| И, видно, только в нешуточной, от отчаяния отчаянной (отчаянность это и есть résignation по–русски) борьбе протянет руку Спаситель. Тогда победа над духами злобы нам гарантирована. Ведь это не победа над людьми: хоть и труднее, зато вернее. 1–2.8.1976 Мир немотствует и ждет чтобы его озвучили словом. Вот вся религия. К чему разговоры о мифе, о мифологическом сознании? о логическом сознании? о морали? О долге? Вот, все перед нами; нужно одно — слышать, видеть, чувствовать. Не замыкаться как в броне в коросте порока и греха. Грех: жадность, беспамятство, суета, ненависть, расчет. Кто осмелится сказать что жизни не может быть без них. Что жизнь в передвижении внешних вещей. Когда я зашел к К., он говорил своим девушкам: «Понедельник — закрытый день». Он сам закрытый человек. Но в своей закрытости и слепоте он опьянен. И это его оправдывает. Жизнь опьяняет, если ее не стеснять. Может быть в другие эпохи опьянение было пороком. Сейчас дайте его нам, больше. Над твоей головой дамоклов меч. Паровой молот. Ты в сети. Ты мучим комариными укусами, жаждой, голодом. Ты вделан в ил, глину, скалу. Ты заточен. И из твоего карцера ты что можешь? Да, что можешь? Так спросить значит уже ответить. Твоя несвобода абсолютна? Тогда она ничем не может помешать твоей свободе. Ты дьявольски, божественно свободен. Ты не можешь пальцем двинуть по своей воле. Ты вклеен в мир как ракушка в камень. И только так, опустившись на дно и давясь под толщей океана, ты узнаешь свою страшную силу. Все в твоей воле. Ты свидетельствуешь о том что в этой стиснутой, сдавленной руке держишь ключи мира. Ты повернешь их, и мир повернется отныне. И это как раз потому что ты не рвешь своих сетей. Раз оступившись, человек рвет невидимые сети. Раз оступившись, человек выпадает из нянчащего его мира. Раз оступившись, человек падает в ад. Который всегда готов для нас и всегда нас ждет. Адом «грозят»? ада нет? Да разве вы не видите что вы в аду уже потому что самая угроза ада до вас доходит, что напряжением «здравого смысла», обращением к «очевидности» вам хочется ее отвести? не видите что обращаясь к «здравому смыслу», обращаясь к «очевидности» вы вколачиваете себя в гроб, в смерть? Фантазия, выдумки, легкий мираж, поэтическая игра — ады Конфуция, Махабхараты, Библии, Евангелия, Корана, Платона, Данте, Кафки, Булгакова? Они не существуют, и можно ходить, вольно, наслаждаясь своей свободой? царем природы? от этого дерева к тому? через улицу? до двери магазина? до раздаточной в столовой? А что — смею, иду, свободный! До проходной завода? до окошечка комиссариата? до двери казармы? до нотариальной конторы? до похоронного бюро? Спешите, спешите! Вам подготовлена широкая дорога, покатая дорога, короткая дорога по жизни, из жизни. Свободная дорога вон до того тупика; он виден всем. Не хотите ли слышать, как он называется? Может быть его нет? может быть еще научно не доказано, что он существует? Ах да, вы лелеете мечту о той жизни. Она может быть наступит после смерти. |
| Национал–социалистическая рабочая партия победила с необыкновенным большинством голосов на пока еще свободных выборах и вначале встраивалась в политический порядок. Фигуры веймарского режима маршал Пауль фон Бенкендорф и президент фон Гинденбург оставались на местах при канцлере Гитлере, который получил 30. 1. 1933 от Гинденбурга задание сформировать правительство и только после его смерти во второй половине 1934 добавил к посту рейхсканцлера пост президента. Уже в самом начале 1934 Хайдеггер ушел с ректорства и все следующие одиннадцать лет режима, как гласит запись в его учетной карточке члена НСРПГ, «не проявлял политической активности». 47 Синицына Н. В. Максим Грек в России. М., 1977, с. 73. 48 Там же, с. 74. 49 Там же, с. 94, 95. 50 Публикация послания «Костянтину възлюбленому брату и другу»: Буланин Д. М. Переводы и послания Максима Грека. Неизданные тексты. Ленинград: Наука, 1984, с. 203. 