| В этот момент умерла сестра» (с. 89). «Интеллигентный узбек К., видный член бывшего ташкентского городского самоуправления, рассказывал мне о необыкновенном происшествии в своей жизни. Через год после смерти его отца ему приснилось, что он скачет на коне по пустынной бугристой степи. На одном из бугров он вдруг увидел свою сестру, давно умершую. Она гневно спросила его: почему он не молится об отце? Подвела его к глубокой черной яме, толкнула его туда и сказала, что в ней он пробудет сорок дней. Вскоре после этого К. был арестован и отвезен в тюрьму. На допросе жандармский офицер показал ему два письма за его подписью, в которых был обращенный к бухарскому эмиру призыв к восстанию против власти русских и излагался план его. К. признал, что подпись его, как это утверждали и эксперты, но письма и подпись написаны не его рукой. Однако доказать это он ничем не мог. И было несомненно, что его повесят. В отчаянии он обратился к Богу о спасении. И, вспомнив свой сон, стал молиться и об упокоении души своего отца. Так прошло около месяца. И вот однажды во время молитвы он уснул. И во сне услышал голос: «Сделай три своих подписи на отдельных листках бумаги, сложи их и посмотри на свет». Проснувшись, К. исполнил это и увидел, что подписи не совпадают одна с другой. И, повторив это много раз, убедился, что полного совпадения подписей не бывает никогда. Он потребовал новой экспертизы. И оказалось, что подписи на обоих инкриминируемых ему письмах совпадают полностью. На этом основании эксперты признали подписи поддельными, и в дальнейшем было выяснено, что письма были написаны врагами К., с целью погубить его. Он был оправдан и освобожден в сороковой день после ареста: это был срок, назначенный ему в первом сновидении сестрой, когда она толкнула его в черную яму» (с. 107–108). «Петро!» «Во время первой империалистическое войны профессор физики П., материалист, жил летом в украинской деревне. Вечером, когда он сидел на крыльце, хозяйка хаты подошла к воротам, чтоб впустить корову. |
| Те, что у источника, – народ оборванный и невзрачный. Сидящие на пороге – дело иное. И особенно один из них. Он неподвижным взглядом следит за нами, пока мы поим лошадей. Потом, ни на йоту не изменяя лица, кидает своему спутнику какую-то короткую гортанную фразу, совершенно не шевеля губами и так бесстрастно, точно это не он говорит, а кто-то внутри его. И поднимается во весь свой громадный рост. Ноги его, обутые в стоптанные сапоги, очень длинны и слегка кривы, голова мала, откинута назад. Он на редкость худ, одежды на нем без числа. По плечам висят концы белого шерстяного платка, накинутого на голову и резко оттеняющего черноту глаз, сизый загар маленького жесткого лица, блестящую смоль редкой жесткой бородки. Тонкая, цвета мумии, шея обмотана шелковым лиловым платком. На теле – белая рубаха до колен, поверх рубахи бланжевый шерстяной халат в синеватых полосках, поверх халата – кубовая кофта на вате; и все это под широкой и длинной хламидой из черно-синей шерсти. Он идет, поправляя одной рукой заткнутые за широкий пояс из шали кремневые пистолеты и кинжалы, а другой – карабин за плечами. – Откуда? – Из Газы. – А куда? – В Иерусалим. Но почему же, севши на свою резвую, злую и поджарую лошаденку, он поворачивает за нами? Мы едем на изволок рысью, – он не отстает. Мы прибавляем рыси, прибавляет и он, расширяя ничего не выражающие глаза и блестя зубами в ответ на наши удивленные взгляды… И вдруг, поравнявшись со мной, сует мне в руки медный латинский образок. Он кричит, что это – золото, и просит за него всего десять франков. Соглашается, впрочем, и на два. А получив их, круто поворачивает и исчезает за холмами и буграми, по которым уже синеют вечерние тени. Вечернее низкое солнце все реже блещет на перевалах. Временами, из боковых оврагов и ущелий, из-за скал и известковых бугров, дует ветер, – порывистый, как дыхание горячечного. И только топот копыт раздается в