| Составители Утвержденной Грамоты 1598 года и все соборяне (по крайней мере, подавляющее большинство их) в полной мере осознавали, что Божиим попущением династический кризис создал угрозу для мирного и независимого существования самого Русского Государства и Русской Православной Церкви «из-за грехов всего православного христианства Российского Царства». Весь следующий раздел Грамоты внешне посвящен уговорам взойти на Царский Престол Бориса Феодоровича Годунова. В своей сущности эти описания изображают всенародный страх либо перед гражданской войной, подобной смутам Великого Княжения Василия II Васильевича Темного (1425-1462 годы), а прежде - векам княжеских усобиц, либо перед иностранными нашествиями, перед ужасами массового пленения и раздела Русских земель между Речью Посполитой, Швецией, мусульманскими агрессорами. В 1598 году были живы многие из сотни тысяч русских людей, которые в детстве пережили татарский плен и освобождение из него после взятия Царем Иоанном Казани и присоединения Астрахани. Для жителей Смоленска, Псковщины, Новгородских земель и Севера Тверского края памятны были опустошительные рейды короля Стефана Батория. Совсем свежа была в памяти победоносная русско-шведская война 1589-90 годов, и опасливое ожидание шведского реванша так же было вполне закономерным. Царствование Государя Феодора Иоанновича и правление Бориса Федоровича Годунова было связано с масштабным государственным строительством, созданием новых и укреплением существовавших городов (например, возведение каменного Кремля в Смоленске), с укреплением государственных границ, с грандиозным Московским каменным строительством. Эти масштабные строительные и организационные мероприятия давали работу и прокормление сотням тысяч русских людей, они обезпечивали мирное существование сельского населения, налаженный и гарантированный сбыт различной крестьянской продукции: как продуктов питания, так и различных сельских промыслов - строительного леса, луба, мха, пеньки, льняных тканей и так далее. В эти годы выстраивалась и последовательная государственная политика по преодолению запустения сельскохозяйственных угодий. Значительные положительные преобразования произошли и в вооруженных силах России того времени, о чем свидетельствовали победоносный поход против шведов 1589-90 годов и успешное противостояние нашествию на Москву крымского хана Гази-Гирея в Июле 1591 года. Это способствовало восстановлению достоинства воинского сословия, военной элиты. Эта эпоха связана с принципиально новым этапом церковного строительства, как организационного (с учреждением Патриаршества возникли новые Митрополии и Архиепископии), так и храмоздательного. |
| X. Величественная и единственная в своем стиле колокольня Лаврская соединяет в себе прочность с легкостью строения, огромность с красивостью. Она род четвероугольной башни в пять ярусов, с пролетами, в коей находят сходство с Нанкинскою фарфоровою башней; извне она украшена колоннами, пилястрами, фризами, архивольтами и вазами из белого камня. Нижняя часть ее есть правильная квадратная тумба; по мере возвышения своего здание уклоняется от средней толстоты своей и оканчивается позолоченным медным куполом в виде чаши или раковины, в коей водружен крест. Вышиною колокольня с куполом 41 сажень и 1 аршин, а без купола 34 сажени и 1 арш. Под куполом с четырех сторон четыре медных вызолоченных клейма, каждое вышиною и шириною в 3 сажени с Императорскими вензловыми именами: Анны, Елисаветы, Екатерины II и Наследника Престола Павла I, кои осенены большими медными вызолоченными коронами. На позолоту этого прекрасного купола употреблено чистого золота 34 фунта и 74 золот.; а плачено было тогда за золотник по 280 к., железа на строение его пошло 545 пуд. Колокольня сия начата строиться по повелению Императрицы Анны Иоанновны и по плану