| указывают не на Византию, а на Россию. Легко понять, что удовлетворительное разрешение вопроса получится тогда, когда выяснено будет значение зевгаря. Но как эта сторона дела, так и необходимый к Практику комментарий и ближайшие выводы из его изучения составляют предмет особого исследования о писцовых книгах, имеющего появиться в Журнале Министерства Народного Просвещения. Издавая в настоящее время Хиландарский практик как древнейшую писцовую книгу, одинаково важную и для уразумения крестьянского землевладения в Византии и для выводов о строе древней славянской общины, мы питаем уверенность, что византийская одежда Практика не помешает занять ему место в ряду русских писцовых книг. Специалистам не безызвестно о существовании фотографических снимков с Афонских актов, приготовленных Севастьяновым и в настоящее время хранящихся частою в Московском Румянцовском Музее, честно в Императорской Публичной Библиотеке в Петербурге. Печальная судьба этих снимков недавно была рассказана профессором Киевского университета Т. Д. Флоринским (Афонские Акты. С.-Пб. 1880 г.), и нам нет нужды еще раз напоминать о ней. В описании Севастьяновских снимков г. Флоринского, обратил на себя наше внимание один акт (Афонские Акты, стр. 31 36) по своему началу, напоминающему писцовую книгу. Так как на почве изучения Византии мы пришли к некоторым указаниям на следы таких памятников в Византийской литературе и этот вопрос вообще весьма занимал нас, то мы сначала озаботились приобрести с этого акта копию, благодаря любезному содействию А. С. Павлова и А. В. Васильева, а потом, уверившись в важном его значении, нынешним летом имели случай лично ознакомиться с оригиналом и проверить нашу с него копию. Нет сомнения, что предлагаемое издание не вполне удовлетворит разнообразным запросам и строгим требованиям. Будем надеяться, что те ученые общества, которые положили такое прекрасное начало в исследовании вопросов об общине, какое заключается в «Сборнике материалов для изучения сельской поземельной общины» (издание Императорских Вольнаго Экономического и Русского Географического Обществ, С.-Пб. |
| Выражаем уверенность, что из страха перед законом табеллионы отныне будут соблюдать установленные нами правила и документы будут находиться под охраной». Не менее интересна и глава II новеллы, которая уже непосредственно посвящена самому документу. «К настоящему закону, – говорит император, – мы добавляем еще то, что табеллионы должны писать акт не на какой-нибудь другой чистой бумаге, а только на той, которая вначале содержит так называемый протокол, указывающий имя находящегося в этот момент при должности славнейшего комита священных наших щедрот и время изготовления бумаги, 500 каковые (т. е. имя и время) на такого рода документах пишутся на верхней части листа ( προγρφεται). Этот протокол не следует отрезать, но оставлять вставленным ( γκεμενον, insertum). Ведь нам известно немало подделок среди документов ( παραποισεις, falsitates), уличавшихся и ранее, и сейчас. Так что если появится какой-либо письменный акт, имеющий не по правилам записанный протокол, но какую-либо иного рода надпись ( λλην τιν γραφν) содержащий, то пусть не принимают его (к рассмотрению) как поддельный и непригодный для такого дела. Только на такой бумаге, о которой мы говорили, пусть пишут акты. Мы желаем, чтобы эти определенные нами правила, касающиеся качества листов бумаги и отрезания так называемых протоколов, были действительны только для этого благословенного города, 501 где, с одной стороны, заключается очень большое количество всевозможных сделок, а с другой – имеется значительный запас бумаги и можно законным образом использовать обстоятельства, а не давать повода кому-либо грешить подделыванием, ответственность за которое будут нести и сами табеллионы, если осмелятся совершить что-либо вопреки этому». Эти распоряжения органично дополняются изданной спустя несколько дней (31 августа 537 г.) новеллой 47, касающейся способа датировки актов. 