| Христос, явившись в мир, назвал себя " Жизнью " , то есть Богом. Могли ли с этим согласиться его ученики? Возьмем пример: что такое доктор? Человек, который лечит больных. Если к вам зайдет незнакомый человек и скажет: " Я - доктор " , - можете ли вы с ним согласиться? Вы можете согласиться, то есть поверить, а можете и не согласиться, то есть не поверить. Ну-с, а если вы лежите больной, и к вам заходит незнакомец, вынимает свои медикаменты и начинает вас лечить и действительно вылечивает, я думаю, вы будете его звать доктором, хотя бы он и не отрекомендовался вам таковым. Пока Христос жил с учениками и творил чудеса и даже им дал власть творить их, они и не думали называть Его Богом. Только апостол Петр в порыве любви к своему Учителю назвал Его раз Сыном Божиим, но вскоре сам же отрекся от своего исповедания вследствие страха перед иудеями. Но вот, когда в них самих забила жизнь ключом, когда они увидели, что в них появилась какая-то сила, которая перерождает их и делает совсем новыми людьми, и когда они поняли, что это есть исполнение того, что обещает им дать их Учитель, они не усомнились назвать Его " Жизнью " , то есть Богом, поверили Его воскресению, которому не верили даже тогда, когда Он им являлся после Своей смерти, и смело возвестили миру: " Жизнь " явилась, и мы видели, и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь. И от этого они не могли уж отказаться не только страха ради иудейского, но и перед теми пытками, мучениями и казнями, которым их подвергли гонители христианства. Но это между прочим. За первыми проповедниками христианства последовал целый ряд людей, все эти мученики, исповедники, святители, отшельники; все те, именами которых наполнены наши святцы. Какие это все были могучие, сильные и телом, и духом люди с новыми способностями души, о которых раньше и понятия не имели люди. Они, например, знали тайну человеческой речи и могли понимать и говорить на незнакомых языках, читали чужие мысли, некоторые, разделенные друг от друга пространством, имели какой-то непонятный для нас способ сношения, сообщения между собой. Одним словом, это все были действительно новые люди, " новое творение во Христе " . А какие все они были живучие! Знаете, что такое живучесть? Отрубите ящерице хвост и отбросьте в сторону. Повертевшись, ящерица найдет свой хвост, приставит к нему свое туловище и он на ваших глазах срастется. А не найдет ящерица своего хвоста, она из собственного организма отрастит себе новый хвостик. Вот эта-то способность организма восстанавливать разрушенные ткани и называется живучестью. |
| Мы никогда не узнаем, как муравей видит мир. Почитайте об этом у Энгельса. А у востоковеда Спенсерова: «Афганистан нельзя купить, его можно перекупить». Утром закуриваю сигарету: на пепельнице сидит маленькая, как майский жук, ящерица. Возвращаюсь через несколько дней: ящерица сидит на пепельнице в той же позе, даже головку еще не повернула. Понял: вот он – Восток. Я десять раз исчезну и воскресну, разобьюсь и поднимусь, а она еще не успеет своей крошечной головки повернуть. По их календарю – тысяча триста шестьдесят первый год… Вот сижу дома, в кресле у телевизора. Могу ли я убить человека? Да я мухи не убью! Первые дни, даже месяцы, пули срезают ветки тутовника – ощущение нереальности… Психология боя иная… Бежишь и ловишь цель… Впереди… Боковым зрением… Я не считал, сколько я убил… Но бежал. Ловил цель… Здесь… Там… Живую движущуюся цель… И сам тоже был целью. Мишенью… Нет, с войны не возвращаются героями. Оттуда нельзя вернуться героем… За все заплачено! За все! Сполна. Вы представляете себе и любите солдата сорок пятого года, которого любила вся Европа. Наивный, простоватый, с широким ремнем. Ему ничего не надо, ему нужна была только победа – и домой! А этот солдат, который вернулся в ваш подъезд, на вашу улицу, – другой. Этому солдату нужны были джинсы и магнитофон. Он увидел и запомнил другую жизнь. Многого захотел… Еще древние говорили: не будите спящую собаку. Не давайте человеку нечеловеческих испытаний. Он их не выдержит. Своего любимого Достоевского там читать не мог. Мрачно. Таскал за собой. Брэдбери. Фантастику. Кто хочет жить вечно? Никто. Но ведь было же… Было! Помню… В тюрьме мне показали главаря, как мы тогда называли, банды. Лежит на железной кровати и читает… Знакомый книжный переплет… Ленин: «Государство и революция». «Жаль, – сказал, – не успею прочитать. Может, мои дети прочтут…» Сгорела школа, осталась одна стена. Каждое утро дети приходят на урок и пишут на ней угольками, оставшимися после пожара. После уроков стену белят известью. И она снова похожа на чистый лист белой бумаги… |
| — Может, он все же подох… — бормотал тайный имам. Но Алиса увидела, как Саладина подняли обратно в седло. Правой рукой он придерживал левое плечо, куда попала лучом розовая ящерица. Сквозь пальцы сочилась кровь. Охрана пыталась увести Саладина с поля боя, но он и думать об этом не хотел. Здоровой рукой он высоко поднял меч и, пришпорив коня, поскакал на войско франков. И все его воины в едином порыве кинулись за своим раненым вождем. — Нет, он погибнет, — шептал Старец Горы. — Он обязательно погибнет. Он должен погибнуть! Началась отчаянная сеча, и в поднявшейся пыли Алисе трудно было понять, где там свои, где чужие, — а для нее своими были арабские всадники султана Саладина, а чужими — крестоносцы. Вот как бывает, если столкнешься с историей наяву! На несколько секунд пыль отнесло поднявшимся ветром, и Алиса увидела, что Ричард Львиное Сердце в красном плаще и его спутники не вмешиваются в бой. Они неподвижно как статуи стоят на пригорке под знаменем с тремя львами. Поднявшаяся пыль снова скрыла и короля Ричарда, и сражавшихся. Лишь звон металла, крики, проклятия, стоны, стук подков доносились с экрана. Старец Горы метался по комнате, издавая дикие крики, как болельщик на стадионе, который видит, что его любимая команда проигрывает решающий матч, но ничем не может помочь. По стене прокатился, упал на пол камешек — Алиса подняла глаза и успела увидеть, как в щель под потолком спряталась розовая ящерица. Так вот где они здесь таятся! Впрочем, было бы наивно думать, что ящериц не допускают на скалу исмаилитов. Глава 11 Битва продолжалась недолго, хотя Алисе показалось, что прошло несколько часов. Но, судя по всему, франки не успели собрать на помощь других рыцарей, а может быть, никто и не захотел защищать графа де Шатильона. И видно было, как то тут, то там франки начинают отступать. Ящерицы, как удалось заметить Алисе, старались помочь своим союзникам, но, видно, больше боялись за себя. Некоторые из них таились по окрестным холмам и тайком стреляли из бластеров. Им удалось убить и ранить некоторых сарацин, но это не повлияло на ход боя: все равно тяжелые рыцари в жаре и пыли стали жертвами быстрых всадников Саладина, а пехотинцы один за другим покидали поле боя. Сарацинские всадники догоняли их и либо убивали, либо брали в плен. |
| — Попрошу без этого! — возмутилась графиня. — Живете через тысячу лет после нас, а сами куда хуже нас воспитаны! Угрожаете беззащитной женщине. Тут уж даже роботу Арху ничего не оставалось, как развести руками. — Продолжайте, — сказала Алиса, глядя на графиню. Та чувствовала себя неловко, но продолжала рассказ: — Эту паршивую сарацинку привели, привязали к столбу, и мой дорогой муженек Рено сказал: «Не расскажешь, зачем приехал, — вышибу дух из этой паршивки. Будешь врать — сам посмотришь, что будет дальше». — И что Ричард? — спросила Алиса. — А твой Ричард сдуру