| Чувствуя к мятежному шейху невероятный страх, Перс. шах написал султану письмо, прося его посредничества для примирении и это послание сделало то, что Абдул Хамид пригласил Джемаледдина приехать в Константинополь погостить. Шейх приехал и понравился султану. Почти немедленно султан подарил ему дворец, экипажи, лошадей, дал ему слуг и кормил его из кухни Ивьдыз-Кюска. Пользуясь удобным случаем, султан передал ему, наконец, о просьбе шаха и шейх обещал ничего больше не предпринимать против Насреддина. – «Я никогда не упускал случая мстить, сказал он, но из любви к тебе, падишах, я это сделаю теперь». Все почести, назначения, чины и ордена, которыми султан хотел наградить своего гостя, этот последний отклонял. Однажды Хамид поднес ему орден Меджидие в бриллиантах, но шейх не принял ордена, сказав: «На что мне эти камешки; мне не нужна эта лента. Мне нужен только кусок хлеба и кафтан, а это ужо есть у меня». Шейх не раз выражал желание уехать, но султан удерживал его и просил погостить еще. Дмемаледдин всегда был холост и султан захотел женить его, чтобы при помощи семьи привязать его к дому; но мятежный проповедник отказывался надевать на себя брачное ярмо, он хотел остаться всегда свободным и без цепей. Личность этого замечательного человека чрезвычайно интересна, и вряд ли русская публика знает о том, как этот мусульманский ученый беседовал с Катковым, Комаровым и другими выдающимися сановниками, желая при помощи России сокрушить ненавистных ему европейцев». Турк. Кур. 1913 г. 142 от 29 июня 1903 года. 42 Об этом неоднократно высказывался г. Гаспринский. Вероятно, эта мечта сродна и теперешним приволжским мусульманам. 43 Издания Корана отличаются отчетливостью, красотой и разнообразием. См. мою книгу Исламоведение. 3. Коран (Ташкент, 1912). 44 The Levant Herold and Eastan Express Constantinople. 22 December 1911.Несколько туманный конец. этой статьи я не привожу. 48 Газета «В мире Мусульманства» за 1911 г. 15 ст. Агажайского. В июне 1913 г. состоялось общее собрание Лондонского мусульманского общества. По словам арабской газеты «Аль-Эльм», обсуждению подлежал вопрос о смете общества и о выборе должностных лиц. Председателем избран иностранец Гасан Эфенди. После выборов собрание, обсудив вопросы о положены мусульман земного шара, приняло следующую резолюцию: «Постараться объединить всех мусульман земного шара путем культуры и просвещении; постараться, чтобы европейцы, как культурные люди, дружно жили с мусульманами и хорошо относились друг к другу; отстоять права мусульманства, допущенные шариатом; привлечь мусульман к просвещению; оказать английским мусульманам материальную поддержку; для сохраняя мусульманства в Англии построить в Лондоне мечеть и открыть читальню, обслуживающую интересы мусульман; раздобыть необходимые материалы для просвещения мусульман и всячески работать в этом направлении; создать мусульманское кладбище, обособленное от других национальностей». |
| Выслушав это, перс и еврей подняли взоры свои к небу и воскликнули: «Отче праведный!..» Круммахер Первое прошение молитвы Господней Да святится имя Твое Первое прошение Во всех наших словах, помышлениях, делах Всегда имя Твое да святится! Это имя, как щит, от греха защитит – В нас святая любовь водворится. И тогда пред Тобой с обновленной душой Непорочны мы будем и святы. Тьмы греховной и след уничтожит Твой свет, Помоги нам, Сын Божий Распятый! Л. Бутовский Ведь я христианин! (Как может в нас святиться имя Божие) Стояла ужасная, ненастная ночь. Море кипело и бурлило, точно по нему ходили водяные горы. Старый рыбак только что причалил к берегу лодку, переполненную рыбой, которую он ловил целых два дня. Вдруг до его слуха долетели раздирающие душу вопли: «Спасите!.. Спасите!..» По голосу и