| А. Н. Крюкова Почитание М. на Руси и у южных славян Ап. Матфей. Фрагмент композиции «Страшный Суд». Роспись Димитриевского собора во Владимире. 1194–1197 гг. Ап. Матфей. Фрагмент композиции «Страшный Суд». Роспись Димитриевского собора во Владимире. 1194–1197 гг. Об особом почитании апостола и евангелиста М. свидетельствует наличие его памяти даже в самом сокращенном варианте древнерус. месяцеслова ( Лосева О. В. Русские месяцесловы XI-XIV вв. М., 2001. С. 34). К апостолу обращались за помощью в молитвах и в заговорах, потому что он, как и др. апостолы, «преемше власть от превечнаго Сына Божия наступати на змию и на скорпию, и на всяку силу вражию, и целити всяк недуг и всяку язю в людех и во всех странех» ( Конзал В. Старослав. молитва против дьявола. М., 2002. С. 109). М. часто фигурирует в заговорах в качестве заступника от разных бед и напастей (Отреченное чтение в России XVII-XVIII вв. М., 2002. (по указ.)). Вытеснение в визант. агиографической традиции Мученичеств М. историей проповеди ап. Матфия в стране людоедов (CANT, N 267; BHG, N 1224-1225) непосредственно сказалось на славяно-рус. переводных памятниках. Житие под 16 нояб. в краткой редакции нестишного Пролога представляет собой перевод текста (кон. XI - нач. XII в.) из Минология Василия II, где упоминание о стране людоедов и сообщение о поставленном там еп. Платоне занимают лишь незначительное место в общем объеме повествования, посвященного М. Кончина апостола, согласно этой версии, произошла в Иераполе Сирийском (Славяно-рус. Пролог по древнейшим спискам: Синаксарь за сентябрь-февраль. М., 2010. Т. 1. С. 358). Любопытно, что при переработке данного Жития в составе пространной редакции нестишного Пролога (в XII в.) было добавлено, что М. вернулся к людоедам, претерпел мучения и был убит (ВМЧ. Нояб. День 16. Стб. 2061). Слав. стишной Пролог (переводы XIV в.) вслед за своим оригиналом - греч. стишным Синаксарем - представляет весьма подробный вариант текста апокрифа, посвященного на самом деле ап. Матфию ( Петков, Спасова. Стиш. Пролог. 2009. Т. 3. С. 58-61). Этот текст распространился на Руси в кон. XIV - нач. XV в. Не позднее нач. XIV в. на слав. язык был переведен еще один вариант краткого Жития, который помещался в качестве предисловия к Евангелию от М. (один из старших серб. списков - ГИМ. Хлуд. 13, ок. 1308-1311 г.). На Руси этот тип Евангелия с предисловиями-житиями евангелистов получил распространение с посл. четв. XIV в., в эпоху «второго южнославянского влияния». |
| 53. Капитель XII в. романо-германского стиля Впрочем, чтобы вполне понять и оценить это новое явление в истории нашей письменности, надобно проследить его зачатки и постепенное развитие не на русской почве, а на южнославянской, то есть, болгарской, сербской и молдаво-влахийской. Как стиль узлов и сплетений у нас резко отделяется в XIII–XIV вв. от более простого, так сказать, элементарного стиля тератологического, и звено между тем и другим дает нам в более ясном свете Болгария и Сербия, – так еще с большей неожиданностью сменяется у нас в XVb. cmuльXIV века, сплетенный тератологический – стилем, соответствующим на Западе готическому и стилю Возрождения. У наших южных соплеменников, во-первых, позднее остаются при новых явлениях элементы старые, которые таким образом дают последовательность в развитии; во-вторых, нововведения оказываются не вдруг, а зачинаются очень рано, как отдельные попытки, и потом все шире и шире охватывают всю орнаментацию. Это особенно ясно оказывается в орнаменте сербском, как увидим в разборе некоторых подробностей в издании г. Стасова; и наконец, каждый новый период в истории орнаментации у южных славян, именно у болгар и сербов, как наших предшественников в рукописном деле, начинается на целые столетия ранее, чем у нас в России. Что же