51 Синицына. Н. В. Максим Грек в России. М., 1977, с. 142. 52 Там же. с. 151. 53 Вторая часть книги «Узнай себя» (СПб.: Наука, 1998); опубликовано с подзаголовком «Из записей на тему самопознания». Данная версия, где восстановлены даты написания текстов, подготовлена специально для публикации на сайте «Дневники и записные книжки». Порядок фрагментов сохранен как в книге, что не всегда соответствует хронологическому порядку. (О. Л.) 54 В авторский экземпляр книги «Узнай себя» вклеен лист машинописи с ранним вариантом «Вступления», с пометкой 12.8.1988: «Это можно спасти: раскрыть намеки. Читатель в таком виде не видит рельефа, а он есть, еще какой. Это вещь о волнах отчаяния. Назвать Отчаяния, и разрядка: Отчаяния.» (О. Л.) 55 Или тяжкой, тяжкая — некошный, нелегкий, недобрый, сатана (Владимир Даль). 56 «Странник», II, 5. 57 Из рукописи 350 по библиографии Гено. 58 Описание этих вздувающихся шаров в «Петербурге» Белого (сон на бомбе) и, кажется, в его «Котике Летаеве». 59 О трех движениях ума говорит Ареопагит, чья фигура здесь несколько расширена; и о пульсирующих катектических разрядах сознания в направлении предметов внешнего мира говорит в своих поздних письмах подслеповатый титан Фрейд 60 |
| Если ребята свободны, они могут по своему желанию прийти в храм. Когда они в это время бегают по территории и пришел батюшка, они могут заглянуть в храм. Если ребята не подметают, не моют, если им не дали какое-то задание на эти полчаса, чтобы пораньше отпустить домой. Есть ребята, которые в воскресенье приходят на позднюю службу в Никольский храм. У меня тоже мальчик учился в кадетском корпусе. Есть очень хорошие дети, очень способные. Каждый год бывают медалисты. Ваня Маленчук у нас чемпион мира по кикбоксингу. Такой у него бойцовский характер. Он на тренировках сломал пальцы, и все равно его не сняли с соревнований. Он продолжал борьбу и победил. И сейчас он с серебряной медалью заканчивает кадетский корпус. У нас очень хорошие учителя. Преподаватели владеют такими педагогическими приемами, что кадет, и не очень-то понимая, все равно может научиться решать те задачи, которые ему положено. При кадетском корпусе существует организация “Сыны Отечества”, работающая по выходным. Этих ребят мы называем “воскресниками”. В субботу они приходят к часу после школы, у них проходят дополнительные занятия. А в воскресенье обычный спортивный день или экскурсия. Поступить в кадетский корпус сложно. Конкурс очень большой. В прошлом году было 120 заявлений, взяли 20 мальчиков. Некоторым родителям кажется, что тут детей к порядку приучат. Им нравятся парады, как кадеты маршируют. Но все недостатки, которые ребенок вынес из семьи, здесь только расцветут. Потому что нет рядом родителей и ребенок должен сам выкарабкиваться. Сильных, смелых это закаляет. Слабых – может сломать. Дедовщины у нас нет. Многие ребята приходят с разными недостатками, но офицеры-воспитатели умеют пресекать негативные моменты. Многие выпускники поступают в военные учебные заведения. Не обязательно московские. Уезжают в другие города. Например, в военное училище в Рязань, в Жуковскую военную академию, поступают и в Академию ФСБ. У нас воспитывается патриотизм. В начале каждого урока дети стоя слушают гимн кадетского корпуса, сдают рапорт. Дежурный дает команду “Встать! Смирно!”. Инструкция специальная в журнал вклеена: “Товарищ учитель, классное отделение такое-то для урока информатики построено. Отсутствуют такие-то”. Учитель здоровается с ребятами. Они кричат: “Здравия желаю, товарищ преподаватель”. И я говорю дежурному: “Садитесь” – а он дает команду своему подразделению. Мы начинаем урок. В конце, наоборот, дежурный говорит: “Встать. Урок окончен”. Это мальчишек очень дисциплинирует. |
