| Рукописи собственно синайского происхождения составляют малую часть собрания. Ряд рукописей являются весьма ценными для изучения истории византийской нотации . Так, в кодексах Sinait. gr. 8, 217 (XI в.) содержатся таблицы визант. экфонетических знаков . Триодь (Sinait. gr. 754) и Стихирарь (Sinait. gr. 1218), датируемые 1177 г. согласно периодизации О. Странка , были созданы на границе 1-го и 2-го периодов истории визант. нотации (ранневизантийская и средневизантийская; см.: Strunk O. Specimina notationum antiquiorum. Copenhagen, 1966. Pars suppletoria. P. 7-8. (MMB; 7); Στθης. Αναγραμματισμο. Σ. 47-59). Кодекс Sinait. gr. 1764 (до 1558) является единственным сохранившимся списком трактата Иеронима Трагодиста «О необходимости греческих букв». Мн. рукописи принадлежат перу известных мелургов. Для визант. периода это Ирмологий (Sinait. gr. 1256), к-рый, если судить по подписи, является автографом прп. Иоанна Кукузеля , и Кондакарь (Sinait. gr. 1262, 1437 г.) Григория Буниса Алиата . Наиболее значимые рукописи собрания, относящиеся к поствизант. периоду, выполнены свящ. Иоанном Плусиадином (Матиматарии - Sinait. gr. 1234, 1251, кон. XV в.), Димитрием Иоанну (Sinait. gr. 1297, 1655 г.), Германом , митр. Нов. Патр (Стихирарь и Анастасиматарий Хрисафа Нового - Sinait. gr. 1505, ок. 1675 г.), иером. Космой Македонцем (Пападики - Sinait. gr. 1469, 1689 г.), Петром Берекетом (Sinait. gr. 1449, нач. XVIII в.), Евангелином Ваиноглу Скопелитом (Sinait. gr. 1486, 1721 г.), Димитрием Лотом Хиосским (Пападики - Sinait. gr. 1441, 1802 г.). Интерес представляет также надписанная именем Иоанна Плусиадина мелодическая версия Акафиста Пресв. Богородице, содержащаяся в рукописи Sinait. gr. 1575 (XVIII в.). Группа рукописей XVI-XVII вв. (Sinait. gr. 1445, 1451, 1452, 1548) отражает певч. традицию о-ва Крит. В кодексе Sinait. gr. 1477 (ок. 1700-1720) помещено большое количество визант. и поствизант. песнопений в нотолинейной «квадратной» киевской нотации , что позволяет уточнить совр. интерпретации визант. |
| На последнем, 294-м листе книги была обнаружена запись диакона Григория, благодаря которой и удалось установить время ее завершения. «Благословение» Святой Руси не отошло от страны даже в тяжелые для Церкви 30-е годы. — В 1932 г., несмотря на то, что эта редчайшая книга всегда находилась под особым надзором сотрудников Государственной Публичной библиотеки, она была похищена прямо с витрины, где лежала до этого 80 лет. К счастью, похитители Остромирова Евангелия не были знатоками древнерусской книги. Они прельстились массивным серебряным окладом. Оторвав драгоценный оклад, грабители забросили рукопись на один из соседних шкафов, в чем и сознались в тот же день, будучи пойманы с поличным. В 1957 году Государственная Публичная библиотека отмечала 900-летие Остромирова Евангелия. К этой дате уникальная рукописная книга была отреставрирована. Работа длилась более полугода. Опытнейшие реставраторы решили не переплетать рукопись: листы были сшиты хирургическим шелком, и этот величайший памятник православной культуры был положен в специально изготовленный футляр из старого дуба. Исследованию текста Остромирова Евангелия посвящены десятки монографий крупнейших отечественных филологов, знатоков древнерусского книжного дела, палеографов, лингвистов, специалистов по миниатюре и даже музыковедов, поскольку книга содержит большое количество т.н. экфонетических знаков, предназначенных для чтецов и указывающих на положенный ритм чтения. По мнению знатока древнерусского книжного искусства Н.Н. Розова, « русскую книгу с самого начала ее существования следует рассматривать как синтез словесного и изобразительного искусства ». Как к ценному историческому источнику к Остромирову Евангелию обращался и Н.М. Карамзин. Цитируя на страницах «Истории государства Российского» «Послесловие» диакона Григория, он указал на ошибочность даты гибели Остромира, заказчика книги, которая приводится в поздних русских летописях. Как ценнейший памятник церковнославянского языка, Остромирово Евангелие начали издавать крупнейшие российские ученые XIX-XX веков. Хранитель Отдела рукописей Императорской Публичной библиотеки Александр Христофорович Востоков (1781-1864), тщательно изучив текст, в 1820 году опубликовал монументальное исследование — «Рассуждение о славянском языке», высказав предположение о том, что он восходит к переводу славянских первоучителей Кирилла и Мефодия. |
