| Следствием длительного пребывания рукописи в Петербурге стало появление второй, теперь уже машинописной, копии мемуаров (далеко не полной). Она поступила в Рукописный отдел РНБ (Публичной библиотеки) вместе с личным архивом многолетней сотрудницы этого отдела А.С. Ляпуновой в 1973 году. Копия имеет штамп с указанием предшествующего места хранения – Центрального государственного литературного архива. Неизвестно, кто стал инициатором изготовления этой копии, но понятно внимание, проявленное Анастасией Сергеевной Ляпуновой к Воспоминаниям Смоленского, в последней главе которых подвергается жесткой (заметим: иногда чрезмерно жесткой) критике административная деятельность в Придворной капелле ее отца Сергея Михайловича Ляпунова – прекрасного русского композитора, в том числе автора духовных сочинений. Судьба мемуаров Смоленского точно отражает судьбу архива ученого в целом. Рукописное наследие его в послереволюционные годы практически не издавалось, хотя на уникальную его ценность не раз указывали исследователи. В частности, в 1959 году Л.З. Корабельникова в опубликованной журналом «Советская музыка» статье «Смоленский – энтузиаст русской хоровой культуры» (1959, 5) попыталась сдвинуть дело с мертвой точки, напомнив о Дневниках и Воспоминаниях. Но только в конце 1990-х годов появился на свет первый том «Русской духовной музыки в документах и материалах», в который составители включили и материалы о Смоленском, и часть седьмой, московской, главы его Воспоминаний. Отдельные фрагменты мемуаров печатались также в тверском журнале «Домовой» (1995, 9, восьмая глава), в «Российской музыкальной газете» (1996, 5–6), в журнале «Наше наследие» (1998, 45), в журнале «Музыкальная академия» (1998, 2). И не случайно, а вполне логично, что возрождение наследия Смоленского начинается ныне именно с Воспоминаний, то есть с той рукописи, без которой, употребляя выражение Финдейзена, невозможно «узнать, чем в действительности был Смоленский». Рукопись Воспоминаний С.В. Смоленского, хранящаяся в Мемориальном музее-квартире Н.С. Голованова 538), представляет собой два толстых тома (275 и 279 листов) в твердых переплетах см.). Хотя основной текст помещался автором на лицевых сторонах листов, большая часть оборотов также заполнена разного рода вставками и примечаниями, вклеенными печатными текстами, о которых упоминалось выше, и фотографиями, часть которых воспроизводится в настоящем издании. |
| Ваши книги да сочинения некоторых английских психологов — вот все, что заключенный просил доставить ему. Добавлю к этому, что на полках его библиотеки были обнаружены все ваши труды и в таком состоянии, которое доказывает самое внимательное их изучение. Между страницами вклеены листы писчей бумаги, на которых он писал свои комментарии, иногда даже более обширные, чем самый текст. Вот извольте посмотреть… Не переставая рассказывать, Валетт протянул философу экземпляр его «Психологии веры», и ученый машинально раскрыл книгу. Он убедился, что действительно каждой печатной странице соответствует лист бумаги, исписанный почерком, несколько похожим на его собственный, но более путаным и нервным. По тому, как строки опускались к правому краю страницы, графолог угадал бы у писавшего склонность к неожиданным припадкам уныния. Ученый впервые обратил внимание на сходство своего почерка с почерком Грелу, и это обстоятельство произвело на него тягостное впечатление. Он закрыл книгу и, протянув ее следователю, сказал: — Я с большим прискорбней выслушал то, что вы рассказали об этом несчастном молодом человеке. Но, признаюсь, никак не могу понять, что за связь может существовать между этим преступлением и моими книгами или моей особой и какого рода свидетельские показания могут потребоваться от меня на суде? — А между