| Текст Ценз. 89-3 – окончательный вариант переработанной редакции, законченный во второй половине января 1889 г. – после приезда в Петербург 19 января и до премьеры спектакля 31 января. В цензурном экземпляре этот текст представлен предшествующей основой (Ценз. 89-2) с новым финалом пьесы: явления 10–11 (в первоначальной нумерации 9-11) заменены текстом на листах автографа, вклеенного в цензурный экземпляр (второй слой правки). По приезде в Петербург Чехов посетил 21 января 1889 г. В. Н. Давыдова, исполнителя роли Иванова в Александринском театре, который, помня эту роль по ранней редакции пьесы (1887 г.), был крайне озадачен переделкой и о своих недоумениях писал Чехову: «После Вашего ухода я еще несколько раз прочитал роль Иванова в новой редакции и положительно не понимаю его теперь. Тот Иванов был человек добрый, стремящийся к полезной деятельности, преследующий хорошие цели, симпатичный, но слабохарактерный, рано ослабевший, заеденный неудачами жизни и средой, его окружающей, больной, но сохраняющий еще образ человека, которого слово „подлец“ могло убить. – Иванов в новой редакции полусумасшедший, во многом отталкивающий человек, такой же пустомеля, как Боркин, только прикрывающийся личиной страданий, упреками судьбе и людям, которые будто его не понимали и не понимают, черствый эгоист и кажется действительно человеком себе на уме и неловким дельцом, который в минуту неудавшейся спекуляции застреливается. По крайней мере на меня он производит теперь такое впечатление. Как друг, как человек, уважающий Ваш талант и желающий Вам от души всех благ, наконец, как актер, прослуживший искусству 21 год, я усердно прошу Вас оставить мне Иванова, каким он сделан у Вас в первой переделке, иначе я его не понимаю и боюсь, что провалю…» (22 января 1889 г. – ГБЛ). Чехов оставил роль Иванова без изменений, однако до премьеры внес в пьесу еще одно исправление: произвел композиционную перестановку в финальных сценах, передвинув монолог Иванова несколько вперед. Ранее (в тексте Ценз. 89-1) Иванов произносил свой «свирепый», по выражению Чехова, монолог в самом конце акта, непосредственно перед выстрелом, при полном сборе гостей. Затем (в тексте Ценз. 89–2) монолог был переделан. Прежняя драматическая напряженность речи и резкие самообличения Иванова были сняты, и преобладающей в монологе оказалась исповедально-повествовательная интонация, которая, однако, явно не соответствовала стремительному нарастанию действия в финале. |
| Но, пожалуй, самым интересным предметом был раскрытый альбом газетных вырезок, красовавшийся среди разбросанных по столу театральных либретто в двенадцатую долю листа. В этот альбом были вклеены всевозможные критические отзывы об игре мисс Сневелличчи, извлеченные из различных провинциальных газет, а также дифирамбы в ее честь, начинавшиеся так: Пой, бог любви, и почему, ответь, Талантливая Сневелличчи снизошла на землю? Чтоб нас пленять, играть, а также петь? Пой, бог любви, и торопись, тебе я жадно внемлю!» Помимо этого излияния, здесь было множество лестных намеков, также извлеченных из газет, например: «Из объявления, помещенного на другой странице сегодняшнего номера нашей газеты, мы узнаем, что бенефис очаровательной и высокоталантливой мисс Сневелличчи назначен на среду и по этому случаю ею составлена программа, которая может зажечь восторгом даже сердце мизантропа. Пребывая в уверенности, что наши сограждане не утратили той высокой способности ценипь как дела общеполезные, так и личные достоинства, каковою способностью они издавна одарены столь изумительно, мы предсказываем этой очаровательной актрисе восторженный прием». «Ответы подписчикам. Дж. С. введен в заблуждение, если он полагает, что высокоодаренная и прекрасная мисс Сневелличчи, каждый вечер пленяющая все сердца в нашем изящном и уютном маленьком театре, не является той самой леди, которой недавно сделал честные предложения чрезвычайно богатый молодой джентльмен, проживающий в ста милях от славного города Йорка. У нас есть основания предполагать, что мисс Сневелличчи является той леди, которая играла роль в этой таинственной и романической истории и чье поведение при таких обстоятельствах