| - Что ты к нам пришел, раб Божий, и чего тебе надо? - Желаю в обители вашей потрудиться во спасение грешной моей души. - На какое время? - Если Богу будет угодно, то по конец моей жизни. - Документы в порядке? Что умеешь делать? Крюков пояснил о своем искусстве лепить, делать изразцы, править гостиницей. - Все это нам не надо. А вот сумеешь ли печку класть? - Новую не могу, а старую починить сумею. - Если починить в силах, то Матерь Божия поможет тебе и новую поставить. Приказал пока служить при гостинице. Ему уже было 38 лет, и полтора года он нес на себе это послушание, когда наконец его перевели в монастырь и дали келью. Тут он присмотрелся к работе печников и прежде всего построил у себя новую печь, вместо старой, угарной. Опыт оказался удачен — он переделал печи и у братий. Отсюда послали его в Глухов: по возвращении, он увидел у ворот обители бешеного, скованного по рукам и ногам. Монахи нашли, что бедный больной одержим нечистым духом. Помешанный катался по земле в конвульсиях, обливался зловонною пеною и богохульствовал. Иоанн взял его к себе в келью, велел снять с него оковы. Озадаченный больной, на которого до тех пор действовали только силою и даже били, присмирел. Оставшись с ним один, Иоанн стал на колени и начал молиться. До полуночи он просил исцеления больному, плача над ним, а тот широко открытыми глазами смотрел прямо в лицо монаху. Пробовал больной начинать бесноваться, но кроткий голос и слезы Иоанна опять озадачивали его — и сумасшедший, смолкая, продолжал только подозрительно наблюдать за иноком. Наконец, больной успокоился и только тяжело дышал. Иоанн прилег к нему, положив ему на сердце руку. Сердце билось и трепетало, как птица в силке. Больной заснул. Утром сумасшедший сознательно отвечал на все вопросы и уехал домой исцеленным. Монахи называют этот случай чудом; мне же он напоминает французских сестер милосердия и монахинь, которые безбоязненно входят в кельи самых опасных сумасшедших и смиряют их одною ласкою и кротостью своего голоса. За труды по постройке печей Иоанна сделали рясофором, то есть возвели его на первую, низшую степень монашества; тем не менее, братия его печами была недовольна и делала Иоанну неприятности. |
| святитель Андрей (Шагуна) (20.12.1808–28.06.1873) святитель Андрей (Шагуна) Митрополит Трансильванский (Сибиуский), святитель. Биография День памяти: 30 ноября (Румын.) В миру Шагуна Анастасий, родился 20 декабря 1808 в Мишкольце, Венгрия в купеческой семье румын, выходцев из Македонии (аромунов). Окончил гимназии в Мишкольце и Пеште (ныне в составе Будапешта). В 1826-1829 годах изучал философию и право в университете в Пеште. После окончания православной духовной семинарии в Вершеце (ныне Вршац) по благословению митрополита Карловацкого Стефана поступил в монастырь Хопово, где 12 октября 1833 года был пострижен в монашество с именем Андрей. В феврале 1834 года был рукоположен митрополитом Стефаном во иеродиакона. С октября 1834 года стал преподавателем духовной семинарии в Сремских Карловцах. В ноябре 1835 года был назначен секретарем консистории Карловацкой архиепископии и возведён в сан архидиакона. 21 июня 1837 года был рукоположен митрополитом Стефаном во иеромонаха. В следующем году стал протосинкеллом и советником митрополита. Состоял помощником настоятеля в монастырях Язакском в 1838 году и Бешеновском в 1840 году. В 1842 году возведен в сан архимандрита митрополитом Карловацким Иосифом. Тогда же определен настоятелем Хоповского монастыря, а в 1845 году - Ковильского монастыря. 15 июня 1846 года был назначен генеральным викарием Ардяльской (Трансильванской) епископии. В декабре 1847 года на Соборе епархиальных протопопов в Турде избран наряду с 2 другими претендентами кандидатом во епископы. 24 января 1848 года светские власти в Вене утвердили его кандидатуру. 