| Кроме того, М.Ф. Мурьянов привел сходный текст из Типографского Устава (ГТГ. К-5349): О сти велици нед. вдти ко пришьствие г стражю рекъше. въ час водьныхъ часовъ, такоже всю нед. до антипасхы. поп възбужди братю. съ свщею вща снъмъ гласъмь. Хсъ въскрьсе (Л. 12 об.). 294 Разумеется, наличие перевода не означает наличия соответствующей практики. Однако устав переводился для того, чтобы применяться, и служил образцом для русских монастырей во всех отношениях. Таким образом, вероятность их стремления перенять использование такого рода часов весьма велика. Так или иначе, летописная информация о времени события в ночной период суток свидетельствует о том, что кроме солнечных часов должны были быть и другие конструкции. Если это были не водяные часы, то, возможно, огневые. Таким образом, можно прийти к выводу, что как теоретический трактат Кирика, так и ранние летописные свидетельства указывают на применение в Древней Руси вплоть до начала XV в. так называемого «косого» (неравного) часа дня и ночи. Что же касается равного часа, то он начал активно использоваться с появлением механических часов. Наличие же месяцесловных и проложных текстов с указанием разного количества часов дня и ночи в зависимости от месяца, как справедливо предположил Р.А. Симонов, 295 сохраняло традицию византийских или южнославянских образцов, на которые ориентировались русские книжники. Интересно, что чисто теоретическую природу подобных текстов предполагала для западноевропейских реалий О.А. Добиаш-Рождественская, приводя один из таких, достаточно часто встречаю-щихся в западноевропейской традиции, расчетов часов, который она с большой долей вероятности приписывает Досточтимому Беде: «December – Nox horas XVIII, dies VI. Martius – Nox horas XII, dies XII. Junius – Nox horas VI, dies XVIII». «Этот календарь рассчитан по равноденственным часам. Но даже относительно его автора, – пишет исследовательница, комментируя приведенный фрагмент, – приходится ставить вопрос: пользовался ли он такими часами в общежитии? Мог ли опираться на них в сношениях со своими современниками? ...Во всяком случае, он считался с фактом отсутствия такой постоянной привычки в своей аудитории и, обращаясь к ней, говорил более ей понятным, неточным, образным языком» 296 . Принципы гармонии в творчестве Кирика Новгородца 297 |
| 458 Религиозное и литературное движение в Болгарии в эпоху перед турецким завоеванием (Киевские Универ. Изв., 1898, 5–8, и отд.), К. 1898. 460 Имею в виду особенно издания последнего времени (кроме книги г. Радченко): Еп. Порфирий (Успенский). Восток христианский. История Афона. Изд. 2-е. Ф. И. Успенский. Очерки по истории византийской образованности (ЖМНПр. 1891–2, и отд.), С.-Пб. 1892. П. А. Сырку. К истории исправления книг в Болгарии в XIV в. Вып. 1–2. С.-Пб. 1890 и 1899. М. С. Дринов. Рецензия на книгу г. Сырку (из Отчета о присуждении Ломоносовской премии в 1899 году), С.-Пб. 1900. 461 Укажу хотя бы на некоторые места его трактатов, приведенных (в переводе) у пр. Порфирия: История Афона, III, 2, 256–258. 465 л. 10. – Осуждение противников Паламы в Византии предсказано в видении инока Саввы: Порфирий, н. соч., 254. 467 Н. соч., 279. Автор указывает только, что «мистики избегают общежительных монастырей», а далее ссылается на борьбу русских партий. 470 См. указания А. И. Соболевского: Южнославянское влияние на русскую письменность в XIV-XV веках (С.-Пб., 1894), 6–7, 17–22. 471 Культ скитской жизни, который проводит Нил в своем Уставе, также выделяет его среди законоположителей русского иночества и также поддерживался у него примерами афонских скитов и жизни их; но это черта более второстепенная, а развилась она на почве мистико-созерцательных увлечений Нила, которым данная форма жизни более соответствовала. 475 В период искания истины что-нибудь потянуло Нила именно на Афон, тогда как Иосиф считал достаточным обойти русские монастыри. 477 Соборная епитимия (1554 г.) дьяку Висковатову (Московские соборы на еретиков XVI в.: Чтения... 1847, 3; стр. 15). 478 Особенно В. Жмакиным (Митропол. Даниил..., 91–102) и еще более П. Н. Милюковым (Очерки по истории русской культуры, т. II, 23–24. 26–28. 31, и т. III). 479 476 Таков упомянутый мной выше случай с троицким игуменом Порфирием (Курбский, 127). Курбский передает слухи и о том, что Феодорит выступил его защитником перед Иваном Грозным, за что именно и пострадал; впрочем, не зная дела достоверно, Курбский говорит, что так „нецыи глаголютъ» (141). |
