| — Но кто же этот конгамато? — спросил он у одного охотника. — Это птица. — А как она выглядит? — Собственно, это не совсем птица, а скорее ящерица с кожистыми, как у летучей мыши, крыльями. Меллэнд стал расспрашивать дальше. Выяснилось, что конгамато достигает в длину двух метров. Он летает, как птица, но совершенно лишён перьев. Кожа у него голая и гладкая, а длинный клюв вооружён зубами. Меллэнд показал рассказчикам книги с рисунками птеродактилей и спросил, похож ли конгамато на этих животных ? «Да-да» — охотники указывали на картинки пальцами, шепча с испугом: «Конгамато!» Дело в том, что конгамато обвиняют в потоплении лодок, и говорят даже, что достаточно взглянуть на крылатого «призрака», чтобы тем самым подписать себе смертный приговор: человек, увидевший конгамато, якобы не проживёт после этого и нескольких дней. Самое замечательное, что Меллэнд записал легенды о конгамато — «призраке смерти» — не в Камеруне, а в местности, удалённой от него на две с половиной тысячи километров — в северо-западном углу Северной Родезии, у стыка границ Анголы и Конго. В той же самой местности и в то же приблизительно время другой путешественник — маркиз де Шатело пытался поймать «птеродактиля». О своих приключениях он рассказывает в книге «Далеко от проезжих дорог». Шатело охотился в 1920—1921 годах в Северной Родезии вместе с местным английским чиновником. И тот как-то сказал ему: «Здесь по соседству живёт птеродактиль», — это произнесено было таким тоном, словно речь шла о звере столь же обычном, как гиена. — Где? — заинтересовался Шатело. — Там, на западе, в обширных болотах Джиунду. — Вы видели его? — Нет, это не входит в мои обязанности. Но негры совершенно уверены в его существовании. — Как же они его называют? — Конгамато. — А велик ли он? — Шесть-семь шагов в размахе крыльев. — Значит, два метра. Это что-то невероятное! Путешественник решил пойти на любые лишения, но собственными глазами посмотреть на доисторического дракона. Он стал расспрашивать о нем местных охотников. Кожистые крылья, длинный острый клюв с зубами, гладкая кожа, даже размеры — все указывало, что речь идёт о живом птеродактиле. И Шатело отправился к болотам Джиунду. Здесь он опять начал расспрашивать местных жителей, но те предпочитали отмалчиваться. Он прибег к испытанному средству: стал щедро дарить подарки. Наконец один охотник разговорился: «Опасно даже произнести имя этого животного…» Но после ещё одного презента пошёл на риск и рассказал: «Конгамато очень злой. Он откусывает людям руки, уши, носы. Отец моего отца умер после возвращения из болот Джиунду». |
| — А какого цвета эта летающая ящерица? — спросил Шатело. — Красная, как кровь. — А ты сам видел, хоть одну из них? — Нет! Поэтому я и жив. — Неужели он так страшен? — Белый, я готов скорее встретиться один на один с разъярённым слоном или голодным львом, чем с конгамато. Позднее Шателр встретил дряхлого старика, который собственными глазами видел ужасного конгамато. — Ну, опиши его, — попросил Шатело. — Тело без перьев и без чешуи, очень большой клюв, зубы крокодила, крылья такие же, как у летучих мышей, но большие-пребольшие, кожа красная и блестящая, кричит сдавленным голосом. Я должен был умереть в тот день, так как нельзя безнаказанно видеть большую летающую ящерицу… — А находили ли вы когда-нибудь мёртвого конгамато? — Нет, он никогда не покидает болот и там исчезает бесследно, когда умирает. У путешественника был с собой маленький энциклопедический словарь, и он показал своим собеседникам рисунок птеродактиля. Они были потрясены. — О! О! Конгамато! Но наш гораздо крупнее! Изображение занимало не больше двух квадратных сантиметров! И вот Шатело проникает в царство ужаса — в болота Джиунду, над которыми безраздельно господствует «красный, как кровь», крылатый крокодил — посыльный смерти. Охотник день за днём тщательно исследует протоки, заводи и ручьи, протекающие по болоту. Но птеродактиль не появлялся. «И все же, — говорит Шатело, — я уверен в существовании конгамато. И вот по каким причинам: все, кто осмеливался говорить о нем, описывали его совершенно одинаково. Если бы речь шла о вымышленном животном, описания были бы разные. Никогда негр не расскажет вам о слоне в три человеческих роста или о носороге, у которого больше чем два рога. Все говорили, что конгамато — существо обычное, но только более опасное, чем леопард, лев