| 10 марта – воскресенье, называемое «Торжеством Православия». В храме святого Юра – праздничное богослужение, которое совершается со всей торжественностью, какую только знает богослужебный устав. За Экзархом Украины и епископами к архиепископской палате прямо из храма шествует церковная процессия: многочисленные священники, делегаты Собора, во главе с отцом доктором Гавриилом Костельником. Все они в светлых ризах. За Экзархом идут четыре епископа в своих литургических ризах. Епископы, Преосвященный Макарий и Преосвященный Нестор, несут икону Божией Матери с Младенцем Иисусом на руках. Этот образ, дар святого Киева, доставили 9 марта самолетом. Вся эта процессия вносит икону в храм святого Юра и ставит ее на владычний трон, где она и находится в течение всей литургии, которую совершает Экзарх в сослужении всех четырех епископов и многочисленного духовенства. Поют два хора. Известно, что на почве церковного пения мы давно начали объединение, что также вело нас к нынешнему Собору, к единению в вере и Церкви. 10 марта мы, украинцы, соединились в молитве перед очами Матери Божией, Она смотрела на нас со старинной киевской иконы с утешением и любовью. Долго совершалось Богослужение. К верным чадам Церкви Христовой обращались со словом в разные моменты Экзарх Украины Иоанн, епископ Макарий и епископ Михаил. После окончания литургии епископы Антоний и Михаил перенесли икону Матери Божией в правый (от входа в церковь ) придел. В эту процессию, возглавляемую Экзархом Украины, вошли епископы и все духовенство. После молебна взял слово отец д-р Гавриил Костельник. О чем же другии мог говорить он, как не об этой иконе? Говорил он о том, как во время своей поездки в Киев, осматривая малую зимнюю церковь в Киево-Печерской Лавре, неожиданно увидел в алтаре над жертвенником образ Божией Матери, вставленный в стену, который очень сильно поразил его. Чувствуется, что этот образ писал действительно святой человек. Провидение Божие как будто сознательно укрывало икону в тени. Отец д-р Гавриил Костельник обратился к Экзарху с просьбой подарить этот образ церкви святого Юра после завершения акта соединения Греко-католической Церкви с Православной. Экзарх обещал. Этот образ едва ли не самый дорогой среди тех, которые имеет не только Киев, но и вся Украина. Перед ним молился известный православный митрополит Петр Могила , молился и Богдан Хмельницкий, отправляясь в поход за веру православную, за освобождение Украины. Эта икона видела и наше единение, и разлуку, она навеки объединила святой Киев со святым Львовом и является самой лучшей памятью того великого дня, который ныне так торжественно празднуется. Этими словами и многолетием в честь Экзарха, епископов, духовенства и всего народа окончилась Божественная литургия. 10 марта 1946 года Экзарха торжественно сопровождали до владычней палаты, а оттуда, с балкона он преподал архипастырское благословение православному народу, заполнившему площадь перед храмом святого Юра. |
| Юра был совладельцем одного или нескольких (точно не помню) магазинов в городе. Время было смутное, и он начинал свой путь в бизнесе с того, что обычно именовали «криминальными структурами». В 1992 году я ушел в монастырь. Юра и Ира, как и мои московские друзья, пережили шок по этому поводу, но что поделаешь. Будучи проездом в Питере в качестве временного келейника старицы схимонахини Сергии Слепой, я заехал к друзьям. Юра попросил устроить ему встречу со старицей, так как у него назрел важный вопрос. Я договорился с матушкой, и брат с сестрой приехали на встречу. Мы пили чай вчетвером и беседовали. После чая оставили мать Сергию наедине с Юрой. Они долго разговаривали. Он вышел радостным. Потом я узнал, что он готовил убийство конкурента и вдруг, чуть ли не накануне убийства, по стечению обстоятельств попал к старице Сергии и все ей выложил. Я не знаю