| Она была создана для игум. неизвестного мон-ря (может быть, Зографа) Никодима. Кодекс нашел Григорович в 1844 г. на Афоне, в нише больницы Зографского мон-ря. В наст. время рукопись разделена на 2 части: основная (76 л.) хранится в ОГНБ, а 2 тетради, переданные В. И. Григоровичем для изучения И. И. Срезневскому, в 1910 г. в составе собрания последнего поступили в БАН (24.4.12). В совокупности кодекс содержит 92 л. пергамена размером 20,3-21×11,5-12,5 см. Начало рукописи и ряд листов в середине утрачены еще до ее обретения. Минея украшена 6 плетеными заставками, раскрашенными желтой и зеленой краской и представляющими ранний вариант «балканского» стиля книжной орнаментики, инициалами в старовизант. стиле и вязью сложного рисунка в заголовках. Иллюминация, возможно, выполнена самим Д. М. «Выходная» запись Д. М. находится в рамке на л. 92 (одесская часть кодекса) и содержит этикетную формулу радости по поводу окончания работы («Якоже страннии радуются видети отчьство и иже в море вльнееми обрести пристанище бури, тако и пишущий радуется видети конец книзе») - уникальную для южнослав. традиции XIII в. и крайне редкую даже в рукописях XVI-XVII вв., но широко распространенную в древнерус. письменности начиная с XII в. (см. ст. Добрилово Евангелие ). На основании этого можно предположить, что Д. М. мог ориентироваться на некий восточнослав. образец, но др. признаков «первого восточнославянского влияния» в переписанных им кодексах не наблюдается. Рукопись содержит один из древнейших южнославянских списков службы Константину (Кириллу) Философу и один из 2 (2-й в Драгановой Минее) сохранившихся списков службы архиеп. Мефодию с каноном Константина, еп. Преславского, снабженным именным акростихом (обе в составе с.-петербургских отрывков). Текст служб по данному списку неоднократно публиковался (см.: КМЕ. Т. 3. С. 653, 658-660). Помимо Добриановой Минеи Д. М. несомненно переписал, во всяком случае дошедшие отрывки, части служб на 19-е и 22-25-е числа Минеи Служебной на сент., сохранившейся в составе коллекционного сборника-конволюта (ГИМ. |
| Содержание Введение Глава I: Византийская культура на Руси Глава II: катастрофы XIII века Глава III: татары, их западные соседи и русские данники Глава IV: митрополия Киевская и всея Руси Глава V: победа исихастов в Византии. Идеологические и политические последствия Глава VI.. Культурные связи Византии, южных славян и России Глава VII. Византия и Москва Глава VIII. патриарх Филофей и Русь (1364–1376) Глава IX. Митрополит Киприан и московский сепаратизм Глава X. Литва поворачивается к Западу Заключение. Мечты и реальность Приложения Библиография Введение Историки не раз описывали многочисленные культурные, политические, религиозные, экономические и географические факторы, которые позволили первоначально незначительному Московскому княжеству стать в XIV веке центром русского государства. Роль, которую играла в этом процессе умиравшая Византийская империя, может расцениваться как один из важнейших моментов влияния Византии на историю Европы, «Собирание русских земель» вокруг Москвы, соперничество между Москвой и Тверью, вмешательство Золотой Орды, войны с Литвой. – все эти аспекты возвышения Москвы подробно, а подчас блестяще описывались русскими историками. Однако почти все они ограничивались русским материалом и рассматривали эти факты исключительно как эпизоды истории русского народа. В настоящей книге сделана попытка расширить перспективу и рассмотреть зарождение Российской империи на более широком восточноевропейском фоне, учитывая, в частности, внешнеполитическую деятельность Византии и торговые интересы итальянских городов-республик Генуи и Венеции. Хотя практически все архивы имперской и патриаршей канцелярий Византии погибли – либо в 1204 году, когда город был захвачен крестоносцами, либо в 1453-ем, когда его взяли турки, – в двух рукописях, хранящихся в Вене, содержится два тома официальных документов патриархата, включающих постановления патриархов (и отчасти императоров) за период с 1315 по 1402 год. Изучая эти документы в свете современной им политической и культурной истории Византии, сопоставляя их со свидетельствами других византийских, южнославянских и русских источников, мы обнаруживаем усиленную административную активность в областях, непосредственно входивших в церковную юрисдикцию византийского патриархата, и, в частности, на территориях бывшей Киевской Руси, к тому времени политически разделенных между Польшей, великим княжеством Литовским и Монгольской империей. Эта активность касалась не только церковного устройства, но и чисто политических разногласий, непосредственно затрагивавших личность и полномочия «митрополита Киевского и всея Руси», которого назначала Византия и который с 1308 года имел постоянную резиденцию в Москве. |