гробовой тишине окрест, в скатах вдоль извилистого дна Вади-эль-Хот. «Отсюда начинается дебрь самая дикая, – говорит один старинный паломник. – Эта дорога есть древняя, проложенная самою природою. Иосиф Флавий упоминает о дикости ее. Невступно через два часа от Иерусалима мы поднимались на гору, на вершине которой видны остатки хана или гостиницы Благого Самаритянина. Это место называлось издревле Адомим, или Кровавое, по причине частых разбоев, здесь происходивших…» И глубокая тоска охватывает душу на этой горе, возле пустого хана, при гаснущем солнце. Вот она, эта «середина» пути, Бет-Гадрур, где бросали на произвол судьбы жертву Азазелу, – известковый перевал, поразивший некогда воображение самого Иисуса и создавший такую трогательную притчу! На этой «середине пути», который считался путем в преисподнюю, плакал сам прародитель, лишенный Эдема… |
| Такую-то — величально-смертную — грянули державные голоса с подголосками атаману Разину, живому еще, еще до того, как московский топор изрубил его на площади, принародно. 1 Золотыми днями, в августе 1669 года, Степан Разин привел свою ватагу с моря к устью Волги и стал у острова Четырех Бугров. Опасный, затяжной, изнурительный, но на редкость удачливый поход в Персию — позади. Разницы приползли чуть живые; не они первые, не они последние «сбегали на Хволынь», но такими богатыми явились оттуда только они. Там, в Персии, за «зипуны» остались казачьи жизни, и много. И самая, может быть, дорогая — Сереги Кривого, любимого друга Степана, его побратима. Но зато струги донцов ломились от всякого добра, которое молодцы «наторговали» у «косоглазых» саблей, мужеством и вероломством. Казаки опухли от соленой воды, много было хворых. Всех 1200 человек (без пленных). Надо теперь набраться сил — отдохнуть, наесться… И казаки снова было взялись за оружие, но оно не понадобилось. Вчера налетели на учуг митрополита астраханского Иосифа — побрали рыбу соленую, икру, вязигу, хлеб, сколько было… А было — мало. Взяли также лодки, невода, котлы, топоры, багры. Оружие потому не понадобилось, что работные люди с учуга все почти разбежались, а те, что остались, не думали сопротивляться. И атаман не велел никого трогать. Он еще оставил на учуге разную церковную утварь, иконы в дорогих окладах — чтоб в Астрахани наперед знали его доброту и склонность к миру. Надо было как-то пройти домой, на Дон. А перед своим походом в Персию разинцы крепко насолили астраханцам. Не столько астраханцам, сколько астраханским воеводам. Два пути домой: Волгой через Астрахань и через Терки рекой Кумой. Там и там — государевы стрельцы, коим, может быть, уже велено переловить казаков, поотнять у них добро и разоружить. А после — припугнуть и распустить по домам, и не такой оравой сразу. Как быть? И добро отдавать жалко, и разоружаться… Да и почему отдавать-то?! Все добыто кровью, лишениями вон какими… И — все отдать? 2 |
| Выкопал я ей яму, как тайничку полагается, книзу шире, кувшином, узким горлом вверх. Яму тоже дымом сушили, обогревали. В самую-самую метель. Спрятали картошку честь честью, землей забросали. Комар носу не подточит. Я, понятно, про яму молчок. Ни одной живой душе. Мамушке даже или там сестренкам. Ни боже мой! Ну так. Только проходит месяц – ограбление на хуторе. Рассказывают которые мимо шли из Буйского, дом настежь, весь очищенный, вдовы след простыл, собака Горлан цепь оборвала, убежала. Еще прошло время. В первую зимнюю оттепель, под Новый год, под Васильев вечер ливни шли, смыли снег с бугров, до земли протаял. Прибежал Горлан и сём лапами землю разгребать в проталине, где была картошка в ямке. Раскопал, раскидал верх, а из ямы хозяйкины ноги в башмаках с перетяжками. Видишь, какие страсти! В Веретенниках все вдову жалели, поминали. На Харлама никто не думал. Да как и думать-то? Мысленное ли дело? Кабы это он, откуда бы у него прыть оставаться в Веретенниках, по деревне гоголем ходить? Ему бы от нас кубарем, наутек куда