или змея мамба — их самый большой недруг». Старая Нзаке, жена местного вождя, сказала Шатело, когда он вернулся в деревню, что поиски заранее были обречены на неудачу: её муж, великий охотник, давно уже убил последнего конгамато. Так ли это было или нет, только много лет спустя, в 1942 году, другой известный в Африке охотник — К. Питмэн писал: «В Северной Родезии я слышал рассказы о мифическом существе, которое меня очень заинтересовало. Ему приписывает ужасное свойство: один взгляд на него равносилен смертельному приговору. Говорят, что оно часто появлялось прежде, а возможно, живёт и сейчас в густых заболоченных лесах поблизости от границ Конго и Анголы. |
| Но даже сейчас я не знаю, какие меры я мог бы в то время принять против мальчишки Трэбба, — разве что убить его на месте. Сцепиться с ним посреди улицы или потребовать от него в наказанье чего-либо меньшего, чем кровь его сердца, было бы равно бесполезно и унизительно. К тому же этого мальчишку вообще невозможно было обидеть: неуязвимый, верткий, как ящерица, он, в какой угол его ни загони, умел выскользнуть на волю между ногами преследователя да еще осыпать его визгливыми насмешками. Все же на следующий день я написал мистеру Трэббу, что мистер Пип не может в дальнейшем пользоваться услугами человека, который способен до такой степени забыть свой долг перед обществом, что держит на работе мальчишку, своим поведением вызывающего у каждого порядочного джентльмена чувство отвращения. Дилижанс, в котором сидел мистер Джеггерс, своевременно нагнал меня, и я снова залез на козлы и прибыл в Лондон живой, — но отнюдь не невредимый, потому что сердце мое было ранено. Немедленно по приезде я послал Джо искупительную треску и бочонок устриц (в утешение за то, что не побывал у него сам), а затем отправился в Подворье Барнарда. Герберт, которого я застал за обедом, состоящим из холодного мяса, радостно приветствовал меня. Я отрядил Мстителя в трактир за подкреплением и почувствовал, что должен сегодня же открыться моему лучшему другу. Но вести задушевные разговоры, пока Мститель находился в прихожей (являвшейся по существу не чем иным, как преддверием к замочной скважине), было немыслимо, и я послал его в театр. Едва ли нужно лучшее доказательство моего рабского подчинения этому тирану, чем жалкие уловки, к которым я прибегал, чтобы как-нибудь занять его время. С горя я иногда доходил до такой низости, что посылал его к воротам Гайд-парка посмотреть, который час. После обеда мы уселись у камина, положив ноги на решетку, и я сказал: — Дорогой мой Герберт, я должен открыть тебе одну тайну. — Дорогой мой Гендель, — отвечал он, — поверь, что я отнесусь к ней с должным уважением. — Это касается меня, Герберт, — сказал я, — и еще одной особы. |
| Если бы спросили у огромного города: «Кто же это?» – он ответил бы: «Мое дитя». Глава 2 Некоторые отличительные его признаки Парижский гамен – это карлик при великане. Не будем преувеличивать: у нашего херувима сточных канав иногда бывает рубашка, но в таком случае она у него единственная; у него иногда бывают башмаки, но в таком случае они без подметок; у него иногда есть дом, и он его любит, так как находит там свою мать, но он предпочитает улицу, так как находит там свободу. У него свои игры, свои проказы, в основе которых лежит ненависть к буржуа; свои метафоры: умереть на его языке называется «сыграть в ящик»; свои ремесла: приводить фиакры, опускать подножки у карет, взимать с публики во время сильных дождей дорожный сбор за переход с одной улицы на другую, что он называет «сооружать переправы», выкрикивать содержание речей, произносимых представителями власти в интересах французского народа, шарить на мостовой между камнями; у него свои деньги: подбираемый на улице мелкий медный лом. Эти курьезные деньги именуются «пуговицами» и имеют у маленьких бродяг хождение по строго установленному твердому курсу. Есть у него также и своя фауна, за ней он прилежно наблюдает по закоулкам: божья коровка, тля «мертвая голова», паук «коси-сено», «черт» – черное насекомое, которое угрожающе крутит хвостом, вооруженным двумя рожками. У него свое сказочное чудовище; брюхо чудовища покрыто чешуей – но это не ящерица, на спине бородавки – но это не жаба; живет оно в заброшенных ямах для гашения извести и пересохших сточных колодцах; оно черное, мохнатое, липкое, ползает то медленно, то быстро, не издает никаких звуков, а только смотрит, и такое страшное, что его еще никто никогда не видел; он зовет это чудовище «глухачом». Искать глухачей под камнями – удовольствие из категории опасных. Другое удовольствие – быстро приподнять булыжник и поглядеть, нет ли мокриц. Каждый район Парижа славится интересными находками, на какие там можно набрести. На дровяных складах монастыря урсулинок водятся уховертки, близ Пантеона – тысяченожки, во рвах Марсова поля – головастики. |
