| И они уходили, не пряча улыбок, на более «приятные» дела, за которые однажды таки пролился необычный дождь, и размокли горы, и всякая плоть была покрыта водою. А Ной был зрелищем. Он был посмешищем, причем таким посмешищем, которое и многолетнее, и бесплатное. Над Ноем только слепой не смеялся, да и тот, вероятно, подхихикивал, слыша людскую молву. Говорят, легко смеяться над боксером, но не так легко уворачиваться от его ответных усмешек. И над святыми смеяться легко, пока не пришло время исполнения сказанного. Над блаженными чудаками одно удовольствие в сласть поржать, пока в дверь не постучали. Можно даже пресс подкачать, хохоча над затеями святого человека. Многие москвичи подняли тонус, наблюдая за блаженным Василием и его выходками. Мол, зачем ему это, и что за глупость – заниматься подобными делами? Но эти вопросы праздны. Праздны и пусты. Время все расставит по полкам. Вот и Лот, когда говорил с зятьями своими, то есть с теми мужчинами, которые согласны были взять в жены его дочерей, то сказал им: «Встаньте, выйдите из сего места, ибо Господь истребит сей город» (Быт. 19:14). Реакция названных зятьев на слова несостоявшегося тестя была такая же, как реакция людей эпохи Comedy Club-a, хотя телевизоров, как вы понимаете, не было. «Зятьям показалось, что он (Лот) шутит» (Там же). Шутит человек. Чего не ясно? Старый, глупый. Так бывает. Что и пошутить нельзя? И все, что при Ное, что в Содоме так привыкли к шуткам, что без хлеба легче, чем без них. Все под небом – для смеха повод. Смерть – шутка. Зачатие – шутка. Рождение – тоже шутка. Нож в ребро, пуля в грудь, автомобиль в стену – все шутка. Муж раньше времени из командировки вернулся. Еврей, русский и поляк в одном купе едут. Грешник со святым Петром у ворот Рая беседу ведут. Чем не темы? Все перемелем в шуточной мясорубке. А чё? Нельзя что ли? Где написано, что нельзя? И вопрос не в том, чтобы смех запретить, как сделает вывод некто глупый. Смех незапрещаем, ибо корни его в естестве человеческом. Смех до Страшного Суда останется. Но суть в том, что есть «время плакать и время смеяться» (Еккл. 3:4), и «время плакать» поставлено перед «временем смеяться», то есть оно по смыслу первое. |
| «Смола, человек без всякого самолюбия, подлипала». Если сказать такому: «Перестань, уйди», он начнет приставать, цепляться. Пристал — и ну надоедать. Говоришь с кем-нибудь — он сразу хочет знать о чем. Не знает толком или вообще не разбирается и не понимает, а туда же, объясняет и поучает. Пишешь что-либо — тотчас просит: «Покажи». Делаешь что-либо — он уже тут как тут: «Дай, я быстрее… я лучше…» Многие не знают, как трудно шутить. Неудачная шутка причиняет боль, доставляет неприятность, вызывает слезы вместо смеха. Шутка не ко времени мешает. Докучать и высмеивать — уже не шутка. Шутка тогда хороша, когда все смеются и никому не неприятно. Про горе-шутников говорят: — Шут. И тоже не любят. Какие отсюда следуют правила жизни, каждый сам догадается. Одно лишь скажу: Каждый человек должен ценить дружеское отношение и стараться его заслужить. Нельзя говорить: «Очень мне надо!» Каждый должен дорожить товарищем. Но не надо и заискивать, стараться подольститься. И не следует огорчаться, если кроме доброжелателей найдется недоброжелатель: не все всегда обязаны тебя лишь любить. Достоинства — недостатки — Скажи мне искренне: ты хороший, добрый мальчик? Ответы: — Не знаю. — То хороший, то так себе. — Кажется, хороший. — Иногда и не устоишь. — Пожалуй, не очень. — Мне часто всякие сумасбродства лезут в голову. — Сам я не делаю ничего плохого, разве что ребята подговорят. Ясно, я спрашиваю не первого встречного и тогда только, когда уверен, что скажет правду. У каждого человека есть и достоинства, и недостатки, и у каждого они разные. У одного больше достоинств, у другого больше недостатков. Недостатки бывают более и менее досадные, явные или скрытые. Иногда недостаток особенно неприятен для окружающих, иногда для самого себя. С одними недостатками легко справиться, с другими трудно. А иногда неизвестно даже, недостаток это или достоинство. Поэтому-то и нелегко знать правила, как надо вести себя и как исправляться, поэтому на вопрос. «А ты хороший?» — трудно сразу ответить. Подвижность, живость — достоинства на уроке гимнастики и недостаток во время урока арифметики, недостаток в тесной городской квартире и достоинство в деревне. |