касается до орнаментации молдаво-влахийской, то она, не восходя ранее XV в., вдруг проявляется в своем высшем развитии изящного стиля, как бы составляя позднейший период, предшествие которому надобно искать в письменности болгарской и сербской. Смотри у г. Стасова, табл. XXXIV–XXXIX. Впрочем, для окончательного решения об элементах этого нового стиля надобно подождать последнего выпуска «Орнаментов» г. Стасова, где будут помещены византийские. Особенно сильно оказывается влияние греческое в некоторых из русских рукописей XV и XVI вв., как в начертании букв, так и в греческих приписках, например, в обеих сказанных рукописях, изданных Обществом любителей древней письменности. Спрашивается: в какой мере мы обязаны позднейшему византийскому орнаменту большей или меньшей долей того западного влияния, которое в такой очевидности господствует в нашей русской орнаментации XV–XVI вв.? |
| На Руси в это время предполагалось простое возлияние вина и елея на усопших из числа монашествующих и духовенства (ГИМ Син. 132, 330, митрополит Киприан, требник Соловецкой билиотеки (1505 г.), московские потребники XVII в, например – 1639 г., лл. 27–28) 1038 . Для мирян этот ритуал мог заменяться высыпанием пепла из кадила на одр умершего. Возможны, как в требнике митрополита Петра Могилы 1646 г. (л. 725), совмещение того и другого обряда или их вариативность, как в требнике патриарха Адриана 1695 г. (л. 134). Все же, как видим, идея о возливании на останки усопших елея не была чужда древнерусскому литургическому благочестию. Однако насколько этот обряд был выполним в древнерусских условиях, где елей являлся несомненным дефицитом? Очевидно, частный чин «умащения» мощей был заимствован южнославянским богослужением, однако произошла замена вещества, используемого в литургическом действии, что можно объяснить этнографическими мотивами. Именно южнослвянские служебники первые используют молитву «Боже великий и великоименитый» для чина краткого освящения воды 1039 . Отсюда сам чин и был заимствован на Руси в результате богослужебной реформы митрополита Киприана. Его дальнейшая эволюция должна рассматриваться как происходящая в двух направлениях: одно из них развивалось под непосредственным влиянием древнерусской соборной практики, другое было следствием влияния местных обычаев частного богослужения и церковного менталитета эпохи зрелого средневековья. Происхождение чина омовения мощей в соборных Чиновниках мы, вслед за протоиереем М. Лисицыным , связываем с отражением в древнерусской практике богослужебных особенностей кафедральных соборов Восточных Патриархатов, на которую, уже на русской почве, мог повлиять чин частного омовения мощей. Такая практика засвидетельствована исследованными А. А. Дмитриевским Святогробским типиконом 1122 г. и уставом Софии Константинопольской XI в. по рукописи Дрезденского собрания 140. Характерно, что известия об этой практике целиком лежат в области «богословия красной буквы». Собственно говоря, мы не знаем богослужебного чина поклонения святыни в Великую Пятницу, который бы сопровождался развитой гимнографией. Нам известен обряд такого поклонения, в то время как достоверные сведения о его богослужебном окружении отсутствуют. |
| Другой пример взят из проповеди Амфилохия Кесарийского: «О, божественных Евангелий богатство несказуемое! О, премудрых таинств ведение неописуемое! О, божественных даров неизреченных сокровище неизъяснимое! О, промыслительного человеколюбия действие неисчислимое!» 