| Целебровский – когда-то «либеральный» учитель. Любимец молодёжи. Они собирались в кружки под его руководством. Спорили, волновались. Шли к нему с своими запросами, болями, сомнениями. И вдруг «перелом». Это часто бывает на Руси. В этом своеобразная трагедия русской жизни. Многие ли помнят, например, подобную же трагедию знаменитого Меньшикова? А ведь было время, когда он был настоящий герой. Он прославился своими статьями об одном диком земском начальнике. Время было тёмное, и статьи казались верхом дерзости. Но всё же ревизию назначили и земского начальника уволили. Тогда тот явился в редакцию «Недели» и потребовал, чтобы Меньшиков напечатал опровержение. Меньшиков отказался. Ну, в таком случае я вас вызываю на дуэль, – говорит земский начальник. Я дуэли не признаю. В таком случае я вас просто застрелю. Стреляйте. Меньшиков встал и ожидал выстрела. Земский начальник выстрелил и ранил его в плечо 43 . «Толстовец» Меньшиков до последней степени довёл принцип «непротивления». Земского начальника судили и сослали, а русское общество преклонилось перед героем Меньшиковым. А теперь? То же и с Целебровским. Всё перевернулось. Началось шпионство, доносы, репрессии. К «любимцу " -учителю стали относиться почти с ненавистью. (Всё это данные судебного следствия.) И вот кошмарное дело об убийстве. Исключённый воспитанник вонзил финский нож Целебровскому в живот, а потом в спину. В результате – каторжные работы и несколько десятков уволенных воспитанников, без права поступления в другие учебные заведения. Сказка моя переплетается с этой былью, и получается какой-то сплошной сумбур, какой-то тяжёлый, безысходный хаос. Всё перепуталось. Воспитание и шпионство, наука и парики, «хороший тон» и «дуры», педагогия и угри, Анташа и Агишка, и Порфишка, и Ящерица, и «третья позиция». А в конце концов «русский богатырь» и мясники торжествуют 44 : французская борьба играет в воспитании большую роль, чем школа. Вы скажете: «всё это очень мрачно». Да, действительно, «рая преподобного» вокруг себя не вижу. |
| — Родители просто хитрят? — Да, и это нормально, я бы даже не назвала это обманом. Повторю, пожалуй, что главное правило: подарок дарится от избытка. Если денег недостаточно, значит, дарится то, на что есть деньги. У нас в России не столько дети, сколько взрослые очень хотят верить в чудо — потому что устали, потому что реальность тяжела и непредсказуема, и хочется какой-то волшебной помощи. В идее чуда нуждается не ребенок — это родителю часто не хватает чуда. И он начинает транслировать ребенку то, что нужно ему самому. А ребенку, наоборот, гораздо полезнее и интереснее понять, как устроена реальная жизнь. Так ему легче к этой жизни адаптироваться. И еще один момент — родителю может быть очень трудно смириться, что он не может что-то себе позволить, «не дотягивает». У нас ведь в культуре очень много элементов, свойственных азиатской — демонстративность, желание занять в иерархии место повыше, «у меня должно быть лучше, чем у тебя, чтобы я чувствовал себя хорошо». Отсюда родительское желание купить не хуже, чем у других. Залезть в долги, нарушить свой бюджет, но соблюсти внешнюю картинку. — Стоит ли развивать ситуацию, при которой ребенок должен приложить усилия для получения дорогого подарка? В надежде, что усилий будет недостаточно и подарок можно попроще подарить? — Я бы не стала привязывать к этой истории Деда Мороза. Все-таки подарок — это что-то, что не надо заслуживать, то, что дарится от любви, по свободному выбору дарителя. А вот если ты хочешь чего-то большего, то это уже не подарок. И я бы не шла на обман: «Сделай это, но я точно знаю, что ты этого не сделаешь, и я смогу подарить тебе что-то попроще». Мне кажется, тут уместно честное обсуждение. Всем детям, кроме малышей до 3 лет, можно спокойно говорить: «Это дорого». Можно говорить: «Это дорого для нас как для родителей» или «это дорого для Деда Мороза, потому что у него много малышей, а у любого доброго волшебника есть пределы сил». Это тоже важное знание: никто не всесилен — ни родители, ни Дед Мороз. «Андрею Дед Мороз принес велосипед. А мне — нет» |
