| Когда же оно обратилось на себя само и отличило себя как мыслящий субъект от Единого как объекта мышления, оно стало в подлинном смысле Умом (γνω ν συναισθσει ατο κα νος δη ν), мыслящим простое Единое как множество идей, составляющих теперь его собственное содержание 20 . Отметим, что тот же самый процесс, но с меньшим совершенством, повторяется и при рождении мировой Души. В самом деле, согласно Плотину, «Ум становится для Души таким же образом светом в ней, как и Благо для Ума; и когда Ум придает Душе определенность (ρσ τν ψυχν), то делает ее разумной (λογικν), наделяя ее образом того, что имеет сам. Ведь и сам Ум есть образ Блага. Поскольку же Ум есть форма и существует в протяжении и во множестве, Благо лишено формы и вида, и именно таким образом оно наделяет формой. Если же Благо само было бы формой, то Ум был бы скорее Логосом [т.е. Душой]» 21 . Процесс формирования мировой Души Плотин также сравнивает с актом зрительного восприятия, в результате которого Душа получает свою форму и определенность: «Самой Душе надлежит быть как бы зрением (σπερ ψιν). А объектом созерцания (ρατν) для нее служит Ум. Наделенная от природы способностью мыслить (νοεν), Душа лишена определенности до акта созерцания (ριστον πρν δεν). Таким образом, по отношению к Уму Душа является материей (λην ον πρς νον)» 22 . Кроме того, следует также упомянуть, что в своем учении о происхождении Ума и мировой Души Плотин предвосхищает такие важные элементы позднего неоплатонизма, как «умопостигаемая триада» (νοητ τρις) 23 : бытие – жизнь – мышление 24 и трехэтапный процесс порождения низшей сущности от вышестоящего начала: пребывание – исхождение – возвращение (μον – προδος – πιστροφ) 25 . Многие из рассмотренных нами умственных построений Плотина, равно как и сам метод экстраполяции акта зрительного восприятия на метафизические процессы, были использованы христианскими мыслителями эпохи патристики, в частности – Марием Викторином и Аврелием Августином , которые их творчески переработали и поставили на службу христианскому тринитарному богословию.Начнем с Мария Викторина. Этот христианский платоник был хорошо знаком с текстами Плотина, а также некоторых других неоплатоников. От них он воспринял упомянутое выше учение об «умопостигаемой триаде», что позволило Викторину сформулировать чисто философское учение о Троице, где ее Лица рассматриваются как элементы «умопостигаемой триады»: |
| Между Землей и Солнцем звучит гармония кварты. Между Солнцем и зодиаком – квинта. И между землей и небом – полная октава. А поскольку Земля, находясь в центре космоса, делит полный шар космоса на две половины, верхнюю и нижнюю, то и весь космос звучит не как 6, а как 12 тонов, то есть как две полные октавы. Вся эта картина есть точное воспроизведение пифагорейско–платонической традиции музыкально–числового космоса; так что Фавоний и в данном отношении не представляет собой ничего нового. Что же касается неоплатонизма, то у Фавония можно находить только весьма скромные намеки вроде учения о монаде, диаде и всей декаде. §2. Марий Викторин 1. Сочинения Из тех римских неоплатоников, которых мы рассматриваем как фон и основу для таких крупных деятелей, как Халкидий, Макробий, Марциан Капелла и Боэций, наибольшее значение имеет Марий Викторин, бывший неоплатоническим наставителем Августина и, следовательно, живший тоже в IV веке. Он перевел на латинский язык трактаты Аристотеля " Об истолковании " и " Категории " , а также знаменитое " Введение " Порфирия (с комментариями). Приняв в пожилом возрасте христианство, Марий Викторин успел написать несколько трактатов теологического характера, что не помешало ему быть известным представителем грамматики и риторики. Ему принадлежит трактат " Об определениях " , а также комментарий к цицероновским трактатам " Топика " (утерян) и " О нахождении " . Что же касается теологических сочинений, то Марий Викторин писал против ариан и против манихеев и комментарии к посланиям ап. Павла. Поскольку в данном месте нашей работы мы интересуемся Марием Викторином (как и Августином) для характеристики перехода от античной философии к средневековой, мы не должны входить в систематический анализ христианской теологии Викторина, а должны только указать на пункты сходства его воззрений с античной философией и на отличительные черты именно викториновского подхода к тринитарной проблеме. 2. Тринитарная проблема а) Соотношение тринитарного догмата с неоплатоническими категориями уже рассматривалось нами (выше, часть первая, глава VI), но каждый новый автор, – и это особенно относится к Викторину, – вносит свои оригинальные нюансы в историю превращения неоплатонической триады в три лица христианской троицы. Чем же интересен с точки зрения переходного периода Марий Викторин? Вспомним основную проблему для восточных христианизирующих авторов. Там прежде всего оказывалась важной проблема устранения из христианской Троицы принципа субординации, главенствующего в неоплатонической триаде. Викторина же интересует другое: он стремится прежде всего обосновать саму возможность понимания неоплатонического единого как личного Бога, а с этих позиций характер отношений между тремя лицами (субординация или, например, координация) оказывается уже вторичным и не столь принципиальным вопросом. |