начал кричать, что он не позволит, что так нельзя с детьми обращаться, что мы за это дорого заплатим! Известные штучки. Слышали мы такое. Купец и рыцарь ордена тамплиеров стали кивать, подтверждая слова графини. — Тогда моему муженьку пришлось врезать девчонке по носу. Кровь ручьем, вопль — до самого Иерусалима слышно! Эти местные дети такие невоспитанные! Она мне чуть на платье не попала кровью — хорошо, я успела отскочить. И графиня снова заливисто рассмеялась. Алиса еле сдерживалась, чтобы не кинуться на эту феодальную негодяйку. А графиня словно и не замечала ее состояния. — Тут твой Ричард, должна сказать, показал себя совершенным сопляком. Ну какой настоящий рыцарь и мужчина будет переживать из-за сарацинки? — продолжала графиня. — А Ричард закричал, что признается во всем. И признался, что прилетел к нам из будущего. Что у него есть машина, которая позволяет человеку летать из века в век. — Мы внимательно следили за твоим другом, — пропищала ящерица. — Ричард попытался умолчать, как пользоваться машиной, но тут… — Нет, я сама скажу, сама! — закричала графиня. — Я хочу сама! — Ну что ж, говори, графиня, — согласилась ящерица. — Я вцепилась ноготками в щеку девчонки, — графиня побледнела от сладкого воспоминания, — и расцарапала ее, как пантера! — Вы больная, — сказала Алиса. — Вы больная злобная садистка. Вас надо лечить. — Правильно. — Графиня вовсе не обиделась. — Меня надо лечить от доброты. Я слишком добренькая для Палестины, где так жарко и такие жестокие сарацины. Скоро мы пойдем на них в большой поход, и тогда никто не останется в живых! |
| — Но она все равно очень хороша и принадлежит к благородному сарацинскому роду. — Мало. Он может не принять дар. И тогда из мстителей мы превратимся в жертву, — сказала Констанца. — Но что тогда? — Ящерица растерялась. — Я знаю, — тихо произнес купец. — Мы подарим ему сразу двух девочек. Он показал грязным пальцем на Алису. — Нет! — отрезала ящерица. — Нам эта девочка нужна как заложница. — У вас уже есть заложник! — возразила Констанца. — Нельзя всех людей из будущего держать в заложниках. Хватит. На двух девочек старик обязательно клюнет! Такой подарок! Я бы сама хотела заиметь таких хорошеньких маленьких рабынь! — Может быть, ты и права, моя супруга… — произнес толстый граф де Шатильон. — Старец Горы — самый нужный нам союзник. Нужнее даже, чем дракончики. — Каждый нужен в свое время, — мудро заметил купец. — А кто их отвезет? — спросила Констанца. — Мне не следует появляться в крепости Старца, а ты занят подготовкой войска к битве с Саладином. — Я отвезу, не беспокойтесь, графиня, — предложил купец. — А мы постараемся, чтобы Старец Горы не отказал в вашей просьбе, — заметила одна из ящериц. — Тогда пошевеливайтесь, — приказала графиня Констанца. — В путь! — Надо подготовиться к поездке, — возразил купец. — Выбрать коней, взять с собой воду и провизию на дорогу. — Какая тут дорога! Два шага, — отмахнулась графиня Констанца. — Это зависит не от меня, а от ваших слуг, — произнес купец с ласковой улыбкой. Пожалуй, Алиса даже не смогла бы сказать, кто ей противнее всех. Все были хороши! И худая Констанца с жестокими глазами, и ленивый длинноносый граф де Шатильон, и упругий, крепкий и наглый купец с грязными пальцами и жирными космами. — А что делать с железным дьяволом, который приехал с девочкой? — спросил купец. — Я бы запер его как следует. — А вот этого я вам не советую делать! — возразил робот Арх. — Совершенно неизвестно, кто главнее всех. Возможно, я и есть то лицо, которое должно вести с вами переговоры. Алиса еле сдержала улыбку, хоть было вовсе не смешно. — Может быть, и на самом деле этот железный человек — самый главный в будущем? — усомнилась графиня Констанца. |