тем это очень просто, — возразил следователь. — Как бы ни были ужасны обвинения, которые тяготеют над Робером Грелу, они все-таки основаны лишь на предположениях. Против него существуют веские презумпции, но полной уверенности нет ни в чем. Вы сами отлично понимаете, сударь, что при таких обстоятельствах во время судебных прений больше всего внимания обратит на себя психологическая сторона дела, — если говорить языком науки, блестящим представителем которой вы являетесь. Каковы идеи обвиняемого, каков его характер? Вполне понятно, что если он с особым рвением предавался изучению абстрактных вопросов, то данных для его обвинения будет меньше… Произнеся эту фразу, в которой ученый не заметил западни, Валетт напустил на себя еще большее равнодушие. Он не добавил, что один из аргументов обвинения, выдвинутого старым маркизом де Жюсса-Рандон, заключается именно в том, что Робер Грелу был развращен чтением. Поэтому следователь постарался заставить Сикста охарактеризовать те принципы, которыми был проникнут Робер Грелу. |
| Почему? Потому что человек государственный, острого ума, достойный, заслуженный, он сразу определил виновных, он сказал: виновато правительство и министерство здравоохранения в моей смерти. На сегодняшний день вот такое положение — безнадега, полная безнадежность. За сегодняшним судебным процессом надо мной следит весь мир, и это не слова, это на самом деле. Две с половиной тысячи врачей России подписали, везде – Всемирная организация, Европейская ассоциация паллиативной помощи. Паллиативная помощь у нас, в России вообще в зародышевом состоянии. Я уж не говорю о том, что у нас хоспис на край — 30 человек. То есть практически эти больные предоставлены самим себе и родственникам. И если врач посещает, то еще, слава Богу, хоть какая-то поддержка есть. А вот в ситуации с Виктором Сечиным — с 30 по 22 мая не было выписано. Ну, как он мог, где он мог получить этот препарат? По этим трем листочкам, которые были вклеены задним числом, что препарат есть, и болей и у него нет? Смерть Вячеслава Апанасенко привлекла внимание правительства, министерства здравоохранения и широких общественных слоев. Мои больные, 600 человек, переживают до сих пор… Понимаете, это угроза национальной безопасности – возмущение людей. Это я не придумываю. Я говорю: «Вы что? Меня тогда посадят еще за подстрекательство». Мои больные даже с плакатами готовы выйти, прийти сюда, везде пойти, потому что люди возмущены, потому что у каждого кто-то в семье умирал в муках. Такие вещи происходят! Вплоть до того, что родственник едет, на коленях стоит, умоляет онколога, и онколог едет с ампулкой, и делает этот укол. Это просто уже какая-то дикость наших нравов. Я слушала прокурора, и, вы знаете, возмущение было: сколько можно называть белое черным? А Господь говорит: «Горе вам, называющим белое черным». И: «Касающееся вас, касается зеницы ока моего». Мы – дети Божьи, мы – верующие люди, да неужели мы можем пойти на такие страшные тяжкие уголовные преступления? Кроме того, что мы хотели оказать помощь, и оказывали ее, мы ходим перед Богом. |
| Займусь и сам, надо же повторить, хотя знаю всё от крышки до крышки. А билетик красив, буду беречь его. Только что он означает?.. Вот окончились и экзамены. Мы свободны. Чрез день акт. Что-то он нам скажет? Кто перешёл, каким учеником, нам неизвестно. Баллы от нас скрывают. Торжественное заседание… Мёртвая напряжённая тишина. Все в сборе и ученики, и учительский персонал, дальше члены правления — важные солидные, в богатых рясах, батюшки. Архиерея нет. Поднимается инспектор, длинный худой человек, в руках у него списки. Мы затаили дыхание. — Ученики, — начинает он звучным, приятным баритоном (он поёт в нашем хору). — Ученики, окончившие полный курс Донского