502 Юстиниан предписывает (гл. 1) «тем лицам, которые ведут регистры (gesta) в судах или везде, где составляются акты ( πρξκις, acta), табеллионам и вообще пишущим документы по какой бы то ни было форме в этом великом городе и пи у других народов, быть во главе которых дал нам Бог , так редактировать начало документов: «В царствование такого-то божественнейшего августа и императора, в год такой-то», а затем указывать имя ипата (консула), в тот год находящегося при должности, на третьем месте – индикт (т. |
| Если же и противная сторона представит грамоты той же самой руки, тогда не будут отвергнуты; ибо то, чему истец доверяет и что он сам предъявил ранее, и на чем он основывает собственные права – это он, пожалуй, не отвергнет. А то, что предъявляется из публичных актов, и то, что, являясь собственноручно изготовленным, имеет публичное свидетельство – это, мы полагаем, может приниматься для сличения»; 564 уточняется (в соответствии с новеллой 73 Юстиниана), что при отсутствии свидетелей «собственноручные» акты ( τ ατχειρα) получают доверие от присяги, что при «бесписьменных» контрактах ( π τν γραφων συναλλαγμτων) доверие приобретается или посредством свидетелей, или посредством присяги, причем истец представляет свидетелей, а ответчик или присягает, или требует от истца присяги, в зависимости от того, как решит судья. 565 Наконец, вслед за новеллой 18 (ср.: Proch. 16.12; Eis. 28.13; Proch. auct. 17.9) определяются санкции отказывающемуся признать свою расписку, по-которой был сделан какой-либо платеж. 566 Как видим, все эти эксцерпты из древнего законодательства довольно-таки бессвязны, а будучи лишенными своего контекста, порою и невразумительны. Подбор их достаточно случаен (пожалуй, большей популярностью пользовалась 73-я новелла Юстиниана 567 ). В сущности после Юстиниана мы вообще не наблюдаем в Византии попыток серьезного и самостоятельного осмысления роли документа в оформлении юридических сделок и теоретической разработки проблем нотариата. Это, конечно, не означает, что в ней не существовало иных способов удовлетворения потребности в документальном оформлении сделок, кроме тех, которые были выработаны Юстинианом. Более того, все, что последним было в этом отношении предписано, – лишь сухая теория, «принципиальная схема», которая (как это явствует из актового материала) бесконечно варьируется в зависимости от местных условий. И здесь прежде всего следует отметить, что тот византийский нотариат, который демонстрируют нам византийские частноправовые акты, – это почти исключительно церковный нотариат, в значительной мере подменивший и вытеснивший (почти повсеместно) гражданский нотариат. |
| У христиан три основные Ипостаси субстанциально отличны от Космоса и раздельны с ним, составляя единую и личную духовно-индивидуальную субстанцию, своими энергиями творящую всякое инобытие. Византия в качестве первоисточника этой субстанции полагает ее саму в ее последней апофатической объективности и незатронутости никаким инобытием; отсюда – абсолютная равночестность и взаимотождество трех ипостасей, в которых является изначальная субстанция, личностно-умная (а не телесно-статуарная) энергийность ее инобытийных проявлений, локализация молитвы в верхней части сердца. Рим в качестве первоисточника этой субстанции полагает не ее апофатическую стихию, но срощенность ее с энергийными ее проявлениями, откуда – превращение самого первоистока в агностическую абстракцию, а энергийности – в позитивную вещественность, т.е. Filioque и прочие католические догматы, и далее – локализация молитвы в нижней части сердца, т.