| в это время лежали исключительно в области гуманистической учености (ср.: Scheible. 2016. S. 26). Так, М. в совершенстве овладел греч. и евр. языками; он работал корректором у книгоиздателя Т. Ансхельма, публиковавшего сочинения нем. гуманистов, а также написал предисловия к неск. изданиям (см.: Melanchthon Ph. BW: Texte. Bd. 1. S. 38-39. N 3; S. 44. N 6). Вместе с переехавшим в Тюбинген Зимлером М. читал в оригинале философские трактаты Аристотеля ; у него возник план совместно с друзьями-гуманистами под рук. Рейхлина подготовить нем. издание греч. собрания сочинений Аристотеля, однако замысел остался нереализованным. Одним из ближайших друзей М. в Тюбингене стал И. Эколампадий (1482-1531), вместе с к-рым М. изучал древнегреч. авторов, в т. ч. Гесиода, а также занимался математикой и астрономией. В 1515 г. Эколампадий переехал в Базель, где стал одним из помощников Эразма Роттердамского († 1536), а позднее возглавил реформационное движение в этом городе. Несмотря на нек-рые богословские разногласия, Эколампадий продолжал поддерживать дружеские отношения и переписку с М. до конца жизни. Вероятно, именно от Эколампадия о М. впервые узнал Эразм Роттердамский. Из Базеля Эколампадий прислал М. экземпляр изданного посмертно в 1515 г. соч. «О диалектическом исследовании» (De inventione dialectica) Р. Агриколы, знакомство с к-рым оказало значительное влияние на формирование у М. убеждения в том, что в науках и в теологии следует пользоваться не только традиц. схоластическим логико-понятийным способом рассуждения, но и гуманистической диалектикой, т. е. искусством выбирать наиболее вероятное решение некоего вопроса посредством логико-риторических рассуждений. Во время обострившегося в сер. 10-х гг. XVI в. т. н. спора о евр. книгах между Рейхлином и нек-рыми католич. теологами, призывавшими уничтожить все враждебные христ. вере иудейские и каббалистические сочинения, М. занял сторону Рейхлина, к-рый отстаивал право ученых-гуманистов изучать евр. трактаты и сам широко использовал их в сочинениях. |
| В янв. 1505 г. М. вступил в брак с Джейн Колт ( 1511), происходившей из семьи эсквайра в графстве Эссекс. В браке родились 4 ребенка: Маргарет (1505), Элизабет (1506), Сесиль (1507), Джон (1509). Вскоре после смерти 1-й супруги М. женился на богатой вдове Элис Миддлтон ( 1546 или 1551); ее дочь от 1-го брака М. воспитывал как собственную. У пары не было общих детей, однако, по свидетельствам самого М., Миддлтон оказалась хорошей мачехой его детям. Кроме детей М. и приемной дочери в его семье воспитывались также сирота Э. Кресакр (1511-1577), к-рая впосл. вышла замуж за его сына, и дальняя родственница М. Гиггс (1508-1570). Свои педагогические идеи М. успешно реализовывал, обучая родных и приемных детей. М. считал женщин способными к научной деятельности и хотел, чтобы его дочери получили такое же высшее образование, как и его сын,- эти взгляды были нетипичны для того времени. Несмотря на предельную занятость, М. всегда находил время для молитв и домашней школы, где давал детям классическое и христианское образование. Занятия древними языками и литературой сочетались с обучением географии, математике, музыке, астрономии, медицине. Наиболее близкие отношения сложились у М. со старшей дочерью Маргарет, в замужестве Роупер ( 1544), которая была весьма талантлива и проявляла значительные литературные способности. Так, она стала 1-й в Англии женщиной не королевского происхождения, опубликовавшей под собственным именем перевод с латыни на англ. язык; для перевода было избрано одно из сочинений Эразма Роттердамского - «О Молитве Господней» (Precatio Dominica). Именно Маргарет адресовано значительное число сохранившихся писем М.; особую важность имеет их переписка, относящаяся к периоду предсмертного заключения М. в Тауэре. До 1524 г. семья М. жила в собственном доме «Олд-Бардж» на ул. Баклерсбери, относившемся к приходу Сент-Стивен-Уолбрук; затем М. переехал в построенный по его плану большой дом в Челси, архитектурный дизайн к-рого с галереями, часовней и б-кой нес явный отпечаток его философии, любви к ученым занятиям и уединенным молитвам. Хотя М. из-за многочисленных гос. обязанностей значительную часть времени проводил при королевском дворе или в разъездах, он использовал любую возможность, чтобы побыть в кругу семьи. Вместе с домашними М. регулярно молился и читал Библию, сам ее комментируя (подробнее о семье и домашней жизни М. см.: Guy. 2009). |
