| Такое его умонастроение породило некоторое непонимание между ним и близкими друзьями. Среди братии Высокопетровского монастыря был в то время молодой архимандрит Алексий (Сергеев). Он не любил монашеского образа жизни и не стремился к духовному подвигу. ОГПУ предложило ему сотрудничество, на что он дал согласие и стал время от времени составлять списки прихожан и монахов и сообщать о них сведения, необходимые для их ареста. Все в монастыре, а также близкие к монастырю прихожане знали о его зловещей роли и сторонились его. В начале 1933 года архимандрит Алексий подал в ОГПУ сведения о том, что при храме преподобного Сергия созданы нелегальный монастырь и Духовная академия, и во время следствия выступил свидетелем обвинения против братии и прихожан Сергиевского храма. Он показал на следствии: «Сергиевская церковь , по существу, является нелегальным монастырем, где группируются контрреволюционные антисоветские элементы… Руководящую роль в контрреволюционной деятельности нелегального монастыря занимают, кроме епископа Варфоломея (Ремова) … (далее он перечислил восемь священноиноков и среди них иеродиакона Феодора. – И. Д.). Контрреволюционная деятельность означенного нелегального монастыря проводилась в направлении активной борьбы с властью путем вербовки и обработки в антисоветском духе молодежи с целью создания контрреволюционных кадров тайного монашества в советских учреждениях, путем нелегальных богослужений на квартирах с целью подготовки перехода в подполье, организации нелегальной академии, организации нелегальной помощи сосланным за контрреволюционную деятельность церковникам. Контрреволюционная организация в процессе деятельности успела обработать в контрреволюционном духе молодежь, завербовав в тайные послушники следующих лиц… (далее он перечислил имена четырнадцати человек. – И. Д.). Молодежь обрабатывалась таким способом, чтобы не только ее оторвать от общественной жизни и общественных организаций, но и внушалась мысль, что общественные организации развращают молодежь… Монастырем завербовано в тайное монашество шестьдесят человек, фамилий всех не знаю, но некоторые из них мне известны… Монашки руководились иеромонахами через ежедневное писание рапортичек-помыслов о повседневной жизнедеятельности, на которые они получали от иеромонахов руководящие указания. Руководящую роль в контрреволюционной деятельности нелегального монастыря выполнял вернувшийся из ссылки бывший князь Ширинский-Шихматов, который лично мне рассказывал о творящихся ужасах и издевательствах над заключенными, что он всегда готов вести борьбу с ненавистной ему советской властью. Я участия в этой контрреволюционной деятельности не принимал, просто в силу служебных обязанностей по монастырю пришлось быть свидетелем означенных контрреволюционных действий, о чем чистосердечно сообщаю». |
| Алексей Макаров: Понятие «неограниченный круг лиц», среди которых распространялся самиздат, условно. Существовал, например, ряд адвентистских изданий, которые передавались только своим. Марк Уповецкий: Иногда в самиздате не было не только автора, но и текста, как такого. Например, в 1920-е неофициально тиражировались еврейские календари. Их, можно, пожалуй, считать ещё явлением на границе самиздата. Но вот позже в еврейской среде была традиция «Пуримшпиль» — религиозных спектаклей, которые содержали некоторые тексты на злободневные темы. Иногда эти тексты распечатывались, иногда — распространялись в аудиоверсиях. Здесь сложно провести грань между текстом и другими формами искусства. Александр Даниэль: Кстати, любопытный аналог существовал среди чад протоиерея Александра Меня. На праздники под его руководством ставились спектакли. Это осталось в слайдах. Феликс Дектор: В советское время я издавал журнал «Тарбут» — «Культура». В СССР было несколько групп евреев. Наиболее мощную составляли так называемые «отказники» — люди, которым было отказано в выезде в Израиль. В то же время еврейский самиздат был особенным. Официально у евреев выходил только один журнал, который печатался на идиш — языке, который в то время почти никто из советских евреев не знал. Поэтому появилась идея издавать журнал о еврейской культуре по-русски. В отличие от резко оппозиционного «Евреи в СССР», он был культурно-просветительским. Всего мы успели сделать четыре