| Первый из вышеозначенных трех пунктов выдвигает на первый план вопрос о времени появления в церковно-богослужебных книгах Восточной церкви знамен экфонетической нотной системы. По мнению почтенного аббата, нотированный трехлистный отрывок из Евангелия, по всей вероятности, 7 в., открытый недавно Ф. Ив. Успенским в Македонии, самый древний документ с экфонетическими нотами: памятника древнее последнего с такими же нотами тот же ученый пока не мог открыть, так что знать точно эпоху происхождения экфонетического музыкального письма невозможно. Но аббат J. Thibaut не дал справедливости ни сообщению англичанина Burney, ни даже доброму напоминанию доктора Τζτζης’а, повторившего сообщение первого, что и кодекс Ефрем Парижской Национальной Библиотеки снабжен (хотя отчасти) экфонетическими нотами. Ученый J. Thibaut в другой статье 7 даже обличил Τζτζης’а в том, что последний забывает сообщить дату указанного кодекса, между тем как Τζτζης решительно об этом высказался на 66-й странице своего исследования 8 , повторив слова Burney, именно, что кодекс Ефрем – 5-го века. Отсюда видно, что аббат J. Thibaut не вполне познакомился с содержанием статьи (впоследствии книжке) греческого ученого. Кодекс Ефрем относится, как известно, к 5-му веку и носит, на самом деле, подобные ноты. В этом всякий может убедиться, если справится во втором издании греческих Fac-similès, изданных Heuri Omont " ом. В этом издании помещен снимок 9 , снятый с 60-го листа упоминаемого кодекса, где наши знаки, несмотря на то, что кодекс палимосест, ясно выдают себя под позднейшим текстом. В том же издании помещены автором и другие подобные снимки с нотами из Евангелий 6, 7, 8 и т.д. веков. Ученый аббат, очевидно, не знает и капитального труда русского ученого архимандрита – впоследствии Преосвященного – Порфирия Успенского : «Восток Христианский», где автор еще в 1877 г. поместил снимок с экфонетическими нотами из того же кодекса 10 , указывая вместе с тем и дату этого памятника. Вышесказанным доказывается, что французский ученый ошибается, считая три листа из Евангелия 7 в. Наидревнейшим в настоящее время документом, откуда мы можем знать музыкальные знаки экфонетического распева. Напротив, кодекс Ефрем служит явным свидетельством того, что церковно-музыкальная наука давно уже обладает памятником с экфонетическими нотами, время написания которого восходит на два столетия ранее указанного аббатом времени. |
| Примеры прокимны, аллилуарии, утренние припевы «Бог Господь», «Свят Господь Бог наш» – имнический (песенный) вид. Песнопение поется от начала до конца без перерыва. Это стихиры самогласны и самоподобны, песнопения Литургии верных, различные неизменяемые песнопения Вечерни и Утрени. Из Византии были заимствованы также гимнографические формы и тексты, составляющие основу чинопоследования того или иного богослужения. Различаются как отдельные гимнографические формы и тексты (тропари, кондаки, стихиры, ипокои, седальны, светильны и др.), так и циклические (каноны, акафисты, стихиры на «Господи воззвах», стихиры на стиховне на хвалитех) 38 . Общая характеристика древнерусских певческих нотаций. Большое значение для определения целого ряда свойств богослужебного пения имеет сохранившиеся до нынешнего времени памятники древнерусских певческих рукописей, находящихся в различных книгохранилищах. Конечно, ни «читаемые» рукописи XVII века, снабженные звуковысотными пометами, ни более ранние рукописные памятники не могут дать полного представления о певческой манере, особенностях ладового интонирования, артикуляции древнерусского пения. Все это складывалось и передавалось через устную традицию. Тем не менее, даже по рукописям достаточно раннего происхождения можно определить степень распевности песнопения, то есть соотношение речитативных и распевных зон, его ритмические особенности. Все это свидетельствует о необходимости глубокого изучения письменной традиции богослужебного пения. В начальный период становления бοгослужебного пения на Руси было в употреблении три вида нотаций: экфонетическая, знаменная, кондакарная. Экфонетическая нотация практически целиком была заимствована из Византии. Использовалась для чтения нараспев (возгласного чтения) Священного Писания. Вышла из употребления примерно в XV веке. Как уже отмечалось ранее, экфонетическая нотация была одной из древних нотаций, прообразом собственно певческих нотаций палеовизантийской и средневизантийской, а следовательно и возникших на русской почве – знаменной и кондакарной. |
