| Шутка в добро не введет. Шутка в пазуху не влезет. Шутка не погудка. 50 Шутки в сторону, дело то бай! Шутки шутить, людьми мутить. Шутку сшутил, мужа с женою смутил. Шутку сшутить, людей насмешить. Шутку шути, а людьми не мути! 55 Шутник покойник! пошутил, да и умер. Шуту в дружбе не верят. Шутя, люди мед пьют. Шьет, а нити наружу выходят. Щ 1 Щастье в игре обманывает, кто прибытком льститься станет. Щастливый к обеду, а нещастный (роковой) под обух. Щастливый на коне едет, а бесщастной пеш бредет. Щастливый скачет, а бесщастный плачет. 5 Щастливый ходит, на клад набредет, а нещастной пойдет, и грыба не найдет. Щастливому везде добро. Щастливому и по грибы ходить. Щастливому талан от Бога дан. Щастлив бывал, да бесщастье в руки поймал. 10 Щастлив тот, кто без порока живет. Щастлив тот, кто вина не пьет. Щастливым быть, никому не досадить. Щастье без ума ничто. Щастье без ума, дыравая сума; где найдешь, там и сгубишь. 15 Щастье видишь, смелее идешь. Щастье до поры не вредит, а со временем скоро сгубит. Щастье дым, очи выест. Щастье зови, а горе терпи! Щастье идет на костылях , а нещастье летит на крылах. 20 Щастье и дураку помогает, а от бесщастья и умной погибает. Щастье и нещастье на одном коне ездят. Щастье к тебе, а ты от него. Щастье лучше богатства. Щастье многих обманывает. 25 Щастье много денег собирает, да скоро ж и от них погибает. Щастье на коне, а бесщастье под конем. Щастье отпало, и ничего в доме не стало. Щастье скоро оставит, а добрая надежда никогда. Щастье с бессчастьем двор обо двор живут. 30 Щастье бедному алтын, богатому миллион. Щастье чад, голову разломит. Щастье, что Бог не дал медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы. Щастью не во всем верь, а от бедного не затворяй дверь! Щастья ищи, а в могилу ложись! 35 Щастья не поищешь, щастье не придет. Щеголь с погосту, и гроб за плечьми. Щеголял смолоду, а под старость умирает с голоду. Щедровитый оспы не боится. Щекочет соловьюшко, забыв свои детки. 40 Щенок лает, от больших слышит. Щеня злое от злыя суки. |
| – Да, он просил передать о получении места Дарье Александровне, – недовольно сказал Сергей Иванович, полагая, что князь говорит некстати. – Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что судьбы народа и славян… и все это? – Я не люблю газет многих, но это несправедливо, – сказал Сергей Иванович. – Я только бы одно условие поставил, – продолжал князь. – Alphonse Karr прекрасно это писал перед войной с Пруссией. «Вы считаете, что война необходима? Прекрасно. Кто проповедует войну – в особый, передовой легион и на штурм, в атаку, впереди всех!» – Хороши будут редакторы, – громко засмеявшись, сказал Катавасов, представив себе знакомых ему редакторов в этом избранном легионе. – Да что ж, они убегут, – сказала Долли, – только помешают. – А коли побегут, так сзади картечью или казаков с плетьми поставить, – сказал князь. – Да это шутка, и нехорошая шутка, извините меня, князь, – сказал Сергей Иванович. – Я не вижу, чтобы это была шутка, это… – начал было Левин, но Сергей Иваныч перебил его. – Каждый член общества призван делать свойственное ему дело, – сказал он. – И люди мысли исполняют свое дело, выражая общественное мнение. И единодушие и полное выражение общественного мнения есть заслуга прессы и вместе с тем радостное явление. Двадцать лет тому назад мы бы молчали, а теперь слышен голос русского народа, который готов встать, как один человек, и готов жертвовать собой для угнетенных братьев; это великий шаг и задаток силы. – Но ведь не жертвовать только, а убивать турок, – робко сказал Левин. – Народ жертвует и готов жертвовать для своей души, а не для убийства, – прибавил он, невольно связывая разговор с теми мыслями, которые так его занимали. – Как для души? Это, понимаете, для естественника затруднительное выражение. Что же это такое душа? – улыбаясь, сказал Катавасов. – Ах, вы знаете! – Вот, ей-богу, ни малейшего понятия не имею! – с громким смехом сказал Катавасов. – «Я не мир, а меч принес», говорит Христос, – с своей стороны возразил Сергей Иваныч, просто, как будто самую понятную вещь, приводя то самое место из евангелия, которое всегда более всего смущало Левина. |
