| Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви; пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы на веки. В то время были еще совершаемы в церквах вечери, как говорит апостол Павел в послании к Коринфянам (1 Кор. 11, 21-22), называвшиеся агапами, или вечерями любви. Они, говорит, сходятся на вечери не ради пользы, в них заключающейся, но для того, чтобы найти случай обольстить неутвержденные души, как и апостол Петр говорит во втором своем послании (2, 14). Уподобляет таких людей подводным камням, безводным облакам, осенним деревьям и блуждающим звездам; ибо что у сих бывает по естеству, то еретиками делается по произволению. Как подводные камни, попадаясь плавающим неожиданно, бывают пагубны для них, так и еретики причиняют соучастникам в вечери неожиданное зло. Как безводные облака не прохлаждают дождем (ибо не имеют его в себе) те места, куда бывают занесены, гонимые ветром, но наводят на них мрак, так и еретики не орошают душ встречающихся им людей спасительным учением, но омрачают их самыми скверными своими повествованиями, гонимые злыми свойствами бесов. Осенние деревья дважды умирают, лишаясь плодов и теряя листья (ибо сухие в это время деревья кажутся лишенными своего украшения, блеска плодов и цветущего благоприличия листьев). И что подобное бывает и с еретиками. И они умирают дважды, теряя свой плод чрез поглощение семени и лишаясь благоприличия благоразумной жизни. Поэтому и искореняются они из рая Господня, то есть из Церкви, и вне ее собираются и бросаются в огонь вечный. Ибо какой корень будет иметь тот, кого за гнусность жизни все отвращаются? Называет звездами блуждающими. С ними сходны еретики не в том, будто красуются на тверди нашей веры и чрез них проходит солнце правды, Христос, приводящий добродетели в зрелость и оживотворяющий преданных им верных, но в том, что, представляясь принявшими на себя вид ангела света, как первоначальники их, бесы (2 Кор. 11, 13-14), несутся только против учений Господа, чем и приближающихся к ним омрачают, и самим себе приготовляют вечный мрак. Уподобляет свирепым волнам. Имеют сходство и с ними; ибо, гонимые духами злобы, бешено и неудержимо в хулах на Бога пенятся своими срамотами и оканчивают непостоянную и удоборазрушимую срамоту своей жизни в пене гордых хулений. Ибо такова и пена волн, которой они уподоблены. |
| Тогда повелел Спаситель человеку тому протянуть сухую руку, и стала она внезапно здоровой. А книжники и фарисеи бесновались от злобы, видя это чудо. Какое извращение сердца человеческого: вместо того, чтобы трепетно прославлять Бога, творящего такие чудеса, они прониклись бешеной злобой. Они не понимали, не могли понять того, что Господь пришел «не нарушить закон Моисеев, а исполнить» , т. е. дополнить; что он есть Господин и субботы. Они не понимали, что Его учение не только не разрушает закона Моисеева, но и неизмеримо его возвышает. Они не понимали весьма много из того, что говорил Иисус. Они не тронулись даже совершенно необыкновенным, исключительным чудом воскрешения Лазаря четырехдневного. Почему так, почему народ ликовал, а они злобствовали? Ответ на это находим у святого пророка Исаии: потому не могли они веровать, что «огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Ис. 6, 10). Они окаменели сердцами своими, ослепили очи свои, сомкнули и не хотели видеть чистого, великого, святого. О как же вы, окаянные, видя шествие Господа Иисуса на осляти, сыне подъяремной, не вспомнили слова пророка Захарии: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9, 9). О, как они этого не вспомнили?! Как не поразила их картина шествия Господа на осляти, сыне подъяремной, когда увидели это своими глазами?! Потому не вспомнили, что окаменили сердце свое и ослепили очи свои, да не увидят очами и не уведают сердцем. На них сбылись слова св. апостола Павла о смертоносной букве: «… способность наша от Бога. Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа: потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 5–6). Враги Христовы были привержены букве Писания, не разумея духа Писания, именно поэтому их убила мертвая буква. К служению духу призваны мы все — не к служению букве смертоносной. А враги Христовы погибли в служении своем, ибо были служителями смертоносной буквы. |
| Что ненадежен конь для спасения ( Пс. 32:17 ) – давно изведано опытом. И небезосновательным кажется наблюдение, что «Израиль во дни благоденствия никогда не пользовался в войнах конскою силою, и никто из святых не признавал приличным иметь коней в собственном употреблении». 89 Закон духовный в лице Моисея гласит: «Когда ты придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе, и овладеешь ею, и поселишься на ней, и скажешь: «поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня», то поставь над собою царя, которого изберет Господь, Бог твой, из среды братьев твоих... Только чтоб он не умножал себе коней и не возвращал народа в Египет для умножения себе коней» ( Втор. 17:14–16 ). Следовательно, даже когда явится в нас разум духовный – этот законный царь богозданного естества нашего, – все равно представляется опасным увеличение бессловесных стремлений нашей плоти. Впрочем, совершенное избавление от них невозможно, ибо они составляют часть нашей природы. И поэтому кроме египетской колесницы бывает еще и колесница Израиля, и конница его ( 4Цар. 2:12 ). Израильской же конница становится не от рода лошадей, но от управляющих ими наездников. Кто, господствуя над удовольствиями плотскими, удерживает узды неразумных пожеланий, контролирует их и попечения о плоти не превращает в похоти ( Рим. 13:14 ), – тот дает возможность самому Господу управлять ими, так что колесницы их становятся Божиими ( Пс. 67:18 ) и спасительными ( Авв. 3:8 ). А кто не обуздывает бешеное ржание коня своего и не сдерживает убийственный грохот скачущей колесницы ( Наум. 3:2 ), но увлекается и обольщается похотями своей плоти, тот, подобно всаднику египетскому, потопляется вместе с конем и колесницами фараоновыми, испытывая на себе гнев Божий, по сказанному: «В тот день Я поражу всякого коня бешенством и всадника его безумием» ( Зах. 12:4 ). Не только в начале, но и на протяжении всего пути моего к земле обетованной ждут меня сыны иноплеменников. И лишь Господь – Помощник мой и Покровитель на пути сем. Сей мой Бог, и прославлю Его; Бог как отца моего, так и меня самого, и вознесу Его ( Исх. 15:2 ). Господь, сокрушаяй восстающие на меня брани врага, Господь – имя Ему, и Он сражается за меня, когда я не знаю, где найти спасение от греха ( Исх. 15:3 ). Он колесницы фараоновы и всю силу его вверже в море плача моего о греховности моей ( Исх. 15:4 ). Пучиною покры их многие слезы мои, и погрязоша во глубине их, яко камень, под тяжестью собственных деяний, все избранные исполины фараоновы, на которых он возлагал всю надежду свою ( Исх. 15:5 ). Так, иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся: они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо ( Пс.19:8–9 ). |