18 апреля 1848 года в Сремских Карловцах был хиротонисан во епископа. Владыка неоднократно обращался с требованием о воссоздании Трансильванской митрополии к австрискому правительству, Карловацкому патриарху и сербскому Церковно-Народному Собору в Сремских Карловцах от лица епархиальных Соборов, состоявших из клира и мирян и созванных в Сибиу в 1850, 1860 и 1864 годах. 12 декабря 1864 года был назначен митрополитом восстановленной Трансильванской митрополии с кафедрой в Сибиу. В сентябре-октябре 1868 года созвал в Сибиу Национально-церковный конгресс православной румынской митрополии, который принял " Органический статут Румынской Православной Церкви в Трансильвании " . |
| Когда жил преподобный Аммун один в Нитрийской горе, рассказывают, принесли в нему скованного цепями отрока, находившегося в бешенстве, которое открылось в нем от укушения бешеной собакой. От несносной боли отрок всего себя искусал до крови. Св. Аммун, видя родителей его, пришедших просить о сыне, сказал им: «Что вы меня утруждаете, требуя того, что превышает мои силы? У вас в руках готова помощь: вознаградите вдовицу, у которой вы тайно закололи вола, и отрок ваш будет здоров». Пораженные уликою, они с радостью исполнили, что было велено. И по молитве Аммуна отрок стал здоров. 82 (Из Лавсаика, стр. 32). 12. Радость по поводу скорбей Некоторый брат тем был веселее духом, чем более бесчестили его и насмехались над ним. Он говорил: «Бесчестящие нас и насмехающиеся над нами доставляют нам средство к преуспеянию, а похваляющие нас вредят душам нашим». («Отечн.» епископа Игнатия). 13. Примеры избавления людей от бедствий земной жизни Один пресвитер, по имени Коприй, имел монастырь в пустыне. Это был муж святой, почти девяноста лет, настоятель пятидесяти братий. Он делал весьма много чудес: врачевал болезни, изгонял демонов и творил много знамений. «Он без всякой гордости, по просьбе нашей, – пишет Палладий, епископ Еленопольский, в своем “Лавсаике”, – стал нам рассказывать о жизни своей и своих предшественников, великих мужей, из коих многие превосходили его, и которых жизни подражал он. – “Дети, – говорил он, – нет ничего удивительного в моих делах в сравнении с подвигами отцов наших”. Между тем, как пресвитер Коприй еще рассказывал об этом, пришел один поселянин с корзиной, наполненной песком, и, приблизившись, ожидал, пока брат кончит свой рассказ. Мы спросили пресвитера, чего хотел этот поселянин с песком. Авва сказал нам в ответ: «Дети, не надлежало бы нам хвалиться перед вами и рассказывать о славных делах отцов, дабы, возгордившись умом, мы не лишились награды; но так как вы пришли к нам из столь отдаленной страны, то за такую ревность и искание пользы я не лишу вас назидания, но в присутствии братий расскажу, что Бог устроил через нас. |
| — Или Александр Невский… Да, он был православный, но в то же время и католик. А то, что он сражался на Чудском озере с крестоносцами, этими «псами–рыцарями», — так это политика. А в окно это, конечно, загляните. Так что Великий Раскол — с церковной точки зрения — фикция. Позднейшие модернистские выдумки. В большом волнении я вернулась на хутор, а в доме еще пуще воняет. Теперь казалось, что это точно никакой не газ. Тлетворный такой дух, нехороший. Ну, честное слово, будто Петрович там, за стеной, в комнате, уже совсем того: разложился — Царство ему Небесное!.. А на дворе темно и страшно. И вокруг — ни души. Перекрестилась я, подставила лестницу и заглянула в черное окно. А оно — плотно так занавешено, ничего не видать. Тут ветер налетел, береза заскрипела, ворона каркнула — жуть. Я не выдержала, побежала назад, к людям, в монастырь, к игумену. Он сказал: — Дело серьезное. Если завтра утром Петрович не появится, идите в милицию. Пусть они сами дверь ломают и ищут