| Вместе с тем перед церковью стояла задача христианского просвещения, которое нуждалось в более простых формах певческого искусства. Таким образом, по словам Т. Владышевской, возникло два яруса певческой культуры на Руси: верхний и нижний. Первый представлял собой изысканное пение, например кондакарное, которое предполагало наличие профессионально подготовленных певцов. Это пение могло быть максимально приближено к византийскому, либо могло вообще от него не отличаться (38, 28). Второй (нижний) ярус базировался на более простых певческих формах, здесь допускалось приспособление к местным условиям. И его интонационный строй в большей степени взаимодействовал с русским народным мелосом. К простейшим формам древнерусского церковного пения относятся распевное (возгласное) чтение священных книг (Священного Писания, Псалтири, Паримий), прошения и возгласы в ектениях, возгласы перед чтением Священного Писания, а также песнопения исполняемые по ненотируемому богослужебному тексту. Распевное чтение . Эта богослужебная форма находится как бы на грани чтения и самого пения. Если богослужебное пение мы рассматриваем как протяженное во времени интонируемое слово, то распевное чтение (или как оно называется на Западе «литургический речитатив») можно представить как наиболее упрощенный вариант пения. Здесь напевы гораздо менее мелодически развиты и более просты по своему строению. Корни распевного чтения – в древнейших службах Иудеи, Греции, Египта. В греческом богослужении выделялись две традиции распевного чтения – монастырская и соборная. Т. Владышевская, ссылаясь на Э. Веллеса пишет, что в монастырях певческая сторона службы была разработана менее тщательно, чтение текстов должно было быть просто певучим кантиленным, тогда как в митрополичьих церквах мелодический элемент в чтении был настолько развит, что оно как бы уже переходило в само пение (38, 304). Напомним, что для чтения нараспев в Византии существовала экфонетическая нотация, которая использовалась и в древнерусских богослужебных книгах (Остромирово Евангелие 1056–57 гг.). В от дельных случаях экфонетическая нотация встречалась в русских евангелиях и более позднего времени (XV–XVI вв.). |
| 5 В минее месяца августа Московской Синодальной Библиотеки 168 на первом листе и на первой странице есть катавасия на Преображение Господне гласа 8-го: „Светом Славы божества Твоего Спасе, удивил еси Своя ученики...», писанная кондакарным знаменем в конце XIII столетия, если не в начале XIV в., и случайно попавшая в этот памятник, так как вся рукопись относится к концу XII или началу XIII в. Отсюда видно, что в конце XIII в. кондакарный распев со своей особенной нотацией еще не выходил из употребления. 6 Образец знаменного изложения со вставкой строки кондакарного знамени можно видеть в книге С. В. Смоленского: «О древнерусских певческих нотациях». См. «Памятники древней письменности и искусства» CXLV. 1901 г., стр. 30, Подобные вставки также замечены и в стихирарях 8 Московской Синодальной Библиотеки XII–XIII в. л. 159а строчки 8 и 10 сверху. 8 Своей терминологией упоминаемые здесь мелкие члены обязаны французскому ученому музыко-археологу Jean Thibaul. См. его статью в журнале Byzantinische Zeitschrift, von Karl Krumbacher. Achter Band. Erstes Heft. 1899 г. стр. 122–147. 9 В цитированном уже Евангелии Святейшего Синода экфонетические знамена помещаются только над текстом, чем, обусловливаются выработанные самостоятельно в России правила экфонетической композиции. 10 Тональная нота, однако, 7-й инсизы славянского текста не совпадает с тональной нотой параллельных ей греческих инсиз. 11 Знак этот у византийцев называется συρματικ (имеющее свойство тянуть что-либо) от глагола σρω. (тащу, волоку, тяну). Отсюда вытекает значение, так сказать, тянутия или длительности, а от внешней волнистой его формы можно заключить о его исполнении волнистым голосом-вибрацией. Читать далее Источник: Пападопуло-Керамевс К. И. Происхождение нотного музыкального письма у северных и южных славян по памятникам древности, преимущественно византийским//Вестник археологии и истории, издаваемый Императорским Археологическим институтом. СПб., 1906. Вып. XVII. С. 134–171. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Константин И. Пападопуло-Керамевс I глава Исследуя церковно-славянские музыкально-богослужебные памятники русской церкви XI, XII, XIII и XIV вв., мы различаем три системы нотного музыкального письма. Системы эти следующие: а) читально-певческая, б) кондакарная и в) знаменная 1 . Знаменами первой системы в древности читались нараспев 2 евангелия, праксапостолы, пророческие книги и возгласы священников и диаконов. Памятником на церковно-славянском языке, доказывающим существование сей системы еще в XI веке у русских. служат. Евангельские листы с нотами Императорской Публичной Библиотеки 58), написанные, по словам известного палеографа А.