| Аналогичным образом в Грамматике противопоставлены знаки ударения оксии (или варии) и каморы. Им. пад. ед. ч. муж. р.//род. пад. мн. ч. существительных и прилагательных: - - - (л. 57 об.- 58, 78, 86 об.); им. пад. ед. ч. муж. р.//им. пад. мн. ч. муж. р. местоимения: - им. пад. ед. ч. жен. р.//им. пад. мн. ч. жен. и ср. р.: - (л. 116-116 об.). По тем же принципам проводится дифференциация лексических омонимов. М. регламентирует использование дублетов - и акцентных знаков оксии/каморы для разграничения: а) наречия « » и междометия « » (л. 191); б) союза « » и союза « » (л. 193 об.). Принцип антистиха воплотился и в кодификации написания сакральных слов под титлом с пропуском ряда букв: « » (л. 19 об.). Тенденция к семантизации знаков письма обусловила такие особенности орфографической кодификации, как стремление к усложнению кода церковнослав. письма и ориентация на иноязычные образцы. Усложнение церковнослав. письма реализовалось в восстановлении утраченных букв ( ) и сохранении «лишних» букв кириллицы ( ), воспринимавшихся как знаки преемственности между греч. и слав. письмом, во введении новых букв Помимо букв письмо усложняли многочисленные надстрочные знаки: оксия ( ), вария ( ), облеченная ( ), псили ( ), дасия ( ), ерик ( ), паерик ( ), слитная ( ), мягкая ( ); знаки препинания: черта (/), запятая ( ), двоеточие ( ), точка ( ), разъятная ( ), единитная ( ), вопросная ( ), удивная ( ), вместная ( ) и отложная ( ). Та же тенденция проявилась в усложнении правил выбора графем. Помимо отмеченных семантических правил выдвигались правила, учитывающие позицию буквы в слове ( в абсолютном начале слова, в конце и середине), характер ее окружения ( перед гласной, перед согласной) и т. д. В качестве одного из ведущих принципов написания в Грамматике М. выступает следование иноязычным орфографическим образцам: « » (Л. 13). Написание заимствований с максимально возможной близостью к оригиналу (с различением этимологии и с употреблением ) культивируется в церковнославянской письменности после 2-го южнослав. влияния (см. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру ). Соответствующие предписания содержатся во мн. орфографических руководствах: « », « », « » и др. ( Ягич. 1885/1895. С. 718, 727, 993-994). Приобретая в результате «трансплантации» иноязычной орфографии ту же изощренность и обработанность, к-рая свойственна 3 «священным» языкам (еврейскому, греческому и латыни), слав. язык тем самым достигает равного с ними статуса. |
| В памятниках боснийской эпиграфики представлен лишь один пример употребления «кси» в звуковом значении - в Z-oбpaзhoм варианте. В числовом значении преобладает З-образный вариант; в 3 надписях сер. XIV - сер. XV в. обнаружено начертание в виде буквы («червь») с У-образным расщепом и зигзагом внизу - . В целом буква Ξ, за исключением использования в числовом значении, применялась редко и непоследовательно. Во мн. памятниках в тех случаях, где можно было ожидать появления этой буквы, вместо нее используется сочетание букв «кс» (ср., напр., написание имени в Листках Ундольского). В рус. книжности употребление буквы Ξ становится регулярным с кон. XIV-XV в. в результате второго южнославянского влияния (см. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру ), для к-рого было характерно стремление привести написание грецизмов в соответствие с греч. правописанием. Норма употребления Ξ в грецизмах была кодифицирована в рукописных орфографических руководствах XV-XVI вв., в ранних букварях и грамматиках церковнослав. языка. Правила, предписывающие употреблять Ξ в соответствии с греч. орфографией и предостерегающие от смешения Ξ и сочетания « », содержатся, напр., в сочинениях « » (« » - Ягич. 1885. С. 993), « » (« » - Кузьминова. 2002. С. 110-111), в «Букваре» Ф. П. Поликарпова-Орлова (1701) (« » - Л. 6 об.), в его же рукописном трактате « » (1725) (« » - Поликарпов. 2000. С. 252). Лит.: Срезневский И. И. Славяно-рус. палеография XI-XIV вв. СПб., 1885; Ягич И. В. Рассуждения южнослав. и рус. старины о церковнослав. языке// Он же. Исследования по рус. языку. СПб., 1885. Т. 1. С. 993; Петров А. К истории букваря//Рус. |
