| — Кушай, джаным, кушай, моя горная ласточка, — говорил он, приглаживая жесткой и худой рукой мои черные кудри. И я не заставляла себя долго просить и наедалась до отвалу этих легких и вкусных, словно таявших во рту лакомств. Потом, покончив с ними и все еще не сходя с колен деда, я прислушивалась внимательным и жадным ухом к тому, что он говорит с моим отцом. А говорил он много и долго… Говорил все об одном и том же: о том, как упрекает и стыдит его при каждой встрече старик-мулла за то, что он отдал свою дочь «урусу», что допустил ее отречься от веры Аллаха и спокойно пережил ее поступок. Отец, слушая деда, крутил только свой длинный черный ус да хмурил свои тонкие брови. — Слушай, кунак Магомет, — вырвалось у него в одну из таких бесед, — тебе нечего беспокоиться за твою дочь: она счастлива, ей хорошо здесь, наша вера стала ей родной и близкой. Да и поправить сделанного нельзя… Не беспокой же ты даром мою княгиню. Видит Бог, она не переставала быть тебе покорной дочерью. Передай это своему мулле, и пусть он поменьше заботится о нас, да поусерднее молится Аллаху. Боже мой, как вспыхнуло от этих слов лицо деда!.. Он вскочил с тахты… Глаза его метали молнии… Он поднял загоревшийся взор на отца — взор, в котором сказалась вся полудикая натура кавказского горца, и заговорил быстро и грозно, мешая русские, татарские и грузинские слова: — Кунак Георгий… ты урус, ты христианин и не поймешь ни нашей веры, ни нашего Аллаха и его пророка… Ты взял жену из нашего аула, не спросясь желания ее отца… Аллах наказывает детей за непокорность родителям… Марием знала это и все же пренебрегла верою отцов и стала твоею женою… Мулла прав, не давая ей своего благословения… Аллах вещает его устами, и люди должны внимать воле Аллаха… Он говорил еще долго, долго, не подозревая, что каждое его слово прочно западает в юную головку прижавшейся в уголок тахты маленькой девочки. А моя бедная деда слушала сурового старика, дрожа всем телом и бросая на моего отца умоляющие взоры. Он не вынес этого немого укора, крепко обнял ее и, передернув плечами, вышел из дому. Через несколько минут я видела, как он скакал по тропинке в горы. Я смотрела на удаляющуюся фигуру отца, на стройный силуэт коня и всадника, и вдруг точно что-то толкнуло меня к Хаджи-Магомету. |
| О, с каким наслаждением подхватил бы он в субботнем фельетоне мою фразу о розгах. «Вот, смотрите, читатели и милые читательницы! — восклицал бы он четыре субботы сряду, — сами признаются, что им надобно розог. Я по крайней мере написал „Выжигина“ , а они…» и т. д., и т. д. Но я надеюсь, что Новый Поэт, наследовавший популярность Фаддея Венедиктовича четырнадцатилетним служением искусству , не пропишет мне розог. И вот с тех пор, с того самого видения (я называю мое ощущение на Неве видением) со мной стали случаться всё такие странные вещи. Прежде в юношеской фантазии моей я любил воображать себя иногда то Периклом, то Марием, то христианином из времен Нерона , то рыцарем на турнире, то Эдуардом Глянденингом из романа «Монастырь» Вальтер Скотта, и проч., и проч. И чего я не перемечтал в моем юношестве, чего не пережил всем сердцем, всей душою моей в золотых и воспаленных грезах, точно от опиума. Не было минут в моей жизни полнее, святее и чище. Я до того замечтался, что проглядел всю мою молодость, и когда судьба вдруг толкнула меня в чиновники, я… я… служил примерно, но только что кончу, бывало, служебные часы, бегу к себе на чердак, надеваю свой дырявый халат, развертываю Шиллера и мечтаю, и упиваюсь, и страдаю такими болями, которые слаще всех наслаждений в мире, и люблю, и люблю… и в Швейцарию хочу бежать , и в Италию, и воображаю перед собой Елисавету, Луизу, Амалию. А настоящую Амалию я тоже проглядел; она жила со мной, под боком, тут же за ширмами. Мы жили тогда все в углах и питались ячменным кофеем. За ширмами жил некий муж, по прозвищу Млекопитаев; он целую жизнь искал себе места и целую жизнь голодал с чахоточной женою, с худыми сапогами и с голодными пятерыми детьми. Амалия была старшая, звали ее, впрочем, не Амалией, а Надей, ну да пусть она так и останется для меня навеки Амалией. И сколько мы романов перечитали вместе. Я ей давал книги Вальтер Скотта и Шиллера; я записывался в библиотеке у Смирдина, но сапогов себе не покупал , а замазывал дырочки чернилами; мы прочли с ней вместе историю Клары Мовбрай и… расчувствовались так, что я теперь еще не могу вспомнить тех вечеров без нервного сотрясения. |