подальше. Обрадовались злодейству на хуторе деревенские кулаки-заводилы. Давай деревню мутить. Вот, говорят, на что городские изловчаются. Это вам урок, острастка. Не прячь хлеба, картошки не зарывай. А они, дурачье, свое заладили – лесные разбойники, разбойники им на хуторе привиделись. Простота народ! Вы побольше их, городских, слушайтесь. Они вам еще не то покажут, голодом выморят. Желаешь, деревня, добра, за нами иди. Мы научим уму-разуму. Придут ваше кровное, потом нажитое отымать, а вы – куда, мол, излишки, своей ржи ни зернышка. И в случае чего за вилы. А кто против мира, смотри, берегись. Разгуделись старики, похвальба, сходки. А Харламу-ябеднику только того и надо. Шапку в охапку и в город. И там шу-шу-шу. Вот что в деревне деется, а вы что сидите смотрите? Надо туда комитет бедноты. Прикажите, я там мигом брата с братом размежую. А сам из наших мест лататы и больше глаз не казал. Все, что дальше случилось, само сделалось. Никто того не подстраивал, никто тому не вина. Наслали красноармейцев из города. И суд выездной. И сразу за меня. Харлам натрезвонил. И за побег, и за уклонение от трудовой, и деревню я к бунту подстрекал, и я вдову убил. И под замок. Спасибо, я догадался половицу вынуть, ушел. Под землей в пещере скрывался. Над моей головой деревня горела – не видал, надо мной мамушка родимая в прорубь бросилась – не знал. Все само сделалось. Красноармейцам отдельную избу отвели, вином поили, перепились вмертвую. Ночью от неосторожного обращения с огнем загорелся дом, от него – соседние. Свои, где занялось, вон попрыгали, а пришлые, никто их не поджигал, те, ясное дело, живьем сгорели до одного. Наших погорелых, веретенниковских, никто с пепелищ насиженных не гнал. Сами со страху разбежались, как бы опять чего не вышло. Опять жилы-коноводы наустили – расстреляют каждого десятого. Уж я никого не застал, всех по миру развеяло, где-нибудь мыкаются. |
| Кроме журнальных статей перу В.С. Серебреникова принадлежат два капитальных историко-философских труда: Учение Локка о прирождённых началах знания и деятельности. Магистр. дисс. СПб., 1892. 358 с 84 ; Лейбниц и его учение о душе человека. Док. дисс. СПб., 1908. 366 с 85 . По замечанию академиков Э.Л. Радлова, с. Платонова и Н. Марра, эти труды выделяются точностью, документальностью, фактической обоснованностью и строгим беспристрастием 86 . Опубликованные статьи в энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона: «Аффект» 1891. Т. 4. с. 523–524; «Спиритизм» 1900. Т. 61. с. 224–226; «Субъект» 1901. Т. 62. с. 888–890; «Эббингхаус» 1904. Т. 79. с. 105–106; «Экспериментальная психология» 1904. Т. 79. с. 285–295. В «Православной богословской энциклопедии»: «Душа» Пг., 1904. Т. 5. с. 130–139. Рецензии на книги: Вильгельма Вундта «Лекции о душе человека и животных»//Вопросы философии и психологии. СПб., 1895. Кн. 28. с. 372–375; Новая книга о философии Канта. М.И. Каринского «Об истинах самоочевидных»//Вопросы философии и психологии. СПб., 1894. Кн. 23. с. 404–423; Вениамина Снегирёва «Психология»//Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1896. июль. с. 191–209; А.И. Бриллиантова «Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены»//Журнал Министерства народного просвещения. СПб., 1898. с. 469–491; И. Гобчанского «Опытная психология»//Вестник психологии. СПб., 1904. 7. В настоящее время в РНБ сохранились в литографическом виде лекции доцента В.