| Дмитрий 14 ноября 2011, 23:46 Различия между геномами видов должны соответствовать не только экспериментально наблюдаемым типам мутаций, но и филогенетическому дереву, и палеонтологической летописи. Подобно тому, как анализ ДНК позволяет установить степень родства между двумя людьми, тот же самый анализ ДНК (сравнение отдельных генов или целых геномов) позволяет выяснить степень родства между видами, а зная количество накопленных различий, исследователи определяют время расхождения двух видов, то есть время, когда жил их последний общий предок. Сегодня у людей скорость мутаций составляет 10-50 изменений на каждый миллиард нуклеотидов за одно поколение (Giannelli, F., Anagnostopoulos, T., Green, P. M. Mutation rates in humans. II. Sporadic mutation-specific rates and rate of detrimental human mutations inferred from hemophilia B., Genetic rates of change из архива TalkOrigins.org.) Для того, чтобы построить филогенетическое дерево, достаточно рассмотреть несколько генов, присутствующих у всех организмов, которые мы хотим включить в это дерево (обычно чем больше генов, тем статистически достовернее получаются элементы дерева - порядок ветвления и длины ветвей). Дмитрий 14 ноября 2011, 23:44 Дарвин опубликовал «Происхождение видов» почти за 100 лет до расшифровки структуры ДНК. Новые знания, полученные с тех пор, могли бы однозначно опровергнуть эволюционное учение, если бы оно было ложно. Вместо этого анализ ДНК дает нам убедительнейшие доказательства теории эволюции. ДНК постоянно мутирует, порождая генетическое разнообразие, которое служит материалом для отбора. При этом обычно чем больше генетических различий между организмами, тем сильнее различается и их строение. Например, отличия генома человека от генома шимпанзе включают 35 миллионов замен отдельных нуклеотидов, 5 миллионов удалений и вставок, слияние двух хромосом и девять хромосомных инверсий. Это очень небольшая степень различия (порядка 1-2%), учитывая, что размер генома человека и шимпанзе - свыше 3 миллиардов пар нуклеотидов. |
| Сущность дарвинизма заключается в следующем: в борьбе за существование большим шансом выжить обладают организмы, имеющие так называемые полезные признаки. Эти полезные признаки возникают случайно, но закрепляются потому, что обладатели этих признаков оказываются более приспособленными к внешним условиям существования. Эта борьба ведется в двух направлениях: с внешними экстремальными условиями и с особями внутри самого вида. Фактором сохранения вида и рода является также способность к воспроизведению многочисленного потомства. Итак, Дарвин в основу эволюции положил борьбу, в которой происходит безжалостный отсев, уничтожение менее приспособленных к условиям борьбы, и выживание победителей. Доказательством своей гипотезы Дарвин считал сходство между живыми организмами и произвольно построил эволюционную лестницу, на нижней ступени которой находится амёба, а на верхней стоит человек. XIX век переживал духовный кризис. Это был век позитивизма и материализма. Один из ученых ХХ века говорил: " Мы можем позавидовать ученым XIX века. Из-за ограниченности и скудости знаний им все казалось ясным и понятным, а ученые ХХ века стоят на берегу океана неизвестного " . В религиозном отношении интеллектуальная элита была отторгнута от Церкви и металась между крайним спиритуализмом и плоским эмпиризмом. Идеалистическая философия поднялась в своем пантеистическом варианте до вершины в системе гегельянства, а затем оказалась перед пропастью. Из разложения идеалистической философии гегельянства возник диалектический материализм. Большинство ученых этого периода оказывалось пантеистами и агностиками. Теория Дарвина соответствовала духу времени. Поэтому она была так легко принята, хотя многие серьезные ученые сразу же отвергли ее, указав на ее беспочвенность и ненаучность. Доказательством своей теории Дарвин считал: Самого человека Дарвин считал потомком африканской обезьяны. Все это не могло не импонировать марксизму. Человек как вид зверя - прекрасный материал для пролетарских революций. Теория Дарвина помогала внушить людям, что в человеке нет никакого высшего начала, что нравственность - относительное понятие, что человек - это обезьяна, спустившаяся с ветвей дерева на землю и сделавшая себе дубину для охоты, что между человеком и зверем нет принципиальной разницы. Эта теория обесчеловечения человека соответствовала тому веку, о котором Блок сказал: " Век XIX железный, воистину жестокий век " . |