знаменитого в то время архитектора Графа Растрелли; при Императрице Елисавете Петровне строение производилось Лаврским иждивением, и, по большей части, Лаврскими мастеровыми людьми, под надзором архитектора Ивана Мичурина; потом оно остановилось; но, по ходатайству Архимандрита Лавры Платона, тогда бывшего законоучителем Наследника Престола, Императрица Екатерина II в 1767 г. повелела выдать из Коллегии Экономии на окончание сего здания 13 843 р., и оно довершено в 1769 году архитектором Князем Дмитр. Ухтомским с Архитектурии гезелем Метлиным. На этой колокольне: в первом ярусе прежде помещалась Семинарская библиотека; во втором ярусе висит колокол в 4000 пуд, перелитый, по Именному повелению Императрицы Елисаветы Петровны, в 1746 г. из разбитого Лаврского колокола, весом в 3319 пуд, с прибавкою меди, купленной в Артиллерийской Конторе, до 681 пуда. Кроме оного, находятся на Троицкой колокольне: 1) колокол, именуемый Годунов, вклад Царя Бориса Феодоровича, весом 1850 пуд, с надписью, из коей слова: Борис Годунов, сбиты; 2) Корноухий, весом около 1275 пуд, литый в 1684 году, на монастырское иждивение; 3) Лебедь, весом в 625 пуд, вклад Конюшего Боярина Бориса Федоровича Годунова; 4) Переспорь, вылитый 1780 году, в 315 пуд, 28 фунтов. Всех колоколов на колокольне для звона 36, а с часовыми 43; там же находятся большие боевые часы, устроенные в 1784 году. |
| Вероятно, небезынтересны были другие, чисто политические сообщения патр. Иеремии. В Польше он был в момент выборов короля. Иеремию призывал к себе канцлер Ян Замойский и что-то говорил ему для передачи в Москве. Как известно, кандидатура царя Федора Ивановича фигурировала на этих выборах рядом, с шведским наследным принцем (поляком по матери и католиком) Сигизмундом и австрийским эрцгерцогом Максимиллианом. Так как вера препятствовала царю Федору принять корону польскую, то московская дипломатия усиленно поддерживала кандидатуру эрцгерцога Максимиллиана. Иеремия сообщил «как на олекцее (т. е. на элекции — elecmuo) были государевы великие послы и как иных государей послы были и обрали (т. е. выбрали) Сигизмунда». Короновали Сигизмунда, и он сейчас в Кракове. А другая партия «польские же паны-рада Масимильяна князя Аустрейского» избрали, и «тот ныне сидит в городе в Красном Ставе. А по грехом деи меж их с паны-радами о короле сгода не сталася». Сверх этого патриарх прибавил, что «есть у него некоторые речи тайные, и Борис бы Феодорович выслушал их вкратце». По-видимому, эти «тайны» относились к тому же пункту русских планов в выборе короля, а никак не к той «тайне», которая интересовала Москву в лице п. Иеремии. Но, увы, Иерофей откровенно пишет, что они приехали в Москву только «за милостыней и ради долгов, которые наделали в наши дни». И Борис Годунов не особенно долго интересовался «тайнами» патриарха Иеремии. Всего Иеремия в дворцовых церемониях и беседах провел не более часа и во 2-м часу дня вернулся к себе — обедать. Задал ли Иеремии Годунов прямо вопрос о патриаршестве? Очень вероятно. Но Иеремия не мог утешить Бориса, ибо, как видно из дальнейших заявлений Иеремии, последний мог сказать только, что «слышал» о желании русских иметь патриарха, и об обещании других патриархов подумать об этом. Но, видимо, не стыдился признаться, что никаких обязательств на себе не чувствовал. Московские дипломаты свое разочарование от приезда патриарха Иеремии дали ему почувствовать. После парадного приема, оставили его со спутниками как бы под почетным арестом на Рязанском Подворье, как бы в полном забвении на целые недели и месяцы(!). Арсений Эласс. (оставшийся в России) старается затушевать этот конфликт. Он пишет эвфемически, что вернулись они из дворца с честью и здесь оставались, обращаясь с множеством благородных людей, царских приставников, дни за днями, недели за неделями, пока патриарх не заявил, что он собирается домой». |
