| Ранние секвенции, возникшие в результате подстановки текста к юбиляционному распеву, получили также название «прозы» (они писались ритмизованной прозой). Расширение юбиляционного мелизма, особенно выделяющее мелодическое начало, получило название longissima melodia. Одной из причин, вызвавших подстановку текста к юбиляции, была трудность запоминания «длиннейшей мелодии» в условиях несовершенных способов нотации. С 12 в. секвенции обычно – стихотворные, силлабо–тонические. 1109 Согласно motu proprio папы Бенедикта XVI Summorum Pontificum от 7 июля 2007 года, вновь может использоваться Бревиарий, изданный по решению Тридентского собора и последний раз переизданный (с изменениями) папой Иоанном XXIII. Таким образом, ныне имеют место две формы канонических часов: ординарная форма, если богослужения совершаются по книгам, изданным по решению 2 Ватиканского собора, и экстраординарная – если те же богослужения совершаются по книгам, изданным по решению Тридентского собора. В Римской церкви, помимо мессы, установлены следующие молитвенные часы: (ночью) Утреня (лат. Matutinum или Matutinae; в византийском обряде – Orthros); (на рассвете) Лауды (лат. Laudes, букв, «хваления»); (приблизительно в 6 час. утра) Первый час (лат. Prima); (приблизительно в 9 час. утра) Третий час (лат. Tertia); (в полдень) Шестой час (лат. Sexta); (приблизительно в 3 час. дня) Девятый час (лат. Nona); (на закате солнца) Вечерня (лат. Vesperae); (перед сном) Комплеторий (лат. Completorium – служба, завершающая день; по–русски часто называется, как соответствующая ей православная служба, повечерием). «Литургия часов», установленная после 2 Ватиканского собора, состоит из следующих богослужений: Воззвание ( Invitatiorum) – краткая служба, самостоятельно не совершаемая, а предваряющая ту службу (Час чтений или Утреню), которая совершается раньше; Час чтений ( Officium lectionis) – основан на прежней «утрене» ( Matutinum), однако не имеет жесткой привязки ко времени и может совершаться в любое время в течение дня; Утреня ( Laudes matutinae – утренние хвалы; служба совмещает две прежних – собственно утреню и лауды), совершаемая утром; Дневной час, который в зависимости от времени совершения может соответствовать 3–му, 6–му, или 9–му часу, причем меняется гимн часа, а псалмы остаются прежними; для желающих прочитать в день более одного часа существует т.н. дополнительная псалмодия; Вечерня ( Vesperae), совершаемая вечером; Повечерие ( Completorium), совершаемое перед отходом ко сну. |
| Возвращаясь к поставленному вопросу о греческом обряде и славянском языке в богослужении, мы должны считаться с реальной действительностью, которая рисует взаимное отношение православия и католичества между славянами в следующих цифрах. Православных греческого обряда, усвоивших кирилло-мефодиевское православие, считается ныне более 111 миллионов, в этом числе на болгар падает более 5 милл., на сербов – около 5,12 милл., главная же масса, более 100 милл., находится в России. Приверженцев же католического обряда, из коих значительное большинство первоначально усвоило мефодиевский, греческий, обряд и с течением времени отпало от него вследствие пропаганды, всего между славянами около 37 милл. Между ними большинство, свыше 21 милл., поляки; чехи составляют свыше 7 милл., хорватов и сербов – около 3,12 милл. и, наконец, словаков (прежние мораване) немного более 2 миллионов, словинцев – около 1,12 милл. Вообще можно считать: православных – 70%, католиков – 23%, остальное число падает на протестантство и разные исповедания 161 . Мы не будем ссылаться на процентные отношения, которым нельзя подчинять вопросы совести и нравственного сознания и самоопределения. Но для нас не может не иметь значения сознательное отношение к урокам истории. Кирилло-мефодиевский вопрос, если относиться к нему исключительно с вероисповедной стороны, необходимо должен подчиняться при сравнительной оценке его религиозным склонностям того, кто принимает на себя задачу подобной оценки. Устранив же или на время освободившись от вероисповедного элемента, мы можем отнестись к нему как к просветительному и организационному принципу, входящему в устроение политической, религиозной и моральной жизни тех народов, у которых он утвердился. Никто не может отрицать слишком отмеченного историей и опытом явления, что те славянские племенные группы, которые оказались подчиненными греческому обряду и восприняли плоды кирилло-мефодиевской миссии, действительно формируют свое религиозное и нравственное мировоззрение иначе, чем те группы, которые исповедуют латинский обряд. |