| По ветхозаветной традиции слово тождественно сущности вещи, знание слова адекватно знанию вещи. В греческой античности эту линию отстаивает Кратил в одноименном диалоге Платона. Были у нее свои сторонники и на протяжении всей истории византийской культуры. В Болгарии в XIV в., опираясь на эту философию слова, осуществлял реформу языка и стиля Евфимий Тырновский. Современная наука судит о ней на основании сочинения ученика Евфимия сербо-болгарского ученого Константина Костенчского 45 . Последний считал, что глубокий смысл заложен в каждом элементе языка, в каждой букве, в каждом графическом знаке, надстрочном знаке и т.п. Отсюда понятна борьба за правильность языка, точное соблюдение грамматики, понятны мучительные поиски литературных средств выражения в южнославянской и древнерусской письменности конца XIV – начала XV в., которые приводят к своеобразному лингвистическому агностицизму. В результате длительной работы с языком древний книжник замечает, что ему не хватает слов для выражения сущностных основ бытия. Даже для адекватного повествования о святости праведника – явлении, казалось бы, очевидном. Епифаний не находит нужных слов и с горечью в конце «Жития Стефана Пермского» заявляет: «Мне мнится, яко не единоже слово доволно есть или благопотребно и стройно, но худа суть и грубости полна» (Ж Ст. 111). Здесь уже звучит не только традиционная самоуничижительная формула, но и выражается сомнение в безграничных выразительных возможностях человеческого слова. Для преодоления этой ограниченности в южнославянской и древнерусской письменности пышным цветом распускается предельно эстетизированный стиль словесного выражения, называемый в литературоведении «плетением словес». Интересно, что именно в цитированном только что «Житии Стефана Пермского» он, как отмечают исследователи, достиг своей вершины 46 . Само словосочетание «плетение словес» восходит к древним книжникам. М. И. Мулич 47 считает, что его употребляли сербские агиографы еще до Евфимия Тырновского. На русской почве оно не единожды встречается у Епифания Премудрого . |
| Сакральное и дидактическое содержание свадебных, родинных, поминальных и других обрядов древних славян выражалось в богатых художественно-эстетических формах, доставлявших всем участникам этих действ духовное наслаждение. Естественно, что сегодня нельзя правильно понять древнерусскую эстетику во всей ее полноте, не выявив эстетической специфики фольклора 4 . Сказанное имеет отношение ко всем видам духовно-практической и художественной деятельности, бытовавшей на Руси. Более того, оно правомерно и в отношении древнерусской книжности, на основе которой в первую очередь строится изучение русской средневековой эстетики в данной работе. Исследователю древнерусской эстетики приходится иметь в виду как минимум два основных (хотя и не единственных) ее культурно-исторических источника: 1) народную культуру (материальную, духовную и прежде всего художественную) восточных славян, сложившуюся еще до принятия ими христианства и существовавшую на Руси в качестве активной антитезы официальной христианской культуре на протяжении всего Средневековья, и 2) византийскую эстетику и художественную культуру, с X в. активно ввозимую на Русь нередко в южнославянской редакции. В свою очередь сама византийская эстетика представляла собой некое целостное единство религиозной эстетики, сложившейся еще в период патристики, и языческой эллинистической эстетики. Ввозимая из Византии культура приобретала, как отмечает Д. С. Лихачев, в славянском мире новую окраску, существенно отличную от греческого оригинала 5 . Аналогично и эстетика средневековой Руси, особенно в периоды расцвета древнерусской художественной культуры, представляла собой сложный синтез народных восточнославянских и собственно русских эстетических элементов с южнославянскими, эллинистическими и византийско-христианскими мотивами. В отдельных землях Древней Руси на определенных этапах истории среди этих основных мотивов нередко звучали мотивы татаро-мусульманской, скандинавской или западноевропейской художественных культур, но они никогда не были определяющими 6 . |