| Сосну усть–Ливен 376 . Большинство не только новых, но и старых городов, напр. Епифань, Венев, до самого конца XVI г. продолжали оставаться постоянными военными лагерями. Мирное население укрывалось и пристраивалось за ними внутри крепостной черты 377 . Укрепленные города Брянск, Почеп, Стародуб и Серпейск явились как бы новой западной границей сравнительно с прежней пограничной линией. Постройка новых городов довольно успешно пошла в царствование сына Грозного Феодора Ивановича при деятельном участии Годунова. В 1586 г. было приказано поставить на р. Быстрой Сосне г. Ливны, на р. Воронеже г. Воронеж, в 1592 г. выстроен, вернее, укреплен г. Елец, в 1593 г. Белгород, Оскол, Валуйки, на верховьях р. Оки – Кромы, к 1597 г. возобновлен Курск. Из новых городов г. Ливны по его географическому положению имел особо важное значение. Он построен на пересечении двух главных татарских дорог Муравской и Калмиусской. Воронеж также занял выдающееся положение, будучи основан почти у самого впадения р. Воронежа в судоходный Дон. Отсюда завязались торговые сношения с донскими казаками. Бойкая торговля превратила Воронеж в центральный торговый город на весь край. Значительно и очень скоро поднялся Курск, лежавший на р. Тускоре недалеко от впадения её к Сейм. Белгород, выдвинувшийся южнее всех, сделался ключем ко всему донскому бассейну и центром всей польской, т. е. степной украины; он явился аванпостом движения южнорусской колонизации 378 . Царь Борис Феодорович Годунов выстроил г. Царев Борисов в степи на правом берегу Оскола, впадающаго в Донец. Этот город так далеко выдвинулся в степь, что теперь трудно понять мотивы, которыми руководился при постройке его царь Борис 379 . Нельзя не видеть, что постройка городов и укрепленных линий вместе с колонизацией южной окраины к XVI и нач. XVII в. происходила чуть не в центре нынешней России 380 . Это обстоятельство несколько затрудняет точно определить, что же, собственно, назвать южной окраиной по тому времени и какие епархии считать южно-окраинными и центральными. |
| Некоторые овчинные полушубки и платки совсем не глядят на то, что показывают, а с напряжением в лице смотрят на монаха, изо рта которого идет пар от холода в ризнице, – должно быть, дивятся: как это он, не глядя на шкафы, говорить быстро и не переставая. – Кресты, евангелия, сосуды, митры, облачения, кадила, ковши, чаши, блюда – все жертвовано великими князьями – Димитрием Донским, Василием Дмитриевичем и др., царями – Иоанном Грозным, Михаилом Феодоровичем, Алексеем Михайловичем, императорами и императрицами… – Богомольцы толпятся, вытягивают головы во все стороны, толкаются, беспомощно мечутся глазами от одного предмета к другому. – Подвесная пелена, вышитая руками дочери Бориса Годунова Ксении, – не унимается монах, передвигаясь впереди толпы дальше и дальше. – Не зевай, не зевай, матушка, – трогает он за плечо увязанную по самые глаза платком богомолку, которая прильнула лицом к стеклу шкафа и пристально что-то рассматривает. Вдруг монах неожиданно двинулся на средину комнаты, расталкивая толпу. Богомольцы шарахнулись, не ожидая такого движения. – Мозаичный стол! вывезен из Италии графом Шуваловым и подарен митрополиту Платону. – Сказавши эти слова, монах сильным движением повернул крышку стола, и стол, утвержденный на одной ножке, завертелся. Обступивши тесным кольцом стол, зрители не знают, чему дивиться; тому ли, что стол – мозаичный, тому ли, что он – из Италии, или тому, что он вертится, некоторые робко трогают пальцами крышку, а некоторые, нагнувшись, заглядывают вниз, под стол, чтобы узнать, как он вертится. А громкий голос монаха уже раздается в следующей комнате. – Ка- —273— мень-агат с изображением монаха, молящегося пред Распятием!… Найден в Уральских горах… Смотрите: здесь нет искусства рук человеческих, сама природа так устроила… – Впереди стоящие охают и вздыхают, сзади, конечно, ничего не понимают. Последняя комната. Монах остановился у одного шкафа и терпеливо дожидается, чтобы подошли все богомольцы. За стеклом виднеется что-то желтое, очень ветхое, с висящими клочьями. |