| И я не заставляла себя долго просить и наедалась до отвалу этих легких и вкусных, словно таявших во рту лакомств. Потом, покончив с ними и все еще не сходя с колен деда, я прислушивалась внимательным и жадным ухом к тому, что он говорит с моим отцом. А говорил он много и долго… Говорил все об одном и том же: о том, как упрекает и стыдит его при каждой встрече старик-мулла за то, что он отдал свою дочь «урусу», что допустил ее отречься от веры Аллаха и спокойно пережил ее поступок. Отец, слушая деда, крутил только свой длинный черный ус да хмурил свои тонкие брови. — Слушай, кунак Магомет, — вырвалось у него в одну из таких бесед, — тебе нечего беспокоиться за твою дочь: она счастлива, ей хорошо здесь, наша вера стала ей родной и близкой. Да и поправить сделанного нельзя… Не беспокой же ты даром мою княгиню. Видит Бог, она не переставала быть тебе покорной дочерью. Передай это своему мулле, и пусть он поменьше заботится о нас, да поусерднее молится Аллаху. Боже мой, как вспыхнуло от этих слов лицо деда!.. Он вскочил с тахты… Глаза его метали молнии… Он поднял загоревшийся взор на отца — взор, в котором сказалась вся полудикая натура кавказского горца, и заговорил быстро и грозно, мешая русские, татарские и грузинские слова: — Кунак Георгий… ты урус, ты христианин и не поймешь ни нашей веры, ни нашего Аллаха и его пророка… Ты взял жену из нашего аула, не спросясь желания ее отца… Аллах наказывает детей за непокорность родителям… Марием знала это и все же пренебрегла верою отцов и стала твоею женою… Мулла прав, не давая ей своего благословения… Аллах вещает его устами, и люди должны внимать воле Аллаха… Он говорил еще долго, долго, не подозревая, что каждое его слово прочно западает в юную головку прижавшейся в уголок тахты маленькой девочки. А моя бедная деда слушала сурового старика, дрожа всем телом и бросая на моего отца умоляющие взоры. Он не вынес этого немого укора, крепко обнял ее и, передернув плечами, вышел из дому. Через несколько минут я видела, как он скакал по тропинке в горы. Я смотрела на удаляющуюся фигуру отца, на стройный силуэт коня и всадника, и вдруг точно что-то толкнуло меня к Хаджи-Магомету. |
| — О госпожа, — с гордостью произнесла татарка, — ты не знаешь Израила! Он смотрит на все глазами Бэллы, слышит ее ушами, говорит ее языком… За это джигиты не любят бека и дразнят его, что он слуга у своей жены… Правда, Израил мягок и кроток сердцем, как горная голубка, и любит меня больше всего… Законы отцов ему тягостны, госпожа, и он уйдет из аула с легким сердцем, потому что не дело жить оленю между шакалами. — И ты не пожалеешь твоих родных гор, Бэлла? Твоего отца? — спросила я ее с участием. — О госпожа, не говори так… Бэлла родилась горянкой и умрет ею… Бэлла много прольет слез, пока не привыкнет к долинам Грузии… Но Бог христиан поможет Бэлле… Она сказала это убежденно, с твердой верой в свою новую святыню, потом она приложила палец к губам и зашептала, со страхом оглядываясь по сторонам: — Слушай, госпожа… пройдет еще ночь… еще ночь и еще ночь… Израил встанет с ложа… потому что Христос поможет ему… Тогда придет снова мулла и увезет его в дом свой… и даст ему новую жену, свою внучку Эйше! А бедняжка Бэлла будет плакать, горько плакать в отцовской сакле… Но не будет так! — грозно вскричала она, и глаза ее заметали молнии. — Не будет, потому