| Н. Религиозно-антропологическое наследие священника Павла Флоренского. Антропологический аспект. С. 98–101). 911 Ср. в записи 22 декабря 1914 г.: «Мое давнишнее наблюдение. Как запоют «Иже херувимы», так подымается таинственный вихрь, дующий снизу вверх, и он уносит из эмпирии меня, служащего. С этого момента я перестаю быть, как все со всеми, и делаюсь иным, и пребываю в ином месте. Это – полная изоляция. Ощущение такое, что всю службу подымаешься-подымаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее. А как дойдёт до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире. Но как попадаешь обратно – на землю, мне неясно» ( Павел Флоренский , свящ. Философия культА.С. 451). 912 Если относительно Ангелов Хранителей Флоренский высказывается всегда однозначно (Ангел Хранитель, по его убеждению, это – «высшее я», обоженная основа человека, см. выше), то его ангелология в целом ещё нуждается в специальном исследовании. Не только из данной проповеди, но и из других, более поздних работ о. Павла можно видеть, что он всё же признавал бытие других Ангелов (т. е. не Ангелов Хранителей) как особого рода существ, не составляющих с человеком онтологическую целостность. Но, в любом случае, эти «Ангелы» не могут быть представлены в его системе «символического» миропонимания как абсолютно духовные существа; не составляя единое целое с человеком, они образуют онтологическое единство с иными материальными реальностями, например, с природными стихиями. См., напр., в лекции «Освящение реальности» (запись 2 июня 1918 г.): «Христианская ангелология говорит об ангелах стихий, в том числе и об ангеле водяном, об ангелах даже отдельных источников как о духовных силах, приставленных к соответственным стихиям и явлениям природы... Они приставлены блюсти явления природы. Но символическое миропонимание не допускает просто внешнее пребывание в явлении без некоторого соответствия этого явления духовной силе, его ведущей. Тут непременно должна мыслиться некоторая связь, внутренняя связь того и другого, так чтобы... духовная сила могла быть воистину являемой своим явлением... И если Ангел воды блюдет именно водную стихию, то это значит, что он сам не чужд некоторой водности, в духовном смысле» ( Павел Флоренский , свящ. Философия культА.С. 222–224). Нельзя не обратить внимание на то, что здесь, помимо неполноты представления о христианской ангелологии, присутствует и явное убеждение не только в допустимости, но и в необходимости «уточнять» христианское учение с позиции «символического миропонимания». |
| Гингема погрозила в пространство костлявым иссохшим кулаком и стала бросать в котел змеиные головы. – Ух, ненавистные люди! Вот и готово мое зелье на погибель вам! Окроплю леса и поля, и поднимется буря, какой еще на свете не бывало! Гингема подхватила котел за «ушки» и с усилием вытащила его из пещеры. Она опустила в котел большое помело и стала расплескивать вокруг свое варево. – Разразись, ураган! Лети по свету, как бешеный зверь! Рви, ломай, круши! Опрокидывай дома, поднимай на воздух! Сусака, масака, лэма, рэма, гэма!.. Буридо, фуридо, сама, пэма, фэма!.. Она выкрикивала волшебные слова и брызгала вокруг растрепанным помелом, и небо омрачалось, собирались тучи, начинал свистеть ветер. Вдали блестели молнии… – Круши, рви, ломай! – дико вопила колдунья. – Сусака, масака, буридо, фуридо! Уничтожай, ураган, людей, животных, птиц! Только лягушечек, мышек, змеек, паучков не трогай, ураган! Пусть они по всему свету размножатся на радость мне, могучей волшебнице Гингеме! Буридо, фуридо, сусака, масака! И вихрь завывал все сильней и сильней, сверкали молнии, оглушительно грохотал гром. Гингема в диком восторге кружилась