| Как заяц сапоги съел Впервые – «Огонек», 1942, Пришвин считал, что каждый настоящий художник должен обладать глубоким чувством юмора. На Всесоюзном совещании по художественному очерку, которое происходило в Москве летом 1934 года, в преддверии Первого съезда советских писателей, он говорил, что для создания талантливого произведения это условие необходимо. О юморе, присущем произведениям самого писателя, о его своеобразии писала В. Д. Пришвина: «…в моем понимании юмор Пришвина – это улыбка сочувствия, это рука друга, это голос надежды „Юмор как отдых человека на тяжелом пути его к истинной правде“ (Пришвин)… Пришвин ни над чем не смеется, смеется он всегда чему-то, и чему-то непременно хорошему…» (В. Д. Пришвина. Круг жизни. М, «Художественная литература», 1981, с. 209, 214). Отмечал это особенное свойство таланта Пришвина и известный французский писатель Луи Арагон в предисловии к сборнику советских рассказов, вышедшему во Франции в 1956 году (Арагон. О советской литературе. – «Иностранная литература», 1957, В этом смысле рассказ «Как заяц сапоги съел» наиболее характерен. Автор с доброй улыбкой и мягким юмором рассказывает о подлинном случае, передавая необычайное богатство и точность народной речи, ее разговорные интонации. В. Д. Пришвина вспоминает, что эту историю рассказал писателю во время войны председатель колхоза Иван Яковлевич и потом «из этого у Михаила Михайловича вышел рассказ, о котором сразу скажешь добрая шутка, а потом задумаешься. Да, именно шутка, народная шутка, но в минуты величайшего народного страдания не придуманная в городском кабинете, а родившаяся у самой земли и переданная из уст в уста. В русской народной шутке таится, как в сокровищнице, вся сила, вся доблесть, вся выносливость, вся храбрость русского человека, русского солдата, с его чудесной способностью шутить под пулями» (В. Д. Пришвина. Круг жизни, с. 216). Печатается по первой публикации. Мы поглядели на свет стволы – ни одной раковины – Раковины – углубления в металле во внутренней части ствола, являются серьезным дефектом огнестрельного оружия. |
| – Читали ли вы роман Валерия Вотрина «Логопед»? Как оцениваете это произведение? – Нет, я не читала этот роман, но я знаю, что повествование строится от лица логопеда, главные герои – логопед и журналист, просто как у нас сейчас. И что именно они хотят сохранить язык страны. Хороший посыл. Да, спасибо, почитаю. Конечно, я – за чистоту языка, за сохранение русского языка, за то, чтобы люди красиво и грамотно говорили (выговаривали, в том числе, звуки), у меня есть примеры эталонов логопедов в искусстве. Один из значимых для меня фильмов – это «Король говорит». Во-первых, сам фильм прекрасный. Во-вторых, главную роль логопеда актер играет абсолютно профессионально, могу сказать, что приемы, которые там показаны, очень действенные. Мне кажется, это хороший пример популяризации нашей профессии. И второй – известный фильм «По семейным обстоятельствам», где логопеда играет Ролан Быков. Это шутка, пародия на логопеда, но она удалась, она крепко приклеилась к логопеду на многие годы. И я всегда и везде говорю: не дай Бог, чтобы так было в жизни, потому что, к сожалению, нет профессионального отбора абитуриентов, то есть многие претендующие на место студента на кафедре