| Оптинский крест на могиле мученика Георгия Монахи говорят об этом убийстве как о ритуальном. Большинство наших газет и телевидение, как обычно, промолчали, и лишь некоторые в своем сообщении поддержали версию о самоубийстве». «В 1994 году, когда не стало сыночка, как-то днем мне почему-то захотелось включить телевизор, хотя мы уже не смотрели в это время никакие передачи, – вспоминает Анна Илларионовна. – Но я включила, затем выключила, опять включила – и вдруг слышу сообщение о нашей беде. Я слушала, хотя было очень больно. Сообщили сам факт происшедшего, без комментариев. До сих пор не знаю, почему я включила телевизор именно в тот момент». Накануне восьмой годовщины со дня смерти Георгия Анне Илларионовне приснилась незнакомая женщина, которая говорила ей о сыне. Увидев вскоре после этого икону блаженной схимонахини Марии Ивановны Матукасовой, Анна Илларионовна признала в ней незнакомку из сна – и с тех пор молится матушке Марии. «Я вот сейчас думаю, – говорит Виктор Константинович, – что нас, великих грешников, сын к вере привел. И ведет, и наставляет». Однажды после похорон Виктор Константинович ехал в Самару и поставил кассету с записью, где Юра поет песню на стихи Пастернака. «Голос его слушаю, остановился на обочине, вышел проверить что-то в машине, и вдруг будто топором по голове, потом по щеке. И я понял, что нельзя уже это слушать, что Юра оставил всё, отошел от мирского и нас не одобряет в этом». Они втроем подошли, вынули крест, поставили и как пришли, так и ушли – исчезли… Светлые, юные, одинакового роста и возраста Как-то осенью родители приехали поправить крест на могиле Георгия. У отца в это время разболелась поясница, а нужно было поднять крест, и Анна Илларионовна разгоревалась, что не осилить им это дело. Вдруг откуда ни возьмись три парня – одетые не по сезону, в одних светлых рубашках, без головных уборов – так легко подошли. «Я говорю им, – вспоминает Анна Илларионовна, – “Сыночки, помогите”. Они втроем подошли, вынули крест, поставили и как пришли, так и ушли – исчезли, как дуновение, как легкий ветерочек. Мы даже не заметили, куда они ушли: светлые, юные, одинакового роста и возраста». |
| Она всегда меня поддерживала, за что я ей очень благодарен и очень ее люблю, потому что она не просто жена, а еще и близкий друг, а это очень важно. Когда у людей, которые живут вместе, есть взаимопонимание, это очень важно, конечно. — А дети? — Сын, ему уже 28 лет, я очень горжусь своим взрослым сыном. Он тоже закончил высшее учебное заведение, сейчас успешно работает по своей профессии. — Но он не космонавт? — Нет, не космонавт. Он посмотрел на меня, сколько я в разъездах, сколько я тренируюсь и как выжатый лимон прихожу домой, сказал: «Папа, наверное, я не пойду в космонавты». (Смеется.) Он это все видел, это все было на его глазах. Но он выбрал себе достойнейшую профессию, ему нравится. Я очень горжусь своим сыном и очень его люблю. — А какие сейчас традиции у космонавтов? Вот раньше смотрели фильм «Белое солнце пустыни». — Почему раньше? И сейчас. Вот был такой случай. Я был в то время техническим директором NASA, и экипаж под руководством Юрия Усачева улетал на шаттле на станцию. Мы нашли кассету на английском языке, но в другом формате, и Юра не смог посмотреть «Белое солнце пустыни». Может, это стечение обстоятельств, но случайностей никогда не бывает. (Смеется.) И вот, первый раз откладывают старт по метеоусловиям, потом по техническим причинам еще раз откладывают старт, потом я уже говорю: «Дайте кассету в NTSC посмотреть». Они где-то нашли, прислали, Юра посмотрел «Белое солнце пустыни», и вскоре они улетели. Случай это или не случай? Поэтому традиции мы соблюдаем свято, каждый экипаж перед полетом смотрит «Белое солнце пустыни». — А какие у космонавтов шутки? Когда мы брали интервью у Георгия Гречко, он рассказывал, как какие-то искры они выдавали за инопланетян. — Я вспоминаю одну историю. Кент Роминджер — замечательный астронавт, был командиром экипажа STS-100. Между прочим, он тоже морской летчик. И канадец Крис Хэдфилд морской летчик. И правый пилот в экипаже Джеф Эшби тоже был морским летчиком. То есть у нас все пилоты были — морская авиация. У нас есть интересная фотография: мы вчетвером стоим — американцы, канадец, русский — каждый в своей морской форме. |
