| – Но ведь я старался, владыка святый, мне хотелось раскрыть предмет. – Да ты пиши себе дома хоть целую книгу, а тут надо делать, что велят. Грустно мне стало; слезы градом полились из глаз. Владыко сказал: – Ну, ты успокойся! Приняв благословение, я пошел вон из длинной приемной комнаты. Но лишь только я приблизился к двери, владыка вслед мне очень громко произнес: – Да, ты успокойся! Не легко было успокоиться. Часто я обдумывал свое положение и искал объяснений строгого обращения, а иногда и резких замечаний владыки по разным представлявшимся случаям. Когда мои сверстники получали разные должности по епархиальному управлению, мне никакой не давали. Между тем слышу от одного архимандрита отзыв владыки обо мне: «он человек мыслящий». Другой говорит мне: «вас предлагали в члены консистории, но митрополит сказал: не развлекайте его!» Что все это значило, объяснилось в 1863 году. К этому объяснению я и клоню весь рассказ о всех моих неудачах в проповедничестве, чтобы читатели имели возможность видеть, что значило строгое обращение митрополита с духовенством, и как мудро и терпеливо воспитывал он в молодых священниках способность и усердие к делу. «20 декабря 1863 года я чрез секретаря представил владыке проповедь на Новый год «О воспитании характеров». Меня ввели в спальню владыки. Я увидел его сидящим в глубине комнаты на липовой кроватке с пером в руках. Он указал мне на близь стоящий стул и сказал: – Садись, читай! Я начал чтение, владыка молчит. По временам я взглядываю на него и замечаю, что он пристально на меня смотрит, и глаза его горят. Я кончил и услышал без всяких замечаний два слова: «скажи в соборе». В первый день Нового года я произнес в Успенском соборе проповедь. Когда в урочное время, по произнесении, я подошел принять благословение владыки, он сказал: «зайди ко мне». Это значило, как мне объяснили, зайти на чай и завтрак в Чудовом монастыре. От волнения и неожиданности мне было не до завтрака. По окончании завтрака, я из последних подошел к владыке благодарить и принять благословение. Он взял меня за руку и говорит: |
| Невоструев Капитон Иванович Скачать epub pdf Родился 11 марта (28 февраля) 1816 г. в г. Елабуге Вятской губернии (ныне Республика Татарстан) в семье священника. Первоначальное образование получил в Елабужском духовном училище, по окончании которого в 1830 г. поступил в Вифанскую семинарию. Затем продолжил обучение в Московской духовной академии (1836–1840), что окончательно определило характер и направление его дальнейшей деятельности. Особенно сильное влияние на него оказали ректор Филарет (Гумилевский) и профессор А. В. Горский. По окончании курса академии в 1840 г. К. И. Невоструев был назначен преподавателем Симбирской духовной семинарии по классу Священного Писания , патристики и еврейского языка. В свободное от служебных занятий время он занимался исследованием местной старины, особое внимание обращал на изучение различных документов, хранящихся в духовных, общественных и частных архивах Симбирского и Самарского края. Ему удалось собрать большое количество материалов для историко-статистического описания Симбирской епархии. Большинство из этих описаний было подготовлено к изданию и опубликовано лишь в 1909 г. преподавателем Симбирской семинарии, членом Симбирской губернской учёной архивной комиссии А. И. Соловьёвым . В 1849 г. профессор А. В. Горский вызвал К. И. Невоструева в Москву в качестве своего помощника по описанию рукописей Синодальной библиотеки. Он принимает это предложение, переезжает в Москву и поселяется в Чудовом монастыре. На протяжении 23 лет (1849–1872) создавались пять томов грандиозного «Описания славянских рукописей Московской бывшей патриаршей, ныне Синодальной библиотеки». В 1862 г. профессор А. В. Горский был назначен ректором духовной академии, и дальнейшую работу К. И. Невоструеву пришлось вести одному. Постепенно пришло признание в научном мире. В 1861 г. К. И. Невоструев был избран членом-корреспондентом Академии наук по отделению русского языка и словесности. В 1867 г. стал первым лауреатом премии имени М. Ломоносова. 11 декабря (29 ноября) 1872 г., после продолжительной болезни К. И. Невоструев скончался, не успев довести до конца главной своей работы. Но то, что им было сделано, впечатляет исследователей до сих пор. Читать далее Поделиться ссылкой на выделенное |