| RELIGARE («РЕЛИГИЯ и СМИ») , religare.ru постоянный URL текста: http://www.religare.ru/2_94659.html 24 мая 2012 Андрей Зайцев Знакомый незнакомец, или Пара слов о церковнославянском языке " Современный русский язык и язык церковнославянский – это два разных языка " Источник: http://www.taday.ru/text/1615601.html Татьянин день Во время празднования Дней славянской письменности и культуры уместно будет поговорить об одном из самых загадочных языков в мире – церковнославянском. Казалось бы, верующие постоянно слышат его в храмах, молятся на нем дома; в русский язык прочно вошли некоторые славянизмы или целые конструкции, которые мы употребляем в обиходе (устами младенца глаголет истина), но сам язык для многих остается неизученным. Самый устойчивый миф про церковнославянский язык состоит в том, что это язык, данный нам святыми Кириллом и Мефодием (заметим в скобках, что святые придумали не кириллицу, а глаголицу – совершенно другой алфавит). На самом деле тот церковнославянский язык, который мы слышим в храмах, сильно отличается от старославянского языка, на котором были написаны первые кириллические тексты. Он существовал всего два века с IX по XI, а потом на его место пришли славянские языки, разделенные по географическому признаку – восточнославянские, западнославянские и южнославянские. Нетрудно догадаться, что древнерусский язык, на котором, например, написаны " Повесть временных лет " или " Житие Феодосия Печерского " относится к восточнославянской группе. В древнерусских текстах мы можем найти такие странные для современного уха имена как " Володимир " , хотя на самом деле это древнерусская форма известного нам имени. Таким же русским по происхождению является слово молоко, а его южнославянским вариантом, который напрямую восходит к кирилло-мефодиевской традиции, будет форма мле(через ять)ко. Слово одежа, которое кажется нам сейчас просторечным, на самом деле – русское, а привычная нам одежда – южнославянское (еще одна подобная пара – надежа и надежда). Это лишь малая часть изменений, которые произошли со времен учителей словенских до появления такого знакомого нам церковнославянского языка. |
| Кроме того, основы древне-, старо- подразумевают, что современный болгарский язык так или иначе имеет прямым своим источником систему, разработанную Кириллом и Мефодием, что, конечно, не соответствует действительности. Наиболее широкое распространение в современной лингвистике получил термин старославянский язык. Казалось бы, он ничем не отличается от сочетания древнеславянский язык. Однако здесь есть один тонкий семантический нюанс, имеющий принципиальное значение. Прилагательному старый принадлежит значение «прежний, не теперь появившийся, бывший в употреблении», а слову древний - «существовавший в отдаленном прошлом, происходивший в ранние исторические эпохи». Данный лексико-семантический вариант указывает на то, что явление подвергается некоему развитию, имеет разновременные фазы (и старый как раз - один из этапов древнего). Периодизация первого литературного языка всех славянских народов вряд ли целесообразна. Исходя из подобного семасиологического и деривационного анализа, следует, напротив, признать правильность и удобство термина древнерусский язык (см. ниже). Следовательно, все указанные определения по-разному характеризуют происхождение, первоначальную локализацию, структуру, функции, эволюцию рассматриваемого языка. Однако наиболее адекватным, отражающим природу изучаемого языка, а также его соотношение с последующими языками следует признать термин старославянский язык. Старославянский язык прекратил свое существование в конце X века, когда письменность и культура на южнославянских территориях переживали период упадка. Данный язык в рамках научно-прагматических классификаций считается мертвым на основании того, что он в настоящее время не функционирует ни в письменной, ни в устной форме и не используется ни в одной из материальных сфер. Созданный для нужд Православия и чрезвычайно близкий имеющимся устно-разговорным системам, старославянский язык быстро распространился среди славянских народов. Под влиянием живой местной речи он приобретает особенности, порознь характерные для разных языков. |
| Древние слав. календарные системы, напротив, были ориентированы на весеннее начало года, широко представленное, в частности, в древнерус. летописях. Как показывают летописные датировки, Н. не относили к 1 марта или к.-л. иной дате юлианского года, но варьировали в диапазоне с февр. по апр., по всей видимости, привязывая его к весенним новолуниям или полнолуниям ( Степанов. 1909; Журавель. 2002). Специфический рус. «circa-мapmobckuй» стиль коррелирует с христ. представлениями о марте как естественной границе года, однако его происхождение остается загадкой ( Мошин. 