его. Мало ли что с ним может быть. В лесу у нас волки водятся, кабаны. Да и сам — болящий. Кто знает, что ему в голову могло взбрести. А между прочим, Флорентийская уния с католиками ведь была подписана восточными иерархами, да–да! И только малодушие константинопольских архиереев, спасовавших перед возмущением городской черни, позволило это все пустить насмарку. Я вернулась, стараясь ни о чем не думать и ничего не бояться. Запах тления заполонил весь дом. Ни есть, ни пить было невозможно. Казалось, даже моя одежда отяжелела от этого тошнотворного духа. Я заперла засов, закрылась в комнате, и тут кто-то стал бешено стучать в дверь. Оказалось, бывший келейник архимандрита Нафанаила. — Петрович просит завтра забрать его из лазарета. В монастыре он там у нас. А то его аж шатает. Змею, видишь, он нашел. Она замерзшая вся, спящая… Так нет, поднял ее из-под коряги, растормошил, отогрел, думал — самый умный! — яду добыть: им лечиться-то больно хорошо, радикулит или еще что. А она — учудила — цапнула его. Гадюка. Искушение! |
| Нет, я не споря От прав моих не откажусь; Или хоть мщенъем наслаждусь. Он отвергает все законы человеческого общежития, но помнит о своих правах, ищет свободы и кончает преступлением. Старый цыган, смиренный и мудрый, развенчивает «модный кумир». Он прогоняет «гордого человека» и говорит ему: Ты не рожден для дикой доли, Ты для себя лишь хочешь воли; Ужасен нам твой будет глас: Мы робки и добры душою, Ты зол и смел — оставь же нас! Устами цыгана говорит народ, он представитель общинного начала. Как в античной трагедии, бунтующему против богов трагическому герою противостоит предводитель хора. Культ личности, греховное самоутверждение сталкиваются с религией общины — любовью и смирением. Но, казнив своего Алеко, Пушкин не впал в обратную крайность: он не идеализировал «людей природы», перед которыми так преклоняется фантазер Руссо. Любовные капризы и измены жены старого цыгана Мариулы его дочери Земфиры — совсем не идеал человеческих отношений. Трезвый и ясный Пушкин далек от романтических утопий. Он понимает, что «рай» среди дикарей — чистая выдумка. В «Эпилоге» он пишет: Но счастья нет и между вами, Природы бедные сыны! И под издранными шатрами Живут мучительные сны, И ваши сени кочевые В пустынях не спаслись от бед, И всюду страсти роковые, И от судеб защиты нет. Чувством неотвратимого фатума проникнута драматическая поэма Пушкина — в этом еще одно ее сходство с греческой трагедией. В августе 1824 года Пушкин приезжает в село Михайловское, ссорится с отцом, который увозит всю семью в Москву. Поэт остается один с няней. Друзьям он пишет о «тоске», о «бешеной тоске», но постепенно привыкает к скучной и спокойной деревенской жизни. «Мои занятия, — сообщает он брату: — до обеда пишу записки, обедаю поздно, После обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!» Ему хочется проникнуть в дух народного творчества, почувтвовать себя русским. По праздникам бродит по деревням, прислушивается к хороводным песням, у местного священника расспрашивает про «всякие крестьянские пословицы и приговоры» — в дни годовой ярмарки ездит в Святогорский монастырь, подолгу слушает нищих, поющих духовные стихи о Лазаре, Алексее Божием человеке, об архангеле Михаиле, о Страшном Суде и другие. Для этого «хождения в народ» он придумывает довольно фантастический костюм: «красная рубашка на нем, кушаком подвязана; штаны широкие, белая шляпа соломенная на голове, палка железная в руках». Он записывает народные песни о Стеньке Разине и искусно подражает им. |