логопедии элементарно не умеют выговаривать звуки. Поэтому в каком-то смысле это и фильм-прорицание. Конечно, обидно за профессию. Во времена Советского Союза это была шутка, а сейчас, к сожалению, это не совсем шутка, в ней есть доля правды. – По какой причине многие абсолютно здоровые и развитые дети при богатом пассивном словаре поздно начинают разговаривать? Это тенденция? – Нет, конкретно этот факт не является тенденциозным. Попытаться объяснить этот феномен можно несколькими способами, но это только гипотетически, я подчеркиваю это слово: 1. Есть так называемые «дети-накопители», они очень критичны к своей речи. Им не нравится результат, поэтому они молчат или говорят несколько автономно («на своем» языке). 2. Есть «дети – продукты экстравертированного мира», то есть они копируют мир. Приведу такой пример. Многие родители видят своих детей только спящими, няни или бабушки рассказывают детям, что мама и папа много работают. Этот сюжет воплотился в производстве кукол с закрытыми глазами, и, представьте, детям нравится играть с такими куколками, потому что это проекция их собственного мира. Так и ребенок, который хорошо всё понимает и молчит, устанавливает одностороннюю связь по типу работы с компьютером, с ним же невозможно говорить. |
| Сон был похож на большой платяной шкаф, где она пряталась в детстве от любых страхов. Там было уютно, как в доброй сказке, пахло нафталином и семейными преданиями. Но стоило погрузиться в эту мягкую тишину, как реальность пропиликала с журнального стола короткой музыкальной фразой. Сотовый телефон Ксении сообщил о поступлении сообщения. «Кому взбрело в голову отправлять эсэмэску в такую рань? Или чья-то запоздала?» — перевернулась на другой бок, но добрый сон был безвозвратно утерян. Тонкая последняя нить — едва уловимое детское ощущение защищенности — оборвалась вместе со скрипом старого дивана. А хотела было повернуться на другой бок: пусть шлют сообщения и рапорты, тут самое интересное начинается. Начиналось. И всё-таки поднялась: кому там ещё ночь не в ночь? Путающимися пальцами нашла папку сообщений в телефоне, открыла и обмерла: «Здравствуй, любимая. Олег». Почти как у Олега Митяева: «С добрым утром, любимая». Шутка? Плохая шутка! Чья шутка? Какая-нибудь из смазливых глянцевых стервочек узнала номер телефона Ксении и решила напоследок плюнуть в душу? Недолго думая, удалила сообщение из телефона и буквально как тигрица прыгнула на диван, скомкав под головой подушку. Хотелось укусить то гадкое, что прорвалось сейчас к ней, но даже не получилось заплакать. Неожиданный, пусть и короткий, но глубокий сон не оставил ей шанса удивиться, что она снова смогла заснуть в эту ночь. Утром за чашкой «Черной карты» Ксения просчитывала унылое будущее. Олега только что не стало, а ей почему-то мечталось о сказочном принце. «Плевать! Плевать! Плевать!» — даже не думала и даже не понимала, на что или кого плюет. Просто заклинание, не имеющее значения. Вчерашние похороны, казалось, были сто лет назад. В принципе в этом не было ничего предосудительного: одинокой (и при живом-то гражданском муже) женщине просто хотелось видеть утешителя, настоящего мужчину с привлекательной внешностью и благородным порывом в душе. Не русского пьяницу-интеллигента, вечно «самовыражающегося», не «импортного» денди с признаками женственного вырождения на лощеном лице, не креола, не мулата, не метиса, а именно сказочного — пусть и не принца, — но таких, видимо, не бывает. А может — и |