| Написанное Восом ван Хейсденом «Epistola de vita et passione Domini nostri Jesu Christi» (Послание о жизни и Страстях Господа нашего Иисуса Христа) содержало рекомендации по медитации о жизни и страданиях Христа. Ян Скуткен († 1423), один из первых 6 каноников Виндесхейма, перевел на нидерланд. язык Евангелие. Этот перевод в XV в. получил широкое распространение в Нидерландах (2 списка перевода хранятся в РНБ, С.-Петербург). Генрик Манде (1360-1431) написал на нидерланд. языке ряд мистических трактатов (Een devoet boexken, hoe dat wij uut selen doen den ouden mensche (Благочестивая книжка о том, как изгнать из души ветхого человека), Een spiegel der waerheit (Зеркало истины), Vanden licht der waerheit (Книга света истины)). Яну ван Схонховену (1356-1432) принадлежат трактаты «De contemptu mundi» (О презрении к миру) и «De passione domini» (О Страстях Господних), в к-ром он пытался защитить Рёйсбрука от обвинений в пантеизме, предъявленных тому Ж. Жерсоном . В русле идей D. m. работал Фома Кемпийский, насельник мон-ря Агнитенберг близ Зволле. Фома писал этико-религ. трактаты, дидактические книги для новициев, исторические сочинения и проповеди. Самое известное произведение Фомы - кн. «О подражании Христу», которая по числу изданий уступает только Библии. Последним из виндесхеймских писателей считается Ян Момбар (1460-1501), мистические трактаты к-рого написаны в традиц. для D. m. духе необходимости борьбы человека за свое моральное совершенство. Момбар довел до логического завершения воспринятую у мистиков XII-XIII вв. идею ступенчатого духовного восхождения. Его «Rosetum exercitionis spiritualis» (Розарий духовных упражнений), «Scala meditationis» (Лестница медитации) и «Scala sancti communionis» (Лестница святого причащения) оказали сильное воздействие на творчество аббата мон-ря Монсеррат Гарсии Хименеса де Сиснероса († 1510), а через него на основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу . Идеи D. m. существенно повлияли также на мировоззрение Эразма Роттердамского . Мистико-дидактические сочинения писателей D. |
| После второй мировой войны творчество М. получило мировую известность. Он выступал с лекциями на всех континентах, в 1952 г. был избран в Академию моральных и политических наук. М. был удостоен различных академических званий, премий и наград, в т. ч. Национальной премии по литературе (1958), премии «Озирис» (1962), немецкой премии мира (1964), премии Эразма Роттердамского (1969). В 1964 г. встречался с Римским папой Павлом VI . В 1969 г. М. посетил Прагу и Дрезден, находившиеся за «железным занавесом». В 1972 г. участвовал в конференциях, посвященных его творчеству. Последнее интервью М. дал Михаилу Аксёнову-Меерсону (впосл. протоиерей) 20 сент. 1973 г. (Interview de G. Marcel//Le Messager orthodoxe. P., 1973. N 62/64. P. 43-56). Философское творчество Годы первой мировой войны стали временем написания важнейшего произведения М.- «Метафизического дневника» (Journal métaphysique). Оконченный в мае 1923 г. и вышедший в 1927 г., он принес М. европ. известность одного из создателей экзистенциализма наряду с Хайдеггером и К. Ясперсом . Решительный отказ от системности, равно как и от идеализма, привел к принципиальному неприятию «духа абстрактности» (l " esprit d " abstraction). Сочинение было задумано как подготовительный материал для изложения собственной философии. Однако по мере углубления в исследуемые темы М. начал понимать, что зачарованность нормами профессорской идеалистической философии теряет над ним власть ( Marcel. 1927. P. IX). Пережитый трагический опыт убеждал М., что фрагментарность выражения не входит в противоречие с выстраданной им идеей, а, напротив, скорее предполагается ею. В результате мысль М. обрела оригинальность, силу и новизну, оформившись в христиански ориентированную экзистенциальную философию, хранящую верность европейской духовной традиции и соединяющую ее с открытостью к процессам совр. жизни. Выявление условий существования религиозности составило один из важных аспектов тематики «Дневника». М. сконцентрировал внимание на аномальных с т. зр. научного разума ситуациях, особенно на парапсихологических явлениях, относясь к ним критически, но без рационалистических предрассудков. Он не подвергал сомнению реальность по крайней мере некоторых подобных опытов, путь осмысления к-рых не может, по его убеждению, механически копировать нормы научной объективности. |