направлению, откуда слышался зов, рыбак понял, что это тонет его заклятый враг, также промышлявший рыбной ловлей в море. Недолго думая, старик выбросил весь свой улов в воду и поспешил на выручку к погибающему. Несмотря на громадные волны и страшный ветер, он после неимоверных усилий добрался до опрокинутой лодки недруга и спас его. Выбравшись на берег, спасенный рыбак предложил своему благодетелю деньги за погубленный улов, но старик отказался. – Почему же ты не берешь? – спросил удивленный недруг. – Потому, что иначе я все равно не мог бы поступить. – Как не мог?! Никто бы тебя не обвинил, если бы ты и не спас меня: море было опасно, твоя лодка полна добычи, впору самому о себе думать, а не то, что другого человека спасать!.. Да притом ведь я твой старый враг. – Да, – ответил старик, – но ты забыл, что я – христианин! Спасенный бросился старику на шею и воскликнул: – Друг мой! Ты спас не только мое тело, но и душу! Белов «Да святится имя Твое» Холодное серое утро. Всю ночь, не переставая, лил дождь. Едва светает... Улицы большого торгового города почти пусты. Но вот показался путник, весь закутанный в промокшую одежду. Он свернул в переулок и быстро зашагал куда-то к окраине города. Здесь жили небогатые ремесленники и рабочие. Одинокий путник был инок Макарий, человек святой жизни, пустынник, изнурявший себя тяжелыми трудами и подвигами монашеской жизни. Ровно сутки тому назад он стоял на молитве и вдруг услышал голос: |
| При этом Русы были, без всякого сомнения, Словене. Перс Хордадбег, приблизительно в то же время, прямо свидетельствует, что Русь – это особые Словене. Великая Русь включала в себя не только всю Северную Словь, простиравшуюся от Главиницы [нем. Mecklenburg; полаб. слав. Старгородъ; ср. Новгородъ], от Бодричей на Западе до Ростова [Великого; ср. нем. Rostock=Ростокъ], до Мери [слав. Мрь; ср. Илмра, Илмрь=Илмнь] на Востоке, но и Северо-Немецкие – Данские, Свенские, Урманские – земли [совр. Дания, Швеция, Норвегия]. Граждане этого Северного государства назывались в остальной Европе не только Русами, но и Северными людьми, Норманами. Соответственно, земля Норманов называлась Нориком [сев. нем. Nordic], то есть Северной [ср.: Polska=Польская (Польша)]. Учитывая, что единство Дани, Свени и Урмани придавали исключительно Норманы, то есть, в узком смысле, Варяги, можно заключить, что Варяжские Словене и Словенские Варяги суть одни и те же люди, то есть Словене, владевшие Северо-Германскими (Скандинавскими) народами. Вот из этих " Варягов Русского племени " , как написано в Русской летописи, и призваны были, по совету с Гостомыслом Новгородским, на Восточную Словь, то есть на Великую Русь, Великий Рюрик и его братья Синеус и Трувор, после чего Северная Словь начала распадаться на Восточную, Русскую и Западную, нерусскую, хотя Морава, в то же самое время, все еще называла себя Русью, как о том свидетельствует Сказание о Крещении Моравы, или Руси. Необходимо заметить, что Словенский, преждебывший Романский, Норик [лат. Noricum] – это Хорутань [совр. Австрия и Словения, родина Великого Словена, о котором я уже говорил]. В Русской летописи написано, что Норик(и) – это первые Словене, от которых и пошла Словенская государственность. Особенностью Словенской государственности, отмеченной одним современным Византийским свидетельством, было отсуствие " внутренней стражи " (стрельцов, совр. полиции). Таким образом, ВеликоРусское государство, со столицей в Великом Новгороде ( " Новом Велеграде " ) существовало до призвания Рюрика, не говоря уже об Олеге Вещем и Владимире Красное Солнышко, и основано оно было, как я уже говорил, Великим Русом [слав. |