1951; он же. 1963). Вероятно, с мартовским началом года связаны традиции празднования Масленицы. При этом заимствованное из Византии сентябрьское Н. прослеживается уже в древнейших летописных статьях, однако широко распространилось не ранее XIV в. Мнение о том, что Н. 1 сент. было официально принято на Московском Соборе 1492 г., не подкрепляется источниками. Как бы то ни было, в XVI-XVII вв. на Руси празднование Н. в сент. вытеснило все др. варианты (ср. Иванова, Цыб. 2003. С. 128). Лит.: Степанов Н. В. Единицы счета времени (до XIII в.) по Лаврентьевской и 1-й Новгородской летописям. М., 1909; Stern H. Le calendrier de 354. P., 1953; Grumel V. La Chronologie. P., 1958; Мошин В. А. Мартовско гласник. 1951. Бр. 1/2. С. 20-57; он же. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X-XV вв.//ТОДРЛ. 1963. Т. 19. С. 28-106; Селешников С. И. История календаря и хронология. М., 1970; Бикерман Э. Хронология древнего мира: Ближний Восток и античность/Пер. с англ. под ред. М. А. Дандамаева. М., 1976; Зелинский А. Н. Конструктивные принципы древнерусского календаря//Контекст - 1978: Лит.-теорет. исслед. М., 1978. С. 62-135; Цыбульский В. В. Календари и хронология стран мира. М., 1982; Brock S. P. A Dispute of the Months and Some Related Syriac Texts//JSS. 1985. Vol. 30. N 2. P. 181-211; Поляковская М. А., Чекалова А. А. Византия: Быт и нравы. Свердловск, 1989; Климишин И. А. Календарь и хронология. М., 19903; Blackburn B., Holford-Strevens L. The Oxford Companion to the Year. Oxf., 1999; Stern S. Calendar and Community: A History of the Jewish Calendar, 2nd c. BCE - 10th c. CE. Oxf., 2001; Журавель А. В. Лунно-солнечный календарь на Руси: новый подход к изучению//Астрономия древних обществ. М., 2002. С. 209-214; он же. «Circa-мapmobckuй стиль»: гипотеза и факты//Календарно-хронологическая культура и проблемы ее изучения. М., 2006. С. 101-103; Иванова Н. П., Цыб С. В. Историческая хронология. Барнаул, 2003; Каменцева Е. И. Хронология. М., 20032; Beckwith R. T. Calendar, Chronology and Worship: Studies in Ancient Judaism and Early Christianity. Leiden, 2005; Кузенков П. В. Христианские хронологические системы. М., 2015. |
| Но секуляризация захватывает и феномены, извечно присущие человечеству, — такие как смех и трагедийность. Если верно, что в официальной доктрине средних веков провиденциализм и «душеполезность» — фундаментальные принципы, правила без исключений, то эти правила должны подчинять себе и юмор, и трагизм. Тогда их судьба — частный случай эволюции культуры от телеологии к эстетике, от целесообразности к художественности. Такова логика вещей. Однако силлогизм можно считать лишь некоей экспозицией, лишь импульсом к раскрытию темы: и трагическое, и комическое облачается в эпохальные и национальные одежды. Что до смеха, то на Руси он связан со скоморошеством. Интерпретация скоморошества есть по сути дела интерпретация древнерусского смеха и веселья. Как раз в XVII в. скоморошество подвергалось прямым, регулярным, жестоким репрессиям церковных и светских властей. Как известно, кризис любого культурного феномена всегда даст обильную пищу для размышлений о его смысле, его исторической роли. В русском культурном сознании скоморошество отождествляется с публичным весельем и смехом. Скоморохи — площадные лицедеи, плясуны и песенники, гудочники и волынщики, петрушечники и медведчики. Это заводилы народных игрищ и потех, профессиональные артисты, жертвующие искусству житейскими благами и удобствами, что ясно из пословиц: «Всякий спляшет, да не как скоморох»; «Скоморох голос на гудке настроит, а житья своего не устроит». Тождество это закреплено языком, ибо слова «скоморох» и «веселый» суть синонимы, равнозначно и равноправно употребляемые в документах XVI–XVII вв. Между тем о полном тождестве не может быть и речи. Строго говоря, это культурная иллюзия. Какая–то часть скоморошьего репертуара — не исключено, что весьма значительная, — была вполне серьезной [см., напр., Веселовский, 1883, 216 и след.; Морозов, 198]. К такому выводу приводит анализ мотива «муж на свадьбе своей жены», как он воплощен в русском фольклоре. Мотив этот известен европейской словесности с глубокой древности — от Гомера, у которого возвратившийся на Итаку Одиссей разгоняет женихов Пенелопы, до легенд о Карле Великом, от средневековых баллад о короле Горне до новеллы о Торелло в «Декамероне» (девятая новелла десятого дня), от южнославянских песен о Марке Кралевиче до сказочной былины «Добрыня в отъезде и неудавшаяся женитьба Алеши» [см. Созонович, 261–547]. |