| Одновременно с занятиями в архивах монастырей и духовных учреждений Капитон Иванович усердно трудился над изучением старинных документов в архивах гражданских учреждений: в них он читал старинные грамоты, книги писцовые, переписные межевые, строительные, приходные и расходные, отказные, отводные и крепостные, дела уголовные и гражданские, книги явочных челобитцев и т. д. Из таких документов, которые заключали в себе сведения по интересовавшим Капитона Ивановича историко-археологическим вопросам, он делал краткие извлечения, которые вносил в особые тетради; таких тетрадей образовалось четырнадцать; некоторые из них заключают в себе до 150 страниц листового формата. Наиболее важные по своему содержанию документы он списывал целиком; таких копий сохранилось после него несколько сот. Собрав достаточное количество материалов, Капитон Иванович приступил к обработке их. В 1849 году он составил описание почти всех монастырей и пустыней Симбирской епархии, существовавших в то время и упразднённых в 1764 году и ранее. Таких описаний в его архивах сохранилось двадцать одно. На основании этих же исторических материалов Капитон Иванович написал исследование «Историческое обозрение Симбирска от первых времён его до возведения на степень губернского города», со многими весьма ценными примечаниями. В 1849 году Капитон Иванович, по распоряжению Святого Синода, вызван был в Москву для составления вместе с профессором Московской духовной академии А.В. Горским описания Московской Синодальной (прежде патриаршей) библиотеки. С тех пор до самой своей смерти в 1872 году он жил в Московском Чудовом монастыре. Занятый чрезвычайно трудным, особенно в начале, и сложным делом описания библиотеки, он, при всём своём сочувствии к Симбирскому краю и привязанности к прежнему делу описания Симбирской епархии, не находил уже возможности окончить это дело в скором времени. Но вместе с переселением в Москву для Капитона Ивановича открылась возможность разыскивать материалы для своих работ в богатейших столичных архивах. В 1855 году Симбирский архиепископ Феодотий, находясь в Петербурге для присутствия в Св. Синоде, приглашал его к себе и там предоставлял ему возможность просмотреть относящиеся к Симбирской епархии старые дела в Синодском архиве, из которых он и сделал нужные извлечения. |
| 29 Ноября 1872 г. умер К. И. Невоструев и А. В. Горскому пришлось разбирать рукописное наследие, оставшееся после покойного: то, что имело отношение к их совместному труду, в виде разного рода тетрадей, было передано на хранение в Синод. Библиотеку. Начались поиски в среде учёного мира Москвы, кто бы взял на себя продолжение подвига, предпринятого Горским и Невоструевым. Московская Синодальная Контора, через своего прокурора, вошла, в переговоры с хранителем рукописей Румянцевского Музея Викторовым, чтобы он взял окончание начатой работая по описанию богатств Патриаршей Библиотеки. Викторов изъявил согласие, но получился указ Св. Синода от 13 Апреля 1874 г., которым на место Невоструева назначался проф. Лазаревского Института и доктор русской словесности Андрей Попов, «с производством ему того же вознаграждения, которое подучал Невоструев». Явясь в Синод. Контору, А. Н. Попов 6 Мая 1874 г. поодаль письменное заявление, что, «по непредвиденным и независящим от него обстоятельствам, не может принять возложенного на него труда». 16 Августа того же года получился указ Св. Синода от 7 Августа, что, «Святейший Синод не находить препятствий к поручению г. Викторову означенных занятий на прежних основаниях и с тем же вознаграждением, какое получал проф. Невоструев». Письмом от 30 Сентября Викторов объяснил, что «покойный Невоструев за труд по описанию рукописей Москов. Син. Биб., кроме денежного вознаграждения по 700 р. в год, получал от духовного ведомства вознаграждение натурой, именно: казённую квартиру (в Чудовом монастыре), отопление, освещение, стол и прислугу; ему же, Викторову, по лежащей на нём обязанности хранителя рукописей и по другим причинам, пользоваться вознаграждением последнего разряда не удобно; поэтому он, переводя на деньги довольствие, которое покойный Невоструев получал натурою, и полагая, что довольствие это, при настоящей дороговизне жизненных потребностей, составит не менее 1000 р., просит, чтобы ему назначено было жалованье в размере 1500 р. в год». |