делает честь ее уму и сердцу не меньше, чем театральные триумфы ее сверкающему гению». Альбом мисс Сневелличчи был заполнен богатой коллекцией таких заметок, как приведенные выше, и пространными программами бенефисов, кончавшимися призывом, напечатанным крупным шрифтом: «Приходите заблаговременно». Николас прочел множество этих вырезок и был поглощен подробным и меланхолическим отчетом о ходе событий, которые привели к тому, что мисс Сневелличчи вывихнула себе лодыжку, поскользнувшись на апельсинной корке, брошенной на сцену в Винчестере каким-то чудовищем в образе человека (так сообщала газета), когда сама молодая леди в шляпке, напоминавшей ящик для угля, и в полном выходном костюме впорхнула в комнату, принося тысячу извинений, что заставила его ждать так долго после назначенного часа. |
| Далее следует тетрадь из 4-х листов, первый из которых пронумерован римской цифрой I, остальные 1–3. На л. I – несколько записей. Одна из них выполнена полууставом конца XVII в. с элементами скорописи: «Книга виршами писана о всяких разных делах». Ниже – помета «Videtur seculi 17», сделанная библиографом, профессором Московской греческой типографской школы Афанасием Скиадой, проводившим по поручению Синода опись славянских рукописей Синодальной библиотеки (завершена в январе 1725 г.) 25 . Под записью А. Скиады – зачеркнутый «709», ниже которого проставлен «439» (по описи 1754 г.). Под номером «439» – двустрочная запись карандашом, подтерта и не читается. На верхнем поле л. 1 – овально-ромбовидная чернильная печать XIX в. «Синодальная (Патриаршая) библиотека». Такая же печать – на л. 547 под записью Сильвестра Медведева о предсмертных стихах Симеона, ниже которой – круглая печать «Отделение рукоп. ГИМ». На л. 548 – палеографические пометы историка-археографа, хранителя рукописей Синодальной библиотеки Н.П. Попова 26 , отметившего листы с приклейками (115, 255, 277, 307), чистые (276, 303–304, 308), «лист складной» (278), листы «малого размера» (248–255); его запись удостоверяет: «Автограф Симеона Полоцкого ; на листе 444-м рука С. Медведева». Внизу – карандашная помета палеографа М.В. Щепкиной 27 : «Л. 444–444 об – рука Сильвестра Медведева. МВЩ». Нумерация листов и тетрадей. Всего в рукописи 69 тетрадей в 4° (включая начальную тетрадь с текстом «Предисловия» и последнюю, без текста) и одна в 8° (вставлена в середину 31-й тетради, между л. 247 и 256 и занимает соответственно л. 248–255), а также несколько отдельных защитных листов, прикрепленных к переплету. Тетради в рукописи состоят из 8 листов за следующими исключениями: в начальной и последней тетрадях, а также в 38-й и 60-й – по 4 листа; 34-я, составленная из разноформатных листов, включает 5 листов; в 54-й – 16 листов; в 58-й и 59-й – по 9 листов (по одному листу вклеено). Листы блока имеют неровные края, возможно, потому, что были разрезаны кустарным способом. Блоки тетрадей 17–23 и 25–29 (кстати, имеющих общую филигрань, см. ниже, в параграфе Бумага рукописи) несколько короче. |
| Таким образом, анализ филиграней на бумаге в рукописи А показывает, что водяные знаки относятся, по преимуществу, к середине и второй половине 1670-х гг., и только один знак датируется 1664 г. (разновидн. Диан.. Кост. 439; на вклеенном л. 278 и в тетради 6). Больше половины объема рукописи (39 из 68 тетрадей с текстом стихов) составляет бумага с филигранями: I) голова шута, на воротнике 7 зубцов, контрамарка « PL » (вариант Диан., Кост. 455а – 1673–1676) – в 19 тетрадях; и 2) двуглавый орел под короной (идент. Диан., Кост. 1027 – 1670) – в 20 тетрадях; идентичный знак встречается также на бумаге в других рукописях Симеона Полоцкого : «Венце веры» (1670), списке В (1678) и «Рифмологионе» (1680). Кроме того, еще четыре филиграни автографа тождественны вариантам водяных знаков на бумаге списка В и «Рифмологиона»: 1) герб Амстердама с литерами « PB » (идент. Диан., Кост. 157 – 1678); 2) голова шута (вариант Диан., Кост. 478 – 1680); 3) герб Амстердама, корона с наметом (идент. Диан., Кост. 158 – 1678–1680); 4) герб Амстердама с овальным щитом и контрамаркой « ΙΜ » (идент. Диан., Кост. 129 – 1678–1680). Почерк и чернила. Основной почерк рукописи – скоропись Симеона Полоцкого , для которого характерно латинизированное написание N прописного; в тексте стихотворения «Лихва» встречается элемент польской графики (буква : «...