| – Забавно! – повторил Гале. Губы Мушетты задрожали. – Поцелуй мне руку, – неожиданно велела она, – да… поцелуй мне руку… Я хочу, чтобы ты поцеловал мне руку! Голос не повиновался ей совершенно так, как у актрисы, которой не удался задуманный эффект: она теряет самообладание, но упрямо твердит свое. Произнося эти слова, она совала руку к губам своего любовника, потом внезапно отстранилась и проговорила необыкновенно напыщенно: – Ты целовал руку, убившую его! – Презабавно! – в третий раз повторил доктор Гале. Мушетта хотела презрительно рассмеяться, но сдавленный звук, вырвавшийся из ее горла, был так страшен и так мучителен, что она умолкла. – У тебя душевная болезнь, – рассудительно изрек кампаньский лекарь. Любой врач тотчас нашел бы все ее признаки. Но ты девушка нервическая, с тяжелой наследственностью: в роду были алкоголики, всего два-три года как достигшая половой зрелости и страдающая к тому же от преждевременной беременности. В подобных случаях такое состояние не редкость. Извини меня за то, что я так говорю: я взываю к твоему рассудку, к здравомыслию твоему, ибо знаю, что больные такого рода никогда не верят до конца собственным бредовым измышлениям. То была шутка, признайся? Пусть далеко зашедшая, но все же шутка, какую от всякого можно услышать? Скверная шутка. – Шутка, – с трудом выговорила она наконец. Невыразимый гнев тяжело бился в ее груди, но она подавила его. В пламени жестоко уязвленного самолюбия сгорели последние остатки безумного и жестокого отрочества. Она ощутила вдруг в своей груди одетое несокрушимой броней сердце, а в голове холодный и рассудительный ум женщины, несчастной сестры девочки. – Не пытайся спрятаться в кусты, когда дело приняло такой оборот,воскликнула она, – или настанет твой черед плакать! Думай что угодно: может быть, я устала носить в себе тайну, может быть, раскаиваюсь, а может быть, просто боюсь… Как и всем, мне знаком страх. Думай, что тебе угодно, но не отпирайся от своей доли. Отступать поздно, я и так слишком много сказала. Да, я убила его. Когда? Двадцать седьмого числа… В котором часу? В час ночи без четверти (как теперь, вижу стрелку часов)… Я сняла его ружье, оно висело на стене под зеркалом… Скорее всего, я не была совершенно уверена в том, что оно заряжено. Но оно оказалось заряжено. Я надавила спуск, когда дуло коснулось его. Он повалился едва не на меня… В туфлях было полно крови – я отмывала их в пруду, а чулки выстирала дома, в тазе… Вот так! Ну что, убедила? – спросила она с ребячливой самоуверенностью. – Может быть, тебе нужны еще доказательства? (А между тем она не привела ни единого.) Будут и другие, ты расспроси меня. |
| – Слава Богу, – сказал Норман, и его поставленный голос дрогнул в первый раз. – Не хочу читать нравоучений, но ты увидишь сам, как хорошо, когда не надо прятаться от близких. – И вообще тяжелая это штука – кража со взломом, – сказал Джон, всегда стремившийся к общему согласию. – Черт знает что! Лезть в чужой дом, да еще не через дверь. Как будто надеваешь чужие брюки. Гебе же будет спокойней, что ни говори. – Ты прав, – задумчиво сказал Алан. – Зачем усложнять себе жизнь? Разузнавать, где что лежит, – да, тяжело… Начну-ка я все заново. Проще буду жить, как-то прямее… Говорят, карманы очищать очень выгодно. Он мечтательно смотрел на пальцы, все остальные смотрели на него. – Один мой приятель, – продолжал он, – очень хорошо устроился. Он обрабатывает жителей Ламбета, когда они выходят из метро или кино. Что говорить, они там победней, чем тут у вас, сейфов у них нет, зато их много. Просто удивительно, сколько можно за день собрать… Да, все говорят, что карманщиком быть доходней. Они еще помолчали, потом Норман проговорил очень ровным голосом: – Я очень хотел бы знать, шутка ли это. Я сам люблю юмор. – Шутка… – рассеянно повторил Алан. – Шутка?.. Нет, что ты! Это деловой разговор. Отец мне не найдет такой хорошей работы. – А ну, вон из моего дома! – заорал старый Нэдуэй. – Убирайся отсюда, пока