| Иоанном в преступлении, (о котором Симеон не открыл никому), и Иоанн не приказал Симеону же молить Господа о прощении виновного. Получив дозволение настоятеля, отрок взошел на низенький, устроенный для него столп, с невообразимою радостью. Спаситель явился ему Сам в виде младенца неописуемой красоты и объявил ему, что он должен жить на кресте, как Он умер на нем, для спасения своего и многих смертных. Понятно какую ревность это видение возбудило в сердце юного подвижника. Все часы его дня были обращены в псалмопение, всякое его дыхание, всякое движение мысли, были молитвою, в посте и бдении он не уступал старцам привыкшим к подобным лишениям вследствие долголетнего искуса; настоятель должен был постановить для Симеона правило, менее из опасения за здоровье и жизнь его, чудесно хранимые Богом, нежели из необходимости подвергнуть и его спасительному гнету безропотного послушания. Симеон принял это с глубоким разумом. Мы не будем передавать многочисленные примеры тех искушений, какими, по словам описателей его жизни, дьявол нападал на него, беспрерывно. Все оружия злобы были употреблены в дело; то неудержимые помыслы богатства, удобств, сластей света; то неисходная тоска и пренемогание, или страхование и ужас, проникавшие все естество: часто отвратительнейшие видения; часто бури и грозы, потрясавшие всю окрестность и заставлявшие братий монастыря думать, что блаженный отрок необходимо убит, снесен с открытого столпа и погиб в бешеном нестроении стихий. Господь хранил его невредимым, дивно укрепляя его душу и тело. Ефрем, епископ Антиохийский услышав о чудной жизни Симеона и зная, как молва народная преувеличивает и зло, и добро, сам посетил монастырь. Увидя Симеона, в таком возрасте, так всеполно распявшимся с Христом, он воздал Господу хвалу за это истинное чудо в обращение и спасение многих совершаемое Им. Отрок же, переходя в самопожертвовании от строгости к строгости, не довольствовался казалось ничем. Он опоясался веревкой, которая въелась в тело его, загнившее кругом, и когда узнали об этом, снятие этого пояса обратилось в новое мучение, понесенное им с радостью за послушание. |
| Он умолкал, покусывая досадливо красивые усики а сестра не без лукавства, тихо замечала ему – А она тоже о тебе спрашивала. Спрашивала? – радостно восклицал он со сверкающими глазами и торопил сестру. – Что говорила? Рассказывай! Рассказывай! – Что? Известно что! Хвалила тебя! – говорила Челяднина, с любовью глядя на его красивое лицо, и тут же наставительно советовала брату: – Только при людях-то не смотри ты на нее так, люди все подмечают да на ус намотать могут. Чего и нет – и то придумают! – Что мне люди! – с пренебрежением восклицал он. – Ох, молод ты, молод! И хитрой сноровки у тебя нет! Мы вон, бабы, если кого и полюбим, так никому и; невдомек. Идем мимо – глаза опустим… Он отрывисто обрывал ее. – Не выучился еще лисьим сноровкам, да и не выучусь! Пусть уж бабы этому учатся! Не пригоже парню девкой смотреть. Челяднина вздыхала, – Без этого жить – голову под топор подставлять! – Э, что мне моя голова! – смело говорил князь, махая рукой. – Пусть день один будет, да мой! За иной день всю жизнь отдал бы… Он, действительно, был одной из тех натур, которые готовы поставить на карту всю жизнь за минуту счастия. Все эти люди не помнили себя от радости, когда узнали, что государыня великая княгиня непраздна. Эта весть пророчила им светлые дни. Было 25 августа 1530 года. С самого раннего утра в воздухе чувствовалась страшная духота. Наконец подул ветер, горячий, точно из натопленной печки, и стал крутить столбами пыль. На небо стали быстро набегать черные тучи, бешено клубясь над землей. Наконец что-то блеснуло в воздухе и грянул гром. Москву охватил мрак, и разразилась страшная буря. Стрелы молнии точно раздирали в клочья черные тучи, низко нависшие и бурно клубившиеся над землей, а удары грома, тотчас же следовавшие за ослепительным сверканием молний, походили на залпы огнестрельных орудий Перепуганным людям казалось, что под ними колеблется земля. Объятые