| — Вот именно! — закричал маленький робот. — Нет, — раздался тихий голос ящерицы. — Не слушайте его. Это человеческий слуга. И он старается защитить своих хозяев. Он притворяется, чтобы перехитрить нас. Мы знаем о подобных слугах — они встречаются на различных планетах. — Не слушайте его! — обиделся Арх. — Я не слуга, я равноправный сотрудник экспедиции. — И что же посоветуете с ним делать? — спросила графиня де Шатильон. — Его следует кинуть в яму! — посоветовала ящерица. — И покрепче запереть. Такие слуги бывают очень сильными. Учтите, что господин Ричард ни в коем случае не должен его видеть. Иначе он догадается, что дело нечисто! — Я вас всех раскидаю! — закричал робот. — Только посмейте подойти к Алисочке! Вам мало того, что я сегодня победил в честном бою рыцаря Солсбери? Ящерица подняла лапку, давая кому-то сигнал. И тут же сверху — непонятно, как она была там прикреплена, — упала крепкая толстая сеть, которая накрыла возмущенного робота. По другому знаку ящерицы сеть затянулась тугим мешком и медленно поднялась в воздух. Когда Алиса попыталась броситься на помощь роботу, на нее накинулись два стражника и заломили ей руки за спину. Другие стражники быстро вытащили из зала окутанного сетью робота. — А тебе, девочка, я не советую сопротивляться, кричать или драться, — сказала Констанца. — Нас тут много, мы все друзья. Лучше, если ты подчинишься и отправишься в гости к доброму дедушке Старцу Горы. — Но вы же только что обещали освободить Ричарда и хотели с нами дружить! — Ситуация изменилась, девочка, — ответила графиня. — Всему свое время. Сначала мы победим Саладина, а потом будем дружить. — Будет поздно, — сказала Алиса. Констанца щелкнула пальцами, и Алису поволокли к выходу. Ящерицы замерли на столе, поднялись на задние лапки, глядя Алисе вслед. Глава 8 Алиса не видела ни Ричарда, ни робота — она провела следующий час в каком-то темном закутке, где таились днем летучие мыши, которые возмутились вторжением Алисы и начали бесшумно и быстро летать вокруг, а это было страшновато. На полу валялась солома, Алиса сгребла ее в кучу и уселась на ней. Свет в ее темницу проникал лишь сквозь какую-то дырку под потолком. Зато было прохладно. |
| — Мы совершенно безвредные, — ответила ящерица за своего рыцаря. — И на том спасибо. — Алиса глядела, как незваные гости уходят к машине времени. — Скажите Ричарду, что мы ждем и беспокоимся. — Предупреждаю, — сказал робот Арх, — ни один волос не должен упасть с головы Ричарда Темпеста. Иначе вы будете иметь дело со мной, Архом непобедимым. — Ладно, не пугай, — ответила ящерица с плеча графини. Глава 6 Наконец последний из пришельцев исчез в кабине. Алиса и роботы стояли у входа в нее, все еще не в силах прийти в себя. И хоть это была далеко не первая встреча Алисы с пришельцами, она оказалась самой необычной. — Хорошо, что мы не стали с ними ссориться, — сказала Алиса. — Вот все и кончилось. — Сомневаюсь, — ответил робот Арх. — Ты забыла, что они сделали с сарацинской девочкой. Кстати, что такое — сарацинская девочка? Это национальность или специальность? — Сарацинская — значит, мусульманская девочка: арабская, египетская, персидская — для крестоносцев все жители этих мест делились на сарацинов, евреев и франков. Франками называли европейцев. — Это важно запомнить, — произнес робот Арх, который любил повторять, что он уже умнее многих людей, а скоро будет умнее всех. Стало жарко. Откуда-то прилетела пчела и кружилась над Алисой. Поднимая пыль, прибежали близняшки Рабэн. — А где дядя рыцарь? — воскликнула одна из них. — Зачем тебе дядя рыцарь? — спросил робот Арх. — У нас такое интересное событие! — сообщила вторая девочка. — Мы ему хотим рассказать. — Тогда расскажите мне, — посоветовала Алиса. — Нас обокрали! — хором заявили девочки. Они, видно, думали, что Алиса страшно удивится, но она вовсе не удивилась, потому что догадывалась об этом раньше. — И много всего украли? — спросила Алиса. — Кофемолку! — сказала одна из девочек. — Когда мама придет с работы, она, наверно, огорчится. — Еще бы, — согласился Арх. — Ну кому нужна кофемолка? Алиса поглядывала на кабину — ждала, когда из нее покажется Ричард. Но Ричарда все не было. Одна из девочек перехватила ее взгляд. — А может быть, дядю Ричарда тоже украли? — спросила она. — Вместе с кофемолкой. |