| - Не знаю, Юр, но мне последнее время не по себе. - Слушай, Вер, а ведь с литератором я твоим не ошибся. Фаворита себе завела? - Юра, я сейчас уйду. - А чего такого, имеешь право, столько лет вдовствовала. Честно отмаялась. Если б меня столько помнили, сколько ты Жорика, я бы хоть щас согласился умереть. А ко мне и на могилу никто не придет. Разве те, кого я обобрал, чтобы плюнуть. - Не сгущай, Юр. - Но с литератором я угадал, — улыбался довольный Хромов. — Ну скажи, что нет? - Не скажу. - То-то, — он скривился от боли, дотягиваясь до фляжки, отхлебнул. - Юр, ты, по-моему, увлекаешься, — кивнула Вера на фляжку, — совсем расклеишься. - А зачем мне быть железным? Какой смысл? Капиталы стеречь? А на кой ляд они мне? Фаза накопления закончена! Ты уходишь с литератором, жен и детей у меня нет. На фига, Вера, небо коптить?! Я ж тут всему бомонду столичному объявил, что еду жениться, был уверен — уговорю тебя. А тут этот, как его, Павел Сергеевич, откуда-то взялся. Я столько лет за тобою, как тень… — Хромов с нескрываемой горечью приложился к фляжке, утопив конец фразы. - Юр, — Вера аккуратно забрала у него фляжку, неожиданно для себя, глотнула из горлышка, сморщилась, — я тебя очень люблю, как друга, и никогда не забуду, кто меня прикрывал после смерти Георгия. Но если б я могла любить по заказу, ты бы сам меня перестал уважать. - Я всю жизнь Гоше завидовал! Как завидовал! А теперь ты светская львица, госпожа Зарайская, — ухмыльнулся, потеплев, Хромов. - Учительница географии, географичка, — шепотом возразила она. — Вера Калашникова. А из Зарайской я давно уже Заадской стала. - Вер, он правда тебе дорог, поэт этот? — посерьезнев, спросил Хромов. - Не поверишь, а может, не поймешь, Юра, но скажу честно, мы с ним совпадаем в чем-то главном, будто биоритмы одинаковые или еще что-то. И он мне действительно дорог. Знаешь, это произошло так быстро и в то же время непринужденно… - Он же никто, — сам себе сказал Юрий Максимович. - А мы кто? Мы с тобой — дорогие памятники на кладбищах, и все! Ты об этом, Юра, не думал? Когда я его увидела, поговорила с ним, то вдруг вспомнила, что есть кое-что, кроме денег. |
| — Сделав покупки, вы тотчас же отправились домой? — Нет. Я по дороге увидела «Макдоналдс» и сказала ему, что я так мечтала, попав на Запад, пойти в настоящий «Макдоналдс». Он засмеялся и сказал, что у меня и мечты тоже дешевые. Это было обидно, но я смолчала, потому что он все-таки повел меня в «Макдоналдс» и взял мне гамбургер и кока-колу… Все удовольствие испортил, гад! — А потом? — Потом мы вернулись на хутор, раскладывали продукты. После я обед готовила, потом всех кормила… В общем, я уже не помню, чем я еще занималась в тот день — по хозяйству возилась… — А Георгий? — Он водил меня по дому и показывал, где что лежит, что я должна делать. — Больше в тот день он из дома не выезжал? — Нет… А вечером… Ну да я уже говорила вам, что было вечером! Подумать только, утром он задушил мою родную сестру, а вечером полез ко мне в постель! Да я бы сейчас сама его задушила голыми руками! — Татьяна, вы уж, будьте добры, не делайте таких заявлений в присутствии сотрудников полиции: вдруг с Георгием Бараташвили и впрямь что-то случится — ваши слова могут вам выйти боком. — Наплевать! — Еще вопрос. Таня, почему при аресте Георгия вы кричали, что он убил старуху? Какую старуху? — А вы что, до сих пор не знаете? — вытаращила глаза Татьяна. — Да ведь недавно его тетку нашли задушенной в постели! — А вы откуда об этом знаете? — От самого Георгия и знаю! Он сказал, что тетка его умерла, и теперь он ждет большого наследства, после чего жизнь его круто изменится к лучшему. А потом Юра Кацман, мальчик, который тоже жил у нас, прочитал