что Бэлла и Израил и ты, госпожа, мы убежим все вместе из аула… — Как, Бэлла, а больной? — указала я глазами на спавшего Израила. — Будет ли твой князь в состоянии сесть на коня? — О госпожа, мы соберем все силы, чтобы помочь ему… — произнесла она голосом, полным надежды, — только бы отец не узнал… Он не простит своей Бэллы, как долго не прощал Марием. — Успокойся, Бэлла, никто ничего не узнает… Только достаточно ли твердо решила ты покинуть навеки старого отца и родной аул? — спросила я серьезно. — Слушай, госпожа! — произнесла она торжественно и строго. — Аллах сказал: муж да будет повелителем и господином жены своей. Мой господин — Израил, и я должна жить для него одного, с тех пор как Аллах отдал меня ему в жены… Отец любит меня и будет скучать обо мне, но ему станет гораздо легче, когда он увидит Бэллу счастливой на чужой стороне, нежели одинокой и печальной в родном ауле. |
| Толкование на Апокалипсис (полный перевод всех глав) Скачать epub pdf Введение Общие сведения о жизни и трудах Викторина Петавского Сведения о жизни святителя Викторина 1 очень скудны. Одним из основных источников является упоминание о нем в труде «О знаменитых мужах» блаженного Иеронима . В 74 главе этого труда он пишет: «Викторин, Петавионский епископ, знал латинский язык не так хорошо, как греческий. Поэтому его творения, важные по мыслям, кажутся более слабыми по словесному выражению. Они следующие: толкования на книги: Бытия, Исход, Левит, Исаии, Иезекииля, Аввакума, Екклесиаст, Песнь Песней и Апокалипсис Иоанна, книга против всех ересей и многие другие. Наконец, он увенчался мученическою кончиною» 2 . Викторин был епископом города Петавия (ныне Птуй, Словения) в Верхней Паннонии. Годы жизни святителя Викторина доподлинно неизвестны. Обычно считается, что святой принял мученическую смерть во время гонений императора Диоклетиана, в 303 или 304 г. по Р. Х 3 . Н. А. Хандога указывает, что эта датировка основана лишь на мнении Узуарда Сен-Викентского, составителя римского мартиролога, который, в свою очередь, базировался лишь на общем упоминании блаженного Иеронима о мученической кончине святителя и не имел никаких более точных оснований утверждать, что он пострадал именно в гонение Диоклетиана. Существует мнение, что Викторин мог пострадать в предшествующее гонение при императоре Нумериане (283–284) 4 . Судя по количеству трудов, перечисляемых блаженным Иеронимом, святитель Викторин принял мученический венец уже в преклонном возрасте. Это обстоятельство, по-видимому, дает основание Н. А. Хандоге сделать вывод о том, что рождение святителя можно относить приблизительно к 230 году 5 . Слова блаженного Иеронима о том, что святитель Викторин знал греческий лучше, чем латынь, привели к возникновению предположения, что Викторин был греком и прибыл в Петовию с Востока 6 . Впрочем, к этому предположению нужно относиться весьма осторожно: так, Квастен отмечает, что сам по себе факт лучшего знания греческого языка совсем не обязательно свидетельствует о греческом происхождении святителя Викторина, поскольку хорошо известно царившее в тогдашней Паннонии смешение народов и языков 7 . |
| Однако позже, видимо, из любопытства Викторин внимательно изучил Библию и сочинения знаменитых христиан, которые оказались созвучными его философским стремлениям 1817 . В них он обнаружил несомненную близость между платонизмом и христианством 1818 . Викторин долго откладывал свое вступление в Церковь , ссылаясь на то, что в душе он уже христианин 1819 . Августин передает, как под воздействием чтения Библии, христианских сочинений и дружбы с пресвитером Симплицианом, членом уже известного нам «Миланского неоплатонического кружка» и будущим епископом Миланским, в душе Викторина постепенно происходила перемена 1820 , в результате чего он в 355 1821 или 356 году 1822 , уже будучи в преклонном возрасте 1823 , принял крещение и вступил в Церковь 1824 . После