| — Нужен ли вообще Дед Мороз? Есть те, кто не создает этот образ, а подарки дети получают от родителей. Упрощает ли это жизнь, лишает ли детства? — Не лишает. Это миф, что что-то может лишить детей детства, кроме вот этой бесконечной череды кружков, секций и школьной нагрузки. А Дед Мороз — дело семейное. И давать тут совет, пытаться единое правило сформулировать — значит, пытаться вмешиваться в личные дела семьи. В каждой семье свои сказки, кто-то верит в лисичку, которая приносит подарки, кто-то в домовых, в муми-троллей. Любые семейные мифы будят творческое начало и фантазию. А фантазия позволяет гораздо лучше справляться с тяжелыми переживаниями, разочарованиями и обидами. — Если в семье принято в Деда Мороза верить, когда надо уже говорить, что сказка кончилась? Нужна ли какая-то готовность, зависит ли это от возраста, от наличия братьев и сестер? — Это все равно, что ответить на вопрос: «Когда переставать кормить грудью?». Найдется огромное количество людей, которым ваш ответ покажется возмутительным, неправильным и не подойдет. Внутри семьи есть некоторое взаимопонимание. Обычно и родители, и дети чувствуют, когда уже наступает конец. Когда все нормально, этот конец наступает естественно. В прошлом году, когда моей дочери было 8 лет, она после Нового года не выдержала и сказала: «Родители, мне нужно с вами серьезно поговорить. Мы тут кое-что обсудили с двоюродной сестрой и пришли к выводу, что на самом деле никакого Деда Мороза нет, а подарки дарите вы. Не мучайте меня: это правда или нет?» На честный вопрос ребенок имеет право получить честный ответ. Наш ответ был такой: «Мы не знаем, может, Дед Мороз и существует. Но подарки дарим мы». У кого-то это открытие происходит в 5 лет, у кого-то в 10. Тут важно только быть честным с собой: не продляю ли я искусственно сказку ребенку, чтобы длить ее для себя? Если это так, можно, наверное, постепенно переключаться на себя. — Важно ли учить ребенка готовить подарки самому? Как это правильно делать? В 13 лет поделки и открытки из бумаги уже несолидны — нужно ли выделять суммы на подарки? |
| После этого разговора Маугли выбрал тенистое место, разлёгся и заснул; буйволы паслись вокруг него. В Индии пасти стадо — самое спокойное дело в мире. Скот двигается, жуёт, ложится, опять встаёт и даже не мычит, а только фыркает; буйволы очень редко говорят что-нибудь; они один за другим спускаются к топким лужам, ложатся так, чтобы ил покрыл всё их тело, и на виду оставались только их морды и неподвижные, фарфорово-синие глаза; так они лежат точно колоды. Под лучами знойного солнца кажется, будто камни колышется, и пастушата слышат, как коршун (всегда только один) свистит над их головами, почти невидный в лазури; дети знают, что если бы умерли они или умерла корова, этот коршун быстро спустился бы вниз, а второй его собрат, отдалённый от него на несколько миль, заметил бы, как он упал с высоты, и последовал бы его примеру; потом ещё и ещё; и чуть ли не раньше мгновения смерти умирающего создания неизвестно откуда явилось бы штук двадцать голодных коршунов. Пастушки спят и просыпаются, и опять засыпают; из сухой травы они плетут маленькие корзиночки и сажают в них кузнечиков или ловят двух богомолок и заставляют их драться; делают ожерелья, нанизывая на нити красные и чёрные орехи джунглей, или наблюдают, как ящерица трётся на камне или как близ болота змея охотится за лягушкой. Потом они поют длинные-длинные песни со странными туземными вскрикиваниями в конце. И день кажется им длиннее целой жизни многих людей, лошадей и буйволов; в руки глиняных человечков вставляют тростинки, считая, что это короли, остальные же фигурки их армии; или что это божества, которым надо поклоняться. Наступает вечер; дети кричат; буйволы неуклюже, с шумом, похожим на ружейные выстрелы, поднимаются из клейкого ила, один за другим выходят из болота и вереницей тянутся через посеревшую равнину к мерцающим огням деревни. День изо дня Маугли водил буйволов к болотам; день изо дня он замечал волка в полутора миле от себя на другой окраине долины, таким образом узнавая, что Шер Хан ещё не вернулся, и день изо дня лежал, прислушиваясь к звукам в траве и грезя старой жизнью в джунглях. Если бы хромая лапа Шер Хана сделала неверный шаг в зарослях близ Венгунги, Маугли услышал бы его в тишине этих долгих беззвучных утр. |