| 154 . Καλλνικος Д е λ ι κ ν η ς II, 151–153; ’Εκκλησιαστικ Αλιθεα, 1895 (XV), 15, σ. 117–118; Mansi, XLII, 295–296, – Δ ι ορω τ α в издании Каллиника Деликани: 152 19 дважды напечатано «κα σεβσμιον» и 152 32 вместо «περ» следует читать παρ. 158 Καλλφρων. χχλησιαστικ πθερησις, Г», 1, 152–157. К. 1874; Mansi, XLII, 295–300. Ср. нашу статью в «Сообщениях И. Православного Палестинского Общества» 1905 (XVI), 166 и сл. 167 О патриархе Фотии см. нашу статью в «Церковном Вестнике» за 1911 г., 14–15, стл. 434–438, а также – А. А. Дмитриевского . Новоизбранный патриарх александрийский Фотий Пероглу («Труды И. Киевской Д. Академии», 1900, 5, стр. 113–159). 169 πληροφορθημεν το ες κοσοολον εδρισκομενου τν ν ’Αλεξνδρει αυπρων κτλ. Miklosich et Muller, Acta patriarchatus Constantinopolitani t. II, p. 273. Vindobonae 1862). –Κοσουλος –consul mercatorum in urbibns mantimis (Ducange, Glossarium graecitatis, I, 743. Lugduni 1688). 170 ως δι’ ποδοχς δν μλλον τοοτο κα τ δψηλοττ σουλτν το γεν- σθαι τινα απο τν ατοχθνων ’Αλεξνδρεις. Miklosich et Muller, II, 274. 172 Подробности о придворном обряде возведения (πρβλησις) византийским царем новоизбранного патриарха сообщаются в нашем исследовании «Избрание патриархов в Византии с половины IX до половины XV века», стр. 118 и сл. II. 1907. 173 Codiuus Curopalates, De officiis Constantinopolitanis, 105 3– 7 . Воппае 1839. – В комментарии на это сообщение Кодина неправильно обряд πρβλησις’α распространен на весь процесс патриарших выборов (Gretseri efc Goari commentarius in Codini cap. XX, p. 105 v. 4. Ibid, p. 375). 175 Сведения по вопросу (до половины XVII в.) приводятся в сочинении профессора И.И. Малышевского «Александрийский патриарх Мелетий Пигас и его участие в делах русской церкви» (Киев 1872). На основании представленных здесь данных проф. И. И. Малышевский высказывает следующее общее суждение: «Обычай избрания первосвятителя клиром и народом наследован Александрийскою церковью от глубокой древности, когда она особенно крепко стояла за этот обычай. |
| Только теперь его эстетика тяжелеет. Красота становится благолепием, дебелость – идеалом женской прелести. Христианство с искоренением мистических течений Заволжья превращается все более в религию священной материи: икон, мощей, святой воды, ладана, просвир и куличей. Диететика питания становится в центре религиозной жизни. Это ритуализм, но ритуализм страшно требовательный и морально эффективный. В своем обряде, как еврей в законе, москвич находит опору для жертвенного подвига. Об ряд служит для конденсации моральных и социальных энергий. В Московии моральная сила, как и эстетика, является в аспекте тяжести. Тяжесть сама по себе нейтральна – и эстетически, и этически. Тяжел Толстой, легок Пушкин. Киев был легок, тяжела Москва. Но в ней моральная тяжесть принимает черты антихристианские: беспощадности к падшим и раздавленным, жестокости к ослабевшим и провинившимся. «Москва слезам не верит». В XVII веке неверных жен зарывают в землю, фальшивомонетчикам залива ют горло свинцом. В ту пору и на Западе уголовное право достигло пределов бесчеловечности. Но там это было обусловлено антихристианским духом Возрождения; на Руси – бесчеловечием византийско-осифлянского идеала. Ясно, что в этом мире не могло быть места свободе. Послушание в школе Иосифа было высшей монашеской добродетелью. Отсюда его распространение через Домострой в жизньмирянского общества. Свобода для москвича – понятие отрицательное: синоним распущенности, «наказанности», безобразия. Ну а как же «воля», о которой мечтает и поет народ, на которую откликается каждое русское сердце? Слово «свобода» до сих пор кажется переводом французского liberte. Но никто не может оспаривать русскости «воли». Тем необходимее отдать себе отчет в различии воли и свободы для русского слуха. Воля есть, прежде всего, возможность жить, или пожить, по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют, и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степ ном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. |