крещения какое-то время он продолжал преподавать риторику, но все свободное время посвящал изучению христианской теологии. Последующие годы (357–362 гг.) Викторин посвятил написанию нескольких трактатов, в которых попытался поставить античные философские методы и концепции на службу христианской теологии 1825 . Поводом к их написанию послужили продолжавшиеся тогда арианские споры. Для опровержения арианского учения Викторин в форме переписки с неким Кандидом в 357–358 гг. написал первый цикл своих теологических сочинений – так называемый Opus ad Candidum, состоявший из четырех частей, которые впоследствии стали рассматриваться как отдельные книги 1826 . Среди них были книга Кандида Арианина, приверженца доктрины «аномеев» 1827 (который скорее всего является вымышленным персонажем) 1828 , к Марию Викторину «О Божественном рождении» (Liber de generatione Divina), а также ответное послание Викторина к Кандиду «О рождении Божественного Слова» (Liber de generatione Divini Verbi) и второе послание Кандида к Викторину. В качестве ответа на это второе послание Викторин в 359–362 гг. написал свой главный теологический трактат Adversus Arium («Против Ария»), состоящий из четырех книг (первая книга стала последней частью Opus ad Candidum). В них Викторин защищал Никейское учение о «единосущии» Отца и Сына, но делал это столь необычным способом, что Иероним, прочитавший их впоследствии, писал: |
| 36 In divinis ordo virtus est. Как отмечает П. Адо (см.: [Hadot. 1960b. P. 1065]), в данном случае термин virtus имеет у Викторина совершенно особое значение, приближающееся к понятию особого действия (actus proprius) или движения (motus proprius), свойственного каждому Лицу Троицы и отражающего Его характерную особенность и «порядковое место» в Троице (ср. quodam motus ordine, Adv. Ar. IV 8.24; ср. Adv. Ar. III 3.3: prius ad vim). Например, Божественное Бытие (Отец) как первичное, внутреннее и покоящееся движение (primus motus, intus motus, cessans motus) занимает первое место в Троице, Жизнь (Сын) как движение, направленное от бытия, – второе место, а Мышление (Св. Дух) как возвращающееся назад к бытию – третье. См.: Adv. Ar. IV 8.933 и др. 37 Re prius, non tempore. В другом месте Викторин говорит, что «деятель (actor) предшествует деятельности (actio) в силу самой природы» (vi naturali prior, Adv. Ar. IV 5.2021; ср. также: Adv. Ar. III 3.24). Это представление о различии онтологического (природного) и временного предшествования восходит к Аристотелю; см.: Aristot. Phys. VIII 7, 260 b 1619. 38 Hoc esse … substantiam. О том, что Бог не просто существует, но существует как сущность (или, скорее, как сверхсущность – supra substantiam), см.: Adv. Ar. II 1.2335; II 3.617. В данном случае и бытие, и сущность Викторин соотносит с Богом Отцом (см. выше, примеч. 27). 39 Gignit motum substantia. То есть Отец как Сущность рождает Сына как Движение, которое, как Викторин поясняет ниже, есть не просто свойство сущности (акциденция), но является самой сущностью. 41 Filius ergo eadem substantia. Или, если eadem substantia понять как аблатив: «Сын [произошел] от/благодаря той же самой сущности» (П. Адо). Выражение (de/ex) eadem substantia часто используется Викторином в качестве синонима термина «единосущный» (μοοσιος, consubstantialis); см.: Adv. Ar. I 8.36; II 10.2229; II 12.2628; III 2.1011; IV 10.31–33 и др. 42 Intus in patre Deum. Ср. Ин. 1:12, 18 . Под «греками» (Graeci) здесь следует понимать не столько греческих философов или богословов, сколько лингвистический принцип или же греческий текст Евангелия от Иоанна, см.: [Hadot. 1960b. P. 1066]. В другом месте Викторин поясняет, каким образом Логос одновременно пребывает внутри Отца и находится вне Его: «Это Сын, Который от Отца, Который у Бога, Который есть сущий в недре Отчем ( Ин. 1:18 ), то есть внутри, и Который вовне. В самом деле, как Действие Он вовне, а как Бытие Он внутри и в Отце, поскольку в Боге Он есть Бог, а в Действии Он есть Сын, и присутствует повсюду, и есть вместе и Бытие, и Действие, и таким образом суть Отец и Сын, Бог и Слово (λγος)» (De gen. 23. 510; ср. Adv. Ar. I 3. 324). О Логосе как Божественном Действии и Движении см. также: Adv. Ar. I 13. 1419; I 44. 1320; III 3. 12 и др. |