сестре и слова о том не сказаа» (330); в стихотворении «Святый» слово Агиос, дважды встречающееся в тексте, написано через греческую гамму: Αγиос (319 об.). Кроме того, в автографе заметно участие С. Медведева как редактора. Его правку отличает от скорописи Симеона прямой, аккуратный, не без изящества почерк, так называемый «круглящийся полуустав», местами переходящий в скоропись. Более тонкое, чем у Симеона, перо позволяло ему достичь каллиграфического сочетания тонких линий с нажимами. Текст Симеона написан в основном коричневыми чернилами разных оттенков ют темных до более светлых); С. Медведев писал по преимуществу черными чернилами. Киноварь использована минимально, причем в качестве не декоративного элемента, а цветного корректорского знака (см. ниже). |
| Вызов к вечеру считался плохим признаком. Говорили, что начальником «особого отдела» назначили нового майора. «Особый отдел» в лагере «особого режима» был страшен заключенным. Вызовы в «особый отдел» всегда сопровождались неприятностями: снимали допросы по какому-либо дополнительному делу, заставляли стать «сексотом» – секретным сотрудником и за отказ били нещадно. Били и при допросах, единственно когда не били – это при зачитывании постановления об увеличении срока заключения. Заключенные боялись «особого отдела», работало в нем человек двадцать пять сотрудников – в основном проштрафившиеся где-то на службе в органах и переведенные служить в отдаленные лагеря для известного рода «исправления». Было много из них сильно пьющих. Допросы вести умели, били с умением, – «признаешься во всем». Отца Арсения «принимал» лейтенант лет двадцати семи. Началось, как всегда, с шаблонных вопросов: имя, отчество, фамилия, статья, по которой осужден, крики: «все знаем», «давай рассказывай», угрозы, после чего предъявлялась главная цель вызова: «Давай показания о своей агитации в лагере». Ответив на стандартные вопросы, о. Арсений замолчал и стал молиться. Лейтенант гнусно матерился, бил кулаком по столу, грозил, а потом, встав, сказал: «Сейчас через майора пропустим, заговоришь», – и, выругавшись, вышел. Минут через десять вернулся и повел к майору – начальнику «особого отдела». Отец Арсений, зная лагерные порядки, понял, что дело его плохо. «Оставьте нас», – приказал майор, взял дело и протокол допроса. Лейтенант вышел. Майор встал, плотно закрыл дверь кабинета, вернулся, сел в кресло и стал читать дело о. Арсения. Отец Арсений стоял и молился: «Господи, помилуй мя грешного». Майор посмотрел дело и вдруг неожиданно, простым, доброжелательным тоном сказал: «Садитесь, Петр Андреевич! Это я приказал вас вызвать». Отец Арсений сел, повторяя про себя: «Господи! Помилуй мя грешного! Уповаю на Тебя!» И при этом подумал: «Сейчас начнется» Майор помолчал, полистал еще раз дело, посмотрел на о. Арсения и на вклеенную в дело фотографию, отстегнул пуговицу верхнего кармана кителя и достал сложенный листок бумаги: «Возьмите, записка Вам от Веры Даниловны, жива и здорова. Прочтите». |