802 Вслед за своими греческими наставниками стали так писать и книжники Древней Руси. «Виждь церкви цветущи, – обращается митрополит Иларион к умершему князю Владимиру, – виждь христианство растуще, виждь град иконами святыми освещаем, блистающеся, и тимианом обухаем, и хвалами и божествеными пении святыми оглашаем» 803 . Кирилл Туровский рисует картину весны: «Бурнии ветри, тихо повевающе, плоды гобзують, и земля, Семена питающе, зеленую траву ражает» 804 . В похвалу князю Дмитрию Донскому говорится: «Царский убо сан держаше, ангелскы живяше, постом и молитвою, и по вся нощи стояще, сна же токмо мало приимаше, и паки по мале часу на молитву встаяше, и подобу благу творяше, всегда, в берньнем телеси бесплотных житие свершаше…» 805 . Но кто посрамил бы по части гомеотелевтов и самого Горгия, так это, конечно, Епифаний Премудрый : «…Да и аз многогрешный и неразумный, последуя словесем похвалений твоих, слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи, и от словесе похваление събираа, и приобретаа, и приплетая, паки глаголя: что еще тя нареку, вожа заблудшим, обретателя погибшим, наставника прельщенным, руководителя умом ослепленным, чистителя оскверненным, взыскателя расточенным, стража ратным, утешителя печальным, кормителя алчющим, подателя требующим, наказателя несмысленным, помощника обидимым, молитвенника тепла, ходатаа верна, поганым спасителя, бесом проклинателя, кумиром потребителя, идолом попирателя, Богу служителя, мудрости рачителя, философии любителя, целомудрия делателя, правде творителя, книгам сказателя, грамоте перьмстей списателя?» 806 Этих примеров достаточно, чтобы увидеть две вещи. Во-первых, за два тысячелетия, разделяющих эпоху первых античных софистов, когда жил Горгий, и пору «второго южнославянского влияния» 807 , когда жил русский агиограф Епифаний, поэтика риторических созвучий нимало не изменилась в своем принципе, в своем существе. Ее древняя импозантность оставалась все той же на протяжении всей античности и всего Средневековья, пока не наступило Новое время и ей не пришлось нежданно опуститься до уровня балаганных прибауток и элоквенции капитана Лебядкина. |
| Berlin, 1935. S. 86–87.is zur Gegenwart.. замечания Р. Гаманна об античной общественно-репрезентативном элементе в эстетической облике раннехристианской базилики: Hamann R. Geschichte der Kunst von der altchristlichen Zeit. замечания Р. Гаманна об античной общественно-репрезентативном элементе в эстетической облике раннехристианской базилики: Hamann R. Geschichte der Kunst von der altchristlichen Zeit bis zur Gegenwart. Berlin, 1935. S. 86–87.is zur Gegenwart. Berlin, 1935. S. 86–87.erlin, 1935. S. 86–87. 797 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 10. Л., 1974. С. 106 (ср.: Егунов А. Греческий роман и Гелиодор//Гелиодор. Эфиопика. М.; Л., 1932. С. 54). 805 Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича//Хрестоматия по древней русской литературе/Сост. Η. К. Гудзий. 8-е изд. М., 1973. С. 184. 807 Ср.: Лихачев Д. С. Некоторые задачи изучения второго южнославянского влияния в России//IV Международный съезд славистов. Доклады. М., 1960. 810 Ср.: Norden Е. Die antike Kunstprosa voni VI. Jahrhundert v. Chr..: Norden Е. Die antike Kunstprosa voni VI. Jahrhundert v. Chr. bis in die Zeit der Renaissance. Leipzig, 1898. Bd. II. S. 834–838.is in die Zeit der Renaissance. Leipzig, 1898..: Norden Е. Die antike Kunstprosa voni VI. Jahrhundert v. Chr..: Norden Е. Die antike Kunstprosa voni VI. Jahrhundert v. Chr. bis in die Zeit der Renaissance. Leipzig, 1898. Bd. II. S. 834–838.is in die Zeit der Renaissance. Leipzig, 1898. Bd. II. S. 834–838.d. II. S. 834–838. 815 Cm.: Wellesz E. The Akathistos Hymn. Copenhagen, 1957;.: Wellesz E. The Akathistos Hymn. Copenhagen, 1957; Bardenhower 0. Geschichte der altchristlichen Literatur. V. Freib. i. Breisgau, 1932. S. 166–167; Beck H. G. Kirche und theologische Literatur im byzantinischen Reich. München, 1959. S. 427–428; Trypanis C. A. Fourteen Early Byzantine Cantica (WBS. V). Wien, 1968. S. 17–28.ardenhower 0. Geschichte der altchristlichen Literatur. V. Freib. i..: Wellesz E. The Akathistos Hymn. Copenhagen, 1957;.: Wellesz E. |