| – Я не считаю себя равным и псам, потому что они служили тебе и никому не делали зла, а я... Но природа требует пищи, считай меня за пса. Я с ними буду есть, и день и ночь буду находиться у забора, без крова. – Делай, чадо, так, как говоришь теперь пред Богом, и уповай на великую милость Его. Три года провел Варвар у пресвитера, ползая, как четвероногое животное, на коленях и локтях, не подымаясь от земли, считая себя недостойным быть с людьми, и живя днем и ночью вне дома, со псами. И когда прошли эти три года, пресвитер сказал ему: «чадо, перестань питаться со псами – Господь умилосердился к тебе!», а Варвар отвечал: «нет, отец, не пришло время: я хочу пастись со скотами». На это пресвитер сказал: «чадо, Бог и это обещание твое видит, которое предлагаешь ты Ему от смирения своего в жажде страдания и казни за грехи твои!» И стал Варвар пастись со скотами, ходя все так же на локтях и коленях, и питаясь зелеными злаками. Двенадцать лет провел он вдали от людей, на пастбищах и в рощах, без одежды, не имея и рубища для прикрытия наготы; и была его плоть как древесная кора, которая то опаляется солнечным жаром, то трескается от мороза; весь он почернел, как уголь, и в таком вольном мученичестве проводил свою жизнь. Страшна и тяжка была казнь, которую избрал себе покаявшийся разбойник. Он привык к безудержной вольной жизни, к почету и власти, и к бешеному разгрому, когда был атаманом разбойников, и его имя, хотя злом, но гремело повсюду; а теперь он уничижил себя, как не уничижал ни один человек. Только это грозное бичевание и невиданная казнь могли сколько-нибудь смягчить тоску раскаяния, которое невыразимым мучением жгло его душу. Когда его тело и сердце изнемогали от мук, тогда душе его становилось легче... Одно только могло заглушить терзавшую его тоску: он жаждал омыться кровью своею от той крови, которую проливал, и погибнуть на земле, как губил других. Прошло двенадцать лет его страдания в пустыне, и был он извещен откровением Божиим, что прощены ему грехи его, и что довершит он подвиг покаяния своего мученическим венцом. |
| Только что поезд выехал за деревню, началась «фантазия». Друз выхватил у дружки невесты нагайку и, с размаху воткнув пятки в бока своей лошади, помчался вперед по дороге. Дружка бешено бросился за ним, прочие устремились толпой вслед. Через минуту из-за горы обратно вылетел дружка, с криком взмахнул нагайкой и полетел к нам вниз, навстречу повозке, и только перед самым дышлом ее свернул в сторону. Из повозки раздавался бой бубна и визгливый рожок. По временам оттуда вдруг вылетал женский клик, слышанный мною в Хевроне: была свадьба, было весело, – обычай требовал этого клика. Всю дорогу продолжалась «фантазия». У самого Назарета, при спуске с горы, колесо повозки застряло в камнях. Все наездники собрались к ней. Но вот она тронулась дальше, кто-то пронзительно вскрикнул, и с гиком и гамом все мгновенно рассыпались в стороны от повозки. Как сумасшедшие, неслись они по крутизне и собрались, наконец, у первых домов города. Мы отстали немного и, когда въехали в первую улицу, то она была вся запружена толпой: повозка уже исчезла куда-то и две женщины торжественно вели по улице невесту под руки, всю закутанную в несколько кисейных накидок, так что не было возможности рассмотреть ее лицо. Толпа девушек и детей с пением и криками следовала за ними, и процессия эта медленно двигалась к дому отца жениха. Свита провожатых выскочила вперед и продолжала «фантазию»: передний из группы вдруг пускался вперед с места отчаянным карьером, бешено барабаня копытами лошади по каменной мостовой и в двухстах шагах поворачивал обратно, внезапно переходя на самый спокойный аллюр. Тогда так же бешено бросался вперед другой, тоже сдерживая вскоре свою лошадь, за ним тотчас же срывался, как ужаленный, третий – словом, улица постоянно трещала от неистовой стукотни копыт, и пыль густым туманом плавала над нею. Назарет лежит в небольшой котловине, «как горсть жемчужин в сосуде смарагдовом». Котловина эта, которую некоторые считают кратером потухшего вулкана, весною действительно цветет изумрудной зеленью. Сквозь расщелину ее перед Назаретом расстилается гладь Ездрелонской равнины с Дженином, белеющим в ее дали, перед самыми взгорьями Самарии. Налево круто поднимается курчавая круглая шапка Фавора. |