| С появлением книгопечатания начинается новый период в изучении вопроса об авторстве «Комментариев». В этой связи самым известным старопечатным изданием является работа Эразма Роттердамского, который в 1527 г. переиздал «Комментарии» в составе трудов свт. Амвросия Медиоланского 21 . Вопреки весьма расхожему ошибочному мнению 22 , атрибуция памятника не вызывала сомнений у гуманиста, однако он отвергает традиционное авторство введений к толкованиям: «Addidim argumenta nescio quis» («добавил введения, не знаю чьи»). Примерно в то же время, в 1520 г., была издана знаковая и незаслуженно проигнорированная Эразмом Роттердамским работа бельгийского библеиста Франциска Луки из Брюгге (Franciscus Lucas Brugensis). На страницах трактата исследователь отказывается называть автора «Комментариев» святителем Амвросием, именуя его «auctor commentariorum Ambrosio adscriptorum» или «author Ambrosio attributorum» 23 и т. п. Избегая тавтологии, учёный постепенно начи¬нает использовать наименование Ambrosiaster 24 , приложив к имени свт. Амвросия суффикс, аналогичный по смыслу приставке pseudo-. Современные исследователи предполагают, что именно Франциск Лука (Franciscus Lucas) стал изобретателем имени нашего автора 25 . Рецепция данной идеи занимает в научном мире того времени около ста лет. Вслед за бельгийским библеистом сомнения в атрибуции памятника можно обнаружить в 1572 г. у иезуита Франсизэ Торреса (Francisais Torres), а также у его коллеги Бенедикта Перейра (Benedictus Pereyra), Джона Мальдонадо (Ioannes Maldonado), Андре Шотта (Andre Schott) и кардинал Белармина 26 . Наконец, данное мнение было закреплено в 1686–1690 гг. в очередном издании трудов свт. Амвросия 27 . В нём мауристы Дэнис Николас из Нури (Denis-Nicolas) и Жак дю Фрише (Jacques du Frische) хотя и помещают «Комментарии» вместе с трудами медиоланского святителя, однако во вступлении прямо указывают на подложность авторства на основании анализа стиля, вероучения и языка 28 . Исследователи тоже используют псевдоним Ambrosiaster. |
| Так, например, в трудах Эразма Роттердамского (XV–XVI вв.) постепенно вырабатывались понятийный аппарат и методология гуманитарных дисциплин, которые известны нам сегодня. А главное, так зарождался критический подход к Библии — то есть отношение к её тексту как к объекту рационального логического анализа, а не просто как к высшему авторитету, как это было в схоластическом богословии. Но если оказывается, что сам оригинал Библии не дошёл до нас неповреждённым (пусть даже эти повреждения касаются ничтожной доли текста), то, по-видимому, можно задуматься и об исторической критике текста — исследовании истории его происхождения, его анализу на фоне переменчивого культурно-исторического контекста, неодинакового даже для разных книг Библии, и уж тем более отличного от мира, в котором живёт читатель. Писание начинает пониматься как некая “вещь в себе” 3 , по Канту: его свойства не зависят от нашего восприятия и от нашего к нему отношения, они объективны и должны исследоваться в качестве таковых. К тому же в эпоху Просвещения всё больше становится мыслителей, не склонных ограничивать себя традиционным церковным вероучением. Соответственно, Библия для них — уже далеко не абсолютный авторитет, но материал для исследований. Интересен не столько сам её текст, сколько исторические события, стоящие за этим текстом, которые и надо реконструировать. В этом — основной пафос классической библейской критики. Особую роль здесь сыграла либерально-протестантская экзегеза. Конечно, слово либерализм используется сегодня во множестве смыслов, но тут оно обозначает определённое направление богословской мысли XIX–XX в. Кстати, в католицизме подобное движение, возникшее в конце XIX в., обычно называется не либерализмом, а модернизмом. Говоря упрощенно, можно сказать, что эти движения основывались на деизме (представлении о том, что Бог, сотворив этот мир, уже не вмешивается в его существование), философии Канта и его последователей, затем — на позитивизме (учении, отдающем эмпирическому опыту безусловный приоритет над умозрительными построениями). Основателем этого направления часто называют Ф. Шлейермахера, но изложение его положений в наиболее “классическом виде” предложил в середине XIX в. А. Ричль. Суть его позиции в том, чтобы, решительно отказавшись от всякой метафизики и мистицизма и в то же время прислушиваясь к собственному внутреннему опыту, изучать библейский текст в поисках важных истин нравственного и богословского характера. Признавать ли Иисуса Сыном Божьим — личный вопрос для каждого, такое признание вовсе не требуется для того, чтобы следовать Его этике. |