С. Серебреникова по психологии за 1893/94 год, по которым он демонстрировал препарат головного мозга. Они были написаны, по-видимому, вскоре после его возвращения из учебной командировки. В приложении к ним приведены восемь таблиц с изображением важнейших органов нервной системы. " В первой таблице иллюстрируется «Мозговой ствол с мозжечком снизу и сверху». Во второй «Сагиттальный разрез головного мозга». В третьей «Головной мозг при горизонтальном разрезе, проходящем поверх мозолистого тела с открытыми передним и задним рожками бокового желудочка». В четвёртой «Животная нервная система: головной и спинной мозг». В пятой «Головной мозг при горизонтальном разрезе, проходящем через верхнюю часть хвостатых тел и зрительных бугров». В шестой «Элементы нервной системы: клетки, волокна и поперечный разрез мозговой коры; часть спинного мозга с точки зрения его развития». В седьмой «Ассоциационные пучки, видимые через излом коры правого полушария; органы внешних чувств: зрения и слуха». В восьмой «Схема путей Варолиева моста, мозжечка и большого мозга, и путей, идущих через мост и мозжечок. Вышеназванные таблицы с рисунками сделаны по Reicherty, Wundty, Laddy, Helmholtzy, Зернову и др. Студентами СПбДА Д. Тарунтаевым и А. Ширяевым» 87 . |
| Перед открытием судоходного и рыболовного сезона начиналась борьба между предпринимателями за рабочие руки. Подряжались целыми партиями-артелями и на весь сезон. Если рабочих рук не хватало, артель могла включить в договор плату, в 2–3 раза большую, чем обычно. Нанимались, как правило, на хозяйских харчах, заключались письменные договоры, выдавались задатки, и все это при круговой поруке – ответственности всех членов за каждого и каждого за всех. Старообрядцы, продолжая сохранять трудовые традиции и идеалы Древней Руси, внесли огромный вклад в развитие промышленных промыслов на артельной основе. Все их предприятия строились на артельных началах и скреплялись круговой порукой. В свои артели они старались привлекать единоверцев; административные должности принадлежали также им; во главе предприятий стояли самые заслуженные старообрядцы, выбившиеся из низов, обладавшие сильным природным умом. И недаром исследователи считают, что в «течение долгого времени лучшая часть населения и рабочих на фабриках и заводах состояла из старообрядцев». В Москве в руках старообрядцев находилась большая часть ткацких мануфактур – льняных, хлопчатобумажных, шелковых и шерстяных, басонных и позументных. Яркий пример – фабрики Гучковых в Лефортове, со всех сторон окруженные поселками рабочих, преимущественно старообрядцев. Один из попечителей московского Рогожского кладбища Кузнецов организовал производство фарфора, приобретшего общероссийскую и даже мировую известность. Основатель московского Преображенского кладбища Ковылин в к. XVIII в. создал ряд кирпичных заводов, хорошее качество продукции которых стало нарицательным по всей стране. Знаменитые морозовские фабрики начались в Москве и перебрались в Зуево и Иваново-Вознесенск. В Богородском, Бронницком, Егорьевском и Покровском уездах по течению р. Гуслицы, как раз на стыке Московской, Рязанской и Владимирской губ., образовались целые старообрядческие регионы, сохранявшие преимущественно артельную организацию труда и трудовые идеалы Древней Руси. Жители-старообрядцы этих местностей создали разветвленные кустарные промыслы. Мукомольное дело во всем Поволжье организовали старообрядец Бугров и некоторые другие его единоверцы. Старообрядец Сапожников организовал на Волге тысячи рыболовных артелей. В Семеновском и смежном с ним уездах Нижегородской губ. производство всей так называемой «горянщины», то есть точеных и резных изделий из дерева, осуществлялось преимущественно артелями старообрядцев или небольшими частными фабриками, но с артельной организацией труда. |
| 4 час. и 50 мин. Сравнялись с городом Фешь на левом берегу; но он далеко от нас; мы ближе к горному кряжу. Город не виден за деревами. Парус поставили, переплываем на другую сторону Нила. Есть отмель у южного конца (четверть) горы. За обвалом горы нет кустарников у подошвы. Обвал составляет едва ли не средину горной линии. Пристали было к берегу под Фешем городом в 5 ч. и 5 мин., не проплыв всей длины горы; осталась ее четверть, но я велел плыть далее, ибо еще рано, да и ветер попутный, ровный, несильный. Досада на рейса, который напрасно отдыхал под Фугаею 3¼ часа. Он сказал, что мимо Феша нельзя пройти при сильном ветре с парусом; a