как, но матушка Сергия его остановила. И это еще не все. Она вселила мир в его сердце и изъяла ожесточение против врага. Прощались они, как родные, старица благословила брата и сестру. Моя иноческая половина души возрадовалась тому, что произошло в тот вечер, хотя доиноческая половина души прекрасно понимала, чем это может кончиться для Юры, ведь он жил в мире, где жалость к врагу разворачивает стволы наемных убийц в твою сторону. Да, стволы могут развернуться на тебя, но все же это лучше, чем направить их против своего ближнего. Убив другого, в действительности убьешь себя. Прошло, может быть, еще полгода. Я опять был в Питере. Мы встретились с Ирой в потускневшей квартире Юры. Денег у нее уже не было (то есть от мужа-математика были, но она привыкла жить широко на деньги брата), и уже почти полгода не было и самого брата. Юра уехал с подельником на машине в Европу, кажется в Италию, и пропал. Должен был вернуться через месяц, но не вернулся. Сразу после отъезда позвонил несколько раз, а потом звонки прекратились. Для Юры это было нетипичное поведение. Ира плакала и просила меня молиться за Юру. Мы надеялись, что он еще вернется. |
| Однажды Параска работала в поле, задремала, и ей приснился удивительный сон. Она увидела, как в их дом зашел ее покойный муж Андрей, погибший на войне. Взяв обоих сыновей, Михаила и Юрия, он вышел с ними в сени. Когда он вышел туда с детьми, стены в сенях стали расходиться, падая в стороны и исчезая. Сверху полилось несказанно прекрасное сияние, и бесконечным сияющим простором открылось небо. Ее муж, продолжая держать детей за руки, пошел прямо в небо, в этот чудесный свет. Придя же домой, она узнала, что случился пожар и дети ее, Михаил и Катерина, сгорели. Они были дома, а Юра отлучился, заперев дверь снаружи. Это он сделал для того, чтобы их беременная кошка, которая должна была вот-вот родить, не убежала из дома. Дети хотели, чтобы кошка рожала не где-то в укромном месте, а у них в доме. Вот поэтому-то Юра надежно закрыл дверь. Когда начался пожар, дети не могли выбраться из дома. Они закрыли руками свои личики от дыма, выедающего им глаза. Когда их достали, то они были обгоревшими до черноты, а их лица, закрытые ладонями, остались белыми. Прежде чем обгореть, они уже задохнулись от дыма. Это страшное горе так потрясло Параску, что она уже до конца дней своих не могла видеть кошек, потому что из-за кошки двери были заперты и дети погибли. Но этим не кончились ее испытания. Ей предстояло пережить еще не одно страшное горе. После смерти Михаила и Катерины умер от несчастного случая и Юра: сон ее оказался пророческим. Он ехал на возе, правя лошадьми, вниз по склону. Повозка сильно разогналась, мальчик испугался и соскочил с нее на полном ходу. Сбоку шел забор и Юра наткнулся на него. Он не расшибся сильно, но от резкого сотрясения у него порвался желудок, и через сутки ребенок умер, очень мучаясь. Это опять надорвало сердце Матери. От первого брака у нее теперь остались только две девочки – Василина и Марийка. Василина заболела воспалением легких. В ту пору не были еще изобретены антибиотики и лечение было примитивным и очень дорогим. Ближайший доктор был тогда лишь в Рахове – только один на этот бедный горный край гуцульский. Два дня девочку осторожно везли к доктору на лошадях. Когда же привезли ее и доктор ее прослушал и осмотрел, то сказал, что лечить ребенка уже поздно легкие сгорели. Когда девочку привезли обратно домой, она умерла. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Ради величия России положил свою жизнь Памяти русского добровольца Юрия Земцова 15.08.2023 2216 Время на чтение 3 минуты Фото: zavtra.ru Печальную, очень печальную новость получил сегодня от моего дорогого русского брата Бориса Земцова: «Здравствуй, брат Ранко! Беда пришла в мой дом. Большая и чёрная. На фронте в бою под Бахмутом погиб мой племянник Юра. Ты, конечно, его помнишь...». В январе 2019 года я ночевал с Борисом в доме Юрия Земцова в Туле. Его дочерка в честь сербского брата играла на каком-то инструменте, этот тёплый дом запомнил за всю жизнь. Трудно описать какую красоту увидел в его иконописной мастерской – прекрасные иконы будто до сих пор перед моим глазами. Какая радость была в моём сердце и в моей душе, когда увидел прекрасную икону св. Николая Сербского... Невозможно забыть такого человека, конечно, помню, дорогой Борис Юрия. Помню и твою заботу о нём при нашей встрече в Москве в июне сего года, когда ты сказал, что Юра отправился на фронт добровольцем... Трудно утешить того, кто потерял близкого родственника с такой рыцарской душой и сердцем. Хоть я общался с этим человеком только два дня, ощущение такое – будто потерял очень близкого и родного человека... Вот как я описал встречу с этим русским братом зимой 2019 года в своей статье на Русской Народной Линии: «А в Тулу путешествую совместно с моим другом, русским журналистом и писателем Борисом Земцовом, заместителем главреда Олега Платонова в редакции " Русского Вестника " . Он уже не один год пытается организовать мне экскурсию на Куликово поле, он уроженец Тулы. Ещё не успев проголодаться после трапезы в грузинском ресторане, оказываюсь за накрытым столом в доме у его племянника Юрия. Прекрасная семья Юры Земцова, преподавателя иконописания в местном богословском институте, достойно угощала гостя из Сербии. Удивительные образы сделаны в мастерской, где Юра совместно с женой изображает иконы святителей Господних. Как меня порадовало, когда узнал, что Юра написал и образ дорогого моему сердцу святителя Николая Сербского... |
| Были и курьёзы - жены, чтобы проучить нас, и чтобы мы, мужики, не засиживались со своими разговорами о политике и спорте, да ещё с пивом, решили запереть после 12 часов двери - «просите прощения». Юра жизнерадостно захохотал: «Ладно, это ненадолго. Придут сами. А я вот на бильярдном столе спать буду». Благо, было тепло. Однажды, когда он припозднился с утра, то сел с моими Светланой и Мариной. Света стеснялась, но Юра расшевелил их. Сказал шестилетней Марине: «Я - Гагарин-космонавт». Марина всплеснула руками. «Так это тот, кто всегда пьёт кефир». - «Почему?» - «А нам воспитательница в детском саду говорила: «Пейте кефир, будете, как Гагарин». Юра хохотал. Затем, позднее, уже из Москвы мы полетели в Вёшенскую к Шолохову. Состоялась по-своему международная историческая встреча «Молодые писатели у классика современной литературы». Первые два места в самолёте заняли Сергей Павлов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ и Юрий Гагарин, а через проход Юрий Верченко и я, отвечавшие за содержание встречи. К первым местам стюардесса подвезла коляску с рюмочками коньяка и с бутербродами. Было ясно - Гагарину. Но через какое-то время такую же коляску подвезли и к нам. Выпили, конечно, тоже. Но почему нам-то? Смотрю: Юра давится от смеха. Я подошёл и спросил: «От вас указания?» Юра машет головой, что нет. Спросил у стюардессы: «Кто заказал?» Та пожал плечами: «Но вот Юрий Алексеевич сказал же, что вы первый космонавт, который скоро полетит на Луну». Подошёл к нему и спросил: «Твои проделки? А почему не сразу на Марс?» Юра хохотал: «Нет, вы лунатики». Так и остался я тогда с этим прозвищем. В первый день в Вёшенской писатели встретились с Шолоховым. Был серьёзный разговор, поехали на берег Дона, Юра устроил кутерьму, играл в волейбол, пели за столом. Гости сели за скатерть-самобранку, полную яств, и Юра просил спеть казачьи песни, подтягивал. Затем поплыл через Дон с песней «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг». Я увязался за ним, переплыли Дон, но уже понял, что обратно не переплыву, и спустился как бревно сверху по течению. |