| Проснись, Наташа, проснись! В чем дело? Что же случилось? Неужели Тебя так взволновало известие, что мы собираемся чаще встречаться с Мариной и моя приписка, что я никогда не согласился бы работать вместе, если бы не знал, что на днях приезжаешь Ты, в присутствии которой мне ничего не страшно, вплоть до раздвоения сердца между двумя милыми женщинами? Но ведь это шутка, Наталенька, явная шутка, правда несколько доктринерская (в смысле её связи с моей философией любви), слегка провокационная (в виду Твоего отрицания этой философии) и как мне сейчас ясно весьма неуместная, но все-таки шутка, на которую право же нет ос- нования отвечать в таких замогильных тонах, какими дышит все Твое письмо от первой до последней строки. Нельзя, нельзя же не понимать шуток, моя красавица. Шутка — это цвет и аромат жизни, её мимолетная улыбка. Ну улыбнись же, милая, Твоею прекрасной улыбкой, улыбнись сейчас-же, просветлей над своею темною ревностью, удивись ей и разрушь ее! Дай обнять Тебя, поцелуем сомкнуть печальные глаза, согреть холодные ручки. Христос с Тобою, милая, жду Тебя, мою жизнь. Весь Твой Николай. Петербург, 23-го октября 1913 г. Хотя Твоя просьба обо всем подробно писать и была внушена Тебе злою ревностью, я все же исполняю ее, Таленька. Видишь какой я покорный муж. Вчера, только что я вернулся с вокзала (возил письмо Тебе на последний поезд) как ко мне постучался присланный Мариной Всеволод Валерианович. Пробыл он минут пятнадцать, не больше, говорил мало, (вернее не говорил, а отвечал на вопросы) держал себя вообще скорее рассыльным, чем знакомым, и навел меня всем этим на весьма странные мысли. Его отношения к Марине, как я Тебе уже писал, мне не совсем ясны, да по правде сказать и мало интересны. Если бы у него и были кое какие захудалые права ревновать ее ко мне, то во всяком случае у него на это нет никаких оснований. А между тем вот уже во второй раз он совершенно определенно и беззастенчиво обнаруживает свою весьма мало нарядную, косолапую ревность. Уверен, родная, если бы Ты увидела какой у Тебя союзничек, Ты перестала бы меня ревновать. |
| В первую минуту полицейский онемел от страха и досады; потом пришел в себя и с напускной развязностью возразил: — Ты делаешь из мухи слона; мне просто вздумалось подшутить над этой женщиной ради забавы. — И поросенка ты оставил у себя ради забавы? Полицейский ответил торопливо: — Конечно, добрый господин. Говорят тебе, что это была шутка. — Я начинаю тебе верить, — сказал Гендон не то всерьез, не то в насмешку. — Так ты постой здесь немного, а я сбегаю спрошу его милость судью, — он ведь человек опытный, разбирается и в законах, и в шутках, и в… Он повернулся и пошел, договорив уже последние слова на ходу. Полицейский помедлил немного, потоптался на одном месте, выругался раза два, потом крикнул ему вдогонку: — Постой, добрый сэр, погоди минутку! Ты говоришь, судью спросишь? Да он на шутки туп, как чурбан! Пойди-ка лучше сюда, давай поговорим! Странное дело! Я, кажется, попал в историю, и все из-за невинной, необдуманной забавы. Я человек семейный, у меня жена, дети… Рассуди же здраво, твоя милость, чего ты хочешь от меня? — Только того, чтобы ты был слеп, нем и не двигался с места, пока не досчитаешь до ста тысяч, — сказал Гендон с таким видом, как будто просил о самой ничтожной услуге. — Да ведь я тогда пропащий человек! — с отчаянием вскричал полицейский. — Будь же рассудителен, мой добрый сэр; ведь ты же сам понимаешь, что то была шутка и ничего больше. А если даже принимать ее всерьез, так и то за такую малость самое большее, чем я рискую, это получить нагоняй от судьи: он сделает мне выговор и посоветует никогда не повторять подобных дел. — Это шутка? — с ледяной торжественностью возразил Гендон. — Эта твоя шутка носит в законе название, ты знаешь какое? — Я этого не знал! Может быть, я был неосторожен. Мне и в голову не приходило, что это уже носит название… Я думал, что я первый изобрел такую шутку. — Да, она имеет название. В законах она называется Non compos mentis lex talionis sic transit gloria imundi . — Ах, господи! — И наказание — смертная казнь! — Господи, помилуй меня, грешного! |