| Отселе, т. е. начиная с третьей четверти 16 столетия до третьей включительно четверти 17 столетия идет целый ряд авторитетных свидетельств, что в течение этого столетия, не смотря на усилия власти церковной ввести в общее употребление двуперстие, народ продолжал креститься троеперстно. Исследователи не без основания обращают здесь внимание на отличительную особенность этих свидетельств, которую составляет именно то, что «в них не содержится ни наставления слагать так-то и такие-то персты, ни строгого требования употреблять такое именно перстосложение, ни тем паче проклятия на неповинующихся такому требованию, – напротив, в них говорится о троеперстии большей частью мимоходом, случайно, говорится как об известном каждому обряде, без особой какой-либо цели, без намерения распространить, или утвердить этот обряд, уже распространенный и утвердившийся в русском народе». Вот, именно эта, если можно так выразиться, случайность, непреднамеренность свидетельств о троеперстии, отсутствие в них всякой тенденциозности, и сообщает им особенную авторитетность, как свидетельствам историческим. Таковы свидетельства двух иностранцев, посещавших Россию в последние годы 16 и первые 17 столетия, – Петрея и Олеария. Петрей, посланник шведского короля, был в России несколько раз – при Борисе Годунове, в смутное время и при царе Михаиле Феодоровиче; при этом последнем государе был не один раз в Москве и секретарь голштинского посольства Олеарий. Оба иностранца с большим вниманием изучали нравы и обычаи русского народа и с признанным беспристрастием изложили свои наблюдения в своих записках о России, и оба они свидетельствуют, что русские в то время крестились тремя первыми перстами. В авторитетности этих свидетельств не может быть ни малейшего сомнения. Понятно, что иностранцы не имели никакого побуждения тенденциозно говорить в пользу троеперстия, а просто передают свои наблюдения, – записывают то, что видели в Москве, и видели не только в боярском и служебном кругу, с которым имели ближайшие сношения, но и у простого народа, который интересовал их еще более, – Петрей прямо говорит о бедных и богатых. Эти записки Петрея и Олеария напечатаны в «Чтениях общества истории и древностей российских» за 1867 и 1868 годы. |
| Описи Царской казны при Борисе Годунове и Василии Шуйском свидетельствуют нам о неистощимости ее богатств. При Царе Михаиле Феодоровиче Оружейная казна переписана в 1630 году; а при Царе Алексия Михайловиче в 1664 году упоминается Оружейная палата, которая переписана была в 1682 и 1687 годах. По указу Екатерины I, в 1727 году, Января 26, все четыре отделение Мастерской и Оружейной палат, двух приказов Казенного и Конюшенного соединены были в одну подведомственность. Перепись их возложена была на Князя В. Одоевского, а в 1733 году места сии подчинены Генерал-лейтенанту Волкову, который с присутствовавшими в Палате Советниками Князем Урусовым, Головиным и Шереметевым сделал наличную поверку вещам. По вступлении на престол Екатерины II, повелено было составить всем вещам порядочную опись начальнику палаты Действительному Таиному Советнику М. Г. Собакину. В 1775 году Государыня поручила разбор вещей Мастерской и Оружейной палат в главное смотрение Генерал-Аншефу Г. А. Потемкину. Он разделил труд свой на две экспедиции, над одною из них начальствовал Лейб-гвардии Майор Толстой, над другою сперва Полковник Колюпанов, потом Гвардии Капитан Зыбин. Через семь месяцев, Потемкин, усмотрев бездействие этих экспедиций, вместо их, определил к описанию палаты Капитана