| Если ввести образ Остромирова Евангелия в моду, то молодежь, например, будет не только носить изображение Остромирова Евангелия, она будет читать его. Тот огромный научный потенциал, который накоплен учеными, должен быть обязательно популяризирован. Впереди новое служение Остромирова Евангелия Российскому государству, Русской Православной Церкви, народу России». С докладами, посвященными различным аспектам изучения выдающегося памятника, выступили ведущие отечественные и зарубежные ученые-медиевисты. В рамках конференции состоялось открытие выставок в честь юбилея первой древнерусской рукописной книги. В Отделе рукописей РНБ развернуты экспозиции средневековых книжных раритетов, а в Отделе эстампов – выставка, посвященная истории изучения Остромирова Евангелия. Среди экспонатов выставок – ценнейшие рукописи, представляющие Остромирово Евангелие в широком контексте рукописной традиции средневековой книги. Представленные экспонаты не могут быть открыты для широкого доступа посетителей по объективным причинам, связанным с обеспечением сохранности фондов. Однако на сайте РНБ (www.nlr.ru) развернута виртуальная выставка «Остромирово Евангелие и рукописная традиция новозаветных текстов» . Это одна из самых масштабных акций Российской национальной библиотеки по раскрытию ценнейших рукописных фондов. Проект содержит полное информационное раскрытие Остромирова Евангелия как памятника мировой культуры и позволяет желающим познакомиться с выдающимися образцами греческих, южнославянских и древнерусских рукописей, хранящимися в РНБ. По словам генерального директора РНБ В.Н. Зайцева, глубоко символично, что «первая русская книга хранится ныне в первом государственном книгохранилище России, открытом “на пользу общую” в 1914 году. Роль библиотек в истории человечества огромна: если у народа нет книги, если не осталось письменных памятников, то и сам этот народ не имеет своей истории и обречен на бесследное исчезновение во тьме веков». Еще в 1900 году Н.П. Полевой писал: «Никому из славян, кроме нас, русских, не выпало на долю счастья сохранить подобный памятник». Одним из последних хранителей и исследователей Остромирова Евангелия был Вячеслав Михайлович Загребин (1942–2004) , крупный филолог-славист, палеограф и археограф. Более 30 лет он служил хранителем древнерусских фондов Отдела рукописей Российской национальной библиотеки и оставил глубокое исследование об экфонетических знаках в Остромировом Евангелии. Его светлой памяти и посвящена настоящая конференция. Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Новые материалы Выбор читателей Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| Осознание необходимости борьбы с иноземными поработителями привело к сплочению народных сил, и эта борьба идет рука об руку с политическим объединением Руси вокруг единого центра, которым становится Москва. Важной вехой в политической и культурной жизни Руси явилась победа, одержанная русским народом на поле Куликовом в сентябре 1380 г. над полчищами Мамая. Она показала, что у Руси есть силы для решительной борьбы с поработителями, и эти силы способна сплотить и объединить централизованная власть великого князя московского. В литературе этого времени главными становятся тема борьбы с иноземными поработителями – монголо-татарами и тема укрепления Русского государства, прославления ратных и нравственных подвигов русских людей, их деяний. Литература и изобразительное искусство раскрывают нравственный идеал личности, способной преодолеть «рознь века сего» – главное зло, препятствующее сплочению всех сил для борьбы с ненавистными завоевателями. Епифаний Премудрый возрождает и поднимает на новую ступень художественного совершенства эмоционально-экспрессивный стиль, разрабатывавшийся литературой Киевской Руси. Развитие этого стиля было обусловлено историческими потребностями самой жизни, а не только вторым южнославянским влиянием, хотя опыт болгарской и сербской литературы был учтен и использован литературой конца XIV – начала XVb. Дальнейшее развитие получает стиль исторического повествования. Он испытывает воздействие демократических посадских слоев населения, с одной стороны, и церковных кругов – с другой. В историческое повествование шире начинают проникать занимательность, художественный вымысел. Появляются вымышленные сказания, принимаемые за исторические (повести о Вавилоне граде, «Повесть о мутьянском воеводе Дракуле», «Повесть об Иверской царице Динаре», «Повесть о Басарге»). В этих сказаниях усиливаются публицистические, политические тенденции, подчеркивающие значение Руси и ее центра Москвы – политической и культурной преемницы правящих мировых держав. В XV в. достигает своего расцвета новгородская литература, ярко отразившая острую борьбу классов внутри феодальной городской республики. Новгородское летописание и агиография с ее демократическими тенденциями сыграли важную роль в развитии древнерусской литературы. |