| Фигура этого самобытного сочинителя выделяется в общем литературном ряду за счет отличных образов и метафор, из-за использования различных ритмов и размеров, за счет других результативных качеств. Например, у него имеется именной, фирменный принцип, когда сравнение подается не в статичном виде, а в движении, что придает образу дополнительную смысловую значимость. Например, «Волна захлебнулась на вздохе», «Катится бочкой в деревню гроза», «Растворяется жизнь между строк-берегов», «Август скатан в ягоды рябин» и т.п. Но у поэта встречаются образы, которым он в силу своего мощного таланта придал запредельное политико-мистическое движение, сверхсмысл: Как цыган в рубахе красной, Предо мной плясал костер… А вы думаете кого или что изобразил Орлов, описывая пляску цыгана в кумачовой рубахе? Не красный ли Интернационал, кочующий со своим пунцово-мятежным табором из одной страны в другую? Не пламенную ли Мировую революция, ведь для странствующих цыган, как для профессиональных революционеров, нет границ. Они, безродные, не имеющие своей территории, словно алый Огонь, скачут по всей Европе, по сему миру. А вот другой стих с бешеной раскруткой и планетарным смыслом: С обрыва падая, поток В камнях звенит уздечкой. И словно ящерка, мосток Перелезает речку. То смолкнет долгое «ку-ку», То краткий дождик брызнет. Мы тоже мост через реку, Летящей в пропасть жизни. Я представил, что ящерица-мост от испуга вдруг завертелась вокруг себя, у нее в целях самосохранения отпал хвост, он крутится сам по себе, сбивает своим концом в воду находящихся рядом людей, грузовики, лошадей. Как там изрекают? – «На переправе коней не меняют»? Все кони сброшены в реку. Могут быть сбиты в воду и близстоящие дома, леса, города, планеты… Получается, что ящерица древности до сих пор движет этим миром, ходом его движения, для нее не составляет никакого труда при помощи нескольких оборотов или ударов хвоста произвести масштабный переполох. Учинить в поэзии Большой переполох, кронштадтский мятеж, петербургскую реформацию – это в духе стихотворца Бориса Орлова. Что-нибудь метафорически или мистически, а то и реально сдвинуть с места – это кредо Автора. Для подводника Орлова опуститься в глубины истории, как спуститься в глубины моря. Может и в землю углубиться. При этом копнет, так копнет: |
| Выстроились перед Мухоловом-Тонконосом Дубонос, Крестонос, Долгонос, Шилонос, Серпонос, Широконос, Сетконос, Мешконос и Долбонос. Но тут упал сверху серый Ястреб-Крючконос, схватил Мухолова и унёс себе на обед. А остальные птицы с перепугу разлетелись в разные стороны. Чьи это ноги? Летел Жаворонок высоко над землёй, под самыми облаками. Поглядит вниз — сверху ему далеко видно — и поёт: Я ношусь под облаками, Над полями и лугами, Вижу всех, кто подо мной, Всех под солнцем и луной. Устал петь, спустился и сел на кочку отдыхать. Вылезла из-под дерева Медянка и говорит ему: — Сверху ты всё видишь, — это правда. А вот снизу никого не узнаешь. — Как это может быть? — удивился Жаворонок. — Непременно узнаю. — А вот иди, ложись со мной рядом. Я тебе буду снизу всех показывать, а ты отгадывай, кто идёт. — Ишь какая! — говорит Жаворонок. — Я к тебе пойду, а ты меня ужалишь. Я змей боюсь. — Вот и видно, что ты ничего не