номера. Подавая документы на выезд, я надеялся, что у меня есть ещё время, чтобы продолжить проект. Но разрешение неожиданно пришло через восемь дней. Борис Беленкин: Православный самиздат 1920-х годов — это, прежде всего тексты Варфоломея Ремова, которые с 1928 распространялись в тайных братствах Высоко-Петровского монастыря. Поскольку активных прихожан там было более двух тысяч, можно предположить, что и тиражи перепечаток были сопоставимы. В последующие годы православный самиздат продолжался — известны, например, рукописный молитвослов матери протоиерея Александра Меня и тексты Евангелия, которые в 1960-е распространялись в машинописи. |
| В деле борьбы с контрреволюционным движением среди церковников и клерикально-монархических кругов, группирующихся вокруг церкви, Тучков проявил огромную энергию, инициативу, решительность и находчивость»[ 4 ]. Остается добавить только одно. Известно, как инсценировались и фабриковались “контрреволюционные” дела чекистами. Напомню, что за 1920–1925 годы Секретным отделом ОГПУ было разработано 14 легенд по инсценировке “антисоветских” организаций с вымышленными названиями: “Гнездо”, “Правые”, “Корреспонденты”, “Имя-божники”, “Христовцы”, “Трактирщик”, “Спаситель”… За каждой из них — провокации, расстрелы и ссылки в концлагеря сотен и тысяч безвинных людей. Какую же награду выпрашивал Агранов для своего подчиненного “мастера на все руки”? Ни больше ни меньше, как орден Трудового Красного Знамени — высшую на тот момент награду советского государства. В конце октября 1931 года наградная комиссия ВЦИКа под председательством П. Постышева ходатайство ОГПУ удовлетворила. Кстати, это была не первая награда “красного кавалера”. Из сопроводительной справки за подписью секретаря СПО ОГПУ Андреевой: “Тов. Тучков Евгений Александрович за особые успехи в работе по борьбе с контрреволюцией имел награды от Коллегии ВЧК–ОГПУ: револьвер, чекистский почетный знак, грамоту с золотыми часами и благодарность по приказу”[ 5 ]. Последующая его судьба сложилась фантастически. Он пережил 1937 год, был уволен из органов в 1939, жил на покое и умер своей смертью в начале пятидесятых. А шлейф его деяний тянется из далеких теперь 30-х, будоража умы живущих и тревожа память ушедших. Как уже говорилось выше, Тучков успешно “боролся” с Ватиканом в Советской России. Его заговор против Рима был высоко оценен его начальством. И главным героем нового сценария он сделал одного из выдающихся иерархов Русской Церкви — архиепископа Варфоломея (Ремова). “Твой путь — брать на себя скорби народа Божиего…”. Этими словами 10 августа 1921 года в день празднования Смоленской иконы Божией Матери Патриарх Тихон закончил свою речь при вручении архиерейского жезла новопоставленному епископу Сергиевскому Варфоломею. Хиротония совершилась в Смоленском соборе Новодевичьего монастыря, а спустя 14 лет он принял мученическую смерть в Бутырской тюрьме, навсегда оставив в памяти верующих подвиг старчества — духовного наставничества, который освещал церковную жизнь Москвы начала 30-х годов. Будущий архиепископ Варфоломей (Николай Федорович Ремов) родился 3 октября 1888 г. в Москве в семье священника. В возрасте 10 лет Николай поступил в Заиконоспасское Духовное училище, которое закончил первым учеником в 1902 году. В том же году будущий архиерей поступил в Московскую Духовную семинарию, в которой занимался много, но по собственным его словам “отдавал чтению больше времени, чем было нужно и возможно”[ 6 ]. |
| Последним строителем Смоленской Зосимовой пустыни перед трагедией 1920-х годов был схиигумен Герман. Память о истинном монахе, делателе Иисусовой молитвы, составляет духовную сокровищницу обители 5 . Его современник и насельник пустыни, старец иеросхимонах Алексий, также прославил Господа своей жизнью. Отцу Алексию было суждено свыше вынуть жребий, предопределивший избрание владыки Тихона Патриархом всея Руси. В 1919 году, 28 февраля, о. Алексий был пострижен в схиму. После закрытия Зосимовой пустыни в 1923 году со своим верным и преданным келейником о. Макарием 6 он переехал в Сергиев Посад, где скончался 19 сентября 1928 года 7 . Многие зосимовские старцы нашли приют в Высокопетровском монастыре в Москве под началом епископа Варфоломея (Ремова) , духовного сына схиигумена Германа. Благодаря им в обители установился