| (О суде Киприана над епископом Евфимием мы имеем два повествования: одно читается в Никоновской летописи, – IV, 195 fin. sqq, другое в отдельном виде, – найдено на вклеенном листе в одну рукопись синодальной библиотеки и напечатано Карамзиным в 232 примечании к V т. и в Описании синодальных рукописей, отд. III, ч. 1, стр. 312 между листами 277 и 278). Оба повествования, по-видимому, современные: часть их речей дословно сходна; суд над епископом, в одном повествовании излагаемый несколько короче, в другом несколько пространнее, в обоих представляется совершенно одинаково: но они разногласят между собой относительно хронологической и внешне-фактической стороны дела. Повествование, читаемое в отдельном виде, которому, как признаваемому за более авторитетное, мы последовали в этом отношении в нашей передаче дела, говорит, что Киприан отправился в Тверь в 1390 году «с Петрова дни». Что на соборе, бывшем на четвёртый день по приезду, он осудил Евфимия. И что 24 Июля он поставил на его место Арсения. Повествование, читаемое в Никоновской летописи, говорит о двух поездках Киприана в Тверь:- первой «с великого дня» 1391 года, когда он низложил Евфимия, но не поставил Арсения, и второй в том же году, когда он поставил Арсения 15 Августа. О первой поездке повествование говорит почти теми же словами, что повествование, читаемое отдельно, о единственной, и называет тех же спутников митрополита, что последнее. Спутниками митрополита во вторую поездку оно называет всех предшествующих, но к ним прибавляет ещё двух епископов (Даниила звенигородского и Иеремию рязанского). Как объяснять и как примирять разногласие двух повествований, остаётся для нас недоумённым. Читаемое в отдельном виде сказание говорит о суде над епископом: «И бысть на четвёртый день (по приезде Киприана в Тверь) събрашася старци и архимандриты и игумены и попове и дьякони и весь священни(че)ский чин ко князю к великому; он же созва свои бояре и съвокупи обои в едино место и посла к митрополиту; они же начаша жаловатися о мятежи церковнем на Еуфимия епископа божиа Тфери града (нужно читать: епископа Тфери, божиа града), митрополит же совокупи събор и нача судити, и не обретеся у Еуфимия правда в устех его, якоже рече Давид: муж крив не преполовит дний своих; архимандриты и игумены и попове и бояре истягаша его во многих судех, митрополит же суди (его) по правилом святых отец събором и извергоша его». |
| Роль критика и судьи – себя самого и окружающих – целиком отдана в пьесе Платонову; но и в его речах ослаблены ноты резонерства и неумеренного самобичевания (д. II, к. 1, явл. 11 и 18; к. 2, явл. 9). Особенно значительна в этом плане правка явл. 9 третьего действия и 6 явл. четвертого действия: столкновение Платонова с Войницевым. В первоначальном (зачеркнутом синим карандашом) тексте – мелодраматическая сцена: Войницев, после патетических монологов, поднимает кинжал, чтобы убить спящего Платонова; тот вскакивает, кричит «Назад!!» и потом сам произносит монолог, исполненный отчаяния и сострадания к Войницеву. Потом, встретившись с Войницевым в их доме, Платонов уговаривает его «не пачкать своих рук преступлением», отказаться от мести и обещает сам убить себя: «Самоубийца человечнее убийцы! Хочешь моей смерти? Хочешь, чтоб я перестал жить?» – «Хочу», – отвечает Войницев. На отдельном листке, вклеенном в рукопись, находится другая, сильно отличающаяся от первой, редакция явл. 9 третьего действия. Войницев, плача, кротко упрекает Платонова: «Ты меня убил… Ты это знаешь? Благодарю… Мне что? Бог с тобой… Пусть. Значит так тому и быть…»; потом, рыдая, просит отдать ему Софью («Спаси, голубчик!.. Ведь она моя! Моя!»). Платонов просит его уйти: «Я застрелюсь… Клянусь честью!» В ответ Войницев машет рукой и произносит: «Не надо… Бог с вами!» В итоге с особенным драматизмом звучит заключающий сцену монолог Платонова, проклинающего себя. В следующем слое авторской правки (черным карандашом) продолжалось прежде всего сокращение текста. Оно началось со списка действующих лиц: исчезли дочери Щербука: Верочка 40 лет и Лизочка 25 лет. Соответственно в тексте были сняты все места, связанные с ними. Сняты разговор Анны Петровны и Саши о маленьком Коле, сыне Платонова; большой диалог Войницева с Сашей о женитьбе (д. I, явл. 5); разговор Трилецкого с той же Сашей о том, как она потолстела (д. I, явл. 7). Зачеркнуты воспоминание Трилецкого о дедушке и о его письме про «факультеты», ненужные «для нежного сословия» (д. |
|
|