| Та же польская война заставляет правительство приглашать в Россию все большее число иностранцев, специалистов военного дела и промышленной техники, контакт которых с русским населением делается все теснее и теснее и голос которых звучит все более влиятельно. Правительство дает иностранным предпринимателям промышленные концессии, и уже до войны в 1630-х годах голландцы А. Д. Виниус и Ф. Акеме и датчанин П. Марселиус стали первыми “королями” русской железолитейной промышленности в начавшем тогда развиваться промышленном районе Тулы. К 1662—1664 году, в разгар польской войны, на тульско-каширских заводах из 119 мастеров насчитывается 56 иностранцев, которые и во время, и после работы постоянно встречаются со своими русскими На промышленных предприятиях тоже бок о бок с русскими нередко работают пленные поляки, литовцы, шведы и бывшие немецкие наемники в польской армии. Постоянно проживая на Руси, эти вольные и невольные иностранные засельники России входят в русское общество, влияют на него, передают ему свои взгляды и привычки. Иностранная, даже не переведенная на русский язык, книга в значительном количестве появляется на полках дворянских и монастырских а у самого Никона наряду с богословскими книгами уже есть Демосфен и Плутарх. Близкий ему кружок киевских и московских монахов, проживавших во главе с Епифанием Славинецким в Чудовом монастыре, незаметно для самого патриарха делается проводником и центром распространения полонизированной киевской культуры164. Эти монахи переводят на русский язык польские и латинские книги, вводя новые понятия и новые знания. В то время как в XVI веке на русский язык было переведено только двадцать шесть иностранных книг, а за первую половину XVII — тоже все еще только тринадцать, то за вторую половину этого века, с 1651 по 1700 годы, уже переводится сто четырнадцать книг, из которых не больше четверти общего числа приходится на церковную литературу, а все остальное — на Это западное влияние проводят даже проживавшие в Москве греки-монахи вроде Арсения, Паисия Лигарида, архимандрита Дионисия и других, так как большинство этих образованных или полуобразованных друзей, а потом врагов патриарха учились на Западе и поэтому они были скорее представителями западной, по преимуществу итальянско-латинской, а не греческой православной культуры. |
| Дошавши у Свету Гору, посланици изложише старцу Сави молбу и позив великог кнеза Московског, али он одби због старости и због оболелости ногу. После тога, прот Свете Горе Симеон, по савету ватопедске одлучи да престарелог Саву замени иноком Максимом. Али Максим, као да га у велика и дуга тако тешку и одлазак из Свете Горе. Игуман ватопедски, Максимову рече му да – пружити духовну храну гладнима свето дело разлог умекша Максима, и он, предавши се реши се да у При Максимовом поласку за Москву, ватопедски игуман Антим написа митрополиту Варлааму писмо, у коме га извештава да су изабрали и инока Максима „као зналца Светога Писма и способног за и црквених и, такозваних, Истина, Максим не зна руски само грчки и латински, али ми се надамо да он брзо научити и руски И тако, са молитвом и напутним благословом, инок Максим крену са посланицима за узевши са собом и гореспоменутог Неофита и инока да би му се нашли при руског пошто су га они унеколико знали. две године, су посланици великог кнеза морали провести неко време у Цариграду и затим на Криму. За то време Максим учио руски и стигао у Москву 1518 године. У Москви Максима прими велики кнез врло срдачно и, указавши му одреди му боравак у Чудовом манастиру с тим да из великокнежевског двора. Сем великог кнеза, Максиму указа особиту московски Варлаам, човек светог живота, се веома обрадова доласку ученог мужа и радо примаше мудре савете. великокнежевске библиотеке силно усхити Максима, такво мноштво ретких он не беше видео ни на Истоку. Пошто прегледа целу библиотеку, Максим поднесе великоме кнезу списак непреведених Посаветовавши се са митрополитом и велики кнез замоли Максима да се прихвати Толковог Псалтира, пошто та била у употреби више од других: од се са писмености; она се у црквеном она служила и за побожни живот, како подвижнику тако исто и простом Но пошто Максим не беше у црквенословенском дадоше као два преводиоца: Герасимова и су владали латинским они су имали преводити са латинског на црквенословенски оно што им Максим буде преводио са грчког на латински. им као беху дата и два писара: Медоварцев и инок Троицког манастира Силуан. |