| Но совершенно случайно на одну из университетских вечеринок пришел открытый гей, член берлинского прайда. Он не привлекал Юру сексуально, а вот Юра ему понравился, но это не помешало им подружиться. Чуть позже Мик рассказал ему про комьюнити и пригласил в квартал, где тусуются берлинские геи. В следующие выходные Юра поехал на Ноллендорфплац. Выйдя из метро, отправился с площади на Моцштрассе и только ступил туда, как остановился, растерянный. То, что он увидел, не было мечтой или сном, потому что Юра не мог такое даже вообразить. Это был параллельный мир, шумный, людный, яркий и свободный. Юра будто оказался на другой удивительной планете, где царила атмосфера праздника, где Юра не был чужим и где, казалось, его даже ждали. Десятки песен разом звучали из десятков клубов, сотни людей гуляли вокруг. Кто-то, как и Юра, шагал в одиночестве, выискивая кого-то взглядом в пестрой толпе. Но большинство составляли однополые пары. Они вели себя раскованно и свободно, почти на грани вульгарности: гуляли, держась за руки, целовались прямо на улице, прямо при всех, и ничего им за это не было! Ни осуждающего взгляда, ни грубого слова – ничего! Юра не верил в реальность происходящего. Замерев на месте, хлопая расширенными от удивления глазами, завистливо глядел на парочки и вздыхал: “Вот бы это Володя видел”. Мик утверждал, что здесь это норма, что война, о которой Юра не имел ни малейшего представления, уже выиграна» (с. 504–505). Ясно выраженная и реализованная авторами книги установка на редуцирование, низведение смысла свободы личности, являющейся несомненной социальной ценностью, до возможности открытого демонстративного публичного проявления гомосексуальных отношений и направленность на привитие читателям установок о привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений – свидетельствует об акцентированности и зацикленности К. Сильвановой и Е. Малисовой на задаче по созданию максимально благоприятных условий для распространения, навязывания гомосексуальных отношений в российском обществе. |
| Но Лара отвлекла его в сторону, незаметно уклонившись от прямого ответа. Они еще долго разговаривали на темы, не имевшие никакого отношения к предмету Лариной печали. 10 Этой зимою Юра писал свое ученое сочинение о нервных элементах сетчатки на соискание университетской золотой медали. Хотя Юра кончал по общей терапии, глаз он знал с доскональностью будущего окулиста. В этом интересе к физиологии зрения сказались другие стороны Юриной природы – его творческие задатки и его размышления о существе художественного образа и строении логической идеи. Тоня и Юра ехали в извозчичьих санках на елку к Свентицким. Оба прожили шесть лет бок о бок начало отрочества и конец детства. Они знали друг друга до мельчайших подробностей. У них были общие привычки, своя манера перекидываться короткими остротами, своя манера отрывисто фыркать в ответ. Так и ехали они сейчас, отмалчиваясь, сжав губы на холоде и обмениваясь короткими замечаниями. И думали каждый о своем. Юра вспоминал, что приближаются сроки конкурса и надо торопиться с сочинением, и в праздничной суматохе кончающегося года, чувствовавшейся на улицах, перескакивал с этих мыслей на другие. На гордоновском факультете издавали студенческий гектографированный журнал. Гордон был его редактором. Юра давно обещал им статью о Блоке. Блоком бредила вся молодежь обеих столиц, и они с Мишею больше других. Но и эти мысли ненадолго задерживались в Юрином сознании. Они ехали, уткнув подбородки в воротники и растирая отмороженные уши, и думали о разном. Но в одном их мысли сходились. Недавняя сцена у Анны Ивановны обоих переродила. Они словно прозрели и взглянули друг на друга новыми глазами. Тоня, этот старинный товарищ, эта понятная, не требующая объяснений очевидность, оказалась самым недосягаемым и сложным из всего, что мог себе представить Юра, оказалась женщиной. При некотором усилии фантазии Юра мог вообразить себя взошедшим на Арарат героем, пророком, победителем, всем, чем угодно, но только не женщиной. И вот эту труднейшую и все превосходящую задачу взяла на свои худенькие и слабые плечи Тоня (она с этих пор вдруг стала казаться Юре худой и слабой, хотя была вполне здоровой девушкой). И он преисполнился к ней тем горячим сочувствием и робким изумлением, которое есть начало страсти. |