| Действительно, после «второго южнославянского влияния» в русской традиции вычленяется по крайней мере два типа книжного языка: гибридный язык, продолжающий старые традиции, и грамматически более изощрённый книжный язык, одним из принципов формирования которого является отталкивание от языка разговорного (ср. Успенский 1983, с. 55–60). Хороший пример столкновения двух типов книжного языка даёт сопоставление первоначального варианта жития Михаила Клопского с его позднейшей переработкой, осуществлённой В. М. Тучковым: в последнем варианте имеет место и окнижнение синтаксиса, и устранение разговорной лексики, и (среди прочего) переход от использования простых претеритов как окказиональных признаков книжности к их последовательному и по большей части дифференцированному употреблению (см. Дмитриев). Не менее показательно, что Константин Костнечский, требуя дифференцированного употребления букв ы и и, указывает, что их смешение приводит к смешению падежных форм (аккузатива и вокатива – см. Ягич, с. 114); норма же «чистого» книжного языка такого смешения не допускает. И в этих случаях значение инославянской книжной традиции определяется особенностями языкового сознания, сложившегося в местных условиях. Описанный механизм восприятия делает книжный язык особенно чувствительным к изменениям в культурной ориентации. Признаки книжности, воспринимаясь как семиотические индикаторы языковой традиции, образуют как бы материальный субстрат, дающий естественное выражение для любого рода культурной программы. Постоянная связь культурных программ с программами языковыми обеспечивалась тем, что практическое осуществление лингвистических деклараций легко выражалось в символически наглядных моментах языкового употребления. Так, скажем, в Болгарии XIX в. отказ от употребления члена однозначно указывал на приверженность языковой традиции, а употребление члена, напротив, – на присвоение определяющего значения «народному» языку. Соответствующие языковые программы выступали, в свою очередь, как естественное выражение той или иной культурной ориентации. Такая ситуация характерна для истории ряда славянских литературных языков. |
| Греческий оригинал славянского перевода предполагает, видимо, наличие предшествующего сирийского текста, о чем свидетельствуют и введенные в него гимны и ряд мест, указывающих, по всей вероятности, на непонимание греческим переводчиком сирийского текста 186 . Опираясь на исторические реалии, представленные в апокрифе, исследователи относят его обычно к III в. [Апокрифы, 1976, т. 1, 2, с. 425; Борнкам, 1936, с. 320]. «Деяния апостола Фомы» были популярны в сирийском гносисе и связаны с одним из каналов его влияния на раннее манихейство [Борнкам, 1936, с. 320–323]. Это было исторически первое изложение жития апостола Фомы, лежащее у истоков биографических сведений и канонической передачи. Одно из основных отличий канонической версии сюжета (имеются в виду версии более полные, чем начальная синаксарная) от апокрифической можно видеть в определенной редукции психологизирующих фантазий, выражающих претензии на знание «тайных» отношений основателя христианства с его учениками. Проникшие на. Киевскую Русь сведения о начале апостольской миссии в Индии не оставались в узком кругу переводчиков и редакторов греческих текстов. Данные по южнославянской письменности позволяют предположить возможность устного распространения сошедших в фольклорную среду рассказов об апостоле Фоме и чудесном индийском дворце 187 . Несравнимо большую популярность на Руои история Фомы получила через содержавший ее «бестселлер», разошедшийся здесь в рукописных сборниках с XIII – XIV вв., – «Сказание об Индейском царстве», изображавшее Индию страной идеального социально-этического порядка и сказочных богатств. Сочинение, прославившееся фантастическим изображением этой страны в послании легендарного индийского царя Иоанна греческому императору Мануилу, включало наряду с описаниями волшебных птиц Феникса и Нагуйя, драгоценного камня кармакула, песочного моря, сладких рыб, рогатых и четвероруких людей и золотых яблок также отдельные исторические данные о стране. К ним относится сообщение о дворце, построенном апостолом Фомой для одного из индийских царей в «Великой Индии» и о лежащих в ней мощах апостола. Сказание возникло в Византии в XII в., – в эпоху напряженных ожиданий освобождения христианства на Востоке. |