| Гагарин в Ташкенте Ездили в те дни на бешеной скорости. Трасса заранее очищена от транспорта, и правительственный кортеж с Гагариным мчит на скорости под двести или больше двухсот. И вот влетаем мы на бешеной скорости в распахнутые ворота оборонного секретного завода, куда и по пропуску трудно попасть. То есть чтобы получить пропуск, надо месяцами проходить проверку на отсутствие шпионских связей. А тут встречающие стоят навытяжку, и все секреты общедоступны. Помню, как дрогнуло лицо космонавта, когда он увидел на стапелях завода новый сверхсекретный истребитель. Быстро взбежал по лестнице, сел за штурвал, и лицо у него было такое, что я вдруг почувствовала: ему нельзя сейчас мешать, задавая вопросы. Это прирожденный боевой летчик, навсегда полюбивший небо. Сопровождающие не решились подняться на стапели – высоковато всё же, на уровне двухэтажного дома. А Юра тем временем уже взбегал по лестнице на третий этаж. Ходил он так быстро, что фактически бегал. Свита сопровождающих не поспевала за ним. Люди они властные, но пожилые и тучные. Я же в ту пору была еще молодой и быстроногой. И вот бежим мы с Гагариным по третьему этажу, оставив свиту далеко позади. Вдруг Юра спрятался в комнате конструкторского бюро и попросил меня: «Прикрой!» Что ж, всё понятно: устал человек, и душа, задыхаясь в тисках толпы, ищет уединения. Бегу по коридору уже в одиночестве, но как бы вслед за Гагариным, а свита, пыхтя, поспешает за мной. Минут двадцать бегали, пока не появился Юра. А дальше снова езда на бешеной скорости – в пионерлагерь. Это была своего рода иконография советских времен: «Вождь и дети», «Космонавт и дети». На детском празднике всё было, как у взрослых: доклад, речи плюс стихи про дедушку Ленина и верных пионеров-ленинцев. В конце встречи космонавту подарили роскошный восточный палас. Сунул мне Юра палас в руки и шепнул: «Прикрой». Оказывается, ему надо было в то заведение, куда царь ходил пешком. Домик задумчивости был в конце аллеи. Я, прикрывая пути отхода, развернула палас и заговариваю зубы пионерам: «Обратите внимание на гармонию узоров. Древнее восточное искусство – это…» Зря старалась. Верные ленинцы, смотрю, бегут за Гагариным. Выстроились с букетами у входа в домик и вскинули руки в пионерском салюте. Смех и грех – торжественная встреча космонавта на фоне заведения с надписью «Туалет». |
| Аркадий Тимофеевич Аверченко Тайна зелёного сундука Ветер выл, как собака, и метель кружилась в бешеной пляске, когда госпожа Постулатова, сидя в будуаре, говорила гувернантке: — Никогда я не могла представить себе такого хорошего Рождества. Вы подумайте: напитков никаких нет, значит, останется больше денег и мы не залезем в долги, как в прошлые праздники. Ветер выл, как собака, и метель кружилась в бешеной пляске, когда кухарка Постулатова, сидя в теплой кухне, говорила соседской горничной: — Хорошее Рождество будет… Господа денег на пьянство не потратят, а сделают нам хорошие подарки. Слава те, Господи. Ветер выл, как собака, и метель кружилась в бешеной пляске, когда дети Постулатовых, сидя в детской, тихо шептались друг с другом: — Нынче папа никакого вина и водок не может купить — значит, эти деньги, которые останутся, пойдут нам на елку. Хорошо, если бы елку закатили побольше да игрушек бы закатили побольше. Ветер выл, как тысяча бешеных собак, и метель кружилась в невероятной, сногсшибательной