| Позже, учась в начальной школе, Юра сам пошел и сдал вступительные экзамены в музыкальную школу, а потом уже сообщил матери, что будет учиться музыке, потому что не знать музыкальную грамоту «так же стыдно, как не уметь читать». (Это было на Украине, в Житомирской области, куда семья Ефимчуков уезжала на четыре года – с 1979 по 1983. Рядом с домом протекала речка Случ. Юра пристрастился к рыбалке, и сколько же радости было, когда он возвращался домой с уловом – маленькими рыбками! Мальчик любил гонять на велосипеде, бывало, и за руль не держался. Не миновало его и увлечение фотографией.) Музыкальная одаренность, унаследованная от матери, проявилась в любви к классической музыке. Преподаватель по классу фортепиано, Софья Александровна, записала Юру в кружок «Юный композитор». «Помню, был у меня день рождения, и Юра сказал: “Слушай, мама”. Я внимательно слушала. В произведении, которое он исполнял, было что-то определенное, законченное. Я слушала с упоением легкую, вдохновенную мелодию. Закончив, Юра сказал, что сочинил это мне в подарок, я тогда прослезилась от радости», – вспоминает Анна Илларионовна. Ей самой любовь к песне передалась от родителей. Она хранит в своем сердце дорогие для нее воспоминания о том, как пели они с сыном на два голоса: «Ой, сколько он пел, как красиво пел!» Забывшись, Анна Илларионовна начинает напевать легким, чистым голосом – и тут же, запнувшись, останавливается: «Юра ведь отошел от этого, и гитару, с которой не расставался долгие годы, оставил – а затем и вовсе попросил продать. Я, еще не осознавая его духовного перерождения, страшась перемен, происходящих с сыном, уговаривала: “Сынок, ну зачем же продавать? Это же память. Ты же еще будешь играть…” Но он в ответ ничего не сказал». «Юра отошел от этого напрочь и сразу», – подтверждает его отец Виктор Константинович. Если случалось, что Юру обижали, он не стремился к мщению. Это замечалось за ним еще в раннем детстве «Просвещен… тот, кто познал горечь сокровенную в сладости мира» . Кто и когда положил начало просвещению? Родители единодушно утверждают, что всё началось с дружбы Юры с Сашей Петровым. Ныне Саша Петров – иеромонах Феоктист. Отец Феоктист позже, вспоминая, рассказывал родителям Юры, что в школе их сын отличался скромностью. Если случалось, что его обижали, не стремился к мщению. Это замечалось за ним еще в раннем детстве: родители вспоминают, как однажды, когда они еще жили на Украине, к ним пришла девочка и сказала, что Юра плачет под лестницей: его ударил соседский мальчик. Заступалась за Юру старшая сестренка, сам же он, кроткий, терпеливый, был безответен и никогда не жаловался. |
| Юра Подладчиков и казенный патриотизм Почему у олимпийских чемпионов из европейских стран русские фамилии? 14 февраля, 2014 Почему у олимпийских чемпионов из европейских стран русские фамилии? Почему люди, которые могли бы прославить свою родину, уезжают жить и работать за рубеж? Можно ли остановить этот поток? Размышляет Андрей Десницкий. Когда я услышал в новостях, что олимпийским чемпионом по неведомому мне хафпайпу стал Юрий Подладчиков, я подумал, что это просто однофамилец людей, с которыми мы дружили в 92–93 годах. Юра, молодой ученый из России, его жена Валя и их мальчишки жили тогда в общежитии университета в Амстердаме, где учился и я — только Юра уже был свежеиспеченным и никому не нужным на Родине кандидатом наук. Мы часто собирались у