строгий устав и продолжалось самоотверженное окормление христиан, невзирая на чудовищные притеснения со стороны советской власти. Восстановление монашеской жизни в Свято-Смоленской Зосимовой пустыни началось в 1992 году, а 26 июля 1994 года состоялось торжество прославления основателя пустыни преподобного Зосимы как местночтимого святого. Вскоре, 20 августа 2000 года, на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви совершилась канонизация преподобного Алексия Зосимовского . Предстательством и молитвами угодников Божиих укрепляется воссозданная обитель на радость всему православному миру. Третья «Зосимова пустынь», на этот раз женская, была основана старцем пустынножителем Зосимой (Верховским) в 1826 году среди лесов и болот Верейского уезда Московской губернии. Именно этой обители посвящена данная книга. Поэтому здесь лишь кратко упомянем ее историю. При жизни старца (скончавшегося 24 октября 1833 года) в пустыньке еще не было ни одного храма. Но старец предсказал расцвет обители и завещал первый храм посвятить Живоначальной Троице, а второй – иконе Божией Матери «Одигитрии», покровительнице его родной Смоленщины. Предсказания Божиего угодника сбылись, и в 1856 году обитель была утверждена в статусе Троице-Одигитриевского общежительного женского монастыря. На рубеже 1928–1929 годов монастырь был закрыт. Но как напоминание о нем сохранилось название ближайшей к монастырю железнодорожной платформы перед Наро-Фоминском – «Зосимова пустынь». |
| В этот же день с него была взята подписка о невыезде. Публичные диспуты и лекции архиепископа Илариона сыграли огромную роль в деле борьбы с обновленчеством. Святитель со свойственным ему красноречием и убедительностью сумел доказать абсолютно неканоничный, раскольнический характер обновленческого движения. Он сорвал с обновленцев лживые маски и вскрыл их подлинное лицо, что отрезвило очень многих, способствуя их возвращению в лоно Патриаршей Церкви. Его аргументы использовались и другими представителями православного духовенства. Яростно обличая обновленцев, он понимал, что тем самым он ускоряет свой новый арест и заключение, но шел на это сознательно, жертвуя собой ради Церкви Христовой. Ибо по его словам: «Если не служить Церкви – нет никакого смысла во всякой деятельности и незачем тогда жить на Божьем свете». 4. Арест и заключение Деятельность архиепископа Илариона как управляющего Московской епархией приносила значительные плоды. В Москве обновленцы утратили свои позиции, к осени 1923 г., по оценке Е.А.Тучкова, в подчинении «Священного Синода» в Москве оставалось всего 30 церквей, в том числе и Храм Христа Спасителя и 10–20% церквей в Московской губернии. Тучков также отмечал, что это течение не пользуется поддержкой мирян, и признавал, что в Москве и области наибольшим авторитетом пользуется «Тихоновская» церковь . Последователям Антонина Грановского в Москве принадлежало 3 храма, а в уездах Московской губернии их не было совсем 80 . В октябре 1923 г. уполномоченный Московского городского отдела ГПУ Казанский писал: «В Москве тихоновщина более или менее успешно расправилась с обновленчеством» 81 . Помимо управления Верейским викариатством, на архиепископа Илариона было возложено управление Сергиевским викариатством, в связи с болезнью епископа Варфоломея (Ремова) 82 . Архиепископ Иларион был арестован 15 ноября 1923 г. согласно ордеру, подписанному печально известным Генрихом Ягодой, при этом у него была изъята переписка, а 7 декабря Комиссия НКВД по административным высылкам приняла следующее решение: «Троицкого заключить в концлагерь сроком на три года» 83 . |
| я пережил с каким-то оцепенением, без слез внутри себя. Но мне было очень тяжело и мне говорили другие, друзья нашей семьи, что они боялись за меня. Я же еще раньше привык не выражать вообще своих чувств вовне. Видя слезы других, я приучался таить свои. Я, конечно, сознавал свою обязанность старшего брата — утешать. Помню, умерла моя сестра одиннадцати месяцев, мне было тогда менее шестнадцати лет и я старался говорить оставшимся братьям и сестрам благоразумные слова утешения. Вот эти-то смерти, а перед ними болезни, столь частые в нашей семье, понятно, давали определенное направление думам и настроениям и вели к уединению в Боге и без того сторонившуюся шума и людей душу. Подошло