| Подведем итоги. Как мы выяснили, акт зрительного восприятия является важным инструментом описания происхождения Ума от Единого в метафизической системе Плотина. Это означает, что формирование мирового Ума достигается в процессе умственного созерцания первого принципа, Единого, происходящего по аналогии со зрительным восприятием, имеющим две стадии – потенциальную и актуальную, в результате чего Ум достигает совершенства своего бытия, получая самостоятельное существование в качестве ипостаси Единого и представляя собой единство мыслимого и мыслящего. Это плотиновское учение было по-разному переосмыслено двумя латинскими христианскими платониками – Марием Викторином и Аврелием Августином , и использовано ими для того, чтобы объяснить, каким образом Сын и Святой Дух происходят от Бога Отца. У Викторина Сын рождается от Отца как чистого Бытия (esse) в качестве Его первичного движения, или Жизни (vita), что соответствует акту умственного созерцания, еще не воспринявшего свой объект (т.е. Бытие); в то время как Святой Дух представляет собой возвращение этого созерцания обратно к Отцу в виде Божественного Мышления (intelligentia), или Самосознания (cognoscentia). При этом Викторин рассматривает этот процесс сквозь призму акта зрительного восприятия, в котором он выделяет три составляющих: зрительную способность (visio), акт зрительного восприятия (videre), и осознание душой этого восприятия (discernere). Августин же использует зрительный акт в своем тринитарном богословии по-другому, конструируя свои троицы «внешнего» и «внутреннего зрения», в которых первый элемент – объект зрения (res visa) или нематериальный образ предмета в памяти (imago corporis in memoria, аналог Бога Отца) – соединяется со вторым элементом – зрением (visio) или взором души (acies animi), т.е. внутренним зрением (interna visio), получающим от него свою форму (аналог Сына), – посредством устремления воли (intentio voluntatis), связывающей их воедино и становящейся их взаимной любовью (аналог Св. Духа). При этом, если зависимость мысли Мария Викторина от мысли Плотина и других неоплатоников вполне очевидна, то зависимость от них Августина требует дальнейших уточнений. Источники и литература |
| 12 (16)). Бог совершает все «неизреченной силой Своего могущества». Для объяснения тайны Божественной Троичности К., вслед за Марием Викторином и блж. Августином, использует антропологическую аналогию: «Душа есть сущность бестелесная и разумная (substantia incorporea rationalis), которой присущ ум и ее жизнь (intellectus et vita eius). Итак, что в душе есть сущность (substantia), это же, если позволено сказать, в Троице понимается как Лицо Отца; и что в душе есть сила и знание (virtus et scientia), это же в Троице понимается как Сын, Который есть Сила Божия и Божия Премудрость; наконец, что в душе есть животворящая способность (vivificandi proprietas), это же в Троице понимается как Дух Святой, чрез Которого во многих местах совершается дело оживотворения» (Exp. ps. 50. 13). Еще одна августиновская психологическая тринитарная аналогия встречается в трактате К. «О душе»: память, созерцание и суждение (De anima. 5 (7)). У К., как и у блж. Августина, Св. Дух единосущен Отцу и Сыну не только по «правилу единства и равенства» (regula unitatis atque aequalitatis), но и потому, что Он - Дух Обоих и Их взаимная Любовь (Exp. ps. 55. 9; К. дает ссылки: Aug. De Trinit. XV 17; Idem. In Ep. 1 Ioan. 7), и поэтому Он «происходит от Отца и Сына» (a Patre et Filio procedit - Cassiod. Exp. ps. Praef. 17; 50. 13; 61. 1; и др.). Христологическое учение К. находится в тесной зависимости от определения Вселенского IV Собора 451 г., о чем сам К. пишет в толковании на 58-й псалом: «Когда Господь Христос говорит [о Себе], мы должны различать то, что одно [Он говорит] от смиренной плоти, а другое - по превосходству Своего Божества, представляя себе не двух Сынов, как бредит нечестие Нестория, но [одного] Господа Христа, пребывающего в двух соединившихся и совершенных природах, как свидетельствует авторитет Халкидонского Собора ученейших отцов» (Exp. ps. 58. In finem). И далее К. приводит полный текст ороса Собора, называя его «святой верой, неискаженной истиной, достолюбезной проповедью, которую как поистине соборно (convenienter) вдохновленную Святым Духом исповедует вселенская Церковь по всему миру» (Ibidem). |