Е. Оболдуева, который сочинил каталог золотой и серебряной посуды с отметками, заимствованными из прежних описных книг. Но и этот каталог, без плана и системы, оказался недостаточным. При определении в 1782 году П. Н. Кожина начальником Мастерской Оружейной палаты, Потемкин предписал окончить начатые предшественниками его описи, «делая разделение по сортам, со всевозможною акуратностию». Следствием такой меры было сочинение Альфавита по азбучному порядку всем названиям вещей, поступивших в палату. Он, большею частию, выписан был из книг и столбцов Палатского Архива. Опыты таких описей свидетельствуют нам о попечении начальства иметь отчетливое и верное обозрение государственных сокровищ, важных в историческом и археологическом отношении. При всех недостатках сии опыты не бесполезны, как материалы для ученой разработки. |
| мученика бессребренника Космы. Все они просили Государя о милостыне; Архимандрит Иоасаф подал Государю еще грамоты от Патриарха Александрийского Кирилла, от Иерусалимского Софрония, Волошского Воеводы Иеремии и от Архиепископа Синайского Лаврентия. Государь приказал Митрополиту и Епископам сесть; дьяк царский Афанасий Власьев объявил им царское жалованье, и все они были отпущены на подворье, куда им послан был корм со стола Государева. Грамота Цесарева была такого содержания: «Мы, Рудольф вторый, Божиею милостию, избранный Кесарь Римский, всегда прибавитель (semper Augustus) царств Немецких, Угорских, Чешских, Далматских, Кроатских, Славонских и иных Король, Арцы-Арцуг Австрийский, Арцуг Бургунский, Брабанский, Стырский, Краинский, Луценбурский, Виртембергский, вышне и нижне-Шлезский, Князь Швабский, Марграф святого царства Римского, Бурговский, вышней и нижней Лаузации Князь, и Граф Габсбургский, Тирольский и иных, извещает тому пресветлейшему и вельможнейшему Государю, Царю Борису Феодоровичу, властителю всея Русии, Великому Князю Московскому, Новгородскому, Государю Псковскому, Смоленскому, Тверскому, Царю Казанскому и Астраханскому, и Сибирскому Самодержцу, нашему особолюбительному другу и брату, наша дружба и братская любовь и все доброе. Пресветлейший, вельможнейший Князь, особолюбительный друг и брат! Бил нам челом тот, чести достойный, наш любительный богомолец, Дионисий Палеологус, Архиепископ Тырновский и Болгарский, а сказал он, что возжелал до вашей любви ехать, и нам бы его пожаловать, отписать к вашей любви об нем, и мы челобитья его не оставили и сию грамату к вашей любви ему дали, потому что нам про него расказали, что он несколько лет живет в духовном чину, богобоязненно, и доброю мыслию ко всему Христианству разными мерами объявился. И мы просим у вашей любви того дружно, чтобы для нашего прошения, был он у вашей любви в добром принимании, и для того нашего писания было бы ему чем обрадоваться, и то нам от вашей любви учините за особую любовь челобитья; а мы против того дружелюбным, братским доброхотением, воздавать во всякое время готовы будем. |
| [Царь] Борис исполнял обет Царского Венчания и справедливо хотел именоваться Отцем народа, уменьшив его тягости; Отцем сирых и бедных, изливая на них щедроты безпримерные; другом человечества, не касаясь жизни людей, не обагряя земли Русской ни каплею крови и наказывая преступников только ссылкою. Купечество, менее стесняемое в торговле; войско, в мирной тишине осыпаемое наградами; Дворяне, приказные люди, знаками милости отличаемые за ревностную службу; Синклит, уважаемый Царем деятельным и советолюбивым; Духовенство, честимое Царем набожным — одним словом, все государственные состояния могли быть довольны за себя и еще довольнее за Отечество, видя, как [Царь] Борис в Европе и в Азии возвеличил имя России без кровопролития и без тягостного напряжения сил ее; как радеет о благе общем, правосудии, устройстве. И так не удивительно, что Россия, по сказанию современников, любила своего Венценосца, желая забыть убиение Димитрия или сомневаясь в оном!