я не вызвал полицию! С этими словами он повернулся и пошел к дому. За ним направились Норман и Джон. Алан остался стоять у скамьи неподвижно, как статуя в саду. Уже вечерело, стало тихо, и сад не казался таким ярким – деревья и цветы подернулись предвечерним туманом, поднимавшимся с лугов, все посерело, только блестящие точки звезд сверкали на светлом небе. Звезды сверкали все ярче, сумерки сгущались, но не двигались две статуи, забытые в саду. Наконец одна из них – женщина – быстро пошла по траве к другой мужчине у скамейки. И тот увидел еще одну странность: ее лицо, обычно серьезное, было веселым и лукавым, как у эльфа. – Ну вот, – сказала Миллисент. – Вы с этим покончили. – Вы хотите сказать, что я покончил с надеждами на помощь? – спросил он. – У меня их и не было. |
| Предположение превратилось, как это часто бывает, в уверенность, и в сравнительно короткий срок легенда была создана. Ее киевское происхождение довольно ясно выступает в той ее части, где говорится о том, что апостол Андрей, посетив место будущего Киева, благословил «горы сия», предрек благодать «на сих горах», сошел «с горы сея». Но это киевское происхождение не менее заметно и в той части этой легенды, где говорится о Новгороде. Посетив словен, «идеже ныне Новгород», апостол Андрей подивился новгородским баням: «И видвъ люди ту сущая, какъ ихъ обычай, и како ся мыють и хвощются, и удивися имъ». Вернувшись в Рим, Андрей так затем рассказывал о новгородских банях: «Дивно видхъ землю словеньску, идущю ми смо. Видхъ бан древяны, и пережьгуть я велми, и съвлекутся, и будуть нази, и обольются мытелью, и возмуть вникы, и начнуть хвостатися, и того соб добьють, одва вылзуть еле живы, и обольются водою студеною, и тако оживут. И тако творять по вся дни, не мучими никымже, но сами ся мучать и то творят не мытву себ, а мученье». Перед нами наиболее живая интересная часть легенды, – часть, которая делает легенду не просто предположением, обратившимся в уверенность, а произведением художественным. Знаменательно, однако, что эта художественная часть легенды менее всего носит христианский, монашеский характер. Здесь сказываются не книжные, а народные основы, лишь искусственно соединенные с именем Андрея. Шутка о новгородских банях ходила, очевидно, в народе независимо от рассказа об апостоле Андрее. Она принадлежит к числу, очевидно, тех народных рассказов, в которых отдельные племена, добродушно подшучивая над соседними, как бы утверждали свою племенную особность. Шутка киевлян, не имевших бань, над банным обычаем новгородцев носит, по существу, тот же характер, что и шутка киевлян, которой они «корили» радимичей: «пщаньци волъчья хвоста бгають», или шутки, которыми те же киевляне «корили» новгородцев: «...А вы плотници суще? А приставим вы хором рубить наших». Перед нами многознаменательное явление: устная традиция находит подлинные творческие художественные черты в творчестве народном. |
| – У вас фиксируют людей? – У нас фиксажей нет в принципе. – Федермессер говорит, что привязывают чулками. – Если привязывают чулками где-то на Урале, это не значит, что повсюду. У нас не привязывают точно. Иногда, кстати, персонал страдает из-за этого, бывают травмы, и даже довольно серьезные. Но в психиатрической больнице фиксировать можно, а у нас нет. Нам от кого только не прилетает – Похоже, что процесс постепенного отказа от ПНИ уже не остановить. Может, стоит его возглавить? – По крайней мере, быть среди тех, кто осуществляет реформу. Но для этого заинтересованные представители общественности должны вступить в цивилизованный диалог с представителями ПНИ, а не говорить директорам интернатов, что они Салтычиха, Сталин и Гитлер. У НКО есть важные наработки – например, пилотные модели