| Во внутреннем человеке (imago Trinitatis) быть (esse) мыслить (sapere, intelligere) жить (vivere) знать (scire) быть (esse) знать (nosse) быть (esse) знать (nosse) любящий (amans) то, что любимо (quod amatur) ум (mens) знание (notitia) память (memoria) мышление (intelligentia) талант (ingenium) учение (doctrina) талант (ingenium) добродетель (virtus) природа (natura) обучение (disciplina) память о Боге (memoria Dei) познание Бога (intelligentia Dei) 2.7. Выводы Подведем краткие итоги нашего исследования тринитарной доктрины Аврелия Августина . Прежде всего, вслед за Марием Викторином Августин в своем осмыслении христианского учения о Божественной Троичности, к которому он также подходит с чисто рационалистических позиций, максимально использовал различные философские ресурсы, такие как неоплатоническая метафизика и психология, аристотелевская логика и теория познания, наконец, латинская риторикофилософская традиция. Для ранней формы тринитарной доктрины Августина, испытавшей на себе сильное влияние неоплатонической метафизики с ее миром умопостигаемых сущностей и категорий, вниманием к внутреннему миру души и познанию бестелесных идей, были характерны две разновидности. Во-первых, это «философская анагогия», предполагающая постепенное восхождение души из чувственного мира в мир умопостигаемый, происходящее благодаря просвещающему воздействию всеобщего Разума (аналог Св. Духа), ведущего душу к познанию добродетелей, наук и самой бестелесной Истины и Премудрости (аналог Сына), а через Нее – к соединению с Высшим Началом и Высочайшей Мерой (аналог Отца). Во-вторых, это «тринитарная онтология», подразумевающая, что в каждой вещи сотворенного мира можно наблюдать три базовых характеристики или параметра (единство – форма – порядок, бытие – форма – порядок, мера – форма – порядок, мера – число – порядок, мера – число – вес и т. п.), которые предполагают, что их Первопричина также должна быть тройственной (causa trina), а значит, посредством обнаружения в мире подобной тринитарной онтологической структуры человеческий разум может прийти к познанию ее тройственной Первопричины – самой Божественной Троицы (Отец – причина бытия, Сын – причина формы и красоты, Дух – причина порядка и т. |
| И один по природе во святой Троице Бог – Отец, Сын и Дух Святой (unus natura in sancta Trinitate Deus Pater, et Filius, et Spiritus sanctus)» 2804 . Согласно Геннадию, все Лица Троицы единосущны друг другу в Божестве (coessentialis coessentialis in divinitate) 2805 , так что в Троице нет ничего тварного, неравного, первичного или вторичного, чуждого, вставного, телесного или видимого; в Ней нет никакого различия в характере или воле; нет никакого смешения, но «все совершенное, поскольку все из одного и одно из всего» (totum perfectum, quia totum ex uno, et unum ex toto) 2806 . Последнее выражение очень напоминает нам неоплатонические принципы «импликации и превалирования», примененные к тринитарному догмату Марием Викторином и Августином, так что в представлении Геннадия, так же как и его латинских предшественников, Лица Троицы не только едины и равны во всем, но и взаимообусловлены в своем бытии. 1.3. Клавдиан Мамерт, Арнобий Младший, Лев Великий и Кесарий Арльский. Символ Quicunque Августиновскую «тринитарную онтологию» и «психологическую теорию» Троицы мы обнаруживаем и у другого христианского мыслителя из южной Галлии и образованнейшего человека своего времени 2807 Клавдиана Мамерта (ок. 420–474 гг.), который в 470 г. написал трактат De statu animae («О статусе души»), направленный против учения Фавста Регийского о телесности души. В своем трактате Клавдиан, в частности, рассматривая устройство тела и души, опирается на такие августиновские триады, как мера – число – вес и память – мышление – воля, непосредственно связывая их с познанием Божественной Троицы 2808 . Тем самым Клавдиан, подобно Фульгенцию, соединяет вместе «тринитарную онтологию» Августина с его «психологической теорией» Троицы. Действительно, во второй книге своего трактата Клавдиана мы находим следующее рассуждение. Если Бог все сотворил с помощью меры, числа и веса (mensura, numero et pondere, ср. Прем.11:21 ), пользуясь ими как образцами (quasi exemplar), значит, сами мера, число и вес не были сотворены (non creata sunt). Они суть несотворенные первичные формы, которые Платон называл идеями (principales formae, quas Plato ideas nominat): «Эти три все вместе равновечны, всегда неделимы, повсюду и везде целостны и суть единый Бог» (quae tria simul aequiterna, semper individua, ubique et ubicunque tota, unus Deus sunt) 2809 . И согласно этим трем Божественным формам, которые суть сам Бог, мы исчисляем, взвешиваем и измеряем все тела, поскольку нет ничего телесного, что не было бы причастно мере, числу и весу 2810 . |