| 1967, 103-104). 24. Обряд жертвоприношения пленных у славян отмечен и западными хронистами: Длугошем, Титмаром, Гельмольдом. Свидетельства о жертвоприношении на могиле умершего принадлежавших ему женщин носят массовый характер. В византийской литературе об этом применительно к славянам рассказывают Маврикий и Лев VI, в западной - Титмар и Бонифаций, в арабской - Ибн-Фадлан, Ал-Бекри и многие др. 25. Именно такой способ ритуального убийства у славян засвидетельствован Ибн-Русте, Исхаканом Ибн-ал-Хусаином, Ибн-Фадланом и др. (Заходер. 1967, 113). 26. Убийство славянами младенцев засвидетельствовано византийским автором VI в. Псевдо-Кесарием. О том же обряде у прибалтийских и западных славян сообщают Герборд (II, 18, 33), Эккерхард (а. 1125). 27. Обычай славян топить петуха в качестве жертвоприношения широко засвидетельствован в источниках (см.: Толстой, Толстая. 1981). Ср. сообщение Константина Багрянородного (Адм. 60, 73-78). В мифологии петух связан со смертью (Гаек. 1934, 56; 94-105; 151). Это подтверждается как археологами (Левицкий. 1963, 58), так и этнографами-у многих славянских народов и по сей день существует обряд принесения в жертву петуха, как правило черного (Дуйчев. 1976, 33-34). 28. Слово " эллин " означало для византийцев одно - язычник. Именно это подразумевает Лев, рассуждая об эллинской учености (IV, 9). Однако в данном контексте он употребляет слово дважды, и это не кажется тавтологией; во втором случае " эллинскими обрядами " , несомненно, названы обряды языческие, но в первом случае Лев, явно намекает на их древнегреческое происхождение. Тем самым слову " эллин " историк придает его исконное значение. Подобное новаторство Льва - объяснимое с точки зрения его архаизирующего стиля - не так уж и смело, если учесть сходные тенденции в языке Константина Багрянородного. См.: Лехнер. 1954, 43- 52. В древнерусских обличительных сочинениях тоже содержатся выпады против поклоняющихся " Матери бесовьстеи Афродите богине... и Артемиде проклятеи " , Дыю (Зевсу), Дионису и даже " триподе Дельфичьстеи " , т. |
| Упоминают об обряде жертвоприношения собаки и собственно византийские авторы, однако почти все они, в отличие от Плутарха, ограничиваются лишь неясными намеками, допускающими различные толкования. Два из этих свидетельств относятся к дохристианским обычаям болгар, причем, как и в других подобных случаях, остается не вполне ясным, является ли описываемый обычай тюркским или славянским. В частности, Феофилакт Болгарский упоминает о том, что язычники-болгары, происходящие «из земель Скифии», «служа скифскому безумию, поклонялись солнцу, луне и другим светилам, а некоторые приносили жертвы и собакам» (εσ δε, ο κα τος κυσ θυσας προσφερον) 23 . Некоторые исследователи, с которыми солидаризировался и И. Дуйчев, полагали, что дательный падеж здесь следует понимать в инструментальном значении (не «собакам», а «посредством собак»), однако, как указывал В. Грюмель, такое толкование выглядит насилием над грамматикой греческого текста, где собаки поставлены в ряд других предметов, заслуживающих поклонения с точки зрения язычников 24 . Таким образом, из данного сообщения мы узнаем лишь о том, что, по мнению Феофилакта, в языческой религии болгар собакам придавалось определенное сакральное значение. Впрочем, не исключен и другой вариант: образованный автор мог упомянуть собак лишь для того, чтобы вслед за Сократом (который, как известно, имел обыкновение клясться «собакой, египетским богом») довести до абсурда свойственное язычникам обожествление твари вместо творца. Другое известие, несколько более подробное, но не менее загадочное, принадлежит продолжателю Феофана: по словам этого автора, император Лев V, заключая мир с болгарским ханом Омуртагом, вместо принятых у христиан способов скрепления договора прибегнул к языческим обычаям. Пассаж, в котором описываются действия василевса, сложен для понимания и истолкования, поэтому приведем его сначала в греческом оригинале: «ο τις ψυχ βρβαρος θεοσεβεας πωκισμνη, κνας μν, κα ος τ νομα θνη θουσιν, χρτο μρτυσι τν πραττομνων κα πτεμνεν κα δι στματος γειν οκ εμυσττετο ες βεβαωσιν, ος κενοι μφορομενοι» 25 . |