| Фото Ксении Собчак — оскорбление чувств верующих? Кого оскорбило фото Ксении Собчак? 2 июня, 2015 Кого оскорбило фото Ксении Собчак? Известная телеведущая и журналистка Ксения Собчак разместила в социальной сети Instagram свою фотографию в облачении священника с искусственной бородой. Следственный комитет РФ начал проверку по факту оскорбления чувств верующих. Мнения самих верующих разделились. Является ли кощунством фото телеведущей в священническом облачении? Рассуждают священники, благотворители, публицисты и богословы. Протоиерей Владимир Вигилянский: Фото Ксении Собчак — её частное дело «Меня это фотография никаким образом не оскорбляет, оскорбляет она саму Ксению Собчак. Глупость, невежество, дерзость, пошлость — вот о чем свидетельствует этот снимок. Мне кажется, это фото вызывает у верующих чувство брезгливости. Одна из черт нынешнего времени – это самозванство, когда люди, не достигшие каких-либо успехов в своей области, мнят о себе больше, чем они в реальности представляют собой: за неимением таланта, ума, красоты и обаяния, они пытаются хотя бы таким скандальным образом привлечь к себе внимание. Фото — ее частное дело, другие люди на своей территории делают еще более оскорбительные вещи. Кто-то можно снять это на камеру и опубликовать в Интернете. Но, кроме отвращения и тошноты, такие акции ничего не вызовут. Пусть бездарные люди веселятся так, что на это омерзительно смотреть, если они делают это на своей частной территории». Протоиерей Алексий Уминский: Шутка не может быть оскорблением «Я считаю, что шутка не может быть оскорблением, даже, если эта шутка — не очень удачная. Нельзя всегда относиться к себе серьезно, потому что можно иногда попасть в неловкое положение. К себе надо относиться с определенной долей иронии, верующим людям в том числе. Ничтожным поводам часто придается огромное значение, и эти ничтожные поводы вдруг обретают жизнь. О таких вещах забывают через три минуты. Не стоит раздувать из мухи слона. Я не думаю, что фотография Ксении Собчак — важное событие в жизни людей» |
| Но можно ли отождествить состояние, переданное в стихах Лермонтова с тем, о каком сказал преподобный? Такому отождествлению препятствует начало стихотворения: «…значенье темно иль ничтожно». Но тогда вывод, единственно возможный, печален: поэт приравнивает тёмное и ничтожное к явлению света , вероятно, сам не сознавая, что творит. Он затевает слишком опасную игру словами, создавая кумира из земного, пусть и поэтического, слова, обожествляя сомнительное по природе явление. Ибо образ пламени, в символике своей, неоднозначен. У Лермонтова пламя как художественный образ чаще инфернально по природе своей (об этом мы ещё вспомним при разговоре о поэме «Мцыри»), И тогда соединение света и адского пламени в одном образе — соединение непостижимое, на какое способно, пожалуй, лишь воображение Лермонтова. Такое создаётся лишь безудержною своевольною гордынею. Но ведь недаром понятия уныния и гордыни, любоначалия — недаром соседствуют в великопостной молитве: они в душе человека неразлучны. Неудовлетворённость гордыни порождает отчаяние и тоску. И все ценности бытия обесцениваются: Но тот, на ком лежит уныния печать, Кто, юный, потерял лета златые, Того не могут услаждать Ни дружба, ни любовь, ни песни боевые!.. (1, 139) 1829 Написавшему это нет ещё и пятнадцати лет. С летами всё лишь усиливается, углубляется. И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды… Желанья!.., что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят — всё лучшие годы! Любить… но кого же?.., на время не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и всё там ничтожно… Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, — Такая пустая и глупая шутка… (1, 68) 1840 Это пострашнее пушкинского «Дар напрасный…». У Лермонтова не только больше горечи, но больше и безнадёжности. Он опускается до крайних глубин безверия. И не просто бездумного безверия, которое легко переносится его носителями, но безверия сознаваемого в отчаянии. Для Пушкина — жизнь всё-таки дар , пусть и отвергаемый им в какой-то момент. Для Лермонтова — шутка. Но кто может так шутить ? Только Тот, Кто эту жизнь создал. «Пустая и глупая шутка» — это кощунственный вызов Создателю. |