пляске, когда глава дома Постулатов сидел одиноко в темном кабинете, в углу, и, сверкая зелеными глазами, думал тяжелую, мрачную думу. Страшен был вид Постулатова: «Нету нынче на праздниках никаких напитков — хорошо же! — думал он. — Кухарку и гувернантку изругаю, жене изменю, а ребятишек всех перепорю. Раз уж скверно, то пусть всем будет скверно». Ветер за окном выл, как тысяча бешеных собак, да и метель держала себя не лучше. Дверь скрипнула, и в кабинет вошла жена. Ласково спросила: — Что ты тут в темноте сидишь, Алексашенька? — Черташенька я тебе, а не Алексашенька! — горько ответил муж. — Возьму вот и повешусь на дверях! — Господь с тобою! Кажется, все хорошо, надвигаются праздники, и праздники такие хорошие — будут без неприятностей… Я с тобой хотела как раз поговорить о подарках кухарке и гувернантке. — Подарок? — заскрежетал зубами Постулатов. — Кухарке? Купить ей в подарок железную кочергу да и бить ее этой кочергой каждый день по морде. — Алексаша! Такие выражения… Надо же выбирать… — Не из чего, матушка, не из чего! — Что же тебе кухарка плохого сделала? — Да, знаю я… Поймает крысу да и врубит ее в котлеты. |
| [Видео] Протоиерей Максим Козлов: Что делать с перегрузками? Чтобы ощутить состояние перегрузки, современному человеку вовсе не обязательно садиться в самолет. Нас разрывают на части миллион дел, телефонных звонков, задач, которые надо решить прямо здесь и сейчас. Как выжить в таком бешеном режиме — ПРАВМИР спросил у протоиерея Максима Козлова, настоятеля храма св.мц. Татианы при МГУ. 30 апреля, 2012 Чтобы ощутить состояние перегрузки, современному человеку вовсе не обязательно садиться в самолет. Нас разрывают на части миллион дел, телефонных звонков, задач, которые надо решить прямо здесь и сейчас. Как выжить в таком бешеном режиме — ПРАВМИР спросил у протоиерея Максима Козлова, настоятеля храма св.мц. Татианы при МГУ. Чтобы ощутить состояние перегрузки, современному человеку вовсе не обязательно садиться в самолет. Нас разрывают на части миллион дел, телефонных звонков, задач, которые надо решить прямо здесь и сейчас. Как выжить в таком бешеном режиме — ПРАВМИР спросил у протоиерея Максима Козлова, настоятеля храма св.мц. Татианы при МГУ. – Вы сами часто ощущаете, что перегружены? Протоиерей Максим Козлов – Священники живут в ситуации постоянной перегрузки, это неправильно, аномально, и, к сожалению, это очень мешает в пастырском служении. При этом утомление утомлению – рознь. Я бы скорее вот это выражение употребил – утомление. Бывает утомление от хорошей физической работы, когда человек устал, ему надо поесть и спать, но это утомление приносит некое отдохновение душе. Для священника бывает так: служил утром, служил вечером, исповедовал, покрестил, еще что-то сделал, что он должен делать. Очень устал, а в душе покойно, и утром встаешь с желанием, с готовностью жить, работать и служить дальше. А если ты крутился, согласовывал вопросы, встречался с каким-нибудь чиновником, проверял работы студентов, к тебе приехали двоечники, тебя дергали какими-нибудь бессмысленными проблемами, которые нужно решать не со священником, а со свечницей, со сторожем или со старостой?.. |