| Коль скоро мы вынуждены все-таки использовать традиционную терминологию, под древнерусской философией следует понимать не столько науку о рациональной системе законов бытия и мышления, сколько всякое свидетельство о мире духовном, как это понимал о. Павел Флоренский , опираясь на древнюю традицию. Под эстетикой – комплекс неутилитарных (в основном созерцательно-созидательных) взаимоотношений субъекта и объекта, в результате которых субъект получает духовное наслаждение, свидетельствующее о реальности духовного контакта с объектом, с Универсумом, в пределе – человека с Богом через посредство иконы. Эстетическое сознание 109 Древней Руси как целостная система эстетических чувств, ощущений, переживаний, представлений, идей, концепций древнерусского человека, нашедшая выражение в высказываниях средневековых мыслителей и – наиболее полно – в художественной культуре и церковном культе того времени, формировалось в основном под влиянием двух потоков. Это языческая культура (а в христианский период – фольклор) восточных славян и византийско-христианская художественно-эстетическая культура, с XI в. распространявшаяся на Руси (нередко в южнославянской редакции). Этими двумя истоками в основном и определяется специфика и своеобразие древнерусской культуры в целом и эстетического сознания в частности. В развитой русской средневековой культуре они и их культурно-исторические модификации были переплетены настолько тесно и многообразно, что трудно сказать, какой из них преобладал. Сегодня лучше виден византийско-православный аспект, особенно в церковно-великокняжеском слое культуры. Языческий, фольклорный был более присущ народной стихии и сохранился значительно хуже. Однако при внимательном взгляде в придворно-церковной культуре Руси и особенно при сравнении с Византией влияние древней языческой культуры начинает ощущаться очень сильно. Вполне можно себе представить, что ортодоксальные византийцы не признали бы древнерусскую культуру (за исключением ее отдельных элементов) ни своей, ни православной. А западные церковные деятели, посещавшие Древнюю Русь, вообще затруднялись назвать русскую церковность христианской. Все это имеет прямое отношение (и может быть, даже в первую очередь) к эстетическому сознанию русичей. |
| В данном исследовании нам представляется важным обратить внимание на переписанные именно на российской почве произведения и переводы преподобного Паисия (Величковского), появлявшиеся как еще до выхода в свет печатного сборника «Добротолюбие», так и после его выхода и, самое интересное, вне его. 26 октября 2022 27 сентября 2022 12 сентября 2022 6 сентября 2022 26 декабря 2020 Организаторы: Лаборатория лингвосемиотических исследований, Лаборатория медиевистических исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»; Институт славяноведения РАН; Центр древнерусской культуры ШАГИ РАНХиГС 18 декабря 2020 На восьмом заседании Славянского библейского семинара ПСТГУ 8 декабря 2020 года, впервые прошедшем в дистанционном формате, выступила с докладом «Южнославянская рукописная традиция книги Исход» профессор Веселка Желязкова, руководитель сектора Кирилло-Мефодиевского научного центра Болгарской академии наук в Софии. 8 декабря 2020 5 декабря в возрасте 84 лет в Санкт-Петербурге ушёл из жизни известный советский и российский историк, профессор Игорь Фроянов. О трудах его жизни и его вкладе в историческую науку рассказывает историк Евгений Спицын. 1 декабря 2020 Конференция пройдёт 2—4 декабря 2020 г. В сети Интернет. Организаторы: Центр славяно-иудаики, Институт славяноведения РАН, Центр научных работников и преподавателей иудаики «Сэфер». 1 декабря 2020 Семья и семейные ценности в славянской и еврейской культурной традиции/Отв. ред. О.В. Белова. – М., 2020. – 350 с. (Серия «Культура славян и культура евреев: диалог, сходства, различия»). 27 ноября 2020 25 ноября 2020 года состоялась встреча с куратором Русской коллекции библиотеки Гарвардского университета Анной Ракитянской. 30 октября 2020 Славяноведение. 2020. 6. 22 сентября 2020 Славяноведение. 2020. 5. 5 сентября 2020 Подборка статей от Studia Slavica et Balcanica Petropolitana для исследователей средневековья. 27 августа 2020 Очередной том серии «Славянское и балканское языкознание» содержит монографию «Палеославистика – 3» международного коллектива авторов. Разделы коллективной монографии посвящены обсуждению новейших результатов текущих исследований славянских рукописей X–XIV вв. – их языка, текстологии и палеографии. |