| Стал генерал величать Ганнибалом Гришатку, так же как и Петр Первый своего арапчонка звал. Потешается дворня: — Ганнибал, как есть Ганнибал! И вот как-то в губернаторском доме был званый прием. Стали съезжаться гости. Поставил генерал Гришатку с опахалом в руках недалеко от парадного входа. Пусть, думает, когда входят гости, смотрят они на этакое чудо, смотрят и ему, Рейнсдорпу, завидуют. Приходят гости, смотрят, завидуют. — Это есть Ганнибал, — объясняет губернатор каждому. — Из Африки он есть привезенный. Большая сумма гельд на него трачен. Все шло хорошо. Но вот какая-то дама, увидев необычного мальчика, всплеснула руками: — Ай, какой чудный! Ай, какой милый! Ай, какой черный! Как тебя звать? Растерялся Гришатка. — Гришатка я, Соколов, — брякнул. Подивилась дама, протянула к Гришатке руку, взяла пальцем за подбородок. На пальце осталась сажа. Ойкнула от неожиданности дама, а затем рассмеялась. Подняла она палец высоко вверх, хохочет и всем показывает. Сконфузился генерал Рейнсдорп, покраснел, однако тут же нашелся: — Дорогой господа, я вас сделал веселый шутка. Шутка. Веселый шутка. Ха-ха! — Ха-ха! — дружно ответили гости. Кончился званый прием. Разъехались гости. Кликнул барин Гришатку. — Зачем ты есть паршивый свой рожа ей подставлял? А?! Как ты посмел Гришайтка сказать. А? Кобильин! Кобильин! И снова Гришатку тащат на кухню. Снова Кобылин всыпает ему плетей. Великий гипнотизер Побывал как-то Рейнсдорп в Петербурге. Повидал там гипнотизера. Насмотрелся, как тот людей усыпляет, как в человеческое тело иглы стальные вкалывает. Вернулся генерал в Оренбург, вызвал Гришатку. — Я есть великий гипнотизер, — заявил. Усадил он Гришатку на стул. — Спи, спи, спи, — шепчет. Не хочется вовсе Гришатке спать. Да что делать! Прикидывается, что засыпает. Доволен губернатор — дело идет. Вот он какой ловкий гипнотизер. Взялся за иглы. Кольнет. Не выдержит, вскрикнет Гришатка. — Не ври, не ври. Не болит, — покрикивает генерал. И снова иглами тычет. Намучился, настрадался Гришатка. Возвратился к себе в каморку. Тело от уколов мозжит. Голова кружится. |
| Фото: Людмила Заботина «Зачем мне репетитор, если я могу открыть YouTube?» Даша сдала ЕГЭ на 300 баллов Экзамен — это шутка, и можно посмеяться вместе с ним 17 сентября, 2022 Экзамен — это шутка, и можно посмеяться вместе с ним Фото: Людмила Заботина Даша Нюхина окончила школу 7 Котласа Архангельской области. Она вошла в число лучших выпускников России этого года, сдав на 300 баллов ЕГЭ по истории, английскому и русскому. Даша рассказала корреспонденту «Правмира» Веронике Словохотовой, как готовилась к экзаменам. «Когда не с кем было тренировать английский, говорила сама с собой» — С чем у тебя ассоциировалось слово «ЕГЭ»? — С чем-то, что нужно пройти, чтобы человек из глубинки — такой, как я, — смог двигаться дальше. Никогда не воспринимала ЕГЭ как что-то ужасное, для меня это была шутка: «Ну что ж, не получится — я найду другой способ попасть туда, куда хочу». Был страх, что, если сдам не на высокий балл, придется жить в не очень хороших условиях: менее престижные вузы и общежития предоставляют менее удобные. А именно сдать на плохой балл я не боялась — понимала, что будут варианты поехать в какой-то другой регион, в Екатеринбург тот же, или остаться в Архангельске. Я начала готовиться с 11-го класса, с сентября, а до этого просто пыталась вникнуть в суть вещей, изучить исторические события или новые слова по английскому, не подстраиваясь под формат ЕГЭ. В школе у меня нет четверок, только пятерки и золотая медаль. — Как учила английский? — Со 2-го класса, но серьезно занялась им в конце 9-го. Начала именно учиться говорить, заучивать грамматические правила, брать частных репетиторов — из Москвы, других городов России, занималась с девушкой из Ирландии. — Где ты ее нашла? Это были полноценные занятия или просто общение? — Да, полноценные занятия. Я нашла онлайн-школу, учителя — носителя языка. Попалась девушка, которая живет в Греции, но родом из Ирландии. С носителем заниматься интереснее, потому что надо учиться объяснять слова, которые вы не знаете, на иностранном языке. |