| Вооружив таким образом войско, он приказал воздерживаться от несправедливости и поступать благочестиво. Когда они пришли к границам Армении, толпа неприятельских наездников хотела тайно напасть на царя; но воины царские встретили их, привели к Ираклию их предводителя связанного, а войско его преследовали и многих побили. При наступлении зимы царь обходил понтийские страны, и варвары подумали, что он здесь останется на зимних квартирах; но тайно от персов он обратился назад и вторгнулся в Персию. Варвары пришли в робость от сего неожиданного вторжения. Сарворос, военачальник персидский, с силами своими перешел в Киликию, чтобы отвратить Ираклия от Персии; но боясь, чтоб царь не вторгнулся в Персию чрез Армению с опустошительным оружием, он растерялся в мыслях, что ему делать; однакож принужден был следовать за римским войском, думая напасть на него скрытно и захватить их в мрачную ночь; но ночь была полнолунная; он не успел в своем намерении и проклял прежде почтенную свою луну. К сему случилось лунное затмение. Поэтому убоялся Сарворос сойтись с Ираклием и ушел в горы как серна, чтобы с высоты смотреть на искусство и мудрое предводительство римлян. Царь видя робость его остановился, полагаясь на выгоды своего местоположения, и с полным спокойствием вызывал его на бой. Персы часто скрытными тропинками сходили с гор, делали частные сшибки, но римляне всегда одерживали преимущество; войско их между тем приобретало более смелости, видя царя своего везде впереди, и мужественно воюющего. Один перс незадолго пред сим перебежал к римлянам; а прежде того он ушел к персам, не сомневаясь, что они разобьют римлян. Но увидевши робость их, чрез десять дней возвратился к царю и с точностью описал ему упадок в духе варваров. Сарворос, не стерпя пребывания своего на горах, принужден был принять сражение, и разделивши войско свое на три части, сошел вниз, чтобы рано на рассвете до восхода солнечного вступить в сражение. Царь известясь о том и поставив войско свое на три фаланги, вывел против неприятеля. |
| Между тем как Юлиан идет вперед, появляется персидское войско и непрестанно возрастает в числе, но не считает нужным стать лицом к лицу и подвергаться опасности без крайней необходимости, имея возможность одолеть с малым усилием; напротив того, с высоких мест и из теснин, где представится случай, поражает копьями и стрелами, занимает наперед удобные проходы и тем преграждает путь Юлиану. Тогда приходит уже он в большое затруднение и, не зная куда обратиться, находит худой конец своего замысла. 11. Один перс, не низкого происхождения, подражая Зопиру, бывшему у Кира при осаде Вавилона, под видом, что важным проступком навлек на себя великий гнев персидского царя и через сие сделался весьма не расположенным к нему, питает же расположение к римлянам, притворством своим приобретает доверие Юлиана и говорит ему: «Что это значит, государь? Почему такие легкие меры в таком деле? Для чего у тебя этот хлеб на кораблях, – это излишнее бремя, внушающее только малодушие? Ничто так не побуждает противиться начальству и упорствовать, как сытое чрево и мысль, что под руками спасение. Но ежели послушаешь меня, то бросишь сии корабли и тем освободишь от малодушия свое храброе войско. Сам же ты другим удобнейшим и безопаснейшим путем, по которому я – твой проводник (и могу сказать, что едва ли кто другой лучше меня знает Персию), вторгнешься в неприятельскую землю и возвратишься с желаемым успехом. Тогда окажешь благодеяние и мне, когда изведаешь на деле мое благорасположение и мой совет». 12. Как скоро он сказал сие и Юлиан поверил словам его (ибо легкомыслие легковерно, особенно при Божием попущении), вдруг настали все бедствия. Корабли взял огонь; хлеба не стало; последовал смех, ибо это было почти вольное самоубийство; все надежды исчезли; путеводитель скрылся со своими обещаниями. Кругом враги; война разгоралась; удобного прохода не было; пища добывалась с трудом; войско пришло в уныние и негодовало на царя; нисколько не оставалось благой надежды. Одно представлялось средство к спасению в настоящих обстоятельствах – избавиться от худого царствования и военачальства. |