е. кровяное смятение по всему телу вместо реальной и уравновешенной молитвы. Наконец, протестанты только и берут в общехристианской субстанции внешнюю сторону, энергию, отрывая ее от самой субстанции и мысля в качестве этой субстанции реальное Я самого человека и доказывая, что божественность энергий привела бы к дроблению этой субстанции; отсюда – дуализм и абстрактное понимание Божества как отвлеченного понятия, т.е. превращение молитвы в науку о Боге (локализируется в мозгу), таинства – в технику, обряда – в простую аллегорию, всякой догматики – в абстрактно-метафизическую, зависящую от личного философского почина систему; все не-мыслительное (напр., чувство) тут второстепенно, несущественно и производно. Теперь мы понимаем, почему паламиты, давая последнее осознание византийского опыта, должны были: 1) признать энергию сущности Божией (Свет Фаворский, Славу Божию) самим Богом, хотя и не сущностью Его, и отрицать ее тварность и, кроме того, 2) сущность вместе с ее энергиями резко противопоставить всякому тварному бытию. К этому и сводятся те акты, которые я сейчас привожу. |
| Таковы например акты Нерея и Ахилла, акты св. Цецилии, рассказы о мученицах Софии, Вере, Надежде и Любови, о св. Ипполите и др. Результаты археологической критики из книг Де Росси Альяр перенес в свою историю и тем в значительной мере обогатил ее содержание. 3) Некоторые вопросы, вследствие открытий археологии, получают совершенно новую постановку и решение. Таков особенно вопрос о правах церкви по имуществу в III в. и вообще о юридических условиях, обеспечивавших церкви некоторые весьма важные права даже и в века гонений, иначе вопрос о значении для церкви римских обычаев и законов относительно так называемых коллегий или ассоциаций особенно погребальных. Этот весьма важный вопрос разрешен почти исключительно на основании археологических данных и решение его можно считать уже общепринятым в науке. 4) Некоторый мнения и взгляды, доселе вращавшиеся в науке, благодаря старым авторитетам, вследствие археологических открытий низведены ныне в ряд безосновательных предубеждений и объявлены ложными. Таков наприм., взгляд многих историков на отношение древних христиан к искусству вообще и в частности к искусству языческому, отношение будто бы крайне враждебное, бывшее причиной разрушения многих первоклассных произведений античного искусства. Ныне взгляд этот почти совершенно оставлен как предубеждение, как предвзятое мнение, не основанное на подлинных фактах. Таков же взгляд весьма многих западных ученых на византизм как на что-то темное, безжизненное и безобразное. Западные ученые, занимавшиеся Византией, до последнего времени относились к предмету своих исследований с непонятной односторонностью, с явно предвзятыми, весьма нелестными для византизма, мнениями. Ныне, благодаря более внимательному изучению византийских монументов, замечается довольно крутой поворот в мнениях, так что в новейших западных исследованиях относительно напр., византийского искусства не редкость встретить самые лестные отзывы. Таковы наприм., отзывы Байэ и Рольера. Можно бы перечислить немало и других менее важных пунктов, где Археология исправила и дополнила Церковную Историю, но это слишком затянуло бы речь. |
| Итак, на первом плане ставится передача содержания новелл Константина Порфирородного, Романов старшего и младшего, Никифора Фоки и Василия II «как можно полнее и ближе к подлинному их тексту». Вторая статья прежде всего знакомит с содержанием одного сборника по судебной практике, известного под названием Пира (П ερα), причём делается несколько беглых заметок о судебном устройстве в Византии. Строгие требования по отношению к изучению сообщаемого материала автор отстраняет от себя замечанием: «поставляя своей задачей собрать предварительно необходимый и весьма мало изученный материал для разъяснения подобного рода вопросов (то есть, о византийских податях и сборах), мы пока не останавливаемся на толкованиях и подробностях». Кроме пиры здесь же передаются соборные акты о харистикариях, далее шесть писем Феофилакта Болгарского , наконец отрывок из