| В.В. Бычков Южные славяне Глава 1 Путь от греков в славяне Регулярное знакомство славян с византийской духовной культурой началось с середины IX в., когда Кирилл и Мефодий, разработав славянскую азбуку, перевели первые христианские богослужебные книги на старославянский язык. Они и легли в основу общеславянского фонда памятников средневековой культуры южных и восточных славян. Начал формироваться этот фонд в Древней Болгарии, занимавшей в период IX-X вв. огромную территорию на Балканах и в Юго-Восточной Европе и включавшей в свой состав практически все южнославянские и некоторые другие народы и племена. С получением письменности древнеболгарские (имеется в виду не столько национальная, сколько государственная принадлежность) мыслители и книжники, многие из которых получили образование в Византии, – начали активно формировать свою книжную культуру – переводить наиболее значимые для славян того времени византийские книги, в основном богослужебные и нравственно-религиозного содержания, и писать на их основе собственно славянские произведения, в какой-то мере отражавшие своеобразие местного образа жизни. Начался первый этап славянской интерпретации христианской культуры в ее византийском облике. Первый просветитель славян, создатель славянской письменности Константин-Кирилл Философ в «Прогласе святого Евангелия» с пафосом писал о письменном слове как о целителе всех болезней души. «Слово буковное» доступно даже глухим. Теперь оно пришло к славянам и приобщает их к Истине. Слово священных книг, имея божественное происхождение, питает души человеческие, укрепляет сердца и умы людей. Как глаз без света не радуется красоте сотворенного мира, так и душа без письменности («без буков») не видит ясно божественного закона, возводящего человека к истине, «закона книжна духовнаго, закона раи божии являюще». Без письменности, без книжной культуры, полагает Кирилл, невозможна настоящая жизнь человеческая, ибо «душа безбуковна мертва являет се вь чловецех» 1 . От Кирилла этот пафос книжной (=духовной) культуры был унаследован древнеболгарской, а затем и древнерусской культурами. |
| Завершенная доктрина о «небесной иерархии» (как и о «церковной иерархии»), подведшая итоги многовековой традиции и пользовавшаяся безусловным авторитетом в течение всего средневековья, была дана Псевдо-Дионисием Ареопагитом в V b. — задолго до того, как феодальная иерархия вассально-ленных отношений вступила в самый ранний этап своего оформления. Можно усмотреть совершенно конкретные «буржуазные» черты в социальной физиономии Эразма Роттердамского, и притом как на уровне мировоззрения, так и на уровне культурного быта; он не античный «ритор» (как бы ни был порой похож на него), не средневековый «учитель церкви» (как бы ни притязал порой им быть), он — «интеллигент» наступающей эпохи капитализма. Однако ни Тертуллиан, ни Ориген, ни Евсевий Кесарийский, ни Иоанн Златоуст (выбранные в пару друг другу по противоположности их общественно-политических установок ) не обнаруживают никакого сходства ни с одним из социальных типов, специфических для правящего класса феодальной эпохи. Чего нет, того нет. Христианство не только создано, но и оформлено не «протофеодалами»; и это можно с еще большим правом повторить о других традиционных компонентах господствующей идеологии средневекового мира — например, об имперской идее или «имперской теологии» («Reichstheologie»), восходящей к стоическим концепциям эпохи эллинизма , о внеконфессиональной мистике астрологического или алхимического характера, имеющей еще более отдаленное происхождение , наконец, о фундаментальных структурах платоновско-аристотелевского идеализма . Эти формы мысли сами по себе были вполне «готовыми» задолго до рождения феодализма как социальной реальности. Уже задним числом они вошли в постройку феодального идеологического синтеза , получая внутри этой постройки новый смысл — примерно так, как в архитектурное целое константинопольского храма св. Софии вошли колонны, извлеченные из античных руин Эфеса и Баальбека, или как в поэтическое целое христианских «центонов» вошли строки античных поэтов. В параллель стоит вспомнить также роль простейших пластических и композиционных схем, кочевавших из позднеантичного искусства в византийское, из византийского — в западноевропейское, южнославянское и древнерусское, вступавших между собой в разнообразные комбинации, подобно стеклышкам калейдоскопа . Едва ли случайно такие опыты вторичного оперирования с продуктами творчества былых эпох становятся на переломе от античности к средневековью важнейшим историко-культурным символом. |