| В самом деле, иногда погружение считали существенным для действительности Таинства, а некоторые крайние антилатинские полемисты оспаривали действительность западного обряда Крещения на том основании, что латиняне крестили обливанием. Погружение есть само знамение того, что означает Крещение. «Вода уничтожает одну жизнь, но открывает другую; она топит ветхого человека и выносит нового», — пишет Кавасила . «Топление» не может быть символизировано иначе, чем через погружение. Человека, освобожденного через Крещение от рабства сатаны, Дух наделяет способностью «быть деятельным в духовных энергиях», как это сформулировал Кавасила в другом месте . Мы уже видели, что византийское патристическое богословие признает связь между дарами Духа и человеческой свободой; искупление человечества подразумевает, что не только человеческая «природа», но и каждый человек, свободно и лично, отыщет для себя место в новом творении, «вновь повторит в себе» Христа. Дар Духа в Миропомазании — это главное сакраментальное знамение этого частного измерения спасения, которое, согласно литургической норме, неотъемлемо от Крещения. Поэтому «жизнь во Христе» и «жизнь в Духе» суть не две отдельные формы духовности: это — взаимодополняющие стороны той же дороги, ведущей к эсхатологическому «обожению». Обыкновенно объединяющееся с Крещением в одном обряде христианского посвящения, Миропомазание совершается отдельно лишь в случаях примирения с Церковью определенных категорий еретиков и схизматиков, перечисленных в Каноне 95 Трулльского собора. Значение Миропомазания, таким образом, подтверждает действительность «печати дара Святого Духа» (эту формулу произносит священник, совершая помазание) христианского Крещения, совершенного в необычных обстоятельствах — то есть за каноническими пределами Церкви. 3. Покаяние Сакраментальное покаяние — то есть примирение с Церковью после грехов, совершенных после принятия Крещения, — развивалось на Западе и Востоке параллельно. Вначале оно было публичным действом — покаяния требовали от грешников, которые были официально отлучены от церковного общения или же совершили деяния, заслуживавшие отлучения. |
| В обряде Крещения и в богословских комментариях византийского периода акцент делается на положительном значении Крещения как «нового рождения». «Благодетельный день Крещения, – продолжает Кавасила, – становится днем наименования для христиан, потому что тогда они образуются и обретают облик, а наша жизнь получает облик и определение» 470 . Опять же, по Кавасиле все обозначения Крещения в Писании и Предании указуют на одно и то же положительное значение: «рождение», и «новое рождение», «обновление» и «печать», как и «крещение» и «облачение» и «помазание», «дар», «просвещение», и «омовение» – все обозначают одно и то же: что обряд есть начало существования для тех, которые суть и живут в согласии с Богом» 471 . Если считать Крещение «новым рождением», то при этом подразумевается, что это еще и свободный дар от Бога и он, этот дар, никоим образом не зависит от человеческого выбора, согласия и даже сознания: «Точно так, как в случае рождения телесного, мы даже волею не участвуем во всех благословениях, происходящих из Крещения» 472 . На Востоке, следовательно, не бывало никогда серьезных сомнений или споров насчет правомерности Крещения младенцев. Такая правомерность опирается не на идею «греха», который может представить младенцев виновными в очах Божиих и нуждающимися в Крещении ради оправдания, но на том, что на всех этапах жизни, включая младенчество, человек нуждается в том, чтобы «родиться вновь», – то есть начать новую и вечную жизнь по Христе. Ведь и «сознательный взрослый» не в состоянии вполне постичь конечную эсхатологическую цель новой жизни. Точно так, как невозможно понять власть очей или милость цвета без света, или как нельзя спящим узнать о делах тех, которые бодрствуют, пока первые спят, таким же образом в этой жизни невозможно понять новых членов и их способности, которые направлены лишь к жизни грядущей. … Однако же мы – члены Христовы, и это есть плод Крещения. Блеск и красота членов зависят от Главы, ибо не станут члены прекрасными, пока они не прилепятся к Главе. От этих членов |