Евстафия Солунского «об исправлении монашеской жизни». В третьей статье рассматриваются грамоты и юридические акты, относящиеся к монастырскому землевладению. Материал заимствуется из издания Миклошича «Acta et diplomata graeca inedii aevi». И здесь снова автор заявляет: «мы задаёмся более подробным обозрением заключающагося в нём (то есть, в издании Миклошича) материала, чем систематическим изображением условий монастырского землевладения и крестьянских отношений. – Такая попытка обобщения кажется нам пока преждевременною и слишком смелою». Анализ монастырских актов переносит нас в очень интимную область малоизвестных институтов. Здесь встают перед читателем морта, зевгарий и модий, воидат, то есть, такие термины, которые прежде всего должны быть объяснены, чтобы сделать интересным содержание актов. Только в четвёртой статье, посвященной афонским актам, автор нашёл возможным отступить от принятой им системы передачи содержания памятников: «мы воспользуемся актами, – замечает он, – для разъяснения нескольких основных вопросов византийской податной системы». Благодаря этой счастливой перемене системы, наука получила несколько весьма важных приобретений. Так, не говоря о попытке объяснить термины зевгарь и модий, мы находим здесь в первый раз научно обставленные наблюдения по отношению к общности податной номенклатуры в греческих и славянских актах, а равно указания на сходства системы землеизмерения в древней России и в Византии. Податные термины, столько затруднявшие всех предшествовавших исследователей, нашли в труде Васильевского довольно полное объяснение, так что в настоящее время нельзя трактовать о тех же вопросах, не соображаясь с данными Васильевским объяснениями. В качестве дополнения к предыдущему исследованию приложено в конце толкование на счётное руководство для сборщиков податей, в котором встречаем превосходный экскурс в область византийской денежной системы. Этот экскурс остаётся единственным опытом комментария известного и очень тёмного памятника Rationarium Алексея I Комнина ( Zachariae, Jus graeco-romanum, III, p. 385). |
| Члены царского следствия, высказывая свой заключительный взгляд на характер вины И. Итала, к нему лично оказались снисходительными. В своем указе патриарху Евстратию царь от лица прочих членов говорит: «тщательно разобрав обвинения против него (Итала), мы нашли, что некоторые его положения, выражающие его мнения и учения о Боге, несогласны с церковными и до известной степени уклоняются от обычного святоотеческого учения и церковного предания» 166 . Заблуждения Итала они считают не заблуждениями, а скорее уклонениями от обычного церковного учения и отеческого предания. Но снизойдя к Италу, как человеку, нельзя было быть столь же снисходительными к нему, как ипату философов и руководителю юношества. Исповедание ясно обнаружило, что И. Итал мало знаком с христианским вероучением, не понимает смысла христианских догматов и в то же время пропитан воззрениями языческих философов. И это имело гибельные последствия для школы, во главе которой стоял И. Итал. Никто не мог поручиться, что Итал и после отказа от ложных мыслей, вновь не впадает в подобное же заблуждение. Тем более что слишком трудно было допустить, чтобы Итал совершенно отказался от своих воззрений. И император отлично понял подобную опасность для философской школы и для всех интересующихся философией. А поэтому в своих распоряжениях он стремился к тому, чтобы оградить неопытных от такой опасности. И как средство для этого, он избрал всеобщую гласность по этому делу; именно он хлопочет о том, чтобы все делопроизводство царского следствия не осталось протокольной тайной, чтобы все и прежде всего ученики и последователи Итала знали и имели понятие о заблуждениях своего учителя. Для этого он предлагает два рода мер. Зная, какой популярностью пользовался Итал среди своих учеников и что они верили всем его