| непостижимое, на какое способно, пожалуй, лишь воображение Лермонтова. Такое создаётся лишь безудержною своевольною гордынею. Но ведь недаром понятия уныния и гордыни, любоначалия — недаром соседствуют в великопостной молитве: они в душе человека неразлучны. Неудовлетворённость гордыни порождает отчаяние и тоску. И все ценности бытия обесцениваются: Но тот, на ком лежит уныния печать, Кто, юный, потерял лета златые, Того не могут услаждать Ни дружба, ни любовь, ни песни боевые!.. (1, 139) Написавшему это нет ещё и пятнадцати лет. С летами всё лишь усиливается, углубляется. И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды... Желанья!.., что пользы напрасно и вечно желать?.. А годы проходят— всё лучшие годы! Любить... но кого же?.., на время не стоит труда, А вечно любить невозможно. В себя ли заглянешь?— там прошлого нет и следа: И радость, и муки, и всё там ничтожно... Что страсти?— ведь рано иль поздно их сладкий недуг Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг,— Такая пустая и глупая шутка... (1, 68) Это пострашнее пушкинского «Дар напрасный...». У Лермонтова не только больше горечи, но больше и безнадёжности. Он опускается до крайних глубин безверия. И не просто бездумного безверия, которое легко переносится его носителями, но безверия сознаваемого в отчаянии. Для Пушкина — жизнь всё-таки дар , пусть и отвергаемый им в какой-то момент. Для Лермонтова— шутка. Но кто может так шутить ? Только Тот, Кто эту жизнь создал. «Пустая и глупая шутка»— это кощунственный вызов Создателю. Но Лермонтов и на этом не останавливается. Но вдруг обращается к Творцу с молитвой, напитанной ядом насмешки, с прошением, где избыточно ощущается злобное неприятие воли Его: За всё, за всё Тебя благодарю я: За тайные мучения страстей, За горечь слёз, отраву поцелуя, За месть врагов и клевету друзей; За жар души, растраченный в пустыне, За всё, чем я обманут в жизни был... Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне Недолго я ещё благодарил (1, 86). |
| За кулисами процентной ставки Есть старая шутка, что, если вы хотите взять в банке кредит, вам следует доказать, что деньги вам не нужны. В каждой шутке, как говорится, есть только доля шутки, остальное – чистая правда. 12 марта, 2013 Есть старая шутка, что, если вы хотите взять в банке кредит, вам следует доказать, что деньги вам не нужны. В каждой шутке, как говорится, есть только доля шутки, остальное – чистая правда. Алексей Коровин — член Правления и руководитель блока «Розничный бизнес» Альфа-Банка. Есть старая шутка, что, если вы хотите взять в банке кредит, вам следует доказать, что деньги вам не нужны. В каждой шутке, как говорится, есть только доля шутки, остальное – чистая правда. Роман Авдеев начал любопытную дискуссию, взявшись сопоставить ростовщичество и современную банковскую деятельност ь. Такое сопоставление вполне в духе времени, вот как интерпретирует библейский запрет на ростовщичество известный публицист Андрей Десницкий в статье «Счёт в православном банке?» : «Библия ясно отличает честное предпринимательство, связанное с трудом и риском и приносящее пользу другим, от паразитического ростовщичества, когда один человек наживается на временных трудностях другого». В качестве дополнительных аргументов защитники подобного отношения к банкам апеллируют и к дореволюционной практике. Так, по свидетельству Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, известно, что в России узаконенный максимум процентов был введён с 1754 г., когда он был определён в 6%, с 1786 г. понижен на один процент, а с 1808 г. вновь установлен в 6%. С этого времени взимание процентов свыше нормы считалось «лихвой» и каралось в первый раз штрафом в размере тройной суммы лихвенных процентов, а при рецидиве, кроме того, арестом или тюрьмой. Узаконенный максимум процентов был отменён только в 1879 г. Подобные запреты существовали и в США, и во многих европейских странах. Постараюсь немного развить точку зрения Р.Авдеева. В чём же фундаментальное отличие подходов банковского служащего и ростовщика? |
|
|