| Наша культура – это Иисус, который умер на кресте, чтобы научить нас любви и справедливости. Наша культура – Церковь... Есть и наследство Эразма Роттердамского, Монтеня, Томаса Мора и Декарта...Музыка Моцарта и Баха, Бетховена, Россини, Доницетти, вплоть до Верди, Пуччини...Это музыка, без которой мы не можем жить и которая для мусульманской культуры стыд и великое преступление. Наконец, слава Богу, у нас есть наука и технология как ее производное. Наука, которая всего лишь за несколько веков совершила захватывающие дух открытия, поистине изменив лицо планеты. На Западе мы больше не умираем с голода и от излечимых болезней, как это происходит в мусульманских странах. Согласны? Но даже если считать, что все эти достижения не важны (в чем я лично очень сомневаюсь), скажите мне, какие завоевания принадлежат другой культуре, культуре фанатиков с бородой, чадрой и паранджой? Лекция папы, конечно, по тону и выраженности мысли, по ответственности, которая лежит на нем как на главе крупнейшего христианского сообщества, представляет собой совсем иной текст, чем филиппику, вырвавшуюся из души Орианы Фаллачи после событий 11 сентября 2001 года. Но ведь самой своей реакцией мусульманский мир показал, что и папа с его академическим словом для них " по другую сторону баррикад " , а мы для себя должны заметить, что он " по нашу " , вместе с Орианой Фаллачи, со всеми теми, кто не отказывается в настоянии на том, что единственная богооткровенная религия есть христианство. Что ценности христианской европейской цивилизации, святые отцы, и наши храмы, и наша музыка, и словесность, и дух наших народов, воспитанных Христовой Церковью, есть то, что передано нам как сокровище, которое надо хранить и от которого не имеем права отступиться. Христианство, конечно, религия веротерпимости, что было подчеркнуто, в частности, в последующих заявлениях Бенедикта XVI. Христианин не может не испытывать уважения к сознательной глубокой религиозности иноверного человека. Египетский крестьянин или индонезийский рыбак, малазийская девочка или умудренная опытом мать семейства в Марокко, естественно, вызывают в нас больше приязни и уважения, чем разнузданные и обколотые наркотиками соотечественники в Москве или во Владивостоке или чем истаскавшийся в словоблудии журналист либерального издания, неважно, в Лондоне или Санкт-Петербурге. |
| Существование «благочестивого обмана» и его поводы констатированы даже самим Латеранским собором 1215 года. В протоколе этого собора прямо сказано, что в большей части мест употребляются обыкновенно ложные легенды и ложные документы, чтобы обманывать верных с целью получить деньги… Или вот, что свидетельствует история по вопросу об отпущении грехов путём индульгенций и об основаниях к их выдаче: первая общая индульгенция была дана папой Григорием VII во время борьбы с Генрихом IV, когда папа объявил, что все ставшие на его сторону против Генриха получат полное отпущение грехов. Под влиянием опытов средневековой жизни в сознание человечества легко стали находить себе доступ такие мысли о духовенстве, какими наполнены, например, известная книга «Похвала Глупости»» Эразма Роттердамского и вообще идеи гуманистов. Эразм подчёркивает, что имущественный интерес играет важную роль в действиях католического духовенства. Оно, по выражению Эразма, сражается за церковные доходы мечами, копьями, камнями и всеми другими видами оружия, к книгам же обращается только за тем, чтобы там отыскать какой-либо текст, которым можно было бы устрашить чернь и заставить её платить более десятины, а что там написано об их обязанностях в отношении к народу, того они и знать не хотят. Всё это, как известно, и вызвало глубокое реформационное движение, навсегда закрепившее в сознании человечества мысли о нетерпимости и своекорыстии духовенства, о его наклонности к обскурантизму и об опасности для общества от господства духовенства. Подобные мысли и чувства, возбуждаемые духовенством и его деятельностью, мало-помалу стали переноситься в сознании многих и на самую христианскую религию. Средневековые упорные стремления католического духовенства подчинить Церкви во имя её господства в мире государство и на все проявления человеческой жизни наложить свою опеку, естественно, должны были при первой возможности вызвать более или менее сильную реакцию. Омирщением своих целей и действий духовенство закрыло перед сознанием большинства высоту и самодостаточность религиозных начал жизни, вытекающих из потребностей нашей природы. |