ужасом, они думали, что наступает конец мира. В этот именно день в палатах великого князя, несмотря на страшную грозу, шло ликование, какого давно уже не бывало во дворце. То, о чем молились при дворе, то, о чем шептались в городе, свершилось: великому князю Бог даровал сына и его нарекли Иоанном в честь ближайшего праздника Усекновения Иоанна Предтечи. Возликовали по поводу этого события москвичи, опустили головы люди, надеявшиеся, что не будет детей у пятидесятилетнего великого князя. Начали везде сами собою слагаться легенды о том, что младенцу предстоит великая участь. |
| Рассказы близких к великому князю лиц, его бывших сослуживцев и подчиненных, согласно свидетельствуют, что в годы молодости и до женитьбы великий князь Николай Николаевич отличался большой невыдержанностью, безудержностью, по временам – грубостью и даже жестокостью. По этому поводу в армии и особенно в гвардии, с которой была связана вся его служба, ходило множество рассказов, наводивших страх на не знавших близко великого князя. После же женитьбы великий князь резко изменился в другую сторону. Было ли это результатом доброго и сильного влияния на него его жены, как думали некоторые, или годы взяли свое, но факт тот, что от прежнего стремительного или, как многие говорили, бешеного характера великого князя остались лишь быстрота и смелость в принятии самых решительных мер, раз они признавались им нужными для дела. Так например, в конце 1914 года он приказал немедленно выслать в Сибирь члена Пинской городской управы Г. и отстранить от должности Пинского городского голову, доктора Георгиевского, не исполнивших его приказания устроить приличное военное кладбище взамен открытого ими далеко за городом, рядом со свалочным местом; он уволил нескольких генералов, проигравших сражение. Он, не моргнув глазом, приказал бы повесить Распутина и засадить Императрицу в монастырь, если бы дано было ему на это право. Что он признавал для государственного дела полезным, а для совести не противным, то он проводил решительно, круто и даже временами беспощадно. Но всё это делалось великим князем спокойно, без тех выкриков, приступов страшного гнева, почти бешенства, о которых много ходило рассказов. Спокойствие не покидало великого князя и в такие минуты, когда очень трудно было сохранить его. Помнится мне, за год совместной жизни с великим князем, лишь один случай, когда великий князь вышел из себя. Это произошло так: Как я уже говорил, обязанности адъютантов великого князя сводились к минимуму, но и этот минимум иногда не исполнялся. Так вышло и в данном случае. В один из ясных и жарких июльских дней в 1915 году дежурным адъютантом был Дерфельден. После завтрака, когда великий князь ушел отдохнуть, ушел и Дерфельден с подушкой под мышкой куда-то в лес, не сказав никому ни слова о том, где его можно будет найти, если бы он потребовался. Около 4-х часов дня великому князю подали автомобиль для прогулки, в которой обыкновенно сопровождал его дежурный адъютант. |
| Впрочем, и самой Симоне совсем не нравилось в ее диком царстве. Правда, муж обожал ее, но это было чувство дикаря, бешеного, ревнивого и подозрительного. Когда она приезжала на несколько недель в Константинополь, он был в вечной тревоге, и только что она уезжала, как уж он требовал, чтобы ее немедленно отправили назад. И молодая женщина, знавшая его вспыльчивость, и что в минуты гнева он был способен на все, испытывала при возвращении настоящий ужас. Один раз даже ужас был так велик, что, вместо того, чтобы ехать назад, она бросилась в один монастырь, к крайнему смущению людей, которым было поручено привезти ее назад. Пришлось ее убеждать, чуть не силой снять с нее монашеское одеяние и принудить возвратиться к своему страшному супругу. Только смерть избавила ее от него. Тогда она