бестия прошел тут без паруса. Потеряны 3½ часа по пустякам, – по хитрости рейса, который боялся идти скоро вверх, дабы не лишиться денег за второй месяц; напрасная боязнь; ибо на обратном пути я долго пробуду на Ниле. По объяснении с ним барка пошла. За южною оконечностью прямой линия Феша – деревня Рехиб. Что я назвал южною оконечностью, то не есть оконечность лиши, ибо за нею есть только выем вверху горного кряжа с обвалами, у берега Нила; загибающаяся к югу часть выема – горбата, походить на настоящую гору; тут выем образовался от провала; на самом берегу Нила есть еще остатки лицевой линии кряжа; один остаток, – будто бастион, стоит. За буграми опять выем и опять оставшиеся три скалы после прорыва или обвала лицевой лиши горного кряжа. 45 мин. 6-го ч. Кончилась линия горного кража. За оконечностью пальмовая рощица и жилье Араб-ел-Хибе. Становится темно. Ветерок, а не ветер. Дагабие идет медленно. Весь день был прохладный и приятный. Ни разу не садились на мель. Милостив Господь! Темно. Нельзя вести топографических замечаний. В 7 часов вколотили кол на левом берегу. Ночь, спать надобно. ФЕВРАЛЬ 12 , Понедельник. Барка пошла в ход, когда я еще спал. 7 часов утра ровно. У левого берега подводная небольшая скала, чуть, чуть возвышающаяся над водою. Деревня Маньяна. У правого берега длинная горная цепь Шех-Умбарак, названная по гробу шеха. Она состоит из холмиков, бугров, холмов, кряжей и гор, отделяющихся друг от друга. |
| Обрядись в пятишовку, И пойдем в синь и гать, Солнце – Божью коровку Аллилуйем встречать. Прослезиться у речки, Погрустить у бугров!.. Мы – две белые свечки Перед ликом лесов. (1915) Не в смерть, а в жизнь введи меня Тропа дремучая лесная! Привет вам, братья-зеленя, Потомки дупел, синь живая! Я не с железом к вам иду, Дружась лишь с посохом и рясой, Но чтоб припасть в слезах, в бреду К ногам березы седовласой. Чтоб помолиться лику ив, Послушать пташек-клирошанок, И, брашен солнечных вкусив, Набрать младенческих волнянок. На мху, как в зыбке, задремать Под «баю-бай» осиплой ели... О пуща-матерь, тучки прядь, Туман пушистее кудели. Как сладко брагою лучей На вашей вечери упиться, Прозрев, что веткою в ручей Душа родимая глядится! (1915) Судьба-старуха нижет дни Как зерна бус – на нить: Мелькнет игла – и вот они, Кому глаза смежить. Блеснет игла – опять черед Любить, цветы срывать... Не долог день, и краток год Нетленное создать. Всё прах и дым. Но есть в веках Богорожденный час, Он в сердобольных деревнях Зовется Светлый Спас. Не потому ль родимых сел Смиренномудрый вид, Что жизнедательный глагол Им явственно звучит, Что небо теплит им огни, И Дева-благодать, Как тихий лен, спрядает дни, Чтоб вечное соткать? (1915) Поминный причет Покойные солдатские душеньки Подымаются с поля убойного: До подкустья они – малой мошкою, По надкустыо же – мглой столбовитою, В Божьих воздухах синью мерещатся, Подают голоса лебединые, Словно с озером гуси отлётные С святорусской сторонкой прощаются. У заставы великой, предсолнечной, Входят души в обличие плотское, Их встречают там горние воины С грознокрылым Михайлом архангелом, По трикраты лобзают страдателей, Изгоняют из душ боязнь смертную. Опосля их ведут в храм апостольский – По своим телесам окровавленным Отстоять поминальную служебку. Правит службу им Аввакум пророк, Чтет писание Златоуст Иван, Херувимский лик плещет гласами, Солнце-колокол точит благовест. Как улягутся веи сладкие, Сходит Божий Дух на солдатушек, Словно теплый дождь озимь ярую Насыщает их брашном ангельским, Горечь бренных дней с них смываючи, Раны черные заживляючи... |