про это в местной газетке. Значит, он и тетку свою придушил! Я еще тогда задумалась: кто мог придушить старушку, кому было выгодно это дело? Ну конечно, наследнику! Так всегда делается, я сразу же подумала на Георгия. Я попросила Юрку посмотреть, когда точно придушили старуху, и он сказал, что в четверг. А по четвергам он всегда к ней ездил, к тетке своей, и даже называл это «четверговыми каторжными работами». Все сходится! Потом его вызвали на допрос, и оттуда он вернулся сам не свой и сказал нам, что в ближайшие дни мне и другим нашим ребятам придется с хутора убираться, иначе и ему, и всем нам грозят крупные неприятности. Еще он спросил меня, откуда в полиции может быть моя фотография. Я сказала, что только если с моего загранпаспорта. Но он сказал в ответ: «Нет, это была не паспортная фотография!» Теперь-то я понимаю, что ему в полиции показали фотографию Натальи… Может, он решил, что это не ее, а моя фотография? Мы ведь как две капли воды похожи, мы же близнецы. Я уже тогда поняла, что он будет стараться от меня избавиться: он перестал даже приходить в мою комнату по ночам. |
| Да не смутится сердце Ваше, молитесь, веруйте в Него... Слеза ль падет у Вас, он знает число всех каплей дождевых и Ваши слезы сосчитает, оценит каждую из них... С Ним благо все, с Ним свет во тьме»... 101 О прошедших скорбях лучше позабыть, лучше не вспоминать, не растравлять заживающих ран. По наставлению Апостола, прошлое забывая, будем простираться в предняя 102 , с надеждой идти вперед. Будем утешать себя надеждой, что Господь даст еще нам утешение и в радостной встрече с любимыми, и в том, что мы еще, Бог даст, дождемся более спокойных времен и вместе поживем. Больше же всего будем утешать себя надеждою на будущее воздаяние от Бога. О моем здоровье я уже не раз писал в последних письмах. Благодарение Господу, пока чувствую себя вполне удовлетворительно. А что очень устаю от ходьбы, – так ведь совсем без недугов быть невозможно. И болезни нам на пользу Господь посылает. Господь да хранит Вас, моя родная, и да благословит. Передайте мой сердечный привет и благословение Жене, Ел[исавете] Ив[ановне], Паше, Женичке, Сереже, Ефим[овне], Васюше и всем, всем. Еще раз прошу простить меня Христа ради. И вас всех да простит Господь Бог своею благодатию. С любовию, богомолец Ваш Е[пископ] А[фанасий] Письмо 42 Диакону Иосифу Потапову 6 марта 1943г . г. Ишим † Милость Божия буди с Вами, мой милый и дорогой о. Иосиф! Только третьего дня написал и послал Вам письмо 13. Сегодня получил Ваше, писанное накануне праздника святого благоверного в[еликого] к[нязя] Георгия, когда и я Вам писал 11). Рад, что посылочка моя дошла до Вас. Только уж очень мала она. Простите, Господа ради. Жалею, что теперь не принимают. А я уже было хотел подавать здесь заявление. Посылали ее без меня, тогда я еще не был в Ишиме. Она сдана была 25-XII. На днях я уже и квитанцию было забрал к себе для справок. Только моя ли посылка получена?.. Пока не будет она у Вас на руках и пока Вы не сообщите об этом, все еще не уверен. Рад очень, что Юра благополучен. Пожалуйста, когда пишете ему, – всегда передавайте ему привет от меня и благословение. |
| Время становления Юры как иконописца совпало с возрождением российских храмов, возрождением русской духовной культуры. Юра с другими энтузиастами участвовал в восстановлении храма Благовещения, расчищая завалы мусора безбожных лет. В Туле тогда появился священник о. Владимир Щербаков – несгибаемый русский человек, мудрец, воитель Православия. Он стал настоятелем храма Николы на Ржавце, много сил приложив для восстановления храма из руин. О. Владимир узнал, что Юра – начинающий иконописец, историк, краевед, что Юра занимается историей утерянной иконы Николы Тульского. Юра искал следы этой иконы в архиве, напечатал в " Коммунаре " статью об этой потерявшейся святыне, и о. Владимир заказал Юре ростовую икону Николы Тульского для своего храма Николы на Ржавце. Заказал после 12 икон-праздников, за которые маститые