| На русскую землю надвигалась грозная туча. Пошли слухи о якобы спасшемся Дмитрии, который скрывается где-то в Польше. Поляки знали о положении дел в России и поняли, что есть надежда занять престол: будь то настоящий или ложный царевич. Посредством мнимого законного царевича, Польша намеривалась покорить Москву и на её пределы распространить католическую веру, как это уже случилось с Западной Русью. Период 1-го самозванца Кто был самозванец, выдавший себя за царевича Дмитрия, достоверно неизвестно. По рассказам некоторых современников, он был слугой Галицкого служилого человека и назывался Григорием Отрепьевым. При полной явности обмана, Григорий Отрепьев, по-видимому, был уверен в том, что он действительно происходил из царского рода. Эта уверенность основывалась на его некоторых случайных признаках сходства с убитым царевичем. Выучившись грамоте, Григорий Отрепьев рано принял монашество. Перебывав в разных монастырях, он поселился в московском Чудовом монастыре; здесь, как человек не только грамотный, но и начитанный, он состоял некоторое время писцом при патриархе Иове. Близость к патриарху давала возможность Отрепьеву бывать во дворце. В связи с этим, Отрепьев изучил порядки царской жизни. Скитаясь по монастырям, он знал и настроение народа. Воображению Отрепьева стало казаться, и иногда он даже проговаривался, что ему суждено быть царём. Такие речи дошли до Годунова. Было принято сослать Отрепьева в ссылку, но он успел спастись бегством за границу. Беглец, уходя из одного из приютивших его монастырей, оставил архимандриту записку: " Я царевич Дмитрий - сын Иоаннов, не забуду твоего хлеба-соли, когда придёт время открыться перед всеми " . Все недоумевали, а записка породила много разнообразных толков. Побродив по монастырям в Киеве и на Волыни, Отрепьев снял рясу и жил довольно долго среди запорожских казаков, у которых он научился владеть оружием и верховой езде. Затем он нанимается слугою к князю Адаму Вишневскому, где, притворившись опасно больным, требует к себе духовника, чтобы исповедать ему перед смертью тайну своего царского происхождения. |
| певчих, вид и состав школ, предметы и способы учения, содержание библиотек, правописание, выговор речи устной и в чтении, общественные игры и зрелища и т.д. и т.д. Московское просвещение в 17 веке попадает под особенное влияние олатинившихся малороссов. Московское общество и московское правительство именно в 17 веке приходят к мысли о необходимости устроить в Москве правильно организованную школу. Об этом заботились и восточные патриархи. Они смотрели на Москву с весьма определенной надеждой, как на единственное место, где православие пользуется поддержкой государственной власти. Константинополь был ведь уже в руках неверных турок. Еще в конце 16-го века (в 1593 году) александрийский патрарх Мелетий Пигас писал царю Феодору Иоанновичу: " устрой у себя, царь, греческое училище, как живую искру священной мудрости, потому что у нас источник мудрости грозит иссякнуть до основания " . Впрочем, школ в Москве не заводили до самого почти конца 17-го века. Ограничивались вызовом отдельных ученых людей. Такие люди были нужны и церковному и государственному правительству. Но где таких людей взять? Их брали в Киеве. В 17 веке в Москве мы находим оригинальный тип людей — так сказать придворных монахов, приглашенных из Киева. Обязанности этих монахов были весьма сложны и разнообразны. Они переводили с разных языков почему-либо казавшиеся нужными книги; они же составляли лексиконы. Они говорили проповеди и в торжественных случаях особые " орации " . Они должны были писать торжественные и поздравительные вирши при радостных событиях дворцовой жизни и " Френы " или " Плачи " по случаю той или другой смерти. Они сочиняли догматические трактаты и обличали раскольников. На их обязанности лежало составление церковных служб русским преподобным, а также и " комедий " для придворного театра. Но Киев давал Москве монахов различного направления: одни были сторонники образования греческого, другие — поклонники науки латинской. Столпом греческого направления и центром, вокруг которого собирались московские грекофилы, был киевский ученый Епифаний Славинецкий, живший в Чудовом монастыре. |