духовного училища, и удостоенные перевода в 1й класс Московской Духовной Семинарии. Разряд первый: Толгский Сергей. (Что такое? Что такое? Я ушам своим не верю.) Базилевский Василий. Молчанов Сергей. Протопопов Александр. Разряд второй… Да что же это такое? Я первый ученик? А Вася? На моё место? Почему? Я с недоумением смотрю по сторонам. Товарищи, иные с улыбками, иные вопросительно, смотрят на меня. — Толгский Сергей! — снова раздаётся голос инспектора, — пожалуйте к столу. Подхожу. — За отличные успехи и отличное поведение вы награждаетесь книгою «Пчела» Щербины. Смотритель, улыбаясь, передаёт мне прекрасную, толстую книгу, в переплёте с тиснёными золотом словами. Кланяюсь и принимаю. За первой крышкой вклеен похвальный лист. Тут же вложен и бальник. Придя на место, разглядываю подарок. Подарок богатый, очень ценный, на корешке внизу вытиснено «8 рубл.» Это небывалая цена для книги. Рассматриваю бальник. Круглые пятёрки по всем предметам. Недалеко Вася вертит в руках свою награду. — У него в бальнике по арифметике четыре, а у тебя пять, — говорят товарищи. — Он говорит, — шепчет один товарищ с улыбкой, — подвели нули, не надо бы их ставить. Придя в класс, я вспомнил и про бабки и про билетик. Так вот что это всё означало. Теперь мне ясно. Я достал катехизис, стал искать розовый билетик, никак не могу найти. Я перелистал всю книжку по листочку, — нет его! Ведь, хорошо помню, положил его в середину, и вдруг — нет! Так и пропал билетик! Наказан и помилован |
| День был солнечный, лучше вчерашнего. Утром было два доклада. Завтракали Соня Орбелиани и Трубецкой (деж.). Долго принимал Столыпина. Погуляли вместе, т. е. с Аликс. Обедали и провели вечер вдвоем. Решили сходить в море на “Штандарте” в середине недели. 29-го августа. Вторник. Простоял великолепный осенний день. Утром гулял. Завтракали одни. Поехали на панихиду по Анлапа и Папа. Гулял с 3-х до 5, чего давно не случалось. Играл с детьми у качель. После чая и обеда читал и окончил все накопившееся у меня за последние месяцы. Весьма приятное сознание. 30-го августа. Среда. День был отличный. В 10 1/2 отправились на задний плац, где происходил церковный парад весьма многочисленный. В нем приняли участие: Павловский, Двинский, Новочеркасский и Александре-Невский полки. Все представились отлично. Во дворце был большой завтрак. Разговаривали на балконе. Вернувшись домой, принял Щегловитова. В 3 ч. поехали к д. Мише, простились с ним, т. к. он уезжает за границу. Гулял долго. После чая занимался. Обедали вдвоем. Вечером к нам приехали Николаша, Милица и Стана. 31-го августа. Четверг. Погода была чудная, утром стоял туман над морем; к 11 час. он рассеялся. Принимал с 11 до часа. Завтракал Княжевич В 2 1/2 всей семьей отправились в Кронштадт и переехали на милый “Штандарт”. В 4 часа пошли в море в сопровождении двух мин. крейсеров “Украина” и “финн” и трех больших миноносцев. В 8 час. стали на якорь у Сескаря. Обедали со всеми офицерами. Вечером все гулял по палубе. Ночь была ясная, но ветреная. следует вклеенный между страницами дневника листок, на котором неустановленным лицом перечислены места царской охоты за период с 1 по 19 сентября и количество убитой дичи, общим числом 127. 1-го сентября. Пятница. В 6 час. снялись с якоря и пошли в Бьорке. Стали на якорь в 8 1/4 близ остр. Пей-сари. Погода стояла чудная. Кроме наших конвоиров здесь присоединились: “Царевна”, “Генерал-Адмирал” и “Азия”. Завтракали в 12 час. В 1 1/2 съехали на Пей-сари и взяли там три знакомых загона. Вообще вся обстановка сильно напоминала прошлогоднее пребывание в этих местах. Вернулись на яхту на катерах же в 5 час. Спуск флага был в 6.20. |