| Наконец, поскольку в тринитарной доктрине Августина преимущественное значение имеет понятие сущности (substantia vel essentia), в которой, согласно принципу «Божественной простоты», исчезают все различия, его доктрина также может быть названа «эссенциализмом», который радикально противоположен греческому «персонализму», где преимущественное значение имеет понятие «ипостаси» как конкретной индивидуальности, обладающей самостоятельным существованием и принадлежащей к общей Божественной природе, но не сводимой к ней. Интересную сравнительную иллюстрацию тринитарных парадигм Августина и Каппадокийцев приводит Кэтрин ЛаКунья 2759 : Августин: Каппадокийцы: Отец Сын ∇ Св. Дух Бог Отец ↓ Сын ↓ Св. Дух В первой схеме внутреннее сплошное поле треугольника представляет Божественную субстанцию, а три его угла или грани – Лица Троицы в учении Августина, в то время как во второй «эманатической» схеме Каппадокийцев Ипостаси Сына и Духа происходят из Ипостаси Отца как единого Источника Божества, получая оттуда полноту Божественной сущности и ипостасного существования. В связи с этим Августин, наряду с Марием Викторином , может рассматриваться как основоположник так называемой «латинской тринитарной парадигмы», в которой элемент единства преобладает над троичностью, поскольку во главу угла здесь ставится понятие абсолютно простой, единой и неделимой Божественной сущности, внутри которой едва различаются три Лица как три ее функции, активности или способа ее соотношения с самой собой, тождественные как друг другу, так и самой Божественной сущности 2760 . Благодаря громадному авторитету Августина эта «латинская тринитарная парадигма» на Западе очень скоро стала доминирующей моделью рефлексии над тринитарным догматом 2761 , полностью вытеснив собой элементы «греческой тринитарной парадигмы», привнесенные на западную почву усилиями св. Илария, св. Амвросия и некоторых других западных «никейцев» 2762 . Так ли это, мы увидим, обратившись к дальнейшему развитию тринитарной доктрины в латинской патристике V-VIII вв. |
| Но справедливо ли, законно ли принимать ложь, выдуманную языческими мудрецами? Наши учители суть св. апостолы Господни и св. Церковь Господня, которые сами собою ничего не выдумывали и не выдумывают, по предавали и предают верно всему миру только то учение, какое приняли от Господа Иисуса Христа, так что хотя бы и ангел с небеси благовестил нам что-либо, различное от благовествованного вселенскою Церковию , наученною от св. апостолов, то мы не должны уже верить ему ( Гал. 1:8 ). Правда, учение о сотворении душ прежде тел не было неизвестно и в Церкви христианской. Высказываемое, развиваемое и защищаемое Марием Викторином 134 , Синезием 135 , манихеями 136 , прискиллианами 137 и другими, оно удерживаемо было Оригеном и его сообщниками и единомысленниками Дидимом и Евагрием 138 ; но Церковь Христова не только никогда не принимала сего учения, но и торжественно осудила его, как неправомысленное, на пятом вселенском соборе, где св. отцы определили: «Если кто говорит или думает что души человеческие предсуществуют: то есть, будто они прежде были разумными и святыми силами, но, пресытившись божественным созерцанием и обратившись на хуждшее, охладели чрез то в любви к Богу (отчего и названы по-гречески φυχα) и в наказание за то сосланы в тела: таковому анафема!». 139 Посему, учение несториан о творении душ прежде тел есть, во-вторых, учение неправославное, давно отвергнутое Церковию Христовою. IV. Мысль о том, что Адам не мог быть бессмертным, хотя бы и не согрешил, может родиться у кого-нибудь только вследствие беглого взгляда на настоящее положение вещей, когда смерть повсюду собирает дань с людей, не разбирал ни пола, ни возраста, ни состояния. Первоначально же, когда все созданное было добро зело ( Быт. 1:31 ), этого не могло быть. И свящ. Писание говорит нам не только то, что Бог смерти не сотвори ( Прем. 1:13 ), но и то, что Он созда человека в неистление ( Прем. 2:25 ), и что единем человеком грех в мир вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде ( Рим. 5:12 ). |