на месте, и ветер развевал полы ее длинной мантии… Вызванный волшебством Гингемы ураган донесся до Канзаса и с каждой минутой приближался к домику Джона. Вдали у горизонта сгущались тучи, поблескивали молнии. Тотошка беспокойно бегал, задрав голову, и задорно лаял на тучи, которые быстро мчались по небу. – Ой, Тотошка, какой ты смешной, – сказала Элли. – Пугаешь тучи, а ведь сам трусишь! Песик и в самом деле очень боялся гроз. Он их уже немало видел за свою недолгую жизнь. Анна забеспокоилась. – Заболталась я с тобой, дочка, а ведь, смотри-ка, надвигается самый настоящий ураган… Вот уже ясно стал слышен грозный гул ветра. Пшеница на поле прилегла к земле, и по ней, как по реке, покатились волны. Прибежал с поля взволнованный фермер Джон. – Буря, идет страшная буря! – закричал он. – Прячьтесь скорее в погреб, а я побегу загоню скот в сарай! Анна бросилась к погребу, откинула крышку. |
| Стемнеет скоро. Наступает ночь. Бушует вихрь. На много миль в округе Нет ни куста. Регана Что ж, поделом. Плоды Его упрямства, и ему наука На будущее время. Мой совет — Замкнуть ворота. С ним головорезы, И без труда его подговорят На что угодно. Будем осторожны. Герцог Корнуэльский Заприте входы, граф. Жена права. Неистовая ночь! Уйдем от бури. Уходят. Акт III Сцена 1 Степь. Буря с громом и молнией. Входят с разных сторон Кент и придворный. Кент Эй, кто здесь, кроме бури? Придворный Человек, Как буря неспокойный. Кент Я вас знаю. А где король? Придворный Сражается один С неистовой стихией, заклиная, Чтоб ветер сдунул землю в океан Или обрушил океан на землю, Чтоб мир переменился иль погиб. Рвет волосы свои, и буйный ветер Уносит их, хватая и крутя. Всем малым миром, скрытым в человеке, Противится он вихрю и дождю, Которые сцепились в рукопашной. В такую ночь, когда не выйдут вон Медведица, и лев, и волк голодный, Он мечется с открытой головой И гибели самой бросает вызов. Кент Но кто с ним? Придворный Никого. Один лишь шут, Старающийся шутками развеять Его тоску. Кент Сэр, по всему тому, Что знаю я о вас, я вам доверю Существенную тайну. Мира нет Между двумя зятьями короля, Как это ни скрывают до сих пор. У них, как и у всех владык, есть слуги, Привязанные к ним на первый взгляд, Но в сущности — французские шпионы Они доносят своему двору Все сведенья о нашем королевстве. Там знают все: о герцогах, об их Раздорах, о суровом обращенье Со старым нашим добрым королем. Да и о том еще, пред чем все это — Одни цветочки. Верно лишь одно: В истерзанный наш край явилось войско Из Франции. Наш недосмотр помог Им высадиться. Не сегодня-завтра Они, подняв знамена, вступят в бой. Доверьтесь мне и поспешите в Дувр, Там вы найдете ту, кто наградит Вас щедро за подробное известье О короле, о страшной, роковой Беде его. И вот что в заключенье: Я родом дворянин, и я даю Вам с полной верой это порученье. Придворный Еще раз потолкуем. Кент Ни к чему. А в знак того, что я гораздо больше, |
| — Мальчику приходится рисковать, как и всем остальным, — быстро перебила Нэнси. — И говорю вам: я надеюсь, что он помер и избавился от всяких бед и от вас, — надеюсь, если только с Биллом ничего плохого не приключится. А если Тоби выпутался, то, конечно, и Билл в безопасности, потому что Билл стоит двух таких, как Тоби. — Ну, а как насчет того, что я говорил, моя милая? — спросил еврей, не спуская с нее сверкающих глаз. — Если вы хотите, чтобы я для вас что-то сделала, так повторите все сначала, — ответила Нэнси. — А лучше бы вы подождали до завтра. Вы меня на минутку растормошили, но теперь я опять отупела. Феджин задал еще несколько вопросов все с той же целью установить, обратила ли девушка внимание на его неосторожные намеки; но она отвечала