словам, император нашел необходимым, чтобы ученики сами услышали из уст самого Итала отречение от тех самых мыслей, которые он проповедовал им как истинные. С этою целью император, посылая патриарху акты своего следствия, предлагает ему, получивши их, созвать свой синод, назначить заседание пригласить на него И. Итала вместе с учениками и в присутствии всех их публично прочитать эти акты, «дабы в присутствии всех, писал император, как он, так и те из его учеников, которые заразились той же ересью, отреклись от нечестивых мнений и предали их проклятию, приняв христианские догматы » 167 . |
| Как же Иоанн Итал отнесся к осуждению его воззрений? И как отнеслось к этому византийское общество? Ф.Ив. Успенский утверждает, что Итал «не придавал серьезного значения распространяемым на его счет толкам» 115 . Свое заключение он делает на основании того, что Итал, по его словам, «сам шел на встречу судебному расследованию, для чего не раз обращался к патриарху с просьбой назначить следствие по его делу и снять с него подозрение в нечестии» 116 . Но такое заключение нельзя признать основательным. Едва ли возможно допустить, что Итал оставался равнодушным ко всему этому. По-видимому, он и обратил на это серьезное внимание, так как стал стараться оправдаться пред обществом, которое о нем заговорило. Акты сообщают, что Итал «после оглашения факта анафематствования стал употреблять старанья снять с себя навлеченное им на себя подозрение в нечестии» 117 . А этого он не стал бы делать, если бы не придавал серьезного значения совершившемуся факту. В чем выразилось Италово стремление снять с себя подозрение в нечестии? Так как его обвиняли в отступлении от истинной веры и в распространении нечестия, то он, желая оправдаться, подал п. Косьме исповедание веры 118 . Какими соображениями руководился он, подавая исповедание, об этом акты говорят предположительно, «или укоряемый собственным сознанием или имея какие свои цели и соображения» 119 . Но раскаяние едва ли руководило им в этом случае Если бы он раскаивался или считал взведенное на, него обвинение несправедливым, а самого себя непричастным, он должен бы своими оправданиями отвечать на обвинения, защищаться против тех пунктов, которые были помечены в Синодике. А то ведь он просит следствия и в то же время вручает патриарху исповедание. Правда, это исповедание не сохранилось, и мы не можем судить об его характере; но принимая во внимание, что впоследствии по тому же самому делу он подал новое исповедание, есть возможность заключать, что то и другое исповедание было одинакового характера. И, судя по второму, нужно думать, что и первое было общего характера, содержало в себе общие рассуждения о Боге Отце, о Сыне и Св. Духе, о Богородице и о почитании икон. Подавая такого рода исповедание, он мог рассчитывать, что, если его рассуждения о Боге будут признаны правильными, то этим самым будет доказан его православный образ мыслей и его оставят в покое, не касаясь тех вопросов, которые указаны в Синодике. В этом случае мы далеки от обвинения Итала в преднамеренном замалчивании слабых для него пунктов. Нет. Поступая так, он действовал искренно. Итал разграничивал области богословия и философии и допускал возможность держаться самостоятельных взглядов в той и другой области 120 ; и если в главном и основном он будет согласен с учением церкви, то осуждение не будет иметь для него значения. |