| Сладость бо словесную Давидъ вкусив, удивляяся, къ Богу глаголет: «Коль сладка грътани моему словеса твоя, паче меда устомь моим!» (408). Андрей Рублев не оставил после себя исповеди, подобной епифаниевской, но высочайший артистизм, с которым выражена главная идея в его «Троице», позволяет предположить, что он боролся с самим собой за каждую линию, форму, силуэт, оттенок цвета в поисках божественной гармонии, с не меньшей страстью и напряжением всех духовных сил, чем Епифаний за каждое слово. Сила и непреходящая значимость древнерусского искусства, как я уже сказал, в его софийности – удивительной способности его творцов смотреть на жизнь под углом зрения вечности и, прозревая в жизненных явлениях сущностные основы бытия, выражать их в цвете, слове, звуке. Древнерусское искусство действительно прекрасно и возвышенно своей софийностью, которой оно привлекает к себе и человека XX столетия, но особо остро которую ощущали люди средневековой Руси. Красоту культового искусства уже автор «Повести временных лет» (начало XII в.) непосредственно связывал с Богом. Неописуемая красота храмового действа в Константинополе выступала в его глазах главным доказательством божественного присутствия, соответственно, – истинности византийской веры. Магия слова Древнерусские книжники и иконописцы конца XIV-XV в. понимали свое творчество как священнодейство. Не случайно Епифаний в «Житии Сергия Радонежского» возводит словесное искусство почти до таинства Евхаристии: «Приидите ж ако да причастимся словесы». Само «Житие» как литературный жанр он осмысливает в качестве духовной трапезы, предназначенной для насыщения читателей. По Епифанию, писала О. Ф. Коновалова, «литературное произведение – это трапеза, празднество, ликование, а значит, и отношение к литературе должно быть особым, как к чему-то свыше предложенному для спасения читателя, для его духовного насыщения» 44 . Столь высокое понимание смысла и значения словесного искусства основывалось на глубокой философии слова, восходящей еще к античным и библейским временам и проникшей на Русь в период «второго Южнославянского влияния». |
| Изменения в репертуаре графем К. и особенностях их употребления могли быть вызваны факторами культурно-историческими, напр., «активизацией русско-южнославянских связей в рамках средневекового конфессионально-культурного (кирилло-мефодиевского или славяно-византийского) единства» ( Турилов А. А. Древнерусские влияния//ПЭ. 2007. Т. 16. С. 162), в процессе к-рой происходило обращение к инославянской книжной традиции и ее усвоение. Так, 2-м южнослав. влиянием были вызваны следующие изменения в графико-орфографических системах древнерус. рукописей в кон. XIV-XV в.: употребление буквы в соответствии с [ja] вместо использование (i десятеричного) перед гласными; употребление вместо в конце слова после твердых согласных; написание буквы «еры» как вместо восстановление употребления буквы как в соответствии с этимологией, так и в соответствии с [u]; восстановление употребления диграфа (и лигатуры ) после согласных; употребление буквы «зело» - ( a ), ранее использовавшейся только в числовом значении, и/или в соответствии с [z]; написание вместо в словах с неполногласным сочетанием написание в соответствии с [ " a] (мена « ); мена юсов « типа среднеболгарской; введение графем «о-очное» - p q Y @ и «о с крестом» - e ( p q @ e ); регулярное использование надстрочных знаков и знаков препинания. Набор букв К. в слав. письменности XV-XVII вв. фиксируется в первых сводных алфавитах, входящих в состав созданных в этот период орфографических трактатов, азбук, букварей, грамматик церковнослав. языка. Их авторы ставили своей целью представить все графемы, реально используемые в книжно-языковой практике, в т. ч. и разные варианты их начертаний. Так, напр., в соч. «Написание языком словенским о грамоте и о ея строении...» фигурируют 45 буквенных знаков, в число к-рых в качестве самостоятельных единиц входят, в частности, скорописная А в виде греч. буквы «альфа» (α), занимающая в азбуке предпоследнее место, и ( с надстрочным знаком «краткая») ( Ягич. 1885-1895). 