ему с такой готовностью и так равнодушно встречала его проницательные взгляды, что его первое впечатление, будто она под хмельком, окончательно укрепилось. Нэнси и в самом деле была подвержена этой слабости, весьма распространенной среди учениц еврея, которых с раннего детства не только не отучали, но, скорее, поощряли к этому. Ее неопрятный вид и резкий запах джина, стоявший в комнате, в достаточной мере подтверждали правильность его догадки. Когда же она после описанной вспышки сначала впала в какое-то отупение, а затем пришла в возбужденное состояние, под влиянием которого то проливала слезы, то восклицала на все лады: «Не унывать!» — и рассуждала о том, что хоть милые бранятся, только тешатся, — мистер Феджин, имевший солидный опыт в такого рода делах, убедился, к большому своему удовлетворению, что она очень пьяна. Успокоенный этим открытием, мистер Феджин, достигнув двух целей, то есть сообщив девушке все, что слышал в тот вечер, и собственными глазами удостоверившись в отсутствии Сайкса, отправился домой. Молодая его приятельница заснула, положив голову на стол. До полуночи оставалось около часу. Вечер был темный, пронизывающе холодный, так что Феджин не имел желания мешкать. Резкий ветер, рыскавший по улицам, как будто смел с них пешеходов, словно пыль и грязь, — прохожих было мало, и они, по-видимому, спешили домой. Впрочем, для еврея ветер был попутный, и Феджин шел все вперед и вперед, дрожа и сутулясь, когда его грубо подгонял налетавший вихрь. |
| Ночью 22 января 1914 г., видимо, после службы, он записывает: «Мое давнишнее наблюдение. Как запоют “Иже херувимы”, так подымается таинственный вихрь, дующий снизу вверх, и он уносит из эмпирий меня, служащего. С этого момента я перестаю быть, как все и со всеми, и делаюсь иным, и пребываю в ином месте. Это – полная изоляция. Ощущение такое, что всю службу подымаешься-подымаешься в гору, воздух делается реже, ветер сильнее. А как дойдет до херувимской, так оказываешься на вершине, и тут ветер благодати срывает с вершины и уносит вон, и паришь в ином мире» 147 . Эта запись требует аналитического чтения. Дело в том, что сама аналогия горнего и горного служит только средством к действительному трансцензусу в иной мир, абсолютно высший. И этот мир, если вчитаться в приведенную запись, мыслится как сверхплатоновский. Действительно, платоновским выступает восхождение на вершину, которая еще в этом мире. Вся служба до херувимской – это еще земной, в смысле имманентного мира, путь ввысь. И только на вершине этого мира восходящий уносится в иной мир «ветром благодати». Это уже не платонический опыт, это христианский опыт, «высший эмпиризм», говоря словами Шеллинга, отмеченными и усвоенными Марселем. Только в подобном «высшем эмпиризме» осуществляется полный разрыв с миром «эмпирий» – эмпирическим земным миром. Платоновский опыт умозрения только приподнимает, сообщая тягу ввысь, но этот мир окончательно в нем не преодолевается. Только христианский опыт есть опыт подлинной трансценденции. Мы начали тему кавказской интуиции как выражения конкретного целостного опыта, базисного по своей функции и, казалось бы, подтверждающего тезис о платонизме мировоззрения о. Павла. А пришли к тому, что увидели эту праинтуицию, как путь к истинно христианскому опыту. Приходишь к такому сравнению: не подобен ли платонизм о. Павла прихожей в христианской квартире его души? Прихожую можно включать в саму квартиру, а можно и исключать из нее, подчеркивая, что это еще не она сама, а только передняя, вводящая в нее. Остановимся пока на таком сравнении и посмотрим на другие места, раскрывающие кавказско-платоновскую интуицию о. Павла. |