| Это языческая культура (а в христианский период — фольклор) восточных славян и византийско–христианская художественно–эстетическая культура, с XI в. распространявшаяся на Руси (нередко в южнославянской редакции). Этими двумя истоками в основном и определяется специфика и своеобразие древнерусской культуры в целом и эстетического сознания в частности. В развитой русской средневековой культуре они и их культурно–исторические модификации были переплетены настолько тесно и многообразно, что трудно сказать, какой из них преобладал. Сегодня лучше виден византийско–православный аспект, особенно в церковно–великокняжеском слое культуры. Языческий, фольклорный был более присущ народной стихии и сохранился значительно хуже. Однако при внимательном взгляде в придворно–церковной культуре Руси и особенно при сравнении с Византией влияние древней языческой культуры начинает ощущаться очень сильно. Вполне можно себе представить, что ортодоксальные византийцы не признали бы древнерусскую культуру (за исключением ее отдельных элементов) ни своей, ни православной. А западные церковные деятели, посещавшие Древнюю Русь, вообще затруднялись назвать русскую церковность христианской. Все это имеет прямое отношение (и может быть, даже в первую очередь) к эстетическому сознанию русичей. Язычески–фольклорный уровень культуры составляет как бы глубинный пласт древнерусского эстетического сознания, в том числе и христианизированного, на основе которого формировалась русская средневековая эстетика иконы. Он прочно зиждется на языческих мифологемах, сакральной связи человека с природой, на обрядово–ритуальных основах жизни и деятельности. Ритуальные действия сопровождали всю жизнь древнего славянина. Они занимали в ней определяющее место, поскольку воспринимались как магические. С их помощью древний человек пытался устанавливать сверхъестественные контакты с природой, воздействовать на нее в нужном для себя направлении, заранее готовить почву для успешного завершения тех или иных начинаний, направлять ход личной и социальной жизни. |
| 10. Umiski J. Obrzdek Sowiaski w Polsce w IX-XI w. i zagadnienie drugiej metropolii w czasach Bolesawa Chrobrego//Roczniki Humanistyczne. R. IV. Z. 4. Lublin, 1953. S. 1-44. 11. Vašica J. Kulturní odkaz Sázavského kláštera//Sazava: slovansky klaster sv. Prokopa. Vydavatelství národního podniku. edok, 1953. 32 s. 12. Житие Константина//Сказания о начале славянской письменности/Отв. ред. В.Д. Королюк. М.: Наука, 1981. С. 70-92. 13. Житие Мефодия//Сказания о начале славянской письменности/Отв. ред. В.Д. Королюк. М.: Наука, 1981. C. 93-101. 14. Камчатнов А.М. Старославянский язык: Курс лекций. 4-е изд. М.: Флинта: Наука, 2002. 152 с. 15. Куев К. Съдбата на старобългарските ръкописи през векове. София: Наука и изкуство, 1979. 223 с. 16. Мельков А. Русская археография в XIX веке. Учебное пособие. Saarbrücken: LAP Lambert Academic Publishing, 2011. 236 с. 17. Мошин В. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X-XIV вв.//Труды Отдела древнерусской литературы. М.-Л., 1963. Т. XIX. С. 28-106. 18. Соболевский А.И. К хронологии древнейших церковно-славянских памятников//Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1910. С. 93-116. 19. Соболевский А.И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1910. 286 с. 20. Соболевский А.И. Несколько редких молитв из русского сборника XIII в.//Известия Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности. 1905. Т. 10. С. 66-78. 21. Соболевский А.И. Церковнославянские тексты моравского происхождения//Русский филологический вестник. 1900. Т. 43. 1-2. С. 150-179. 22. Тахиаос А-Э.Н. Святые братья Кирилл и Мефодий. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 2005. 392 с. 23. Трубецкой Н.С. Общеславянский элемент в русской культуре//Вопросы языкознания. 1990. 2. С.122-139. 24. Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI-XVII вв.). 3-е изд., испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2002. 558 с. |
|
|