| Миндер или Миндерь – название Татарское миндер, подушка, набитая хлопчатой бумагой, или волосом, мочалом, и насквозь простеганная; матрас, тюфяк. В описи 1682 г. значатся миндери: «5 сафьянных червчатых» и один «круглой сафьянной жолтой» 444 . В феврале 1647 г. на миндери для царицыных саней пошло 6 сафьянов червленых 445 . В марте 1667 г. потребован в новцю колымагу «миндерь бархатной, а на миндерь изголовейцо местное» (подушка для сиденья) 446 . – По старинному свадебному чину водилось, чтобы «новобрачной княгине ехати к венчанию в санех, сани поволотчи отласом или тафтою, а в сани положити подушка бархатная или отлас золотной на миндере, да в сани послати ковер, а миндерь сукно червечато» 447 . На свадьбе в. кн. Uoahha IV Васильевича, в 1547 г., «миндерь носил за свахою великия княгини сын боярской Андрюшка Языков, а клал его под ноги свахи Левка Калитин» 448 . Мисюрка. См. Шелом. Миткаль Миткаль – толстая хлопчатобумажная ткань. В описях упоминаются «миткали арапские». В описях упоминаются «миткали арапские». Миткалинный сделанный или сшитый из миткаля. «Ширинка наблюдная миткалинная, шита золотом и серебром» 449 . – «Полог (у кровати) миткалинной, прошиван тафтою алою» 450 . Мишень Мишень – (Перс. нишан знак, мета, цель) металлическая пластинка или вырезка из какой-либо ткани. Мишени делались – резные, чеканные, вышитые, рисованные. «Пансырь …на хрепте мишень набита медяна образиною. – Середи кишени вышита мишень травы золотом волоченым. – Писаны мишени краски лазоревы, а в мишенех травы писаны золотом твореным» 451 . Монисто, Манисто Монисто, Манисто – женское украшение, носимое на шее и состоящее из драгоценных камней, из золотых и серебряных бляшек, жемчугов, бус, корольков, гранат. В стародавнее время к ним присоединялись кресты и панагии с разнообразными пронизками. Это древнее украшение удержалось до настоящего времени и в разных местностях носит особые названия, каковы: перло или перлы, ожерелье, гранатки, янтари, кральки, намисто и др. Этому украшению соответствует так называемое collier. Название этого украшения монистом, происходящее от Санскр. |
| Перс Салман освобождённый из рабства за то, что принял ислам, предложил Магомету окопать всю Медину широким и глубоким рвом. Тогда вступить в город мекканскому войску не могло быть легко. Мединцы так и сделали. Приём этот был антиарабский. В духе арабов смело идти на встречу противника, а не прятаться от него. Но если этот приём и не свидетельствовал о храбрости, то в нём было много мудрости. Мекканцы подошли, не запасшись припасами и расположившись около города скоро начали терпеть нужду. Они делали попытки прорваться в город. Попытки кончались неудачей. Они вступили тогда в тайные переговоры с евреями Бену-корейза, жившими в юго-восточном предместье Медины. Магомет узнал об этом, приступы противников он отбил. Кроме этого при помощи своих людей достиг того, что внушил мекканцам недоверие к Бену-корейза. Дело кончилось тем, что мекканцы сняли осаду и отправились в Мекку. Окопная война окончилась почти без пролития крови. Но её прямым следствием было истребление племя Бену-корейза. Магомет немедленно двинулся на —675— их квартал. Несколько дней они выдерживали осаду и затем сдались, рассчитывая вероятно, что с ними будет поступлено, как с Кейнока или Надир. Магомет представил решение их участи на третейский суд одного из своих вождей Саада, смертельно ненавидевшего Корейза. Саад по милости их получил смертельную рану при