45 знаков регламентированы и в азбуке И. Фёдорова (Львов, 1574; Острог, 1578), где статус отдельных букв имеют и , и и и Сокращение состава азбуки до 40 букв в грамматике Мелетия (Смотрицкого) (Евье, 1619; М., 1648, 1721) достигается за счет того, что по 2 знака кодифицируются в качестве варианта одной буквы: , Разнообразные начертания букв К. (уставные, полууставные и скорописные) приводятся в рукописных азбуках XVII в., служивших пособием для обучения письму. В них же впервые появляется выделение прописных букв в отдельный алфавит. |
| В.В. Виноградов Суеверие, суеверный, суеслов и др. Суеверие, суеверный, суеслов, суесмысл. В русском литературном языке XVI b. в высокопарном стиле Макарьевской эпохи распространяется прием искусственного словосложения, нередко объединяющего синонимические основы. Например, в «Повести о прихождении короля Литовского Стефана Батория в лето 1577 на великий и славный город Псковъ»: храбродобропобдный, мертвотрупоты, каменнодльный – оградный; ср. доброувтливый, благоздравие и т. п. (Орлов А. С. О некоторых особенностях стиля великорусской исторической беллетристики XVI–XVII вв., с. 362–363). Быть может, волной второго южнославянского влияния занесены в русский литературный язык такие слова, как суевер, суеверие , суеверный (ср. старославянизмы: суеслов, суесловие, суемысл, суемудрый и т. п. Срезневский, Материалы, 3, 610 и Дополнения, 250–251; Востоков. Сл. церк.-слав. яз., 2, с. 193); хлебодар (ср. Академический словарь 1847 г., 4, 403; в монастырях: «раздаватель печеного хлеба братии». Акты юридич., 152: При хлебодаре старца Галактиона – «Словарь Академии Российской». Изд. 2, 6, 558; ср. у Державина в оде «На рождение царицы Гремыславы», 1, 500, 14: «Ты сердцем – стольник, хлебодар»);рукоплесканье (ср. в древнерусском языке плескати и плеснути руками, но ср. отсутствие слова рукоплесканье в Лексиконе Треязычном 1704 г.); гостеприимство, вероломство, земнородный (ср. Срезневский. Материалы..., 1, 975; Сборн. Кир. Белозер., XII b.); подобострастный (Срезневский, 2, 1040, чин. избр. по списку 1423 г.); громогласный (Срезневский, 1, 597; Стихирарь, XVI b.); любострастный; первоначальный (Срезневский, 2, 1764, поуч. литр. фот. 1431 г.); тлетворный (Срезневский, 3, 1078, Менандр XV b.) и др. под. В русском литературном языке XVII b. указаны новые виды словосложения, иногда тройственного (в языке Епифания Славинецкого, Кариона Истомина, Федора Поликарпова и др.) (см.: Браиловский С. Н. Один из пестрых XVII столетия. СПб., 1902; Он же. Федор Поликарпович Поликарпов-Орлов//ЖМНП, 1894, октябрь, ноябрь). (Основные вопросы и задачи изучения истории русского языка до XVIII b.//Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. языка, с. 285). Читать далее Источник: История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ./В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет " Рус. яз. " . Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3 Поделиться ссылкой на выделенное |