И. Соболевского, в России (всего скорее в Киеве) в XI веке и списанные, вероятно, непосредственно – с древнеболгарского (или древне-церковно-славяского, что одно и то же) оригинала 3 · Позднейшим памятником с подобными знаками, на что обратил наше внимание А. И. Соболевский, является Евангелие XV века с нотами на всех листах, хранящиеся в Архиве, Святейшего Правительствующего Синода 24) 4 , Последний манускрипт, хоть и единственный в своем роде, во всяком случае показывает, что древний обычай читать Евангелие на распеве по известным нотным знакам продолжал практиковаться еще в XV веке в русской церкви. Нотами второй системы – кондакарной – изложены кондаки, ипакои, некоторые седальны, катавасии, запричастны, Святый Боже, Всякое дыхание, припевы разные и другие песнопения, содержащиеся преимущественно в пяти памятниках, известных под именем кондакарей, частью же, совсем случайно, в минеях 5 . Кондакарное знамя, как это ни странно, также можно встретить в качестве мелодического украшения и среди песнопений, изложенных исключительно знаменной нотацией 6 . Нотными знаками третьей системы изложены прочие песнопения русской церкви, содержащаяся в ирмологиях, стихирарях, минеях. триодях, октоихах и друг., в большой же доле и в вышеупомянутых кондакарях. Экфонетическими знаками читались нараспев исключительно священные тексты, читаемые или произносимые священниками, диаконами и чтецами. Кондакарными знаменами изложены мелодии исключительно протяжные, а знаменными крюками – как протяжные, так и скорые. |
| Иргизские монастыри, о которых говорилось в предыдущей главе, поселения и малые духовные центры старообрядцев-поповцев, разбросанные по всей России, оставались хранителями певческой традиции. Старообрядцы-беспоповцы, главный духовный центр которых был на севере России, у Белого моря, и вообще, которые были небоьшими группами рассеяны по всей России, сохранили до самого последнего времени, даже в группах, выселившихся в другие части света (Северную Америку, Австралию), древнюю певческую и экфонетическую традицию, по-видимому, в более чистом виде, нежели старообрядцы, приемлющие священство. Это, думается, можно объяснить тем, что приемлющие священство (а тем более единоверцы) не так сторонились синодальной Церкви, как беспоповцы. Благодаря некоторым контактам у них не было такого резко отрицательного отношения к новшествам синодальной Церкви. Кроме того, узко-замкнутая среда купечества (особенно московского, замоскворецкого) 689 переставала к концу XIX в. быть такой замкнутой; она начала европеизироваться; сыновья представителей состоятельного купечества стали получать образование в русских и даже в заграничных университетах. Среда эта, бывшая все время оплотом старообрядчества, разомкнулась, и некоторые новые влияния, в том числе и в богослужебно-певческом искусстве, стали хоть немного, но все же проникать и к старообрядцам. Особенно это стало заметно в XX веке, в четвертом периоде второй эпохи истории богослужебного пения Русской Православной Церкви. Богослужебное пение старообрядцев, это особый, своеобразный мир оставался вне внимания исследователей, занявшихся только хоровым, и то главным образом свободно сочиненным, церковным пением. А именно этот отдел русского литургического музыковедения представляет собой лишь небольшой отдел истории общей русской музыки, а в отношении музыки вообще – ничтожный по объему отдел общей европейской музыки, еще связанный тонкой нитью с практическим уставоведением. Постоянно, по мере начавшегося исследования и изучения этой ветви русского церковного искусства возникающие проблемы оставались вне внимания ученых, подавленные чисто практическим интересом к хоровому, свободно сочиненному на основании «общей музыки» церковному пению. По этой причине развитие богослужебного пения у старообрядцев оставалось вне внимания исследователей во все продолжения третьего периода нашей истории. Интерес к его изучению сдвинулся с мертвой точки благодаря трудам выдающихся ученых – Д.В. Разумовского, С.В. Смоленского и их единомышленников. Но сдвиг этот происходил медленно, по мере того, как ослаблялась замкнутость той среды, к которой главным образом принадлежали крупные промышленники и купцы-старообрядцы – русская купеческая среда. |