иконописцы брались очень неохотно, потому что иконография двунадесятых праздников насыщена образами, символами, сюжетами. А Юра взялся за работу с трепетом и радостью. И ныне эти иконы – двунадесятые праздники, Никола Тульский, поминальный крест, украшают храм Николы на Ржавце. А было тогда Юре меньше 20 лет. Его первые труды в храме Николы на Ржавце глубоко символичны. Юра увлекся историей нашей фамилии, рода. В семье было известно, что Земцовы – исконно чулковский род, из казюков. Мы знали дом на улице Чапаева в Туле, где родился мой отец. Знали, что Земцовы купили этот дом во второй половине XIX века. Составляя родословную предков (она сейчас висит в его доме на улице Шишкина), Юра выяснил, что старшие сестры его прадеда были крещены именно в храме Николы на Ржавце. И Демидов Сергей Иванович нам подсказывал: " А не ваши ли Земцовы жили рядом с храмом, в переулке, в годы советской власти названном Студенческим? " Все верно, в Чулково огромная семья Земцовых переехала с земли возле этого храма. Может быть, потому и сложилось у Юрия все так удачно в этом храме, что наши предки незримо опекали его труды?» После школы Юрий поступил на факультет истории и права Педагогического университета им. Л.Н. Толстого. Увлеченно штудировал святоотеческую литературу, философию, вскоре начал писать сам. Окончив институт в 1998-м, в 2002-м Юрий защитил кандидатскую диссертацию. Его работа на соискание кандидатской степени называлась «Этика исихазма в древнерусской иконописи» (научный руководитель Ю.М. Бородай). Успешно защитив диссертацию, Юрий написал статью «Исихазм» для энциклопедического словаря «Этика» (М., 2001). В то время ему было всего 26лет, он мог стать философом, но выбрал иконопись, добившись на этом пути значительных успехов. В 2017-м Юрий Земцов принял участие в Международном конкурсе иконографического искусства Межпарламентской Ассамблеи Православия в Греции на тему: «Воскресение Иисуса». Вконкурсе соревновались около ста работ мастеров из различных стран, икона Юрия Земцова заняла третье место. |
| Когда же Юра приходил ко мне домой с цветами для моей мамы и сестренки Анастасии, мы устраивали соревнования. Он переложил на музыку стихи особенно любимых им поэтов «серебряного века» и пел их мне под гитару, а я ему – свои песни. Соревнования шли часами, пока моя мама Валентина Климентьевна готовила ужин – блины по-сибирски. Она очень любила Юру и считала его истинным интеллигентом, очень глубоким человеком и самым надежным моим другом. Иногда мы записывали наши домашние концерты, и кое-что из Юриных песен сохранилось. Особенно была поразительна в его исполнении песня на стихи И.С. Никитина «Молитва дитяти»: Молись, дитя: сомненья камень Твоей груди не тяготит; Твоей молитвы чистый пламень Святой любовию горит. Молись, дитя: тебе внимает Творец безчисленных миров, И капли слез твоих считает, И отвечать тебе готов. Быть может, Ангел твой хранитель Все эти слезы соберет И их в надзвездную обитель К престолу Бога отнесет. Молись, дитя, мужай с летами! И дай Бог, в пору поздних лет Такими ж светлыми очами Тебе глядеть на Божий свет! Лицо Юры преображалось, и вместе с благоговейной песней он сам восходил к Господу. (Ст о ит только вспомнить Юру, как сразу становится хорошо на сердце, такой он был удивительный человек…) Пришла пора стать мне послушником в Оптиной пустыни , и, зная о том, как невыносимо Юре дома, я послал ему приглашение пожить в обители паломником. Юра не стал медлить и, находясь в очень тяжелом физическом состоянии, выехал. Прибыл он в начале Великого поста на следующий год после убийства на Пасху иеромонаха Василия, инока Ферапонта и инока Трофима. В воздухе стояла страшная тревога, так как ожидалось что-то подобное и в этот год. Юру поселили в корпусе наместника священноархимандрита Венедикта, с его благословения. Мне довелось водить Юру на духовные беседы, учить его монастырским правилам, провожать на послушания, которые ему были под силу по состоянию здоровья. Юра трапезничал за одним