сопровождаемого проживания. Что можем предложить мы? У нас есть подготовленный персонал, опыт постоянного взаимодействия с людьми с ментальными расстройствами, в том числе с тяжелыми, когда человек плохо идет на контакт. Наконец, у нас есть определенные административно-хозяйственные возможности, здание. Антон Ключев показывает зону социально-бытовой адаптации для пациентов – Ну вот здание-то ваше огромное никому и не нужно. – ПНИ, конечно, должен стать чем-то вроде ресурсного центра для этого нового процесса. Здесь можно готовить волонтеров, проводить курсы повышения квалификации для социальных работников, делать тренировочные квартиры. В Москве, скорее всего, начнут разукрупнять существующие интернаты, создавать новые условия проживания. Надеюсь, не придется сокращать коллектив, завтра не соберем – в психоневрологию никто не рвется работать. Пока не могу раскрыть все карты, но увидим в ближайшее время. – Что бы вы хотели для своего ПНИ? И для себя в связи с этим. – Объявить себя независимым государством, и все. Шутка. Вы запишите, что это шутка. – Да вы и так независимое государство. Шутка. – Да какое там независимое! Нам от кого только не прилетает. С января месяца проверки не кончаются. А если серьезно – мечтаю найти или создать какое-нибудь производственное объединение или предприятие с возможностью работы для ребят. Чтоб они отсюда туда ездили и возвращались. Для них это, кстати, вообще самый классный опыт, когда они куда-то переезжают. Нужно что-то такое, что позволит им эту циркуляцию. Дача с фермой – тоже вариант. Взять на лето какую-нибудь ферму, с животными – и там жить. Вот это была бы просто сказка. |
| Правда, он попытался произнести несколько слов. В ответ на речь бульдога, которая показалась дядюшке рычанием и лаем, он протянул вперед свою дрожащую руку и кое-как выдохнул: «Собачка, славненькая моя…» Но звери поняли его не лучше, чем он – их. Вместо слов они услыхали только слабое бульканье. Может, оно было и к лучшему. Мало кому из моих знакомых псов, и уж тем более говорящему бульдогу из Нарнии, нравилось, когда их называли «собачкой». Вам бы тоже не понравилось, если б вас называли «малышом». И тут дядюшка Эндрью свалился в обморок. – Ага! – сказал кабан. – Это просто дерево. Я с самого начала так подумал. Не забудьте, этим зверям никогда не доводилось видеть не только обморока, но и просто падения. – Это животное, – заключил бульдог, тщательно обнюхав упавшего. – Несомненно. И скорее всего, той же породы, что и те трое. – Вряд ли, – возразил один из медведей. – Звери так не падают. Мы же – животные. Разве мы падаем? Мы стоим, вот так. – Он поднялся на задние лапы, сделал шаг назад, споткнулся о низкую ветку и повалился на спину. – Третья шутка, третья шутка, третья шутка! – заверещала галка в полном восторге. – Все равно я думаю, что это дерево, – настаивал кабан. – Если это дерево, – предположил дpyroq медведь, – то в нем может быть пчелиное гнездо. – Я уверен, что это не дерево, – сказал барсук. – По-моему, оно пыталось что-то сказать перед тем, как упало. – Ни в коем случае, – упрямился кабан, – это ветер шелестел у него в ветках. – Ты что, всерьез думаешь, что это – говорящий зверь? – спросила галка у барсука. – Он же ни слова толком не сказал! – Все-таки мне кажется, что это зверь, – сказала слониха. – Ее мужа, если вы помните, вызвал к себе совещаться Аслан. Вот на этом конце белое пятно – вполне сойдет за морду. А эти дырки за глаза и рот. Носа, правда, нет. Но, с другой стороны, зачем же быть узколобыми? Многие ли из нас могут похвастаться настоящим носом? – И она с простительной гордостью прошлась глазами по всей длине своего хобота. – Решительно возражаю против этого замечания, – рявкнул бульдог. |
|
|