| Дух преисполнил Св. Деву Марию в тот день, когда Бог сотворил свет (=1-й день) 1105 ; 2) Христос обратился в плоть в тот день, когда Он создал сушу и моря (=3-ий день); 3) Он обратился в молоко 1106 в тот день, когда сотворил светила (=4-ый день); 4) Он обратился в кровь в тот день, когда земля и вода произвели живые существа (=5-ый день); 5) Он обратился в плоть и родился в тот день, когда сотворил человека (=6-ой день); 6) Он пострадал в тот день, когда пал Адам (=7-ой день); наконец, 7) Он воскрес в тот день, когда сотворил свет (т. е. в 1-й=8-ой день, 313А) 1107 . Так Бог воссоздал Ветхого Адама в семидневный срок (Adam illum per septimanam reformaverit) и оказал помощь всему Своему творению в целом. Число семь означает также и различные возрасты Христа, которые Он проходил в Своей человеческой жизни: рождество, младенчество, детство, отрочество, юность, зрелый возраст и смерть (313А) 1108 . Здесь свт. Викторин опирается на античное представление о семи возрастах человека. Впоследствии Августин перенесет это представление о семи возрастах на семь мировых эпох. Кроме того, свт. Викторин отмечает не только параллель между Адамом и Христом, но и между Евой и Марией: архангел Гавриил благовествовал Св. Деве Марии в тот день, когда «дракон», т. е. диавол, соблазнил Еву (313А). Наконец, свт. Викторин говорит и о восьмом дне как дне грядущего Суда; этот день выходит за пределы седмицы времен, т. е. наступит после тысячелетнего царства Христова (308А). 3. Эсхатология Эсхатологическое учение свт. Викторина представляет собой хилиазм, близкий к учению свт. Иринея и Коммодиана. Как мы уже отметили, в De fabrica mundi свт. Викторин рассматривает седьмой день творения как прообраз «истинной субботы», седьмой тысячи лет, в которой Христос будет царствовать со своими избранными (см. выше). В Commentarium in Apocalypsin (в первой редакции) свт. Викторин истолковывает книгу Откровения также в хилиастическом смысле. Последним временам и пришествию антихриста будет непосредственно предшествовать приход пророка Илии для проповеди (Comm. |
| в) В чем же оригинальность самого Викторина? Викторин, как увидим, пошел дальше Порфирия, который, введя в Единое некоторую качественность, толковал вместе с тем эти качества (в полном соответствии с апофатической идеей) таким образом, что Единое теряло у него почти всякую связь с миром. Так, например, если бытием обладает Единое, то, по Порфирию, мир находится в небытии. Связь между бытием и небытием может установиться только в одном случае, если человек сумеет отделить и очистить свой дух от вещного мира и затем слиться в экстатическом порыве с Единым, то есть с истинным бытием, прорвав тем самым завесу небытия. Такая беспредельная и абсолютная разобщенность Бога и мира, как бытие и небытие, была, конечно, неприемлема для христианина Викторина, так как хотя христианский Бог и трансцендентен миру, тем не менее он не отделен от него. Каким же путем пошел Викторин, чтобы, с одной стороны, опять, как в субординационном неоплатонизме, сблизить порфириевского осложненного качествами Бога с миром, а с другой стороны, избегнуть при этом как разобщенности Бога и мира, так и крайностей субординационизма? Викторин в полном соответствии с христианским учением усилил в божестве момент активности и движения, усилил для того, чтобы впоследствии семантически оправдать внутреннюю форму именования Бога Отцом. Истинная субстанция, говорит Викторин, это движение, и не просто движение, но перводвижение (Adversus Arium I 30, 20 – 26). Бог–Отец есть, следовательно, по