осаде. Приговор умирающего вождя был краток: мужчин обезглавить, женщин и детей продать в неволю, добычу – воинам. Приговор приведён был во исполнение. Только одна еврейка, красавица Рейхана, вместо того, чтобы стать рабыней, сделалась женой пророка. С гибелью племени Корейза Магомет становился общепризнанным владыкой и духовным главой Медины и её окрестностей. Медина становилась теперь упроченным центром, из которого пророк должен был распространять свою веру и власть по отношению к периферии. Подчиняя себе всё вокруг, Магомет в то же время продолжал и дело устроения общества. Вырабатывалось постепенно мусульманское право, которое должно было заменить собой арабские обычаи. |
| Встречаются, хотя и редко, повторения (стр. 73:100), а также и цитаты из вторых рук (стр. 9, 46:125). Неточно, конечно, выражается автор, когда говорит, будто Павел перс является настоящим автором сочинения «De partibus legis divinae» (стр. 15). Следует отметить некоторые, немногие правда, стилистические погрешности. «Твердое убежище» (стр. 6), «в своих апостольских толкованиях» (стр. 74 – речь идет про толкования Ефрема Сирина на апостольские послания). «Трагедия Златоуста» (стр. 184), «Исидор обожал Златоуста» (стр. 215). Вот, пожалуй, и все мелкие недочеты, какие следует отметить в сочинении о. иеромонаха Иоасафа. Для обширного сочинения в 12–13 печатных листов, конечно, их очень немного и их нужно выискивать, чтобы заметить. Указанные же выше крупные достоинства сочинения о. Иоасафа, разумеется, от этих мелких недочетов ничего не теряют в своей силе и убедительности. Эти достоинства – самостоятельность, тщательное изучение источников, сообщающее богатую содержательность, научная постановка работы и литературность изложения – заставляют рецензента отозваться о сочинении о. иеромонаха Иоасафа с решительной похвалой и высоко его оценить, автора же признать вполне и бесспорно достойным степени кандидата богословия». б) Экстраординарного профессора священника В.Н. Страхова: «В предисловии к своему сочинению автор справедливо замечает, что вопрос о приемах и методах толкования —410— Слова Божия у писателей-аскетов – вопрос новый, не бывший предметом специального исследования ни в западной, ни в русской экзегетической науке. Между тем важность этого вопроса очевидна: толкования писателей-аскетов в высшей степени оригинальны сами по себе, поучительны для нас и ценны для истории экзегетики. Сочинение о. Иоасафа и посвящено рассмотрению экзегетических воззрений и приемов троих наиболее видных писателей-аскетов: преп. Ефрема Сирина , преп. Исидора Пелусиота и преп. Нила Синайского . Метод работы о. Иоасафа вполне научный. Свои специальные исследования об экзегезисе каждого из названных писателей-аскетов о. |
| Другая московская знаменитость – А. О. Овер(1804–1864), обрусевший француз, был красив, но красота его была «несколько противная – французская, холодная, сухая...». Он напоминал Леонтьеву «храброго, распорядительного и злого зуавского полковника крикливого и смелого француза parvenu 192 " 193 . Сравнивая этих двух менторов, Леонтьев уверяет, что даже парижанин должен был бы согласиться, что приятно-некрасивый перс Иноземцев был изящнее противно-красивого француза! Рассказывает Леонтьев и о помощнике Овера – поляке К. Я. Млодзеевском (1818–1865): он был во всех отношениях некрасив – маленький, плешивый человечек с мертвым, свинцовым лицом. Но вся эта эстетика не помешала Леонтьеву оценивать заслуги своих профессоров. Приятный Иноземцев был замечательным теоретиком, но лечиться лучше было у неприятного Овера, а вовсе неприятный Млодзеевский был зато изумительным педагогом и больше «давал» студентам, чем его старшие коллеги. Характеристики эти – капризно-импрессионистические, но очень яркие