столом с братией, с кандидатами, готовящимися в послушники. Когда я дежурил сутками на вахте или в храме, он был со мною, задавал тысячи вопросов. У него появилась духовная жажда, так как ум его был очень тонкого и пытливого склада. Он постоянно что-то записывал в дневник. Стал глубоко изучать Иисусову молитву, исповедовался, причащался. Службы в Оптиной пустыни длинные и неторопливые, и Юра старался каждый день посетить храм и выстаивал сколько мог, молясь в дальнем конце храма. Помню, однажды мы ходили ночью по территории монастыря, вкушая запахи весны, ночную свежесть разлившейся Жиздры. Над нами простиралось огромное черное небо, всё усыпанное крупными гроздьями звезд, и Юра много и восторженно рассказывал о своем детстве, вспоминая, как жил на Украине в деревне у бабушки, говоря, что здесь, в Оптиной пустыни, он чувствует то же самое и что «небо здесь такое же». |
| Я обошла всех духовников, у которых очень подробно исповедовался Юра, задавая один и тот же вопрос: мог ли Юра покончить с собою? Единодушное категорическое: “Нет!” Самое главное, так сказал наш старец – батюшка Илий: “Исключено!” А старец – прозорливый, он беседовал с Юрой подробно, ведь Юра хотел стать монахом и навсегда остаться в Оптиной, жизнь в миру тяготила его, и с миром его связывала лишь любовь к родителям и боязнь огорчить, как он всегда ласково говорил, мамочку. …Юра жил в одной келье с оптинским регентом иеродиаконом Серафимом, и о. Серафим говорит о Юре так: “Это был идеальный молодой человек – прекрасно воспитанный, образованный, кроткий. Мы с ним вместе читали Евангелие и святоотеческую литературу, и Юра меня буквально поражал глубиной и тонкостью трактовки. Он пламенел любовью к Господу! Благоговел перед монашеством – и стал бы по своему устроению идеальным монахом. …Кстати, когда были явления наших убиенных братьев, то все их видели в ином чине, нежели они были на земле». «В ином чине» Георгий не стал братом и соработником Оптиной, не сподобился монашеского чина на земле, но Господь, Который и «намерение целует» , принял душу, отрекшуюся от этого во зле лежащего мира. По воле Божией он «железом ураняем от сущих зде преставися, к вечным жилищам», где ни звери в человеческом обличье, «ни иная мука, разлучити… возможет любви Христа» . Когда на вскрытии сделали срез сердца, обнаружили 13 проколов. Иглу убийцы оставили в сердце Во время последнего его земного испытания мать Юры была дома. Душа ее преисполнилась скорби – вдруг вспомнился ей первый внучек, «который ушел из жизни на шестой день, [он был] как ангелочек», – и она заплакала. «Позже мне стало известно, что в это время убивали моего сыночка», – рассказывала Анна Илларионовна. Он стоял на коленях недалеко от тропки, что идет около колодца преподобного Амвросия, и говорил только эти слова: «Мама, как мне больно… Больно, мама». Когда на вскрытии сделали срез сердца, обнаружили 13 проколов. Иглу убийцы оставили в сердце. |
| А моя новая знакомая Лариса и ее свекровь пока что бессильны. Юра по-прежнему бредит работой в Центре Хаббарда. Он не хочет слышать никаких увещеваний мамы – человека верующего, православного. Наотрез отказывается прочитать книгу профессора Дворкина «Десять вопросов навязчивому незнакомцу». («После знакомства с этой брошюрой у меня пелена стала спадать с глаз, -заметила Лариса. – Эта книга мне сильно помогла»). Лариса прозрела, сумела выбраться из пучины, но каково ей смотреть, как на глазах погибает близкий человек? А каково все это видеть Юриной маме? Мама из последних сил старалась, чтобы сын получил высшее образование. Жили они скромно, скромно одевались, и еды не всегда было вдоволь на столе. Но согревала, радовала душу цель. Теперь все разрушено. Юра на глазах становится биороботом. Мыслит стереотипно, как и те обманутые, что живут в общежитии сайентологов и практически света белого не видят. Ведет себя так же, как они. Юра считает себя «просветленным». Однако Лариса и ее свекровь видят, что он все больше «затемняется». Когда его взяли