| Безусловно, каждый язык – творение Божье: и русский, и церковнославянский, и творение свв. Солунских братьев – старославянский язык, первый письменный язык всех славян (этот язык, возникший в IX веке на основании солунского диалекта южнославянского языка, изначально является близкородственным, но не тождественным древнерусскому языку). Но если мы говорим о языковой материи как таковой, очевидно, что носителю русского языка без особой подготовки понять церковнославянский, имеющий свою особую грамматику, лексику и во многом копирующий греческий синтаксис, невозможно. Например, развернутая система прошедших времен – аорист, перфект, имперфект и плюсквамперфект – в древнерусском языке была утрачена уже к XIII веку, а особые формы двойственного числа – на пару веков раньше. Что же касается заимствований из греческого синтаксиса, то такая конструкция как «Дательный самостоятельный» в русском языке вообще никогда не использовалась. Ощущение инородности создается не только за счет разницы в грамматиках, но и потому что церковнославянским языком была заимствована греческая поэтика, и первые тексты на только что созданном языке были в подавляющем большинстве своем переводами с греческого. Через возникшую в середине IX века письменность на славян буквально обрушилась почти двухтысячелетняя греческая литературная традиция. Как пишет акад. В.В. Виноградов, «общеславянский письменный язык начало свое получил за пределами Руси. Он формировался из славянского языкового материала при посредстве высокой греческой литературной и филологической культуры». Богослужебный язык очевидным образом отличается (и должен отличаться) от языка повседневного общения. Но это не должны быть два разных языка. Отличие же церковнославянского языка от повседневной русской речи постоянно менялось на протяжении веков: во времена крещения Руси было одним, сегодня же стало другим. В основе ставшего литературным языка церковнославянского лежал язык староболгарский в его обоих диалектах – восточном и западном. Была в этом языке и некоторая доля языка чехо-моравского, проникшего в него еще в самом начале славянской письменности и затем позднее, в X-XI вв. Это произошло с помощью учеников Кирилла и Мефодия, переселившихся в Болгарию после изгнания их из Моравии. На старославянском языке русские люди впервые восприняли книжную славянскую речь, которая тогда была им вполне понятна. Старославянский язык и стал для них языком литературным. «Русская стихия с силой врывалась в этот язык. Таким образом, в эпоху Киевской Руси русский литературный язык быстро развивается в двух направлениях: язык народный обогащается художественным опытом книжной литературы; язык славяно-русский проникается стихией живой восточнославянской речи. Промежуточное положение между этими двумя разновидностями древнерусской литературной речи занимает деловой язык, язык грамот и договоров» . |
| Утратив коммуникативную функцию живой речи, такой язык может архивироваться в письменных памятниках и описательных грамматиках и в этом формате использоваться представителями интеллектуальных кругов данной культуры – учёными, философами, общественными деятелями, духовными лицами. Такова, например, судьба ряда языков индоевропейской группы. Латинский язык, известный в истории с VI в. до Р.Х. и прекративший своё актуальное существование к концу VI в. по Р.Х., в настоящее время квалифицируется именно как «мёртвый язык». Однако такая квалификация весьма условна. Латынь активно повлияла на определённом этапе своего развития на формирование современных романских языков. Тем не менее, использование латинского языка в качестве богослужебного и богословского языка Католической Церкви не прекратилось и сегодня, а использование латыни в области научной терминологии, начиная с эпохи первых средневековых университетов вплоть до современности, – очевидный факт. Другой классический язык древнего мира – древнегреческий – фиксируется в памятниках письменности с конца 2 тысячелетия до Р.Х.; он активно просуществовал вплоть до V века по Р.Х. и оказал существенное влияние на современные новогреческие языки и диалекты. Его влияние на европейскую культурную традицию определило характер словесного искусства, христианского богословия, философии и науки на многие века вперёд. Древнерусский язык – язык наших предков, сохранившийся в письменных памятниках XI–XIV b., также постигла участь архаизации и отмирания под влиянием процесса формирования национальных культур и национальных языков восточных славян – современных украинского, белорусского и русского, на структуру и морфологию которых он также в свою очередь активно повлиял. Церковнославянский язык, образованный на древней основе южнославянских – болгарских, македонских, моравских – диалектов, по сей день служит богослужебным, литургическим и гимнографическим языком ряда Православных Церквей, т.е. книжно-церковным языком славянских культур. Уникальность церковнославянского языка в сравнении с прочими языками заключается ещё и в том, что у него ни в какие эпохи не существовало разговорно-просторечной, повседневной формы. |
|
|