| Представление о постоянстве естества и целости и определенности «родов» проходит через всю святоотеческую литературу. Например, оно служит моделью воскресения человеческого тела. Свят. Амвросий пишет в трактате о воскресении: «Природа во всем, что она производит, сообразна самой себе... Семена одного рода не могут быть изменены в другой род растения, ни изнести плод, отличающийся от собственных семян, так чтобы люди появлялись из змей, а плоть из зубов; насколько же более, воистину, следует верить, что все, что бы ни было посеяно, восстает опять в собственной своей природе, что злаки не отличаются от своих семян, что ни мягкое не появляется из жесткого, ни жесткое из мягкого, ни что яд превращается в кровь; но что плоть восстанавливается из плоти, кость из кости, кровь из крови, соки тела из соков. Можете ли вы тогда, вы, язычники, способные утверждать перемену, отрицать воскресение естества?» (пер. с англ., On Belief in the Resurrection, IÏ63, 70, рр. 184–5). Похожие взгляды излагает свят. Григорий Нисский : «В начале миротворения, как познаем это из Писания, сперва, как говорит слово, прорастила «земля былие травное» ( Быт. 1:12 ), потом из ростка произошло семя, от которого, когда пало на землю, взошел опять тот же самый род произросшего первоначально. Но сие, говорит Божественный Апостол, совершается и при воскресении. Не тому же только научаемся у него, что человечество пременится в большее велелепие, но и что уповаемое не иное что есть, как то же самое, что было вначале». (О душе и воскресении, сс. 322–323). Странную параллель к современной теории всеобщей эволюции можно видеть в древнем языческом учении о переселении душ (перевоплощении). Реакция св. Отцов на такие представления, которые они повсеместно осуждали, показывает, как они были озабочены сохранением догмата о упорядоченности творения и определенности родов сотворенных существ. Свят. Григорий Нисский пишет: «Переселяющие душу в разные естества, по моему мнению, сливают свойства естества, смешивают и путают между собою все вещи, бессловесное, словесное, чувствующее, бесчувственное, если только будут они друг в друге, никаким естественным сцеплением не отделенные друг от друга до неподвижности. Ибо утверждать, что душа одна и та же ныне делается словесною и разумною по такому-то покрову тела, потом опять кроется в норы с пресмыкающимися или присоединяется к стаду птиц, или переносит на себе тяжести, или делается плотоядным, или живет под водою, или же переходит в бесчувственное, коренистое и деревянистое, пускающее от себя отпрыски ветвей и на них возращающее или цвет, или иглу, или что-либо питательное, или ядовитое, – не что иное что значит, как все почитать за одно и то же, и в существах признать одно естество, смешанное в какой-то слитной и неразделимой общности с самим собою; потому что никакое свойство не отличает одного от другого» (О душе и воскресении, сс. 283–284). |
| Именно такое образование и должно соединить как в едином целом дереве все отколовшиеся церкви, подобно ветвям этого дерева. Несомненно, даже весьма простой крестьянин, который не обладает мудростью авторов этой теории, знает, что когда одна из ветвей оторвется от ствола дерева и лишится питания от поступающего по нему драгоценного сока, циркулирующего по всему дереву, то такая ветвь засохнет. Если же, прежде чем она высохнет, ее посадить и она пустит ростки, то появится другое дерево. Ветвью же, которую сажают подле дерева Церкви, и которая не принадлежит ей, а «она дает побеги и ростки», являются ереси. Строгое и серьезное отношение к различиям в вере особенно сегодня расцениваются в качестве средневековой позиции и манеры, которые бескомпромиссны по образу своего мышления. В наше же время подобные убеждения рассматривается в целом как убеждения фанатиков и зилотов, своим упорством в вопросах веры всему приносящие лишь вред. В качестве примера приводятся братья копты в Египте, которые оказались совершенно одинокими и беззащитными в наводненном мусульманами Египте, или же бессилие во Всемирном Совете Церквей Православной стороны, которая могла бы быть более сильной в противовес многочисленным и всемогущим протестантам, если бы соединилась бы с антихалкидонскими монофизитами. Однако кроме небогословских причин, которые выдвигаются