лето 1908 г., я окончил семинарию и был послан (официальное выражение) семинарией в Московскую Духовную Академию. Все время проходило в усердных занятиях, и лето незаметно подходило к концу. Пришло время отправляться на вступительный экзамен в Академию. Свойственная мне неуверенность в себе, в своих познаниях (о чем я уже упоминал, когда вспоминал про свое поступление в Духовное училище) и тут не покинули меня. Я ехал держать экзамен с сознанием своей недостаточной подготовленности, с боязнью, что могу провалиться на экзаменах, не поступить — осрамить семинарию. Душа искала, конечно, Божией помощи, молитвою устремлялась к Пресвятой Богородице и к тем святым, которые были близки, дороги сердцу, были родными. Приехал я — и первым долгом почел пойти в Троицкий Собор к мощам преп. Сергия. И понятно: каждый год имели мы святое обыкновение ездить сюда всею семьей молиться угоднику Божию и именно при начале учебных занятий (всем известно, что этого доброго обычая крепко держались москвичи; некоторые даже хотели осуществить это паломничество к “Сергию-Троице” — простонародное выражение — пешком, а не по железной дороге). При начале вступительных экзаменов, да еще робком начале, я, конечно, стал неотступно искать благодатной помощи преп. Сергия. Каждое утро шел я, начиная с Троицкого Собора — обходя чтимые иконы, прикладывался к мощам Преподобного, затем спускался налево к преп. |
| 8 Далее даты в предисловии даются только по новому стилю; даты в автобиографии Владыки — по старому. 9 Монахиня Игнатия (Петровская). Высоко-Петровский монастырь в 20–30 годы//Альфа и Омега. 1996, 1(8), с. 133. 10 Игумения Арсения, настоятельница Усть-Медведицкаго монастыря Области Войска Донскаго. М., 1913, с. 149. 11 Здесь и далее отсылки на Писание, даваемые вл. Варфоломеем, приводятся прямым шрифтом, отсылки, вставленные публикатором — курсивом. — Ред. 12 Отсюда и до с. 375 — сборник извлечений из писем Владыки, составленный его духовными детьми. — Ред. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 8 июня, 2020 24 июля, 2019 29 июля, 2016 30 марта, 2016 29 марта, 2016 12 апреля, 2015 8 июля, 2013 4 мая, 2013 4 мая, 2013 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru |
| Мой отец был священником в храме Рождества Иоанна Предтечи, и во дворе церковного дома и в нашем садике мы гуляли зимой и летом. Прогулки по улицам были непродолжительны и однообразны и, пожалуй, я гораздо более жил дома. Самых первых лет своей жизни я не помню, не помню и рассказов о них. Первое событие, которое осталось в моем сознании, — моя первая молитва во время болезни перед Иверской иконой Божией Матери, когда мне было четыре года. У меня был круп и врачи боялись, что я задохнусь, но сила детской веры вместе с верой моих родителей превозмогла болезнь. Я просил отца привозить мне масло от великомученика Пантелеимона (из его часовни) и постоянно пил его с горячей водой, затем я выразил желание, чтобы ко мне привезли “глазастую Божию Маму” (так я называл тогда образ Богоматери Иверския, который в Москве из часовни возили по домам). Вот я и помню себя склонившимся перед этой иконой, когда ее принесли в комнату, где я находился. После этого я вскоре поправился на удивление самих врачей, не ожидавших благополучного исхода. Но все же я рос после этого слабым и хилым, очень неразговорчивым, не искавшим внешних впечатлений, не особенно стремившимся к обществу — людям. Не хотели, кажется, шума гостей и развлечений и мои родители, жившие скромно и тихо. И моим главным занятием было чтение. Читать я научился очень рано, самоучкой, и чтение наполняло почти всю мою детскую жизнь. Обычных детям резвых шалостей, шумных игр дома и на воздухе у нас как-то не было. Мое общество составляли следовавшие за мною по возрасту три сестры, и мы вместе мирно играли в куклы. Очень любил я, и этим занимался один, из кубиков и разных деревянных пластинок, которые мы почему-то называли кирпичиками, строить церкви. Несколько позже я стал любить “служить”, то есть совершать подобие церковных служб. У меня был довольно подробный молитвенник и в нем весь порядок литургии, вот ее-то главным образом я и служил с большим усердием. Отца моего дома почти никогда не было. День и даже иногда вечер у него были отданы урокам (законоучительству), да и в свободные вечера, если он не выезжал из дома, он был занят, поэтому не создалось у меня особенной близости к моему отцу; вообще настроение моих детских лет определяет замкнутость. |