работать в Центр Хаббарда, Юрина мама ринулась в бой. Она звонила туда, возмущалась. Он ушел из Центра, и все же это не победа. В семье, где раньше нежно относились друг к другу, нет теперь лада и взаимопонимания. Юра называет свою маму подавляющей личностью. С Ларисой он решил расстаться, поскольку она отказывается поддерживать его устремления, идти работать вместе с ним. Он даже пытался поссорить жену и маму друг с дружкой, чтобы только отстали от него. Не вышло! Лариса и мама стоят одна за другую горой. Недавно Юра подал на развод. Лариса хочет подать в суд на сайентологов, разрушивших их семью. Такая печальная история. – И вовсе не единичная, – заметила Лариса, с которой я во второй раз встретилась уже у нас в редакции. – Сайентологи не одной семейной паре жизнь искалечили. Они диктуют, как тебе жить и во имя чего. Хотят облагодетельствовать всех насильно... Каким бывает давление сайентологов, редакция «Православной Москвы» прочувствовала на себе. Когда несколько лет назад мы рассказали о том, что сайентологи обосновались в читальном зале МГУ, то такая бомбардировка звонками и факсами началась! Меня, а также писавшего об их лжеучении заместителя главного редактора газеты священника Михаила Дудко они стали настойчиво зазывать к себе на курсы, обещая, что для нас это все будет бесплатно. Мол, главное – познакомиться с их технологиями и оценить их по достоинству. |
| Поэтому у молодых западников и почвенников России сейчас абсолютно разные судьбы: одни едут в Верхний Ларс, другие, оставив семью, идут на войну. Неверно говорить, что сражаются на стороне России лишь «те, кто испугался не прийти на войну». Судьбы Ивана Лукина, Юрия Земцова, тысяч подобных молодых россиян противоречат этому утверждению. Юрий Земцов, погибший под Бахмутом 30 июля 2023 года, родился в Туле в семье потомственной тульской оружейницы Натальи Юрьевны Земцовой. По ее словам, «учился Юра хорошо, рисовал всегда. Окончил художественную школу и в детстве рисовал солдатиков, бои. Мелко прорисовывал военные сценки на листах ватмана, где разворачивались целые баталии. Эти баталии поражали меня знанием униформы. Когда смотрел ТВ, критиковал неточности в обмундировании и снаряжении. Читал много исторической литературы, энциклопедии. После 8-го класса стало ясно, что Юра – гуманитарий. Тогда в Туле стали образовываться профильные классы, он выбрал класс с историко-литературным уклоном в школе 73. 9-й и 10-й классы он учился в школе 73. Там сосед по парте тоже рисовал. Он приехал в Тулу из Грозного и потому рисовал в основном горцев в папахах с газырями. У этого мальчика дома было много толстенных подарочных фолиантов отличной полиграфии, в том числе и по иконописи. Юра бывал в гостях у друга, мальчики рассматривали эти драгоценные книги, и однажды сосед по парте принес в школу икону своей работы. Он прочитал в своих книжках о технологии изготовления иконы: как делать ковчег, как наносить левкас, как делать краски из натуральных пигментов. ИЮра загорелся! Им были прочитаны замечательные книги соседа по парте, книги из библиотеки, стала собираться и собственная библиотека по этой тематике, начались первые пробы в иконописании. Первая проба сил Юрия – икона " Адриан и Наталья " , была подарена мне, матери, на день Ангела. С этой иконкой, написанной на деревяшке для растопки печки (в нашем тогдашнем доме было печное отопление), знакомая художница посоветовала обратиться к маститому тульскому иконописцу Сергею Егоровичу Щербатых – он вел класс иконописи на колокольне Всехсвятского собора. Несколько лет Юра с увлечением и трепетом посещал эти занятия, постигая основы духовного ремесла. Я и мой брат, Борис Земцов, как могли, поощряли увлечение Юрия в те страшные 1990-е. Одна из первых работ Юрия – " Георгий, попирающий змея " – была по инициативе Бориса Земцова размещена на передовице газеты " Русский Вестник " . Вскоре у Юрия школа осталась за плечами, началась учеба на истфаке и – работа, приносящая удовольствие и духовный рост. |
|
|