| Правда, первые ничего не платили в Коллегию Экономии, за то определенные монастыри платили то слишком много, то слишком мало относительно один другого. Например, монастыри Спасский в Ярославле, владевший 14306 душами, платил Коллегии Экономии 3096 руб. 27 1/2 коп. и 507 чтв. хлеба; Саввино-Сторожевский, владевший 13160 душами – 2914 руб. 48 коп. и 37 чтв. 4 чк. хлеба, а Троице-Сергиев, владевший 107023 душами, платил лишь 1459 руб. 48 коп. (вычетных у монахов и служителей из жалованья – 726 руб. 94 коп., да приказчичьих доходов 732 руб. 54 коп.); Чудов с его 16771 душами – платил ежегодно неравно, остаточные деньги, так, например, в 1739 г. было взято в Коллегию Экономии 1353 руб. 91 коп. Параллель эта могла бы быть продолжена 948 , но, думаем, и сказанного здесь вместе с предыдущим достаточно, чтобы видеть как неодинаково было имущественное благосостояние монастырей и насколько невнимательны были к этому и светское и духовное правительства. Если бы иметь в виду просветительные цели и в этом смысле пользу монастырей, то, конечно, от упорядочения владения монастырями недвижимыми населенными имениями, монастыри вообще могли бы только выиграть. Но дело в том, что намерения государственной власти, из каких бы побуждений они ни вытекали, заключались в отбирании возможно большего излишка монастырского (и архиерейского) недвижимого имущества, причем, как известно, при этом не остановились даже пред упразднением более 400 монастырей 949 . С другой стороны, духовная власть, понимая это, делала все от нее зависившее, чтобы эти имущества удержать. При этом и она была совершенно чужда широких просветительных задач. Вот в чем приходится видеть причину неудачи всех дальнейших, после Петровского опыта 1724 г., 950 попыток введения монастырских штатов. Лишь в трех монастырях: Чудовом, Новодевичем и Вознесенском были введены штаты в 1724 г.; в 1737 г. – в Троицком Александро-Невском и в 1737 г. составлены, но не введены, в некоторых монастырях Новгородской епархии. Прочие же монастыри оставались не прежнем положении и к проекту однообразных штатов всех вообще монастырей даже не было приступлено. |
| В конце XVII в. было составлено краткое житие Максима Московского, который, согласно преданию, был современником великого князя Василия Васильевича Темного. Автор жития, писавший по случаю открытия мощей Максима, не знал о своем герое буквально ничего и оперировал одними штампами. Здесь также есть указанный стереотип: «Во дни по улицам ристаше, похаб ся творяше, в нощи же без ела пребывая, господу богу молящися». В свою очередь вполне каноническую картину времяпрепровождения юродивого Федора находим у протопопа Аввакума: «Зело у Федора тово крепок подвиг был: в день юродствует, а нощь всю на молитве со слезами… Пожил у. меня с полгода на Москве, — а мне еще не моглося, — в задней комнатке двое нас с ним, и много час–другой полежит, да и встанет. 1000 поклонов отбросает, да сядет на полу и иное, стоя, часа с три плачет, а я-таки лежу — иное сплю, а иное неможется. Егда уж наплачется гораздо, тогда ко мне приступит: „Долго ли тебе, протопоп, лежать тово, образумься, ведь ты поп! Как сорома нет? " . И мне неможется, так меня подымает, говоря: „Встань, миленький батюшко, —ну, таки встащимся как-нибудь! " . Да и роскачает меня. Сидя мне велит молитвы говорить, а он за меня поклоны кладет». Ночью юродивый — одиночка. Наедине с собой или с доверенным человеком (протопоп Аввакум был духовным отцом Федора) он не безумен. Днем юродивый на улице, на людях, в толпе. «Блаженный же заутра въстав, паки течение деаше, посреде голки глумяся, и прехожаше день весь ни яд, ни поседев нигде же». «Посреде голки» —это и значит среди толпы, в шуме и суматохе городских улиц и площадей. Легенда утверждает, что Прокопий Устюжский пророчествовал на соборной площади, сидя на камне. На людях юродивый надевает личину безумия, «глумится», как скоморох, «шалует». Всякое людное место становится для него сценической площадкой (поэтому юродство — явление по преимуществу городское). Сборища притягивают юродивого, и он одинаково «шалует» и в кабаке, и в монастыре. Вот как вел себя тот же Федор в Чудовом монастыре: «Он же, покойник–свет, в хлебне той после хлебов в жаркую печь влез и голым гузном сел на полу и, крошки в печи побираючи, ест. Так чернцы ужаснулися» . Перед Аввакумом Федор ничего подобного не делал, ибо личина безумия пригодна только в виду толпы, когда юродивый становится лицедеем. |
|
|