| Какая тоска, ах, какая… И мне ясно, что я еще не снял самой последней пленки со своего страха». Он задумался. Потом бросил карандаш, встал, заходил. Донесся бой часов. Пользуясь их звоном, как платформой, поднялись на поверхность шаги; платформа уплыла, шаги остались, и вот в камеру вошли: Родион с супом и господин библиотекарь с каталогом. Это был здоровенного роста, но болезненного вида мужчина, бледный, с тенью у глаз, с плешью, окруженной темным венцом волос, с длинным станом в синей фуфайке, местами выцветшей, и с кубовыми заплатами на локтях. Он держал руки в карманах узких, как смерть, штанов, сжав под мышкой большую, переплетенную в черную кожу книгу. Цинциннат уже раз имел удовольствие видеть его. — Каталог, — сказал библиотекарь, речь которого отличалась какой-то вызывающей лаконичностью. — Хорошо, оставьте у меня, — сказал Цинциннат, — я выберу. Если хотите подождать, присесть, — пожалуйста. А если хотите уйти… — Уйти, — сказал библиотекарь. — Хорошо. Тогда я потом передам каталог Родиону. Вот, можете забрать… Эти журналы древних — прекрасны, трогательны… С этим тяжелым томом я, знаете, как с грузом, пошел на дно времен. Пленительное ощущение. — Нет, — сказал библиотекарь. — Принесите мне еще, я выпишу, какие годы. И роман какой-нибудь, поновее. Вы уже уходите? Вы взяли все? Оставшись один, Цинциннат принялся за суп; одновременно перелистывал каталог. Его основная часть была тщательно и красиво отпечатана; среди печатного текста было множество заглавий мелко, но четко вписано от руки красными чернилами. Неспециалисту разобраться в каталоге было трудно из-за расположения названий книг — не по алфавиту, а по числу страниц в каждой, причем тут же отмечалось, сколько (во избежание совпадений) вклеено в ту или другую книгу лишних листов. Цинциннат поэтому искал без определенной цели, а так, что приглянется. Каталог содержался в образцовой чистоте; тем более удивительно было, что на белом обороте одной из первых страниц детская рука сделала карандашом серию рисунков, смысл коих Цинциннат не сразу разгадал. /...напоила бы сторожей, выбрав ночь потемней.../- очевидная реминисценция стихотворения Лермонтова " Соседка " (1840): " У отца ты ключики мне украдешь, сторожей за пирушку усадишь... Избери только ночь потемнея, да отцу дай вина похмельнея... " Рекомендуем |
| С небольшими изменениями вошло в издание А. Ф. Маркса (1901); с того же стереотипа текст пьесы отпечатан для второго издания т. VII (1902). Сохранились цензурный театральный экземпляр пьесы с тремя последовательными слоями правки (Ценз. 89 1–3) и вклеенный в него автограф последнего явления пьесы (явл. 9), а также рукописная копия с текста Ценз. 89-1 – режиссерский экземпляр Александринского театра (Реж. 89), по которому восстанавливается первоначальный текст финала, утраченный в цензурном экземпляре (оба экземпляра – ЛГТБ). На обложке (ею служит обложка литографированного издания 1887 г.) рукой Чехова исправлен прежний подзаголовок: «Комедия в 4 действиях и 5 картинах». Сначала вычеркнуто только упоминание о количестве картин, затем весь подзаголовок заклеен полоской бумаги и сделана новая надпись: «Драма в » (окончание надписи не сохранилось). О цензурных пометах и резолюциях, имеющихся на обложке, см. ниже. Печатается по тексту: Чехов, т. VII-1, стр. 43-118, с восстановлением мест, вычеркнутых цензором (см. ниже), а также с исправлениями: Стр. 10, строка 23: так все – вместо: как все (по тексту Ценз. 89 1–3) Стр. 10, строка 24: коммен зи гер – вместо: коммен-зиир (по тексту Ценз. 87-1,2 – см. т. XI) Стр. 16, строка 27: Анна Петровна уходит. (по тексту Ценз. 89 1–3) Стр. 17, строка 28: Пойду одеться – вместо: Пойду одеваться (по тексту Ценз. 87-1,2) Стр. 21, строка 20: на любовь – вместо: за любовь (по тексту Ценз. 87-1,2 и Ценз. 89 1–3) Стр. 22, строка 30: После: Прикажите заложить лошадей… – (Идет к дому.) Львов . Вам нельзя ехать… Анна Петровна . Оставьте меня, не ваше дело… Я не могу, поеду… Велите дать лошадей… (по тексту Ценз. 87-1,2 и Ценз. 89 1–3) Стр. 31, строки 27–28: Всё копите – вместо: Вы копите (по всем предыдущим источникам) Стр. 36, строки 11–12: эту Иуду – вместо: этого Иуду (по тексту Ценз. 87-1,2, Ценз. 89 1–3 и журналу «Северный вестник») Стр. 41, строка 20: взволнованно – вместо: взволнованная (по тексту Ценз. 87-1,2) Стр. 54, строки 36–37: женился на Анне – вместо: женился на Ане (по тексту Ценз. 87-1,2) |