поспешила возвратиться в Константинополь, где мы встретимся с ней несколько позднее. Последний из детей Ирины, Димитрий, не был отнюдь счастливее своих братьев и сестры. Матери удалось сделать его правителем Салоник с титулом деспота. Тут он оказался замешанным во все распри, скоро возмутившие императорскую семью. Как добрый сын, он стал на сторону своего отца против племянника, царевича Андроника. Поэтому победа последнего чуть было не обошлась ему крайне дорого. Обвиненный в оскорблении величества, он избег смертной казни только благодаря привязанности к себе своей сестры Симоны, явившейся оправдать его перед судьями. С этих пор он исчез и не появлялся больше в истории. Из вышесказанного видно, какими интригами честолюбивая и мятежная душа Ирины непрестанно наполняла двор Андроника II. Император, человек приятный, образованный, умевший хорошо говорить, был, несмотря на свой представительный вид, безнадежно слаб волей и все запустил. Поэтому вокруг него царил полный беспорядок, который поддерживали и увеличивали еще дети от первого брака. Младшего звали Константином, и он имел титул деспота. В первый раз он женился на дочери протовестиария Георгия Музалона, которую скоро потерял. Оставшись вдовцом без детей, он взял в любовницы горничную, от которой имел сына, но он очень скоро отдалился от нее. |
| «Служил сегодня литургию на твоем подворье и за тебя молился. В конце литургии говорил слово (без приготовления) на текст: «Вся слава дщери царевы внутрь». Вышло очень хорошо, благодатно, помазанно, свято. Все были тронуты; многим преподал Святые Тайны. Пил чай и закусывал у тебя в кельях, благодаря Бога и тебя, игуменью». 26 января 1902 г. Примечание. В двух последних письмах, под Сурским подворьем разумеется будущий Иоанновский монастырь на реке Карповке, в Петербурге. «Сегодня, 23 февраля, в субботу перед заговеньем, я буду иметь честь служить литургию в твоей подворской церкви, с предшествующим каноном, – и за тебя, мою дорогую и неоцененную матушку, молиться общему всех Господу, Врачу болящих и недугующих и Упокоителю всех труждающихся и обремененных. Ночевал на подворье вашем в гостиной, как и всегда. Вчера со мной случился крайне неприятный и опасный для жизни сюрприз. После назидательной беседы в одном благочестивом семействе, где было много собравшихся, – когда сел я в карету, ввиду давки народа, лошади бешено понесли меня через несколько улиц; я был в большом страхе, моля Бога укротить рассвирепевших животных; никто не мог их задержать, когда наконец в одном месте карету затормозили и одна из лошадей упала; тут я вышел из кареты с маленьким повреждением кисти правой руки; и приехал на извозчике на ваше подворье. Руку немедленно мне перевязали, обложив ее холодными тряпками, намоченными в золе с арникой; перевязывали много раз, чтобы предупредить жар; ночь спал прекрасно, спокойно. Теперь рука почти совсем поправилась и опухоль спала. Благодарю Господа за спасение от великой опасности, угрожавшей жизни. Видно, она еще нужна для многих и да и для меня самого, как еще не совершившего, не окончившего поприща земного и не исполнившего еще завета Христова. Дай Бог тебе и мне еще пожить во славу Божию и во спасение свое и других». 23 февраля 1902 г. «Мир Божий да царствует в душе твоей!.. Долго ты не писала мне; зато разом много написала. Напрасны твои опасения касательно меня, что я мог истолковать твое молчание не в добрую сторону. Я полагал только, что ты или недомогаешь, или слишком занята делами... Я был трое суток без голоса и недомогал. Теперь исправляюсь. Голос вернулся... Благодарю за розовые ризы. Молодым, а не старым приличен розовый цвет. Да воздаст тебе Господь за любовь твою, святую. Дай Бог свидеться скоро... Твой сын и брат о Господе Протоиерей Иоанн Сергиев». 14 марта 1902 г. |
|
|