| Алексий 1 ноября 2011, 22:11 Надежда, во Славу Божию! :-) НАДЕЖДА 1 ноября 2011, 12:42 Алексию. Спаси Господи! Глубокие познания.Успокоили. Александр 1 ноября 2011, 12:34 Еще раз, Александр, моя ссылка vo-bla-go.ru, Уважаемая Редакция, если здесь можно публиковать ссылки, напечатайте пожалуйста мой сайт, пусть Люди знают, там много статей с Православия, ну а если нет, то не надо. Александр 1 ноября 2011, 12:32 Слушайте, очень сильно, мне понравилось, друзья взял статью на заметку, выложил на свою страницу в интеренте, с пометкой православие.ру, на соем сайте, а тут можно оставлять ссылки??? Бугров Владимир 31 октября 2011, 01:27 Астрология прогнозирует не просто какую-то зависимость физических параметров жизни человека от положения планет и созвездий, это было бы просто лженаукой (ибо нет никаких доказательств этому: свет звёзд и планет слишком слаб, чтобы влиять на физические процессы на Земле, к тому же интенсивность света никак не меняется при изменении взаиморасположения светил; анализ астрологических предсказаний тоже не подтверждает их истинность, об этом можно найти немало информации). Но опасность астрологии больше: она связывает духовную жизнь человека с внешними факторами, говоря, например, об удачах или неудачах в человеческих отношениях, или, диктуя следование тем или иным духовно-нравственным установкам, в зависимости от расположения светил. Именно это, пожалуй, и делает астрологию ересью, приводящей к духовной гибели её последователей. И не надо говорить о том, что духовное состояние человека зависит от физического, и, потому, возможно, отчасти зависит от влияния расположения светил. Христос в Церкви даёт человеку духовную свободу. А если верить в астрологию, то человек по этой вере, теряет духовную свободу, начиная получать " доказательства " своего суеверия. Дмитрий 30 октября 2011, 20:43 Георгию: То, что я назвал философской базой астрологии (тезис " Человек как часть космоса " ), формировало во мне языческое мировосприятие. Может, это общее влияние астрологии, а может, только мой субъективный опыт, но после него я не вижу возможности совместить астрологию с христианским видением мира. Надеюсь, мои ошибки остерегут христиан заниматься этой практикой. |
| Войницев . Что прикажете? Глагольев 1 . Софья Егоровна, милейший мой друг, дала мне слово, что в четверг вы все будете у меня. Платонов (в сторону). На меня посмотрела! Войницев . Мы и сдержим это слово. Прикатим к вам целой компанией… Трилецкий (входит). О женщины, женщины! сказал Шекспир и сказал неправду. Нужно было сказать: ах вы, женщины, женщины! Анна Петровна . Где Марья Ефимовна? Трилецкий . Я ее в сад проводил. Пусть себе пошляется с горя! Глагольев 1 . Вы у меня еще ни разу не были, Софья Егоровна! У меня вам, надеюсь, понравится… Сад получше вашего, река глубокая, лошадки есть хорошие… Пауза. Анна Петровна . Молчание… Дурак родился. Смех. Софья Егоровна (тихо Глагольеву, кивая на Платонова). Кто это такой? Вот этот, что рядом со мной сидит! Глагольев 1 (смеется). Это наш учитель… Фамилии не знаю… Бугров (Трилецкому). Скажите мне на милость, Николай Иваныч, вы всякие болезни лечить можете или не всякие? Трилецкий . Всякие. Бугров . И сибирку? Трилецкий . И сибирку. Бугров . А ежели собака бешеная укусит, и это можете? Трилецкий . А вас бешеная собака укусила? (Отодвигается от него.) Бугров (конфузится). Боже меня сохрани! Что это вы, Николай Иваныч! Христос с вами! Смех. Анна Петровна . Как к вам ехать, Порфирий Семеныч? Чрез Юсновку? Глагольев 1 . Нет… Круг дадите, если поедете чрез Юсновку. Езжайте прямо на Платоновку. Я обитаю почти что в самой Платоновке, в двух верстах от нее. Софья Егоровна . Я знаю эту Платоновку. Она всё еще существует? Глагольев 1 . Как же… Софья Егоровна . Я когда-то с ее помещиком была знакома, с Платоновым. Сергей, ты не знаешь, где теперь этот Платонов? Платонов (в сторону). Спросила бы она у меня, где он. Войницев . Кажется, знаю. Не помнишь ли, как его зовут? (Смеется.) Платонов . Я тоже когда-то был с ним знаком. Его зовут, кажется, Михаилом Васильичем. Смех. Софья Егоровна . Да, да… Его зовут Михаилом Васильичем. Когда я была с ним знакома, он был еще студентом, почти мальчиком… Вы смеетесь, господа… А я, право, ничего не нахожу остроумного в моих словах… |
|
|