| – Да теперь недалеко осталось. Вот салмочку проедем, обогнем коргу, там будет бережная сельга, потом комлевая, медвежий бор и Карельский остров. Большие бури на Выг-озере бывают осенью, а летом оно часто совершенно спокойно и сверкает на солнце, как громадное зеркало. Налетит торочек – случайный ветерок (вихрь), и заблестит водная гладь миллионами искр. Но летом ветер быстро пролетает куда-то и исчезает бесследно: этот жаровой ветер не имеет никакого значения при поездке, и через пять – десять минут озеро остается таким же спокойным, как и раньше. Иногда солнце так греет, что становится и очень тепло. Но все как-то не доверяешь этому теплу. Словно за теплом и светом где-то притаился холодок и шепчет: «Это не лето, это только межень. Пройдет эта теплая пора, и здесь, на этом месте, будет лед и темная беспрерывная ночь». На озере всюду разбросаны большие и маленькие острова. Большие не так интересны: их не охватываешь глазом, и они кажутся берегом. Но маленькие своеобразно красивы. Особенно хороши они в летнюю, совершенно тихую погоду. Из водной глади тогда всюду вырастают кучки угрюмых елей. Они тесно жмутся друг к другу и будто что-то скрывают между собою. Напоминают они немного бёклиновский «Остров смерти». Как известно, на знаменитой картине бросается в глаза сначала группа кипарисов, скрывающая загадку смерти, потустороннюю жизнь. Присмотревшись к картине, замечаешь, что между кипарисами продвигается лодка и кто-то в белом везет гроб, осыпанный розами… Вот и тут так же что-то выдвигается белое. Что это? Семья лебедей. И вдруг над северным островом смерти раздается дикий хохот: га, га, га!.. Это летит гагара, падает на воду и исчезает. Между островами, особенно у низких травянистых берегов, непременно плавают утки всяких пород: алейки, овсянки, крёх и другие; они смирные, непуганые, и «в уме не держат», что человек их может обеспокоить. Не всегда можно добраться до острова на лодке. Он окружен подводными камнями – лудами. А с двух сторон, обыкновенно с ССЗ и с ЮЮВ, от него спускаются в озеро каменистые стрелки – корги. От этого кажется, что остров лежит на выдающемся из воды каменном пьедестале. Камни, окружающие остров, объясняют, что он не что иное, как размытая сельга. В середине его, на неразмытой части, где сохранились песок и галька, селились деревья, охватывая камни корнями, а размытые части образовали корги, то есть каменистые косы, и луды – подводные камни. Иногда вода совершенно размывала остров, и деревья не могли поселиться на голых камнях, – это мели, сухие луды. На лудах нерестится рыба, на сухих лудах любят собираться большими стадами чайки. |
| И это не есть качественная трезвость, но весьма поверхностная, внешняя. Мир души, состояние «внутрипребывания» — это из обещаний программы АА. Недаром в нашей молитве мы просим не о трезвости, а о душевном покое и здравомыслии. Как же обрести этот внутренний мир ума и души? «Ветер утих.» и тогда «сделалась великая тишина» — читаю я в сегодняшнем евангельском отрывке об усмирении бури Господом Иисусом. Ветер — это поток беспорядочных помыслов и чувств, которые одолевают в течение дня. Поэтому для меня важно в мыслях держаться Господа и духовных предметов, т.