| Будучи уже известным хоровым композитором и регентом, преподавателем хорового пения в гимназиях, женских пансионах и других школах, П.Г. Чесноков поступил в 1913 г. в Московскую консерваторию, где он до 1917 г. занимался со знаменитым русским теоретиком-контрапунктистом и композитором С.И. Танеевым. После этого он работал со многими выдающимися светскими хорами в Москве. В 1920 г. он был приглашен профессором в Московскую государственную консерваторию. П.Г. Чесноков – выдающийся знаток и мастер хора; известен его теоретический труд (пособие для хоровых дирижеров) «Хор и управление им», третье издание вышло в 1961 г. Как духовный композитор П.Г. Чесноков чрезвычайно плодовит, произведения его изданы П. Юргенсоном в Москве. Особенно обращают на себя внимание его переложения – обработки уставных роспевов для хора. В этих обработках обнаруживаются большое знание эффектов голосовых тембров в хоре и большая самостоятельность голосоведения, так мало свойственная петербургской школе. П.Г. Чесноков аранжировал для однородного хора много произведений для смешанного хора, написанных им самим, также другими, современными ему и более ранними композиторами. Эти аранжировки-переложения можно считать образцовыми. П.Г. Чесноков сочинял также и экфонетику для чтеца и для священнослужителей. Известна его паремия на утрени Великой Субботы (Иезек. XXXVII, 1–14): Чесноков дал для чтеца нотный образец речитативного, лекционного (lectio solemnis) чтения. Хотя способ чтения этой паремии у Чеснокова совершенно отличается от общепринятого в Русской Православной Церкви способа чтения паремий (на незаметно повышающемся и усиливающемся, «ползущем вверх» тоне), но этот способ чтения – не новый. Экфонетически-лекционный способ чтения сохранился отчасти у старообрядцев-беспоповцев (см. раздел «Старообрядцы», гл. 4). Это – никак не пение, как стали понимать некоторые это произведение П.Г. Чеснокова, видя здесь предлог щегольнуть своим голосом, подделываясь под светского «чтеца-декламатора»; это именно – певучее чтение. Так как экфонетика старообрядцев нигде не записана, то невозможно сказать с уверенностью, является ли экфонетика указанной паремии сочинением П.Г. Чеснокова, или же он записал слышанную им у старообрядцев интонацию; вероятнее всего, что изданная Юргесоном экфонетика паремии является сочинением Чеснокова. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла НЕВМЫ [Лат. ед. ч. neuma от древнегреч. νεμα - знак головой (кивок) или глазами], муз. термин. I. Основной тип графем в системах нотации для записи богослужебного пения, к-рые распространились в средние века в Византийской империи и в ареале ее влияния (см. Византийская нотация ), в Др. Руси (см. Кондакарная нотация , Знаменная нотация , Демественная нотация , Казанская нотация , Путевая нотация ), в Армении (см. Хазы ), на лат. Западе. В древнейших сохранившихся рукописях с Н. последние не указывают определенно высоту и ритмические длительности муз. звуков; основное их предназначение - напомнить певчему ранее разученную им мелодию. В ходе эволюции богослужения муз. репертуар сильно расширился, вслед. чего нотация была существенно развита и модернизирована т. о., что опытные певчие могли больше не запоминать распевы, а воспроизводить их «с листа»; кроме того, более точная запись была удобнее в процессе обучения пению и для фиксации всех вариантов распева. Первые образцы Н. в Зап. Европе датируются IX в., время расцвета Н.- X-XII вв., поздние образцы относятся к XIII-XIV вв. Самое раннее упоминание об использовании Н. в теоретических текстах - у Аврелиана из Реоме (сер. IX в.) в «Musica disciplina» (изд.: CSM. 1975. Vol. 21. Chap. 19); в кон. IX в. Хукбальд писал уже о нескольких видах Н. (изд.: Gerbert. Scriptores. T. 1. P. 117). Невменная нотация использовалась преимущественно для письменной фиксации литургической монодии ( псалмодия , все жанры/формы григорианского пения , тропы , секвенции и др. жанры гимнографии ). Исследователи гипотетически связывали происхождение зап. Н. с жестами хирономии (А. Мокеро, М. Югло), с шартрской разновидностью византийской нотации (К. Флорос) или с визант. экфонетическими знаками , со знаками античной просодии, заимствованными из сочинений лат. или визант. грамматиков (Э. де Кусмакер, Ж. Потье, Мокеро, Ч. М. Аткинсон, Г. Суньоль, Э. Кардин), со знаками пунктуации (Л. Трейтлер). Однако однозначных данных о зависимости Н. от перечисленных систем нет. На связь с визант. традицией могут указывать греч. или псевдогреч. названия нек-рых Н. |
|
|