| Освятити воды сия пришествием и силою и деянием Святаго Духа О благословитисе и освятитисе воде сей пришествием и силою и действом Святаго Духа О благословитисе и освятитисе воде сией пришествием Святаго Духа О благословитисе и освятитисе воде сеи пришьствыем и детелию Святаго Духа О благословитися и освятитися воде сей пришествием и силою Святаго Духа О освятитися воде сей, просвещением силою и действом Святаго Духа О освятити воды сей, силою и детелию и пришествием Святаго Духа О еже освятитися воде сей силою и действом и наитием Святаго Духа О еже освятитися воде сей силою и действом и пришествием Святаго Духа О еже освятитися водам сим силою, действием и наитием Святаго Духа Итак, текст не был заморожен, а от рукописи к рукописи постепенно редактировался. Текст жил. Сами принципы средневековой редактуры были другими. В позднейший период редактура осуществлялась всей Церковью. Переписчик или печатник были лишь ее реализаторами. Отметим, что некорректурных рукописей почти не встречается. Одной из форм такой постепенной и поступенной общественной редактуры являлись просто глоссы на полях и т.н. кавычные глоссы. Исправляемое слово или выражение заключалось в кавыки, и на полях в таких же кавыках давался альтернативный текст. Если предложенный текст находил поддержку у молящихся, то исправления вводились в текст . Редактировал не весь народ в целом, но и не какие-то изолированные справщики (как было при никоновской справе; именно подобных справщиков-модернистов-вредителей превращают в жупелы и призывают бояться активные борцы с модернизмом). Итак, редактором была духовная элита общества (если так можно выразиться) – монастырские и городские книжники, священники и епископы, миряне-начетчики. Подобный «общественный», или постепенный, способ редактуры был характерен для Руси в XV–XVII вв., а предыдущие XI–XIV вв. были периодом литургических реформ, когда на Русь активно поступали новые тексты, иногда наоборот – возвращались старые. Большинство этих текстов приходило в результате южнославянского влияния. Некоторые переводились отечественными переводчиками или появлялись в результате сверки имеющегося текста с греческим оригиналом. Текст в этом случае был авторским, и лишь позже начиналась его «обкатка». |
| Одним из принципов русской орфографии является дифференцирующий. Он охватывает небольшое число слов, точнее, их пар, которые относятся к разным типам омонимов. Данный критерий отражает стремление разграничить единицы, которые, имея разные значения, звучат совершенно одинаково, с помощью различных графических средств. А значит, дифференцирующий принцип находится в тесной связи прежде всего с морфемным и грамматическим основаниями. Так, пара ож ё г – ож о г представляет собой омоформы, относящиеся к различным частям речи. В таком случае разграничение на письме соответствует грамматическому принципу: гласная буква е пишется в глагольных формах, о – в субстантивных. Есть случаи типа ба лл – ба л. Здесь нет противопоставления по морфологическим значения. Однако для орфографии важно, чтобы часть слова имела постоянный план выражения в письменной форме. На этом настаивает основополагающий для русского правописания морфемный принцип. При этом с целью отражения различий в лексическом значении звуковые составы морфем, совпадающие в устной речи, на письме передаются по-разному – дифференцированно. Для дальнейшего изложения важно запомнить, что способ отражения различий в плане содержания обусловлен исключительно наличием и количеством графических возможностей для фиксации одинаковых звукомплексов. Распределение графем, отражающих совпадающие звуки, произвольно – его следует запоминать. См., например к о мпания – «группа лиц, проводящих время (рабочее и свободное) вместе» и к а мпания – «деятельность, которая осуществляется в определенный период и нацелена на решение конкретных задач». В отличие от русского языка, где принцип орфографического расподобления весьма ограничен, церковнославянский язык предлагает множество правописных дифференциаторов, которые охватывают и семантические, и в еще большем объеме грамматические различия. Введение дифференцирующего принципа в богослужебную письменность, которая, как известно, являлась неотъемлемой часть русской языка и сыграла в его развитии значительную роль, началось в период второго южнославянского влияния – во второй половине XIV – начале XV вв. Внедрение в письменные тексты и кодификация в грамматических руководствах произошли во времена книжной реформы Патриарха Никона (1652-1658), окончательно закрепившись после выхода в свет в 1751 году Елизаветинской Библии. |