| Но Запад – это Запад. Просто это продвигают люди, для которых это бизнес. А нам-то как-то это не очень. Конечно, нужно делать транспорт, чтобы человека на коляске можно было перевезти. Я не помню, где я это последний раз видел, но просто очень здорово, конечно: подъезжает на коляске, там такой лифт, он так съезжает, заезжает, раз – туда, в автобус. Но это надо, чтоб не было на транспорте очередей. Так тоже вот в битком набитый автобус – как-то это трудно. Надо всё делать по уму. У нас вот на радиостудии «Радонеж», где мы ведём нашу программу, там тоже вот есть такой лифт для колясочников. Вот я работаю там 25 лет, я ни разу не видел, чтоб кто-то на коляске приехал. А ставить штуку, которая миллион стоит – выброшенные деньги. Поэтому я как бы солидарен с Вашим таким пониманием. Из зала: А как вот отследить законодательство, какие законы принимаются? Потому что этот закон про детей – даже в новостях ничего не сказали. Тихо приняли. Куда это надо смотреть? Прот. Димитрий Смиров: В интернете надо смотреть на сайте Государственной думы. Это специально, это сделано под шумок, перед отпуском, последнее заседание Думы. Более того, там просто есть вклейка. Из зала: Ну мы можем отменить, да, этот закон, народ? Прот. Димитрий Смирнов: Да мы всё можем. Представьте себе, сто тысяч человек собралось на Манежной площади, и чего? Кто будет спорить с народом-то? Сказать: нет и всё! Или мамаши с колясками. Что их, будут полицейские слезоточивым газом, что ли, разгонять? А там как? Если я кому-то дам в лицо, какому-то гражданину в трамвае, который ругался матом, мне порицание и могут даже штраф, если восемь зубов передних выбил. А если я дам своему ребёнку за хамство, то два года мне. Ну это же абсурд! Значит, ясно, что это дополнение просто вклеено туда. Просто ну по-быстрому. И такой абсурд прошёл, в этом же есть некая несуразность. Но вот Матвиенко говорила, что в сентябре будет комиссия создана, чтоб это изменить. Ну не знаю, будет это или нет, но отслеживать можно через документы Думы. Сайт открываешь, всё открыто. Ну и потом, существует масса всяких общественных организаций и семейных, которые с этим борются. Найдите все эти фамилии, вам будут рассылку посылать, если хотите в это движение вступить. Таких людей много, у нас семейных организаций в стране тысячи. Вот, кстати, наша Кузнецова Лена из такой организации вышла, её в Администрации Президента заметили, и в Думу она прошла, и стала уполномоченной по правам детей вместо Астахова теперь. Все надеются, потому что она верующая, муж у неё священник, шесть детей, многодетная мамаша. Так что вот. |
| Для стихотворной книги, которая обрела в списке В новую форму. Симеон написал предисловие «К благочестивому читателю» (2–4 об.), содержащее рассуждение об алфавитной композиции. Черновик этого текста присоединен к рукописи автографа (1–3 нн. об.). Предисловие в списке В не только переписано Сильвестром Медведевым, но и подписано им от лица Симеон Полоцкого . Вопреки утвердившемуся мнению 57 не сам поэт, а Сильвестр Медведев подписал предисловие и в парадном списке С . Вслед за предисловием в списке В помещено «Оглавление вещей, в книзе сей содержимых. Первое число знаменует лист, второе – статей число тоя вещи» (7–15 об.), т.