| 753 Лучшее издание всех этих Греческих церковных историков, в 3-х томах, принадлежит Генриху Валезию, Paris, 1659. 754 Одиннадцать книг церк. истории Руфина изданы Ренаном вместе с историей Кассиодора (Basileae, 1523); сочинения Сулпиция Севера – Иоанном Клериком (Lipsiae, 1709); история Григория Турского – Феодориком Руинарцием (Paris, 1699). 755 Все эти историки Византийские, под заглавием: Corpus Scriptorium Historiae Bysantinae.., изданы уже трижды: в Париже 1645–1702 г., в Венеции 1729 г. и в Бонне, нач. с 1829 г. 756 Сохранившиеся 18 первых книг этой истории (доведённой до 610 года) издал Fronto Ducaeus, Paris, 1630. 762 Акты, изд. Румянцевым, Археографическими Экспедицией и Комиссией, временной Комиссией при Киевском Генерал-Губернаторе. Акты городов: Вильны, Ковно... и проч. и проч. 763 Annales ecclesiastici, доведённые Баронием до 1198 года и продолженные Рейнальдом до 1565 года. Изданы несколько раз. 764 Historia ecclesiastica Novi Testamenti in XXIV tomis, изд., в первый раз, в Париже 1676–1686. 765 Histoire ecclésiastique..., доведённая до 1414 года, изданная, в первый раз, в XX волюмах, 1691–1722. 766 Centuriae Magdeburgenses... in XIII tomis, изд. несколько раз. Названы центуриями потому, что каждый том объемлет собой особое столетие (centuriam), а Магдебургскими – потому, что начаты в Магдебурге обществом учёных. 769 Одни из этих летописей уже изданы, другие ещё нет. Лучшее издание начато и продолжается Археографической Комиссией под названием: Полное собрание Русских летописей. 770 Annales Polonici, изд. в tom. 1–2 script, rer. Siles. T. W. Sommersberg, а некоторые изданы отдельно в разные времена. 771 Памятники, изд. Временной Комиссией для разбора древних актов при Киевском военном Генерал-Губернаторе, в 2 томах. 775 Historica Russiae monumenta, ex antiquis gentium archivis et bibliothecis deprompta..., Petropoli, 1841. 776 Таковы: сказания Князя Курбского, изд. СПб. 1833; о России в царствование Алексея Михайловича, Кошихина, СПб. 1840; записки Русских людей Петрова времени... СПб. 1838. |
| 848 Т. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 1, с. 32—33. 849 См.: N. Iorga. Une ville romane devenue slavë Raguse. — Bulletin de la section historique de l " Academie roumaine, vol. XVIII, 1931, pp. 32—100; Р. Skok. Les Origines de Raguse. — Slavia, vol. X, 1931, pp. 449—500; Краткий популярный очерк: M. А. Андреева. Dubrovnik. — Revue internationale des études balkaniques, vol. II, 1935, pp. 125—128. 850 Никифор Григора называет его «великим трибалом». Под этим именем древнего фракийского племени Григора разумеет сербов. 851 Historia, XIV, 4. Bonn ed., vol. II, p. 817. 852 Подобно Никифору Григоре, Иоанн Кантакузин в своих воспоминаниях называет сербов именем старого фракийского племени трибалов. 853 Ioannis Cantacuzeni Historiae, III, 89. Bonn ed., vol. II, pp. 551—552. 854 T. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 2, с. 108, 111; С. Jireek. Geschichte der Serben. Bd. I, S. 386. 855 См.: С. Sathas. Bibliotheca graeca medii aevi, vol. I, p. 239; T. Д. Флоринский. Афонские акты и фотографические снимки с них в собрании Севастьянова. СПб., 1880, с. 96. 856 Т. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 2, с. 109. 857 Там же, с. 110. 858 Там же, с. 110. 859 Т. Д. Флоринский. Афонские акты, с. 95; Порф. Успенский. Восток Христианский. Афон. III, 2. СПб., 1892, с. 156. 860 Т. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 2, с. 126. 861 Он же. Памятники законодательной деятельности Душана. Киев, 1888, с. 13. 862 Т. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 2, с. 134. 863 Там же, с. 141. 864 Т. Д. Флоринский. Там же, т. 2. с. 200—201; 206—207. 865 Там же, т. 2, с. 208. 866 Joannis Cantacuzeni Historiae, IV, 43, Bonn ed., vol. III, p. 315. 867 T. Д. Флоринский. Южные славяне и Византия, т. 2, с. 1. 868 А. Погодин. История Сербии. СПб., 1909, с. 79. 869 Это слово по-гречески означает: «высоко поднимающийся, поднятый вверх, небесный». Примечание научного редактора. 870 См: N. A. Bees. Geschichtliche Forschungsresultate und Mönchs — und Volkssagen über die Gründer der Meteorenklöster. — Byzantinischneugriechische Jahrbucher, Bd. III, 1922, S. 364—369; W. Miller. The Latins in the Levant. London, 1908, pp. 294—295; I. Boghiatzides. Το χρονικν των Μετερων . — πετηρς Εταιρεας Βυζαντινν Σπουδων , vol. Π , 1925, ρρ . 149—182. |
|
|