| Вообще история этого периода крайне тёмная и запутанная, что вполне естественно при тех страшных бедствиях, которые постигли страну. В самом наследовании престола совершились какие-то загадочные изменения, и погибшему фараону наследовал не сын его, а какой-то пришлец, даже не чистой египетской крови. В этом опять нельзя не видеть поразительного подтверждения библейского повествования, что во время последней казни погиб и первенец фараона, законный наследник его престола 192 . VI. По пути к Синаю Горечи и испытания свободной жизни. – Трудный путь и горькая вода. – Таинственное дерево. – Баня фараонова и египетский порт. – Недостаток в продовольствии и чудесное восполнение. – Стаи перепелов. – Манна и теории о её сущности и происхождении. – Египетские рудники и освобождение каторжников. – Источник из скалы. – Столкновение с амалекитянами и их поражение. – Тесть Моисея и произведённая по его внушению реформа в администрации народа. Снявшись со своего стана в долине Айюн-Муса, освобождённый народ двинулся по направлению к югу. Справа, за узкой полосой моря поднимались пики горной цепи Атака, в которых они почти в последний раз видели страну своего рабства и вообще Африку; слева вздымались холмы Эль-Раха, западные отроги возвышенной пустыни Тих. Моисей повёл свой народ, вероятно, тем путём, который и теперь употребляется караванами, идущими от Синая к Суэцу и Каиру, неподалёку от морского берега, по пустынной жёсткой, кремнистой дороге. Солнечные лучи палят ужасно, а встречающиеся вади по большей части сухи или содержат в себе источники горько-солёной воды, неудобной для питья. Эберс описывает, что даже в марте зной был невыносимый 193 . Кругом было всё пустынно и безжизненно, лишь кое-где, быть может, испуганно слетал ворон или пробегала ящерица, да встречались по дороге остовы белых костей верблюдов, павших в пути. Чем дальше, тем местность становилась волнообразнее и гористее. Это была пустыня Сур. В течение трёх дней народ тяжело двигался вперёд, подкрепляясь запасённой в кожаных мехах водой; но последняя, наконец, истощилась, и мука жажды начала сказываться на всех. |
| – Вы, кажется, его друг? – спросил Виго, глядя мимо меня, на Фуонг. Туземный полицейский внес три чашки черного кофе. – А может, вы хотите чаю? – спросил Виго. – Я и в самом деле его друг, – сказал я. – Почему бы и нет? Рано или поздно мне все равно придется уехать домой. А ее взять с собой я не могу. С ним ей будет хорошо. Это – самый разумный выход из положения. И он говорит, что на ней женится. С него это станет. Ведь по-своему он парень хороший. Серьезный. Не то, что эти горластые ублюдки из «Континенталя». Тихий американец, – определил я его, как сказал бы; «зеленая ящерица» или «белый слон». Виго подтвердил: – Да. – Казалось, он отыскивает на столе такое же меткое слово, какое нашел я. – Очень тихий американец. Сидя в своем маленьком душном кабинете, Виго ждал, чтобы кто-нибудь из нас заговорил. Где-то воинственно гудел москит, а я глядел на Фуонг. Опиум делает вас очень сообразительным, – наверно, потому что успокаивает нервы и гасит желания. Ничто, даже смерть не кажется такой уж важной. Фуонг, подумал я, не поняла его тона – грустного и безнадежного, а ее познания в английском языке невелики. Сидя на жестком конторском стуле, она все еще терпеливо ждала Пайла. Я в этот миг уже перестал его ждать и видел: Виго понимает, что на душе у нас обоих. – Как вы с ним познакомились? – спросил меня Виго. Стоит ли объяснять, что это Пайл со мной познакомился, а не я с ним? Я увидел его в сентябре прошлого года, когда он пересекал сквер возле отеля «Континенталь»; этот молодой человек, еще не тронутый жизнью, был кинут в нас, как дротик. Весь он – долговязый, коротко подстриженный, еще по-студенчески наивный, – казалось, не мог причинить никому никакого вреда. Большинство столиков на улице было занято. – Вы не возражаете? – обратился он ко мне с проникновенной вежливостью. – Моя фамилия Пайл. Я здесь еще новичок. – Он ловко разместил свое долговязое тело на стуле, обняв его спинку, и заказал пиво. Потом взволнованно прислушался, вглядываясь в слепящее сияние полудня. – Это граната? – спросил он с надеждой. |
|
|