| В-третьих, Сербия в 1912 году воевала не против албанцев, а, вместе со всеми балканскими христианами, за освобождение от подчинения Османской империи. В-четвертых, албанцы в составе турецких войск фанатично воевали против балканских христиан до самого конца войны. Христианской Европе известно, что сербы участвовали в остановке османского похода на Европу, а потом, с конца XVII века, и в изгнании турок из Европы. Этот факт в свое время мотивировал Генри Киссинджера искать истоки косовского кризиса в многовековом противостоянии ислама и христианства. – Мусульманская Турция более-менее отстранена от Балкан с 1912 года. Но процессы, о которых вы упоминаете, продолжаются. Каков исторический подтекст участия во всем этом региональных и мировых сил? – Общими силами балканских христиан Турция вытеснена из Европы, но складывается такое впечатление, что она хочет вернуться на Балканы. Албания и Турция в 1992 году заключили договор о союзничестве. Турция сразу поспешила признать самопровозглашенное государство на территории Сербии. Бывший президент Турции Озал заявил, что бывшие границы Османской империи на Балканах остаются границами сферы интересов Турции. Некоторые исследователи полагают, что США доверили регулирование отношений на Балканах Германии и Турции. Если речь зашла об исторической подоплеке, то ключевую роль в решении балканского и восточного вопроса на Берлинском конгрессе 1878 года взяла на себя Австро-Венгрия. Главной целью Вены было ослабление российского влияния и установление контроля не только над западной, но и над восточной частью Балкан. Австро-Венгрия даже ценой войны старалась помешать возникновению крупного, компактного сербско-славянского государства и, прежде всего, сербскому объединению. Одним из ведущих идеологов австро-венгерской стратегии на Балканах был Беньямин Калай, консул в Белграде (1868–1875) и оккупационный администратор Боснии и Герцеговины (1882–1903). Он стремился к созданию на Балканах системы небольших государств-сателлитов, ссорящихся между собой, при насколько возможно меньшем сербском государстве. Министр иностранных дел Австро-Венгрии Дьюла Андраши назвал эту стратегию «программой будущего». Уже в июне 1880 года в Вене был сделан вывод, что албанцев можно использовать как «разоряющую силу» на южнославянском пространстве… |
| В отличие от истории имени прилагательного бытный (небытный) судьба произведенного от него отвлеченного имени существительного бытность была иная. Правда, это образование не указано ни в словаре А. X. Востокова, ни в материалах И. И. Срезневского . Однако сделать отсюда заключение об отсутствии или неупотребительности слова бытность в древнерусском языке XI – XIV bb. было бы слишком поспешно и неосновательно. Бесспорным можно считать тот факт, что слово бытность, если бы оно и существовало в древнерусском языке, то до периода так называемого второго южнославянского влияния, до XIV – XV b., оно не выходило из границ узко-церковного, религиозно-культового, богословского употребления. На более широкую арену литературной жизни слово бытность выходит лишь в XVI – XVII bb. При этом оно было особенно распространено сначала в церковнославянском языке киевской, юго-западнорусской редакции. В лексисе Л. Зизания (1596) слово быmie истолковывается через бытность. То же самое наблюдается в лексиконе Памвы Берынды (1653, с. 11): Быmie: Бытность. В рукописи Библ. Акад. Наук (XVII b.): «пол. Бытность, бытие iлu житие... Бытности, существа» (Алф. словотолкователь, л. 36). Здесь очень знаменательно отнесение слова бытность к полонизмам. В «Синониме славеноросской» XVII b., первоначально изданной в приложении к «Очерку литературной истории малорусского наречия в XVII веке» (Киев, 1889), находим: «Бытность – быmie, существо» (с. 9) (автор П. И. Житецкий. – Ред.). В лексиконе Петровского времени слово cyбcucmehцia определяется при посредстве слова бытность (Лекс. вокаб. новым., с. 378). Очевидно, слово бытность уже глубоко вошло во второй половине XVII b. в состав русской литературной лексики. Вот иллюстрации из приказно-делового языка конца XVII b. и начала XVIII b.: «... а прямой цны о(н) Сава Романов ему Казначею не сказал до своей к не(му) преос(вя)щенному архиепископу от города бытности» (Кн. расх. Холм. архиер. дома 1695–1696 г., Рукоп. ЛOVI, «Изъ Амстердама Десятникъ здилъ съ Францомъ Яковлевичемъ въ Логу и были въ иныхъ городхъ; бытности ихъ съ недлю» (Походн. журн. 1698, 1853, с. 17). «Cie же прекращаю, злйшую бытность свою являю по cmoяhiю въ походсь ковалеромъ» (Летописец 1700 г., с. 141, см. Летопись археогр. ком. 1865–1866, 1868, вып. 4, с. 141). |