| В церковь я ходил со своею матерью и только уже лет восьми мой отец стал брать меня с собою в алтарь. Там я стоял под его строгим присмотром и очень благодарю его теперь за эту строгость. Учился я дома, готовясь поступить в Заиконоспасское Духовное училище. Моему отцу, между прочим, хотелось, чтобы я учился рисованию, но из этого ничего не вышло: я оказался к этому неспособным. В это время я пережил в 1897 г. первое детское горе — умерла от дифтерита следовавшая за мной сестра. В августе 1898 г. я несмело переступил порог Заиконоспасского Духовного училища, куда меня привели держать экзамен. Подготовлен я был неплохо, но экзамен выдержал плохо, особенно по славянскому чтению (что знаменательно), и был принят одним из последних. Учился я хорошо, вторым или первым, и первым окончил Духовное училище. Для поступления в семинарию в этот 1902 г., как и в ближайшие годы, нужно было держать экзамен, и я оказался первым из числа поступивших (из нескольких духовных училищ). С тех пор я все время учился первым, но поступление в Духовное училище оставило у меня впечатление большой шаткости моих знаний и неуверенности в моих способностях. Я, по совести, не могу признать, что был добросовестным учеником. Учиться я любил и занимался много, но регулярно уроки готовил не тщательно или даже совсем не готовил, занимаясь в классе наспех. Круг моих теперешних интересов к литературе аскетической, главным образом к аскетике святых Отцов, определился именно с такою последовательностью, что меня занимали история древней Церкви и вопросы нравственного характера. Вопросы общего характера, вопросы философии меня не занимали и наоборот, захватывали интересы к христианской жизни, требования христианского сознания вместе с ответом на них свежего христианского сознания святых Отцов и особенно отцов аскетов. Но я благодарю Бога, что это не стало сферой моих научных интересов, моего служения церковной науке. В них самая жизнь моя, и еще она — в переживании нашего Богослужения, которое я полюбил, и в частности — со стороны его содержания: живого богословия, церковных песнопений и молитв. |
| Слушали: Отзывы о сочинении законоучителя Московского Александровского Института, кандидата богословия, священника Николая Виноградова под заглавием: «Книга пророка Аггея. Исогогико-экзегетическое изследование.» Сергиев Посад, 1914 г., представленном на соискание степени магистра богословия. а) Доцента Академии по 2-ой кафедре Священного Писания Ветхого Завета иеромонаха Варфоломея (Ремова) : «Представленное о. Виноградовыми исогогико-экзегетическое исследование о книге пророка Аггея выходит в свет и подвергается оценке при наличности одного довольно неблагоприятного для автора обстоятельства. О той же самой пророческой книге в русской ученой литературе с прошлого года есть свежая и серьезная монография г. Поповича (доцента Императорской Киевской Духовной Академии). Мы, разумеется, не держимся предубеждения, что об одном и том же предмете не должно быть двух —682— одновременных исследований и уже за одно выступление приветствуем о. Виноградова. Тем не менее, учитывая удельный вес книги о. Николая, мы должны обратить внимание и на её отношение к книге Г. Поповича. И мы свидетельствуем с удовлетворением, что книга о. Виноградова имеет полное право на признание своей ценности и даже конкурирует некоторыми своими сторонами с прошлогоднею новинкою русской экзегетической литературы. Наше первое слово о свойствах труда о. Виноградова – слово похвалы ему за тщательность исследования. Очень умеренная по объему (II–256 стр.) книга нашего автора представляет работу серьезную, с внешней стороны безукоризненно отшлифованную. О. Виноградов старается о том, чтобы в его сочинении все было аккуратно изложено – чтобы не было положений и суждений спорных, рискованных. Самый стиль рассматриваемого сочинения носит на себе печать указанного свойства. С напряженным лишь вниманием можно отыскать в книге о. Виноградова выражения, к которым можно было придраться (напр. на стр. 2, 125, 126, 159, 162 примеч., 196, 199:224), до крайности автор осторожен и вдумчив. Нам хотелось бы назвать за это работу о. |
|
|
