них. Лошади тронулись. Поднялись расспросы, возобновились пожатия рук, взаимные улыбки, приветы… Литвинов вздохнул свободно: первые мгновенья прошли благополучно. Ничего в нем, по-видимому, не поразило, не смутило Тани: она так же ясно и доверчиво смотрела, так же мило краснела, так же добродушно смеялась. Он наконец сам решился взглянуть, не вскользь и мельком, а прямо и пристально взглянуть на нее: до тех пор его собственные глаза ему не повиновались. Невольное умиление стиснуло его сердце: безмятежное выражение этого честного, открытого лица отдалось в нем горьким укором. “Вот – ты приехала сюда, бедная девушка, – думал он, – ты, которую я так ждал и звал, с которою я всю жизнь хотел пройти до конца, ты приехала, ты мне поверила…а я…а я…” Литвинов наклонил голову; но Капитолина Марковна не дала ему задуматься; она осыпала его вопросами. |
| После этого едва ли можно сомневаться в том, что под Кумским стихотворением – Cumaeum сагтепб на которое сам Виргилий указывает, как на свой источник, в 4-м стихе своей поэмы, поэт главнейшим образом разумел стихотворение Еврейской Сивиллы. Но если так, скажут нам, если главнейшим источником, из которого черпал свое вдохновение римский поэт, служило произведение не другой какой-нибудь, а именно так называемой Еврейской Сивиллы, то почему же латинский поэт не назвал ее ее собственным именем, а назвал чужим для нее именем Кумской Сивиллы? На этот вопрос не трудно отвечать. Так как Сивилл не было и не могло быть много, так как разные названия Сивиллы, как это мы видели в самом начале своего исследования, большею частью были относимы к одному и тому же лицу, то и Еврейскую Сивиллу римский поэт мог принять за одно и то же лицо с своей национальной – римской Сивиллой, которая называлась Кумскою и признавалась за одно лицо с Эритрейской Сивиллой, имея основанием для этого собственное заявление Еврейской Сивиллы о себе самой, содержащееся в ее эпилоге, где она говорит, что Греки называют ее чужестранкой, происшедшей из Эритр 81 . Такому смешению двух Сивилл, независимо от недостатка ученой критики в то время, могло отчасти благоприятствовать и то обстоятельство, что стихотворение Еврейской Сивиллы, несмотря на резкое религиозное отличие от произведений древней языческой Сивиллы, доходившее, без сомнения, до полной противоположности, могло иметь с последними и некоторые общие пункты, или точки соприкосновения если и не на самом деле, по крайней мере во мнении Римлян Августова времени. Так можно думать, если не относительно древних Сивиллиных книг, хранившихся как в Эритрах, так и в Риме до капитолийского пожара 82 , то по крайней мере относительно последних Сивиллиных книг, которые берег в своих стенах языческий Рим после капитолийского пожара до времен императора Гонория. Мы видели уже, что в состав этих книг вошли некоторые стихи, списанные у частных лиц. Понятно, что таким путем могли быть внесены в них некоторые стихи и из произведения Еврейской Сивиллы, которое явилось в свет лет за 80, или по крайней мере за 40 до капитолийского пожара и дошло до нас в 3-й Сивиллиной книге. |
| Наконец, если уж нашли нужным почитать вместе с недостойнейшей толпой такую богиню, то почему не почитали ее хотя бы преимущественно перед остальными? Ибо кому не досадно, что (богиня) Счастье не поставлена ни в ряду богов-советников (Consenses), которые приглашаются будто бы на совет к Юпитеру, ни в ряду богов, которые называются избранными (selecti)? Ей бы следовало устроить такой храм, который отличался бы и возвышенностью места, и превосходством зодчества. Почему бы даже не соорудить ей нечто лучшее, чем самому Юпитеру? Ведь кто, как не Счастье, дала царствовать и самому Юпитеру, если только он был счастлив во время своего царствования? Да счастье даже лучше, чем царство. Всякий согласится, что найти такого человека, который устрашился бы, пожалуй, быть царем, нетрудно; но нельзя найти такого, который не захотел бы быть счастливым. Пусть бы спросили по этому поводу, с помощью авгуров, или иным каким-либо образом, которым они считают возможным спрашивать богов, — пусть бы спросили самих же богов: не пожелали ли