и четкие; и вся манера описания – совершенно оригинальная: ни у кого из современных Леонтьеву писателей такого вот прихотливого своеобразия в литературно-портретной живописи не было. Леонтьев-студент – сверстник и коллега двух литературных героев – тургеневского Базарова и своего собственного – Руднева («В своем краю», 1864). О последнем он говорит, что стремился изобразить в нем свой идеал скромного труженика, от которого, однако, всегда был очень далек. Для Базарова в природе и в науке всегда все просто и ясно, тогда как для Леонтьева и Руднева – все и непросто, и неясно. Их привлекало в мире – сложное, богатое, туманное и яркое... Они оба поэты в медицине! Занимался ли Базаров чем-нибудь «сверх программы» в университете? Тургенев об этом умалчивает – вероятно, по незнанию предмета, т. е. медицины. А у Леонтьева и Руднева было одно «сверхпрограммное» увлечение: это очень спорная и очень поэтическая френология того времени. Отец этой полунауки – Франц Иосиф Галль (1758–1828) пытался определить характер по черепным выпуклостям (буграм). У него в то время было немало последователей, и труды их Леонтьев и Руднев внимательно изучали (Шпурцхейма, Комба и других). Особенно увлекала их символика человеческого образа Карла Густава Каруса (1789– 1869), анатома-натурфилософа, который в часы досуга занимался рисованием пейзажей 194 . Леонтьев был тогда его «символикой» одержим и во время лекций определял характер профессоров по «архитектуре» их черепной коробки: так, у осторожного Млодзеевского он обнаружил шишку за номером двенадцатым – шишку осмотрительности! |
| Жизнь основателя манихейства, как жизнь всех основателей великих религий, окружена туманом легенд и чудес; тем не менее, он – вполне историческая личность и не эпоним только манихейства, а действительный автор его: он много писал, проповедовал, путешествовал, диспутировал и, несомненно, оставил цельную систему и целый священный кодекс для своих последователей. Мани (или по греческой транскрипции Манес) родом был вавилонский перс. Первоначально он хотел дать реформированную религию своим соотечественникам, противопоставив древневавилонские идеи обмелевшему зороастризму сассанидов. Затем он оглянулся на Запад, на проникавшее в Персию христианство и сирийский гностицизм, и на Восток – на буддизм. Парсизм и гностицизм дал Мани наибольший материал при построении теоретической части; но это парсизм уже не чистый, а весь пронизанный вавилонскими идеями; самый язык писаний Мани был арамейский диалект южной Вавилонии. Гностицизм дал термины эонов и идею спасения как освобождения и отделения противоестественно связанных субстанций. Христианство послужило Мани лишь несколькими священными именами и чисто внешними аналогиями, облегчившими проникновение манихейства в христианскую среду, и только. Буддизм повлиял на мораль. Но едва ли не важнейшим фактором был личный гений Мани, гений по преимуществу фантастико-художественный. Если валентинианство сбивается на символическую философскую поэму, то манихейство – роскошная восточная сказка в форме религиозной системы. Все здесь живо, наглядно, ощутимо; даже такие понятия, как добро и зло, Мани превращает в материальные предметы, не уподобляя их физическому свету и тьме, а прямо отождествляя их с ними (а свет и тьма для него, конечно, не явления, а – материя). Дуализм сирийских гностиков и зороастризма у Мани в силу этого получает материалистическую окраску: мир состоит из двух разнородных, но обеих материальных, субстанций; этот материалистический дуализм есть характернейшая черта манихейства с его теоретической стороны. Постоянные контрасты физического света и тьмы в видимой вселенной, мировая борьба за существование, война всех против всех – вот исходная точка Мани. |
|
|