секулярным и адаптированным к условиям времени богословием, в данной позиции наличествует некий бездонный богословский эгоизм, чуждый православному духу (нраву), духу Святых Отцов Церкви. Последние, столь мудрые и талантливые, настоящие философы, приобретшие ученость не от мира сего, основываясь на учении Христа и Апостолов, почитании Предания Церкви, «во всем последуя святым Отцам», которые составили непогрешимые определения веры Вселенских Соборов, не пытались даже бороздить «вековечные границы, которые установлены Отцами» и вводить новшества в вероучение. Мудрость они понимают в смысле служения укреплению веры, а не в том, чтобы совершать перевороты. |
| Овеянные мечтой осуществить объединение христианского мира, римо-католики и протестанты делают это вопреки единственному верному, безопасному и спасительному пути, предложенному Христом, апостолами и Святыми Отцами: соединению всем под единым пастырем Христом через принятие единственной спасительной истины. Однако их путь привел к узакониванию ересей и расколов, отождествлению истины с заблуждением, истинного учения Господа и апостолов с лжеучением новых лжепророков и лжеучителей. Протестанты усвоили и предложили остальным известную «теорию ветвей», согласно которой истинная Церковь Христова не существует ни в одной из поместных церквей. Каждая из поместных церквей лишь составляет одну из частей, одну какую-то часть Церкви, но не всю. Как у ствола дерева имеется множество ветвей, каждая из которых является равноценной частью дерева, точно также, согласно «теории ветвей», разные церкви являются полноценными частями единой Церкви. Ни какая из этих церквей не в праве оспаривать свою исключительностъ, считать себя истинной Церковью, т.к. Церковь невидима и идеальна. В этом и заключается вся универсальная сущность теории ветвей. Однако, если кто-либо пожелает подойти к этой теории с точки зрения осуществления этой теории в течение истории, то по необходимости придет к следующему выводу: в Церковном теле имеется рана, которая появилась в следствии отрыва некоторых ветвей от древа Церкви. Лишенные питания соком от древа, эти ветви постепенно засыхают и разрушаются. Согласно точному учению Христа о винограде и виноградной лозе, или же о виноградаре и винограде: «кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» 15 . Теория ветвей была изобретена протестантами с той целью, чтобы не утерять окончательно экклезиологию, не порвать совсем связи с Церковью всевозможным непрерывно растущим протестантским ответвлениям. Именно с этой стороны вполне приемлемым и оправданным для протестантской экклезиологии является наименование созданной ими организации «Всемирный Совет Церквей». |
| Своеобразным развитием концепции «невидимой Церкви святых» в сер. XIX в. стала теория церковных ветвей, впервые сформулированная в рамках т. н. Оксфордского движения внутри англикан. Церкви. Согласно этой теории, Единая Кафолическая Церковь существует в виде 3 по сути совершенно равнозначных церковных ветвей - рим., греч. и англикан.,- каждая из к-рых пребывает в своем месте и не должна существовать на территории другой. Задача католиков, православных и англикан состоит только в осознании этого сущностного единства и восстановлении видимого общения между «ветвями» Единой Церкви, восходящей к единому Христу (акцент делался на евангельском тексте: «Я есмь лоза, а вы - ветви...» - Ин 15. 5). Позднее эта теория в более радикальной либеральной редакции, согласно к-рой равноправными «ветвями» единого «древа» Церкви признавались уже все христ. конфессии и деноминации, стала очень популярной в протестант. мире и нашла сторонников в лице отдельных католич. и правосл. богословов. Согласно теории ветвей, Г. Ц. совпадают с границами многоконфессионального христианства, а критерием принадлежности к ней служит крещение, совершенное во имя Св. Троицы. В XX в. представители протестант. неоортодоксии, выступавшие с критикой либерального богословия, критиковали и характерный для теории ветвей экклезиологический релятивизм. К. Барт настаивал на необходимости возродить представление о Христовой Церкви как о конкретной общине и в этой связи считал, что понятие «невидимого» в экклезиологии лучше не использовать. Христ. богословию следует преодолеть склонность «соскальзывать в направлении civitas platonica или какого-то облачного образования, в котором христиане внутренне и невидимо объединяются, а видимая церковь при этом обесценивается» ( Барт К. Очерк догматики. СПб., 2000. С. 246). Церковь Христова осуществляется только в конкретной общине, к-рая, как и община апостолов, видима и ограничена определенным местом. Существование множества самостоятельных христ. общин не противоречит единству Церкви. |