бы они уступить место Счастью? Думаю, что сам Юпитер уступил бы ей даже вершину капитолийского холма, если бы оказалось, что место, где можно было бы построить Счастью обширнейший и возвышеннейший храм, занято уже храмами и алтарями других богов. Ибо никто не станет противиться Счастью, за исключением разве того, кто захотел бы быть несчастным, но это случай невозможный. Юпитер, если бы его спросили, ни в коем случае не сделал бы того, что сделали по отношению к нему три бога: Марс, Термин и Ювента, которые своему старейшине и царю решительно не захотели уступить места. Ибо когда царь Тарквиний, как гласят их письменные памятники, захотел построить Капитолий, то место это, на его взгляд более приличное и достойное (Юпитера), оказалось занятым другими богами. Не осмелившись поступить в каком-либо отношении вопреки воле этих богов и думая, что они охотно сами уступят это место столь великому божеству и своему главе, он посредством авгуров спросил богов, которых было много на том месте, где теперь воздвигнут Капитолий: не желают ли они уступить его Юпитеру? Все боги согласились уступить, кроме упомянутых трех: Марса, Термина и Ювенты. Поэтому-то Капитолий построен был так, что внутри его находились и эти три бога; но статуи их так были сокрыты, что об этом едва знали самые ученые люди. Да, сам Юпитер не решился бы не уважить Счастья, подобно тому, как его самого не уважили те три бога. Но и они, не уступившие Юпитеру, без всякого сомнения уступили бы Счастью, которое поставило над ними Юпитера царем. А если бы и не уступили, то сделали бы это не по неуважению, а потому, что им захотелось бы лучше жить безвестными в доме Счастья, нежели красоваться на своих местах без него. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Результатам выборов не верит Трамп или американский народ? Только Джордж Буш ответил честно на этот вопрос 08.01.2021 2968 Время на чтение 4 минуты Глава Медиагруппы «Патриот» Николай Столярчук в своей колонке на ФАН написал статью о ситуации, сложившейся в США. Пока мы отмечали Рождество, в США произошло невообразимое для этой страны событие. Американцы, не согласные с результатами президентских выборов, прорвали оцепление полиции на Капитолийском холме в Вашингтоне. Проникли в здание Конгресса (Капитолий) и пытались помешать законодателям утвердить победу демократа Джозефа Байдена на выборах. Из-за беспорядков власти ввели в Вашингтоне комендантский час. Нет смысла в деталях описывать произошедшее, интересно оценить реакцию американских элит, мирового сообщества и СМИ, в том числе и российских. С 1814 года Капитолий не видел захвата, тогда его захватили британцы, теперь американские граждане. Власть и элита не только не оценили инициативу граждан, но и серьезно испугались. Устраивать митинги и волнения из-за ограничений пандемии или убийств афроамериканцев можно, а врываться в Капитолийи призвать власть к ответу нельзя. Данные действия не были названы «актом гражданского неповиновения» или «оспариванием оппозицией результатов выборов», «борьбой за демократию» в конце концов. Такие термины использовались бы по отношению к киевскому майдану, беспорядкам в Киргизии, Белоруссии и других странах, где США насаждают демократию. Джо Байден сразу назвал происходящее «мятежом», «хаосом», а американских граждан, совершивших данное действие, он назвал «чернью, повстанцами, внутренними террористами». Мэр Вашингтона Муриэл Баузер вторил Байдену и тоже назвал захвативших Капитолий «внутренними террористами». Борис Джонсон обвинил Трампа в подстрекательстве к мятежу. У Ангелы Меркель происходящие события вызвали «гнев и печаль», как у человека, который «восхищается американской демократической традицией». За ней подобную «печаль» начали выражать все европейские лидеры. Российские либеральные СМИ, как и западные пытаются из Трампа сделать крайнего и виноватого во всех мирских грехах. Именно Трамп, по мнению российских либералов, подстрекал своих сторонников к подобным действиям и во всем виноват только он. Что там российские либералы, даже твиттер с фейсбуком банят высказывания Трампа, как «подстрекающие к мятежу». |
|
|