них, и трудно даже было понять, как это Юре удается и пива с нами попить, и доклад написать к конференции в Дании, куда надо было еще добраться нелегально из Нидерландов с советским еще паспортом — никакого Шенгена тогда и в помине не было. Ничего, добирался, ведь ему действительно было это нужно. Потому, собственно, и уехал из распадавшегося Союза: ему очень было нужно заниматься наукой, и еще хотелось кормить этим занятием свою семью. Мог, конечно, пойти на рынок китайским ширпотребом торговать, но не захотел. В результате он и в Амстердаме не задержался: получил работу в Швейцарии, стал там профессором, а теперь, судя по официальным данным, живет в Норвегии. Но я уверен, что Юра, важный европейский господин, остался таким же обаятельным и общительным русским парнем из Подольска, каким я его узнал. А олимпийский чемпион — это ведь тот самый мальчишка, один из их сыновей, который бегал во дворе общежития, пока Юра-старший показывал мне, что такое компьютерная игра (и меня потом было за уши не оторвать). Это я уже потом сообразил, когда про биографию чемпиона рассказали. Дети, которых увезли из России еще дошкольниками, вырастают, как правило, полноценными членами нового своего общества, о России сохраняют теплые воспоминания как о стране предков — но и не более того. Юра, оказывается, начинал спортивную карьеру именно в российской команде — а затем получил швейцарский паспорт (что очень непросто) и перешел в сборную этой страны, и вполне понятно, что там ему было удобнее и комфортнее. Когда начал одерживать спортивные победы, его позвали вернуться в российскую сборную, но с чиновниками нашими Юра не сумел договориться. На Олимпиаде победить проще, это точно. |
| Голос этой тайны, заглушая все остальное, преследовал Юру, мешая ему при анатомировании. Но точно так же мешало ему многое в жизни. Он к этому привык, и отвлекающая помеха не беспокоила его. Юра хорошо думал и очень хорошо писал. Он еще с гимназических лет мечтал о прозе, о книге жизнеописаний, куда бы он в виде скрытых взрывчатых гнезд мог вставлять самое ошеломляющее из того, что он успел увидать и передумать. Но для такой книги он был еще слишком молод, и вот он отделывался вместо нее писанием стихов, как писал бы живописец всю жизнь этюды к большой задуманной картине. Этим стихам Юра прощал грех их возникновения за их энергию и оригинальность. Эти два качества, энергии и оригинальности, Юра считал представителями реальности в искусствах, во всем остальном беспредметных, праздных и ненужных. Юра понимал, насколько он обязан дяде общими свойствами своего характера. Николай Николаевич жил в Лозанне. В книгах, выпущенных им там по-русски и в переводах, он развивал свою давнишнюю мысль об истории как о второй вселенной, воздвигаемой человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти. Душою этих книг было по-новому понятое христианство, их прямым следствием – новая идея искусства. Еще больше, чем на Юру, действовал круг этих мыслей на его приятеля. Под их влиянием Миша Гордон избрал своей специальностью философию. На своем факультете он слушал лекции по богословию и даже подумывал о переходе впоследствии в духовную академию. Юру дядино влияние двигало вперед и освобождало, а Мишу – сковывало. Юра понимал, какую роль в крайностях Мишиных увлечений играет его происхождение. Из бережной тактичности он не отговаривал Мишу от его странных планов. Но часто ему хотелось видеть Мишу эмпириком, более близким к жизни. 3 Как-то вечером в конце ноября Юра вернулся из университета поздно, очень усталый и целый день не евши. Ему сказали, что днем была страшная тревога, у Анны Ивановны сделались судороги, съехалось несколько врачей, советовали послать за священником, но потом эту мысль оставили. Теперь ей лучше, она в сознании и велела, как только придет Юра, безотлагательно прислать его к ней. |
|
|