| Кто же был тот оглашаемый, которого вместе с братом позвала Перпетуя? Об этом мы узнаем из дальнейшего текста «Страдания». Здесь читаем: «В это же время, т. е. простившись с Перпетуей, Сатур, войдя в другой портик с начальником тюремной охраны Пудентом, сказал ему: „Разве я не говорил тебе раньше, что звери мне ничего не сделают? Веруй от всего сердца. Я умру только от леопарда». И действительно, в конце спектакля леопард, бросившись на него, одним ударом зубов ранил его так сильно, что кровь полилась большой струей, и народ кричал ему: „Вот крещающийся во второй раз! 680 Переверни здорового! Переверни здорового! Чтобы встал здоровым, который был вымыт на этом месте!» Сатур же, обратившись к Пуденту, сказал: „Прощай, мой друг! Помни о моей вере и подражай ей, пусть не смущает тебя моя смерть, но ободряет и укрепляет на страдания». Сняв со своего пальца перстень, он окунул его в своей крови и, подавая Пуденту, сказал: „Прими его как залог нашей дружбы, носи его из любви ко мне, и пусть кровь, которой он обагрен, напоминает тебе, что сегодня я пролил ее ради Иисуса Христа». Его отнесли в помещение, где лежали не умершие от своих ран» 681 . Церковно-историческая наука не знает второго документа, подобного «Страданию мучениц Перпетуи и Фелицитаты», весьма значительная часть которого была бы написана собственноручно узниками в ожидании ими «нового рождения» (так называли христиане день кончины мучеников). Содержание «Страдания» имеет большое значение для истории христианства, для понимания психологии мучеников, переносивших страшные страдания и мужественно умиравших. В сновидениях же, которые описали сами узники, мы видим небесную Евхаристию, доброго пастыря ( Ин. 10, 11.14 ), кормящего своих овец молоком, видим целование святых, что не сохранилось ни в описаниях, ни в изображениях. В этом отношении «Страдание» является ддя науки источником, на основании сведений которого можно получить хотя бы относительно верное представление об интересующем нас обряде раннехристианского богослужения. |
| 16 . Поэтому, стоит появиться кому–нибудь из молодых людей, как он попадает в руки имеющих на него притязание. А у них существует такой аттический закон, в котором серьезное смешано с шуткой: новоприбывшего гостеприимно принимает кто–либо из приехавших до него – друзей ли, родных, или соотечественников, или из тех, кто преуспел в софистике и доставляет доход учителям, за что те оказывают им особую честь. Ведь для учителей и то уже награда, если у них есть свои приверженцы. Затем новоприбывший терпит насмешки от всякого желающего: думаю, что этим они хотят сбить высокомерие с поступающих и с самого начала взять их в руки. В одних случаях насмехаются более дерзко, в других – более вежливо, – в зависимости от того, из деревни или из города новенький. Тому, кто не знает, такое обхождение кажется очень страшным и бесчеловечным, а тому, кто знает наперед, – весьма приятным и ласковым, ибо грозное представляется больше для вида, а на самом деле оно не такое. Потом новоприбывшего в торжественном сопровождении отводят через площадь в баню. Сопровождают его таким образом: став порядком попарно и на расстоянии друг от друга, идут впереди молодого человека, указывая ему дорогу к бане. А когда подойдут к ней близко, то поднимают громкие крики и начинают плясать как исступленные (крики означают, что им нельзя идти далее, но должно остановиться, ибо баня их не принимает). И в то же время, выломив двери и с шумом нагнав страх на новичка, дозволяют ему затем войти и таким образом предоставляют теперь свободу, встречая как человека одинакового с ними достоинства и своего сообщника. Это мгновенное освобождение от огорчений и прекращение их – самое приятное в их обряде посвящения. А я тогда своего Василия Великого не только сам принял с уважением, ибо провидел в нем твердость нрава и зрелость в понятиях, но убедил и других молодых людей, которым еще не довелось узнать Василия, обходиться с ним точно так же. Многие тотчас же стали уважать его, наслышав о нем заранее. Что же было следствием этого? Он едва ли не единственный из прибывших избежал общего закона и удостоен высшей чести не как вновь поступающий. |
|
|