е. учиться содержать в уме Иисусову молитву и фразы из Священного Писания, а от этого и чувства понемногу обретут строй и порядок. Ум — это лаборатория, цех, где из постоянно поступающего материала — мыслей и помыслов — я волен производить полезный или бракованный товар. Выбор всегда за мной. Когда уляжется вихрь из пустых, вредных и фантомных мыслей, и входит в ум Христос, тогда угоманиваются и чувства. Вместо тревоги, раздражения, напряжения — умиротворение, вера в Бога, предание себя в Его волю и любовь ко всей Божией твари. Тогда делается в душе, в сердце «великая тишина». В свете этой тишины повседневные дела, инструменты программы АА, примененные мной, отношения с собой и другими людьми — словом, весь ход жизни обретает стройный порядок, красоту и ясность. Господи, направь мои мысли в нужное русло, научи частой молитве и умиротвори житейскую бурю. 18 сентября. Литургическое чтение: Мк.5:1-20 Сегодня за Божественной литургией я услышал историю о воскрешении Христом дочери начальника синагоги Иаира. Его дочь, 12-летняя девочка, была тяжело больна и умирала. И вот, он находит Иисуса и усиленно просит Его придти к нему в дом, возложить на умирающую руки и исцелить. Но по пути Иаир получает ужасное известие, что его дочь умерла. «Что еще утруждаешь Учителя?» — слышит он жестокие, холодные слова. Но Христос не дает ему и минуты остаться один на один с горем и одиночеством. «Не бойся, только веруй», — говорит Он Иаиру и продолжает путь, взяв с собой только троих избранных учеников. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 3 голоса: 2.7 из 5) Оглавление Душистый ураган Горы. Мы поспешаем верхами по одной из тех троп, о которых романтически настроенные туристы говорят: «Ты на тропе — как слеза на реснице». А местные горцы попросту: «Пронеси, господи!» Левое стремя чиркает о камни стены, правое плавно плывёт над пропастью. Кони вспотели от страха и дёргаются всякий раз, когда из-под копыт выворачиваются камни и скачут вниз. Внизу — глубоко-глубоко, так что дух захватывает — гудит река. И слышно, как по дну ее глухо тукают камни. Между тропой и рекой курчавый лесок. Лес на каменной стене! В него-то и торопимся мы. судорожно сжимая коленями лопатки коней и успокоительно похлопывая их по горячим, потемневшим шеям. Кажется, пронесло! Лес накрыл нас пятнистой тенью и вымостил тропу паркетом из жёлтых и лиловых бликов. Но вихрь ударил в лицо, и сразу закружила метель! Белые хлопья залепили глаза, обрушились белым ливнем на головы, плечи, колени. Кони мгновенно покрылись снегом. Но каким снегом — душистым и нежным! Вихри ветра кружили жасминовые лепестки. Лепестки то текли и струились, то обрушивались водопадами, то закручивались смерчами и воронками. Словно кто-то швырял и швырял их охапками или вытряхивал из мешков и корзин. Метался ветер, куролесила метель, неистово ревела река. Весь склон был в кустах отцветающего жасмина. Всё было усыпано пахучими лепестками. Купы кустов, как зелёные тучи, сыпали «снегом». Ветер-сквозняк подхватывал «снег» и закручивал его то в тугой жгут, то расшвыривал, как перо из перины. Всё пропахло жасмином. Сгребаем лепестки с коней пригоршнями и рассыпчатыми снежками швыряемся друг в друга. Вокруг лошадиных тяжёлых копыт взлетают «снеговые» фонтаны. У камней намело сугробы из лепестков. Стволы и сучья побелели, словно от инея. Хоть на лыжах катайся или лепи снеговика! Бушует весёлая жасминовая метель. В глазах мельтешит и засвистывает в ушах. Завивает, кружит, заносит. И удивительно и смешно. Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 776 чел. Всего просмотров 66 млн. Всего записей 2583 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки |
| дух блуда. Истоками духовного прелюбодеяния израильтян являются опьянение и сила соблазна, которые постоянно вовлекают их в грех (ср. «дух опьянения», Ис. 19,14 ; «дух усыпления», Ис. 29,10 ). 4 Я оставлю наказывать. Бог не позволил наказывать женщин, повинных в ритуальной проституции и супружеской измене, если мужчины разделяли с ними вину за эти действия (ср. Быт. 38,24 ). невежественный народ гибнет. Это заключительное мудрое изречение возвещает о грядущем осуждении нравственно испорченного народа (ст. 1–3), который, блудодействуя, (ст. 10–14) лишился разума и истинного знания (ст. 1,6.11–14). 4:15–19 Эти стихи имеют форму обвинительного заключения против Израиля. 4 Галгал. Эта святыня израильтян вблизи Иерихона находилась на берегу реки Иордан напротив Ваал-Фегора (ср. 9,10.15). С давних времен она ассоциировалась с особенно порочной, неортодоксальной и синкретической религиозной практикой (ср. 9,15; 12,11; Нав. 4,19–5,12 ; 1Цар. 11,13–15 ; Ам. 4,4; 5,5 ). Беф-Авен. Такое презрительное прозвище получил город Вефиль («дом Божий»), имевший важное значение как царское святилище (ср. Ам. 4,4; 5,5; 7,13 ; 3Цар. 12,28–33 ). жив Господь. Эта традиционная клятва ( Суд. 8,19 ; Руфь 3,13 ; 1Цар. 14,39 ) была запрещена, потому что ею сопровождали ложь (ст. 2) и злоупотребляли, смешивая поклонение Господу и Ваалу. 4 упрямая телица. Израиль отталкивал все попытки Бога проявить заботу о нем (ср. Иер. 31,18 ). 4 Ефрем. Племенное имя Израиля ( Быт. 48 ), северного царства (1,18). оставь его. Это повеление может быть адресовано также и другим пророкам ( Мих. 2,6 ). 4 Охватит их ветер своими крыльями. Вероятно, здесь содержится игра слов, основанная на еврейском слове, которое означает «ветер», «дух»: не только разрушительный вихрь подхватит народ (ср. Иов 1,19 ), но и «дух блуда» (4,12; 5,4) приведет его к погибели. Глава 6 6:1–3 Это покаянная песнь, в которой используются образы из 5,11–14. 6 пойдем. В этой фразе, вероятно, цитируется речь священников, так же, как в 2,7 передаются слова Израиля. |
| Прошло еще несколько минут, и вдруг как-то сразу завихрило, в спину подул холодный ветер, и лодку обступил туман, сначала клочковатый, неровный, так что временами пробивался передний видимый берег, но очень скоро и он пропал. Степан оказался в сплошном сумраке. Ветер усиливался, рвал и трепал лодку… волны запрыгали бестолково и всё болтали лодку, шлепались шумно в борта… «Так, и что дальше, что дальше?.. – думал лихорадочно Степан, стараясь не нервничать. – Куда грести?..» Он что-то сильно разволновался. Неожиданно даже, так, что какую-то и дрожь почувствовал внутреннюю от беспокойства и неуверенности. Тем более что вода в лодке всё прибывала, и уже понятно было, что щель где-то приличная и надо с этим что-то делать. Он снова уложил весла на борта и стал вычерпывать воду консервной банкой. Между тем мрак сгустился, и ничего понять было уже невозможно, только какой-то вихрь и мелкий противный дождь, и волны всё более угрожающие, захлестывающие лодку… И тогда Степан, сам того не ожидая от себя, стал молиться. То есть он начал говорить молитву и тут же сам удивленно подумал: «О! Это я, что ли?» Вслушался и удостоверился, что так и есть – он самый. – Ну и ладно, ну и буду молиться, а чего… – ответил он кому-то и продолжил: – Господи, помилуй! Господи, помоги! Вскоре он уже повторял молитву непрестанно, яростно вычерпывая всё прибывающую и прибывающую воду. – Господи, помоги! – повторял он безотчетно, понимая, что сам на себя попросту не может уже надеяться. И как-то так обидно показалось Степану, что он вот сейчас тут как дурак какой-нибудь утонет, и Нина, его жена, будет беспокоиться, искать его, плакать… и так вдруг ее жалко стало… А потом найдут его тело, и тоже всё это будет так глупо… какие-то люди будут вокруг стоять с хмурыми лицами. В белых резиновых перчатках, которые потом, после «работы», снимут и тут же выбросят. Будут смотреть, выяснять чего-то… Тьфу! Степану даже противно стало от таких мыслей, и он, рассердившись на себя, на стихию, на сумятицу всю эту, решительно взялся за весла и принялся грести снова, молясь, чувствуя, как срывает водянки на ладонях, но от этого только сильнее ополчаясь на разыгравшуюся стихию. |
|
|