| Ουκτι φλογνη ρομφαα φυλττει τν πλην τς Εδμ, αυτ γρ επλθε παρδοξος σβσις τ ξλον το Σταυρο, θαντου τ κντρον, κα Αδου τ νκος ελλαται, επστης δ Σωτρ μου βον τος εν δη, Εισγεσθε πλιν εις τν Παρδεισον. Итак, в греческой современной Триоди не «преславный соуз», а παρδοξος σβσις – парадоксальное (странное), если угодно, «преславное погашение (утушение)». И еще один момент: Древо Крестное «найде» на самом деле не «на тыя», а «НА ТОЕ», то есть не на врата эдемские, а на пламенное оружие. Таким образом, слово «соуз» нужно понимать в смысле утушения: это то, что «связало» пламя. И вот какой прекрасный и емкий образ греческого кондака теряется в современном не совсем точном переводе: древо странным образом потушило огонь пламенного оружия. Куда же смотрел переводчик и многочисленные справщики? Если мы заглянем в древние славянские рукописи , то наше недоумение не уменьшится, а только возрастет. В рукописи XIV века мы увидим следующий кондак: «Уже пламенное оружие не хранит врат эдемских…» Здесь стоит немного остановиться. Обратим внимание, что в рукописи XIV века кондак начинается с короткого и понятного слова «уже» без всяких современных «не ктому»! Ну, а дальше самое интересное: как же переведен был наш «соуз», то есть σβσις? «… Приде бо ему ПРЕСЛАВНЫЙ ГЛАС древо крестное...» Получается, по мысли книжника ΧΙV века, что Древо Крестное «приказало» огненному оружию перестать охранять эдемские врата. А ежели мы, набравшись терпения, откроем еще и рукопись начала XVI века, то вряд ли сможем сдержать улыбку, ведь там предложен еще один вариант перевода: «Не уже ктому пламенное оружие хранит врат эдемских...» Заметим, как усложнилось по сравнению с XIV веком начало кондака. Здесь уже вообще слабо улавливается, хранит все еще или нет пламенное оружие эдемские врата! Возможно, такое усложнение является результатом так называемого второго южнославянского влияния на церковнославянскую письменность. А наиболее интересующее нас место переведено так: «…сие бо найде ПРЕСЛАВНО НАИТЬЕ древо крестное...» |
| О влиянии преподобного Григория Синаита на развитие современного ему монашества, о его сподвижниках, учениках и последователях в среде монашества византийского и славянского повествует в одной из современных работ игумен Петр (Пиголь) [ 93 ]. Среди положительных сторон данной работы можно выделить привлечение автором южнославянских источников, описание культурно-исторического фона эпохи времен жизни и творчества преподобного Григория, доступность в изложении материала и продуманность в обобщении исторических фактов по теме исследования. Большое значение в изучении жизни и наследия преподобного Григория Синаита имеют несколько публикаций современного западного патролога Дэвида Бэлфора. Ему принадлежит заслуга в открытии и научной публикации ранее неизвестных творений святого Отца [ 6 ], в частности, уже упоминавшегося «Слова на Святое Преображение Господне» и некоторых фрагментов. Бэлфор скрупулезно исследовал все имеющиеся рукописные источники творений преподобного Григория в большинстве рукописных собраний и библиотек мира. Им предложен также комментарий к тексту Слова, в значительной степени воспроизводимый в третьем параграфе второй главы данной диссертации. Помимо этого, Д. Бэлфор изложил собственное видение происхождения ранее известных творений святого Отца, помещенных в греческом Добротолюбии и Патрологии аббата Миня [ 41 ], а также собрал биографические сведения о жизни преподобного Синаита [ 42 ]. В целом на сегодняшний день складывается удовлетворительная ситуация в отношении изученности обстоятельств жизненного пути преподобного Григория Синаита и влияния его личности и учения о созерцательном подвижничестве на современное ему монашество в Византии и славянских странах. Доступны для исследования, по-видимому, все сохранившиеся аскетико-богословские творения преподобного Отца. Несколько менее исследованным остается собственно богословие Синайского подвижника, которому мы стремимся уделить должное внимание в предлагаемой работе. В целях целостного подхода к изложению учения святого Отца в работе оно предваряется биографическим очерком и обзором творений преподобного Григория Синаита . |
|
|