е., как и в «Реестре» автографа, в «Оглавлеии» рядом с названием стихотворения указываются соответствующая страница и количество одноименных стихов, для чего отведены две колонки справа от заглавий. Вставки в «Оглавлении», сделанные с применением корректорских знаков, подтверждают, что пока писцы трудились над изготовлением списка В. Симеон после написания «Псалтири рифмотворной» вернулся к работе над «Вертоградом», продолжая дополнять его стихами. Так, если в «Реестре» автографа значатся 1035 названий, то в «Оглавлении» писцовой рукописи В их уже 1152, причем здесь зафиксированы не все стихи, находящиеся в рукописи. Специально для того, чтобы сохранялась возможность включить новое стихотворение или случайно пропущенное при переписке, в рукописи В оставлены между стихами свободные места или даже чистые листы. В основном алфавитном корпусе этого списка (18–557) расположены стихи, зафиксированные «Реестром» автографа. Кроме того, внутри того же блока были также распределены, но явно позднее, стихотворения из трех последних тетрадей автографа (524–546 об.), не учтенные «Реестром» и не отмеченные в «Оглавлении» списка В . Часть из них заняла соответстующее место в общем алфавите, если для этого имелось свободное пространство; другие же были написаны на отдельных листах, вклеенных в рукопись, что нарушило постраничную нумерацию; перебои в пагинации устранялись введением дополнительных обозначений типа: с. |
| С нами это было так. Самая трудная, самая длинная справка усыновителя — медицинская. Надо пройти все диспансеры, всех врачей, получить везде печати круглые, печати треугольные, штампики прямоугольные — к концу сбора справка-простыня становится синего цвета от сплошного покрова печатей. Хорошо ещё, если врач формалист: шлёпнет свою печатку — и гуляй к другому! А если анализы делать пошлёт? А если ещё и на рентген отправит? Естественно, что чем гуще синева на справке, тем сильнее «вибрирует» усыновитель. Когда подошла очередь кардиолога, мне пришлось делать кардиограмму — она должна быть вклеена в карту. Иду, ничего плохого не жду: в нашем роду здоровое сердце — фамильное достояние. Встаю с кушетки, шучу с медсестрой, а она что-то не поддерживает. Сухо извиняюсь, иду к выходу. И вдруг врач, в спину: — Простите… Вы недавно перенесли инфаркт? У вас очень плохая кардиограмма. Пытаюсь доказать, что здоров, что никогда себя лучше не чувствовал, и тут закололо сердце… — Да не беспокойтесь вы так, — утешает врач. — Бывают временные ухудшения. Приходите через неделю, сделаем повторно. Прихожу домой, рассказываю — жена ругается, дети плачут. Мы уже ездим к Сенечке, жизни без него себе не представляем, и вдруг такое… Я стал потихоньку глотать нитроглицерин, но повторная кардиограмма оказалась ещё хуже. Врач в поликлинике отправила меня в кардиоцентр на обследование… Уже были произнесены страшные слова: «С таким сердцем мы вам справку не дадим!» В кардиоцентре врач очень долго меня осматривала, слушала через какую-то хитрую аппаратуру, а затем спросила: — И зачем вы сюда приехали? У вас совершенно здоровое сердце! Справка из кардиоцентра сокрушила «демонов немощныя дерзости», но сердце с тех пор нет-нет, да и покалывает. Чтобы не забывал, не расслаблялся! (Недавно жена заставила меня пройти серьёзное обследование сердца — не для справки, для себя. Результат — хоть в космос отправляй!) Во время похода за Лунтиком меня свалило тяжелейшее воспаление лёгких, перешедшее в плеврит. За Симу я заплатил прогрессирующей глухотой. За Коленьку — головными болями и нервно-аллергической экземой. Надо ли говорить, что сейчас мои лёгкие совершенно чисты, слух восстановился, зажили язвы на коже? Только головные боли время от времени возвращаются: помни! Слава Богу за всё! |
|
|