(207)» Но внутренняя политика Царя Бориса Феодоровича далее не стала плавным и органичным продолжением политики правителя Б.Ф.Годунова. Идеалы Русского Православного Самодержавия, сформулированные в Соборной Грамоте, для некоторой части политической элиты оказались трудноисполнимыми. Аристократические амбиции стали брать верх над государственными интересами, что повлекло формирование оппозиционных Царю дворцовых «партий» и групп. Дело до прямых заговоров, может быть, и не доходило, но эти настроения подогревали подозрительность Царя. Сам Государь в борьбе с настоящей и мнимой крамолой вскоре перешел черту терпения, и начались опалы, прямые репрессии, даже против бывших сторонников и подопечных, например, против Романовых. Масштабные неурядицы в Царстве начались с резкого общего похолодания российского климата и как следствия — подряд двух или даже трех совершенно неурожайных лет. В одну из этих годин не было лета как сезона вообще. В 1604 году в Центральной и Северной России климатически «ранняя весна» со снегом и заморозками в Июне-Июле уже в Августе сразу перешла в «позднюю осень». |
| G) Усыпальницы. Они вмещали гробы Годуновых в трех местах. Первая усыпальница, и самая древняя, за алтарем теплого Рождественского Собора, с южной стороны; вторая против алтаря того же Собора с восточной стороны; третья под папертью нынешнего Троицкого собора. В первой усыпальнице погребены: Захария, основатель монастыря, Князь Чет; Александр сын Чета; Дмитрий Зерно, внук его; Иван, Константин и Димитрий Шея, правнуки Чета же; Федор Сабур и Иван Годунов, дети Ивана Дмитриевича Зернова; Иван Красный, Даниил Подольский, родственники их; родители царицы Ирины Федоровны, супруги государя Феодора Иоанновича; Феодор Иванович Годунов и супруга его Стефанида, в инокинях Снандулия; Василий Феодорович Годунов, брат царицы; Иван Григорьевич Годунов, дед царицын и инокиня Агриппина, бабка царицына; Дмитрий Иванович Годунов, дядя царицы, скончавшийся 1606 года в царствование самозванца Отрепьева; Григорий Годунов, прадед царя Бориса, в иноках Герасим; Иван Иванович Годунов, в иноках Иона, брат Дмитрия Ивановича, убитый самозванцем Тушинским 1610 года в Калуге, Иван Дмитриевич Годунов, сын Дмитрия Ивановича и жена Ивана Ивановича Агриппина, в инокинях Александра, Феодора дочь его; Михаил Осипович Годунов. Во второй усыпальнице род Стефана, Григория иИвана Васильевичей Годуновых: инок Александр, Марфа, в инокинях Маремьяна, бабка их; Василий Петрович отец их; Васса мать их, Мария, Параскева; Анастасия сестра их; инокиня Аполлинария; младенцы Матрона, Агриппина, Андрей, Мария; Григорий Васильевич Годунов боярин, в иноках Христофор, скончался 1598 года; Анастасия, в инокинях Анна, супруга Стефана Васильевича; Тит младенец, сын его; Иван Васиьевич Годунов, боярин и воевода в разных походах, в иноках Иосиф, отец Ивана Ивановича, скончавшийся 1602 года; инокиня Аполлинария, мать его. В третьей усыпальнице род Никиты и Петра Васильевичей Годуновых: Иосиф дед их, живший в 1 половине XVI века; Василий отец их; Петр Васильевич Годунов, находившийся 1581 года на седьмой свадьбе царя Uoahha IV , в иноках Порфирий, Марьямия супруга Никиты Васильевича; его дети – младенцы Феодор, Терентий, Андрей, Пелагея, инокиня Марфа, мать Матфея Михайловича Годунова, окольничего и воеводы в Тобольске с 1620 по 1623 год, скончавшегося 1639 года; Степан Степанович Годунов, окольничий, скончавшийся 1614 года; Иван Михайлович Годунов, с 1598 года окольничий, в сем чине служивший и при Отрепьеве; Анна, в схимницах Александра, мать Алексея Никитича Годунова, скончавшегося около 1645 года, и завещавшего в Ипатский монастырь нынешний большой колокол; Сергий Матфеевич и Федор Иванович Годуновы. – |
|
|