знаешь, — сказала Медянка, — первое — я не змея, а просто ящерица; а второе — змеи не жалят, а кусают. Змей-то и я боюсь: зубы у них такие длинные, и в зубах — яд. А у меня, гляди-ка: малюсенькие зубки. Я ими не то что от змеи, от тебя и то не отобьюсь. — А где же у тебя ноги, если ты ящерица? — Да зачем мне ноги, если я по земле ползаю не хуже змей? — Ну, если вправду ты — безногая ящерица, — сказал Жаворонок, — так мне бояться нечего. Соскочил с кочки, лапки под себя поджал и лёг рядом с Медянкой. Вот лежат они рядышком, Медянка и спрашивает: — Ну-ка ты, верхогляд, узнавай, кто идёт, и зачем он сюда пожаловал? Взглянул Жаворонок перед собой и обмер: идут по земле высоченные ноги, через большие кочки, как через малые комочки земли, шагают, пальцами в землю след вдавливают. Перешагнули ноги через Жаворонка и пропали: не видать больше. Медянка на Жаворонка посмотрела и улыбнулась во весь рот. Облизнула сухие губы тонким язычком и говорит: — Ну, друг, видно, не разгадал ты моей загадки. Кабы ты знал, кто через нас шагнул, так не испугался бы. Я вот лежу и смекаю: две ноги высоких, пальцев на каждой счётом три больших, один маленький. И знаю уж: птица идёт большая, высокая, по земле гулять любит — хороши ходули для ходьбы. Так оно и есть: Журавль это прошёл. |
| Юркие ящерицы так и шмыгали по растрескавшейся коре старого дерева. Они прекрасно понимали друг дружку — ведь разговор-то они вели по-ящеричьи. — Нет, вы только послушайте, как гремит, как бурлит внутри волшебного холма, — сказала одна ящерица, — из-за их возни я уже две ночи глаз не смыкаю. Лучше бы у меня зубы болели, все равно нет покоя. — Что-то они там внутри затевают! — сказала вторая ящерица. — На ночь они поднимают холм на четыре огненных столба, и он стоит так до самых петухов — видно, хотят его проветрить получше. А лесные девы разучивают новые танцы с притоптыванием. Что-то они там затевают. — Интересно, что это за гости? — заволновались ящерицы. — И что там затевается? Послушайте только, как бурлит, как гремит! В этот самый момент волшебный холм раздался, и оттуда, быстро перебирая ножками, вышла старая лесная дева. Спины у нее, правда, не было, но в остальном она выглядела вполне прилично. Она была дальней родственницей лесного царя, служила у него экономкой и носила на лбу янтарное сердце. Ноги ее так и мелькали — раз-два, раз-два! Ишь, как засеменила, и прямиком в болото, где жил козодой. — Вас приглашают к лесному царю, праздник состоится сегодня ночью, — сказала она. — Но сначала мы хотели бы просить вас об одной услуге. Не согласитесь ли вы разнести приглашения? Ведь вы у себя приемов не устраиваете, не мешало бы другим помочь! Мы ждем к себе знатных иностранцев, троллей, если вам это что-нибудь говорит. И старый лесной царь не хочет ударить лицом в грязь. — Кого приглашать? — спросил козодой. — Ну, на большой бал мы зовем всех подряд, даже людей, если только они умеют разговаривать во сне или еще хоть чем-нибудь занимаются по нашей части. Но на ужин решено приглашать с большим выбором, только самую знать. Сколько я спорила с лесным царем! По-моему, привидения и то звать не стоит. Прежде всего надо пригласить морского царя с дочками. Они, правда, не очень любят бывать на суше, но мы посадим их на мокрые камни, а может, и еще что получше придумаем. Авось на этот раз они не откажутся. Затем нужно пригласить всех старых троллей высшего разряда, из тех, что с хвостами. Потом — водяного и домовых, а кроме того, я считаю, что нельзя обойти кладбищенскую свинью, трехногую лошадь без головы и гнома-церквушника. Правда, они относятся к нечистой силе другого рода и вроде бы состоят при церкви, но в конце концов это только их работа, а мы ведь все-таки в близком родстве, и они часто нас навещают. |
|
|