Викторину, причина и принцип всех вещей, и он присутствует во всем существующем (IV 22, 10 – 22). Так Викторин решил для себя обе задачи: он, во–первых, сблизил неоплатоническое Единое с Богом–Отцом, благодаря порфириевскому усложнению абсолютной простоты Единого, и, во–вторых, опротестовал порфириевскую разобщенность бога и мира, благодаря усилению в боге активнодвижущего, созидающего момента. г) Что же касается проблемы соотношения трех лиц в Троице, то в этом вопросе Викторин демонстрирует не столь ухищренную логику, которую мы наблюдали у восточных авторов. Бог–Сын стандартно приравнивается Викторином к Логосу, а само наличие в Боге Логоса выводится Викторином все из той же идеи Порфирия, усложняющей и дифференцирующей божественную простоту Единого. Раз Бог обладает бытием, говорит Викторин, то, как все, бытием обладающее, Бог не может не обладать и своим Логосом. Но Логос Бога – особен, он латентный и самонаправленный Логос. Взятый сам по себе, Логос выражает качество бытийности Бога. Познание и жизнь есть оборотная сторона бытия (IV 20 ff). |
| Помимо этого, для проведения различия между Отцом и Сыном Викторин, подобно св. Амвросию и Каппадокийцам, различает в Боге два принципа (duo λ γοι): один принцип, благодаря которому каждая вещь существует (per quem umumquidque sit), т.е. сущность (subsmanmia), u другой, благодаря которому она существует определенным образом (per quem quomodo sit), т.е. образ существования. Перенося эти принципы на Божественное бытие, Викторин соотносит сущность с Отцом, а образ ее существования – с Сыном 2098 . Если Отец как чистое Бытие лишен всякого образа, формы, качества и определения 2099 , то Сын есть Его Образ или Форма (imago, forma); как таковой, Сын обладает всем тем, что имеет Отец 2100 . Сын – это «проявленная Форма Отца» (forma in manifesto, forma apparens), которая в Отце находится в скрытом виде (in occulto) 2101 . Исходя из определения Викторином ипостаси как «оформленного бытия» (esse formatum) 2102 , которое он заимствует из неоплатоницма, можно сказать, что Отец есть ипостась постольку, поскольку Он есть чистое бытие вместе с непроявленной формой (которая есть Сын «в недре Отчем»), а Сын есть ипостась постольку, поскольку Он есть проявленная форма бытия, полученного от Отца. Отец есть единая сущность, которая, гипостазируясь как Отец, дает Сыну также возможность гипостазироваться, то есть быть не просто формой, но Формой, особым образом обладающей всем содержанием бытия Отца. Таким образом, в Отце есть полное тождество между сущностью и ипостасью, Сын же есть Форма, которая полагает саму себя как Форму, в некотором роде обретающую независимость от сущности 2103 . В целом, Викторин приводит следующую сравнительную таблицу определений Отца и Сына: Отец Сила и Премудрость Мышление Жизнь и Мышление Сияние Очертание Форма и Образ Сущность Сущность Движение Потенция Молчание Что касается характера рождения Сына, то Викторин в соответствии с требованиями неоплатонической метафизики считает акт Божественного рождения бестелесным, умопостигаемым, бесстрастным, вечным и самопроизвольным. В самом деле, рождение Сына как Формы от Отца как чистого Бытия Викторин объясняет так же, как Плотин – происхождение Ума от Единого, т. е. умопостигаемо, неделимо и независимо от пространственных и временных условий. Как мы уже отметили, Викторин полагает, что в Боге есть два вида мышления: внутреннее (intus intellegentia, interna intellegentia), совпадающее с самой сущностью Бога, и внешнее (foris intellegentia) 2105 , имеющее самостоятельное бытие; первое есть Отец, а второе – Сын. В самом деле, когда Отец мыслит Себя, Он мыслит Себя посредством Формы (per formam se intelligit); но эта Форма, т. е. Сын, сама также мыслит и в конечном итоге становится «мышлением, мыслящем само себя» (ipsa intellegentia intellegit quod sit intellegentia, intellegendo se intellegentia) 2106 . |
|
|