| А с протестантами что делать? С протестантами история, на самом деле, трагическая. Несмотря на все усилия православия в плане ведения диалога с протестантскими конфессиями, итог оказался довольно печальным. Вспоминаю свой опыт участия в диалоге с Евангелической лютеранской церковью Германии: в какой-то момент я ловил себя на мысли, что говорить нам особо не о чем. При имеющемся видимом основании для ведения диалога, когда мы или лютеране, например, говорим: «Писание есть источник вероучения», в данное утверждение мы вкладываем принципиально разное содержание, по-разному его трактуем, по-разному воспринимаем Писание. А в чем принципиальная разница? Если совсем упрощать, то разница будет состоять в следующем: мы рассматриваем Писание как собственность Церкви. Писание создано для нужд Церкви. Писание было создано Церковью в пастырских соображениях. Был запрос – сохранить жизнеописание Христа Спасителя, Его учение, сделать так, чтобы апостольское предание, переведенное в письменную форму, досталось уже более позднему поколению православных христиан. В протестантизме отношение к Писанию иное – Писание главенствует над Церковью, и Церковь должна каким-то образом соответствовать тому, подчас довольно позднему и странному представлению о Писании, которое появилось не в I веке, не во II, а в веке XVI, когда сначала Мартин Лютер, а потом и другие деятели Реформации стали применять к Писанию методологию гуманистической науки того времени. Собственно, оправдались жесткие, но правдивые слова Эразма Роттердамского: «Протестанты, отвергнув Папу Римского, возвели на трон папу бумажного». Что Вы думаете по поводу конфессиональных границ науки? Могут быть православная наука, протестантская наука? С этим все сложно. Не так давно я писал статью «Сравнительное богословие» для «Православной энциклопедии». Оказалось, что те или иные элементы веры, которые мы считаем исконно своими, на самом деле таковыми не являются. Если посмотреть на XVII–XVIII век, то мы увидим просто поразительные вещи. |
| Блаженный Иероним объясняет даже и причину сомнений в подлинности 2-го Послания, находя её в разности слога между 1-м и 2-м Посланиями (Ep.ad Hedib. Q. 2). [ Апостол Варнава (ср. с. 15), кажется, имел перед глазами это Послание]. В новейшие времена (начиная с Эразма Роттердамского, Кальвина, Гроция) в подлинности этого Послания начали сомневаться более на основании сомнений древних; но кроме внешних свидетельств о Послании, в нём есть многие внутренние доказательства в пользу принадлежности его апостолу Петру. Писатель называет себя Симоном Петром, рабом и апостолом Иисуса Христа, говорит о том, что он удостоился быть свидетелем Преображения Господня ( 2Пет.1:17–18 = Мф.17:1 ), включает себя в число апостолов, проповедников Евангелия ( 2Пет.1:16 =3:2), апостола Петра называет своим возлюбленным братом и говорит о его писаниях и извращении их еретиками ( 2Пет.3:15–16 ), на что жалуется неоднократно и сам апостол Павел ( 2Фес.2:2 ; 2Кор.10:10 ); упоминает о том, что это его второе Послание ( 2Пет.3:1 ) и обращается к своим читателям с той же любовью и такой же заботливостью с какими он писал первое Послание. Дух Послания и характер наставления чисто апостольские. Даже разность в языке, на которую указывает Иероним не так велика, чтобы могла служить основанием сомнений в подлинности Послания. Она достаточно объясняется обстоятельствами происхождения его и зависимостью от Послания апостола Иуды. Обстоятельства происхождения Послания Из самого Послания видно, что апостол назначает своё Послание к тем же лицам, которым писал первое Послание, и что главным побуждением к написанию было желание предостеречь своих читателей от лжеучителей, которых появление предсказывает и апостол Павел ( 2Тим.3:1 →) и которые, подобно ветхозаветным лжепророкам, будут стараться увлечь неопытных, искажением учения о свободе христианской в разврат и своеволие ( 2Пет.2:1,2,10 ). Опираясь на апокрифические книги, они отрицали значение и силу Пришествия Господня ( 2Пет.1:16 ), не верили будущему суду и концу мира ( 2Пет.3:4 ), и таким образом в основании ниспровергали нравственное и догматическое учение христианское. Апостол Пётр предвидя и частью видя уже пагубное действие такого лжеучения среди малоазийских христиан, пишет Послание с целью противопоставить лжеучению еретиков истинное учение своё и других апостолов. |
|
|