| Ведь что я теперь в свободное время делаю? Сплю, дурак дураком. А то бы вместо спанья-то ненужного можно было бы и приятным заняться; этак сесть бы да и пописать. И себе полезно и другим хорошо. Да что, маточка, вы посмотрите-ка только, сколько берут они, прости им господь! Вот хоть бы и Ратазяев, — как берет! Что ему лист написать? Да он в иной день и по пяти писывал, а по триста рублей, говорит, за лист берет. Там анекдотец какой-нибудь или из любопытного что-нибудь — пятьсот, дай не дай, хоть тресни, да дай! а нет — так мы и по тысяче другой раз в карман кладем! Каково, Варвара Алексеевна? Да что! Там у него стишков тетрадочка есть, и стишок всё такой небольшой, — семь тысяч, маточка, семь тысяч просит, подумайте. Да ведь это имение недвижимое, дом капитальный! Говорит, что пять тысяч дают ему, да он не берет. Я его урезониваю, говорю — возьмите, дескать, батюшка, пять-то тысяч от них, да и плюньте им, — ведь деньги пять тысяч! Нет, говорит, семь дадут, мошенники. Увертливый, право, такой! А что, маточка, уж если на то пошло, так я вам, так и быть, выпишу из «Итальянских страстей» местечко. Это у него сочинение так называется. Вот прочтите-ка, Варенька, да посудите сами. «…Владимир вздрогнул, и страсти бешено заклокотали в нем, и кровь вскипела… — Графиня, — вскричал он, — графиня! Знаете ли вы, как ужасна эта страсть, как беспредельно это безумие? Нет, мои мечты меня не обманывали! Я люблю, люблю восторженно, бешено, безумно! Вся кровь твоего мужа не зальет бешеного, клокочущего восторга души моей! Ничтожные препятствия не остановят всеразрывающего, адского огня, бороздящего мою истомленную грудь. О Зинаида, Зинаида!.. — Владимир!.. — прошептала графиня вне себя, склоняясь к нему на плечо… — Зинаида! — закричал восторженный Смельский. Из груди его испарился вздох. Пожар вспыхнул ярким пламенем на алтаре любви и взбороздил грудь несчастных страдальцев. — Владимир!.. — шептала в упоении графиня. Грудь ее подымалась, щеки ее багровели, очи горели… Новый, ужасный брак был совершен! Через полчаса старый граф вошел в будуар жены своей. |
| Наконец, и пятая бухта была пущена в дело. Она размоталась почти наполовину, и вдруг натяжение каната ослабло. — Ура! — воскликнул капитан Гуль. — Канат провисает — значит, полосатик устал! В эту минуту шлюпка находилась в пяти милях от «Пилигрима». Капитан Гуль, подняв вымпел на конце багра, дал кораблю сигнал приблизиться. Через мгновение он увидел, как на «Пилигриме» брасопили реи, наполняя паруса . Этот маневр Дик Сэнд с помощью Тома и его товарищей проделал четко и быстро. Но ветер был слабый, он задувал порывами и очень быстро спадал. При этих условиях «Пилигриму» трудно было настигнуть шлюпку. Тем временем, как и предвидел капитан Гуль, полосатик поднялся на поверхность океана подышать. Гарпун по-прежнему торчал у него в боку. Раненое животное некоторое время неподвижно лежало на воде, дожидаясь детеныша, который, должно быть, отстал во время этого бешеного бега. Капитан Гуль приказал гребцам налечь на весла, и скоро шлюпка снова очутилась вблизи полосатика. Двое матросов сложили весла и, так же как сам капитан, вооружились длинными копьями, которыми добивают раненого кита. Говик насторожился. Минута была опасная: кит мог броситься на них, и нужно было держаться начеку, чтобы тотчас же отвести шлюпку на безопасное расстояние. — Внимание! — крикнул капитан Гуль. — Цельтесь хорошенько, ребята, бейте без промаха! Ты готов, Говик? — Ято готов, капитан, — ответил боцман, — но меня смущает, что после такого бешеного бега наш полосатик вдруг затих! — Мне это тоже кажется подозрительным. — Надо поостеречься! — Да. Однако не бросать же охоту! Вперед! Капитан Гуль пришел в возбуждение. Шлюпка приблизилась к киту, который только вертелся на одном месте. Детеныша возле него не было, и, может быть, мать искала его. Вдруг полосатик взмахнул хвостовым плавником и сразу уплыл вперед футов на тридцать. Неужели он снова собирался бежать? Неужели придется возобновить это бесконечное преследование? — Берегись! — крикнул капитан Гуль. — Полосатик сейчас возьмет разгон и бросится на нас. Поворачивай, Говик! Поворачивай! |
|
|