| Речь обратившемуся в православие из католицизма 2 Приветствуем тебя, возлюбленный брат о Господе, со вступлением во святое общество православных чад Христовой церкви. Да будет благословенна та поистине счастливая для тебя и благодатная минута, когда впервые зажглась в твоем сердце любовь к православию и затем создалась решимость стать в ряды православных и правоверующих членов церкви вселенской. Да почиет на тебе благодать и мир от Бога и отца Господа нашего Иисуса Христа во Святом Духе. Радость наша о твоем правоверии много усиливается тем обстоятельством, что ты взыскал его совершенно свободно и самостоятельно, и пришел к нему никем не увлекаемый и не уловляемый. Мы не преходили моря и суши, чтобы сделать тебя нашим пришельцем ( Мф. 23:15 ); значит сам отец небесный призвал тебя в церковное единение с вами, ибо никто не может придти ко мне, – говорит Спаситель, – если не привлечет отец, пославший меня ( Ин. 6:44 ). К радости нашей, столь понятной, о твоем православии присоединяется, возлюбленный брат, и то особое удовольствие, что в тебе мы видим единоплеменного нам славянина, возвращающегося из чуждого и насильственно навязанного южнославянскому миру римского влияния к своей свободе, к своим древним праотеческим преданиям и к самому естественному союзу духовному с Россией, православной представительницей и высокой защитницей славянских интересов. Слава Господу Богу, о тебе так устроившему! Какими же советами и благожеланиями напутствовать тебя на новом, избранном тобою пути религиозном. Не пренебреги, новопросвещенный брат наш, глубже и шире изучить догматы и чиноположения православной церкви, дабы все крепче и крепче утверждаться на избранном тобою царском и светлом пути православия, – это первый наш совет и просьба к тебе. Слыхал ты конечно, как люди небрежные и холодные в делах веры, желая оправдать свое неведение собственного вероисповедания, свою суетность и постоянное мирское рассеяние, любят повторять ходячую и легкомысленную фразу, что разницы христианских исповеданий мало значат собственно в деле спасения, ибо-де верующие во Христа все имеют одинаковую надежду спасения о Христе Иисусе. |
| Конкретно это выразилось в появлении в богослужебной практике Русской Православной Церкви трех новых распевов: киевского, болгарского и греческого, ставших известными в Москве в пятидесятых годах XVII в. Большинством исследователей киевский распев рассматривается как национальный украинский вариант знаменного распева. Его становление можно проследить по южнорусским ното-линейным ирмологам конца XVI – начала XVII вв. В Москве киевский распев стал особенно быстро распространяться в связи с усилением связей Киева с Москвой, вызванных воссоединением Украины с Московским государством, и сопутствующими этому событию вызовами в Москву на службу киевских певчих в 1652 и 1656 гг. Занесенная этими певчими квадратная линейная нотация, которой в основном и фиксировался киевский распев, получила название «киевского знамени». Изначальная связь киевского распева с линейным киевским знаменем во многом объясняет его упрощенные и уплощенные в сравнении с великорусским знаменным распевом принципы мелодической организации. Фонд попевок киевского распева значительно меньше фонда знаменного распева, и применение попевок в осмогласии лишено уже строгой систематичности. Вообще же для киевского распева становится характерным не попевочное, но ладовое мышление, тяготеющее к ясному минору и мажору. Более того: мелодия киевского распева иногда ясно обрисовывает мажорное трезвучие, и все ее развитие сводится к опеванию отдельных его ступеней. Ритм киевского распева тяготеет к симметричности и квадратности, восходящей к танцевальности и песенной периодичности. Все это позволяет говорить об известном влиянии украинской народной песни на мелодический облик киевского распева. Происхождение болгарского распева сегодня представляется во многом неясным, и многие специалисты вообще отрицают его болгарское происхождение. Однако в самых последних исследованиях все чаще и чаще проводится мысль о связи болгарского распева с древним болгарским пением эпохи Второго Болгарского царства, сохраненного другими православными народами во время второго южнославянского влияния. |
|
|