| Он замышлял перевести на латинский язык всего Платона и всего Аристотеля. Этому грандиозному проекту не суждено было сбыться, но он успел перевести «Категории» Аристотеля и его же труд «О толковании» (De interpretatione), снабдив последний двумя комментариями, которые признаются классическим трактатом по логике. Боэций написал также два комментария к «Введению» (Исагоге) Порфирия, переведенному ранее на латинский язык Марием Викторином . Он составил трактаты по арифметике (De Institutione arithmetica) и по музыке, которая в древности считалась математической дисциплиной (De Institutione musica). В его наследие входят также богословские трактаты: «Против Евтихия и Нестория», «Каким образом Троица есть единый Бог, а не три божества», «Могут ли “Отец”, “Сын” и “Святой Дух” сказываться о божестве субстанционально», принадлежность которых ему до открытия в конце XIX века отрывков из сочинений Кассиодора подвергалась сомнению. В своих теологических трактатах Боэций предлагает виртуозно выполненный дифференцирующий анализ содержания греческих терминов «усиа», «физис», «просопон», «ипостась» и их латинских эквивалентов substantia, essentia, subsistentia, natura, persona и, проделав изощренное терминологическое и логическое исследование, прилагает его результаты к тринитарной и христологической темам. При этом он, по словам Г. Г. Майорова, «приходит к выводу, что если говорить о Троице, то следует считать, что в ней одна сущность (усиа, эссенция), одна субсистенция (субъект сущности, усиос), но три субстанции и три лица (персоны, просопы). Он, правда, тут же оговаривает, что Церковь не позволяет говорить о Боге как о трех субстанциях, и... в дальнейшем следует... предписанию Церкви» 958 . В истории европейской мысли трактаты Боэция по богословию и философии явились своего рода мостом между патристикой и неоплатонизмом, с одной стороны, и средневековой схоластикой – с другой. Боэций был переводчиком, комментатором, эрудитом и компилятором, философом, математиком и богословом, но в историю мировой культуры он вошел более всего своей написанной в тюрьме перед казнью книгой «Утешение философией» (De consolatione philosophiae). |
| По прибытии в Милан Августин явился к миланскому епископу Амвросию. Амвросий был не только крупнейшим церковным деятелем того времени; огромно было его влияние на ход государственных дел вообще. Западная Церковь обязана своим торжеством в значительной степени ему: старания языческой партии уберечь язычество были сокрушены им [Амвросий обратился непосредственно к императору Валентиниану II, грозя ему отлучением от Церкви, если он согласится на просьбы язычников (ep. 17)]; из борьбы с арианами святитель Амвросий вышел победителем. На Августина он не обратил особенного внимания; близкого знакомства у них не завязалось, побеседовать с Амвросием так, как хотелось, Августину не довелось. Августин подробно рассказал в «Исповеди», какое значение имели для него проповеди Амвросия: его объяснения Ветхого Завета в «духовном смысле» уничтожали манихейскую критику библейских сказаний: под их «буквой», темной и часто смущающей, скрывался «дух», тайная мысль, выраженная категорически, возвышавшая душу и уносившая ее в иной мир. В какой-то мере святитель Амвросий помог Августину отойти и от пантеистического материализма манихеев. Почти все философы древнего мира были далеки от духовности миропонимания: божество мыслится ими как особый вид материи, наделенной жизненной силой и проникающей всю вселенную. Таков божественный «огонь» стоиков; таков тончайший эфир манихеев, в котором мир покоится, как губка в океане. Августин рассказал в «Исповеди», как трудно было ему дойти до постижения чисто духовной субстанции. Понять ее помогла ему философия неоплатоников, к которой тянулось образованное общество того времени, и языческое, и христианское. Августин был не одинок в своих исканиях. Сочинения Плотина, одного из самых трудных писателей древности, жадно читали, переписывали и обсуждали. О том, как велик был спрос на них на Западе, свидетельствует перевод многих плотиновых трактатов на латинский язык, сделанный Марием Викторином. Епископ Амвросий черпал из «Энеад» и слова, и мысли. Поклонником и знатоком Плотина был его духовник Симплициан, с которым часто беседовал Августин. В Милане существовал кружок «платоников»; одному из его членов, видному политическому деятелю и усердному читателю Плотина, Маллию Феодору, Августин посвятил свой трактат De beata vita. |
|
|