| Прибегая к богословски несостоятельной экономической интерпретации церковных канонов и впадая порой в упрощающую прямолинейность, архимандрит Иларион прав был в главном. Как и святой Киприан, он превыше всего ставил сохранение единства Церкви и в экклезиологической полемике занимал позицию защитника Православия. В начале XX в. в работах некоторых русских богословов сказалось влияние «теории ветвей». «Теория ветвей» органически связана с протестантской доктриной о «невидимой церкви святых». Она представляет собой модернистскую редакцию этой доктрины. До последнего времени католическая экклезиология была непримиримо заострена против «теории ветвей». Авторитетный католический богослов К. Ранер, весьма далекий от крайностей ультрамонтанства, писал: «Католическая Церковь не может считать себя только одним из многих исторических проявлений Богомужного Домостроительства Иисуса Христа, которые на выбор предложены Богом человеку. Напротив, она видит в себе абсолютно совершенную историческую форму присутствия Богочеловека в мире, исполненную благодати и истины, ту форму, которая в принципе приемлема и предназначена для всех людей... Католическая Церковь не должна смотреть на себя как на одну из многих равноправных христианских Церквей и общин» 94 . В наше время, однако, католический модернистский богослов может позволить себе рассуждать о проблеме разделения в духе «теории ветвей». В книге Ханса Кюнга «Быть христианином» читаем: «Расхождения ныне больше не относятся к области традиционных догматических разногласий по таким вопросам, как Писание и Предание, грех и благодать, вера и дела, Евхаристия и священство, папа и Церковь . Во всем этом можно, по крайней мере теоретически, достичь взаимопонимания или оно уже достигнуто, лишь бы только церковные институты учитывали выводы богословской науки. Главное расхождение заключается в традиционных установках, сложившихся в эпоху Реформации, односторонность которых ныне необходимо преодолеть и интегрировать их в истинном экуменизме» 95 . |
| Возможно, в отличие от других нехалкидонитов, Индийская церковь, существуя в относительно свободном обществе, более открыта миссионерской деятельности и может принять на себя ведущую роль в признании неразрывности миссии и единства. Психологическим результатом этих исторических различий стало то, что всемирное измерение экклезиологии и онтологическая необходимость единства с вселенским православием оказались так или иначе затенены местными — зачастую трагически безотлагательными — заботами. Православная экклезиология сохранялась и в литургической традиции, и в сознании людей, однако возник соблазн формулировать ее двумя противоположными способами: в виде сектантского изоляционизма (соблазн, характерный, в частности, для малообразованного и монашествующего духовенства) или в духе англиканской «теории ветвей», когда «истинная» и «единая» Церковь рассматривается как разделенная на несколько «ветвей» с различной степенью легитимности. Я должен сказать, что те же соблазны присутствуют и в халкидонском православии, однако, к счастью, здесь обычно преобладает более «соборный» взгляд на Церковь. Я полагаю, что, где бы ни возникли эти соблазны, они представляют собой серьезные препятствия в достижении истинного единства в истинной православной вере внутри Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, как ее определили соборы и отцы. Взгляды с позиций сектантского изоляционизма или релятивистской «теории ветвей» похожи в том, что они противостоят идее безотлагательности объединения и оправдывают увековечивание status quo. Между тем, если что действительно и нужно в отношениях между халкидонитами и нехалкидонитами в настоящий момент, так это готовность порвать с многовековой холодностью: необходимы смелые шаги, чтобы на практике воплотить согласие, достигнутое богословами в теории. Институциональные процедуры: последние шаги к объединению Первый шаг к объединению состоит, необходимым образом, в соглашении в области вероучения. Как мы упоминали выше, этот первый — и духовно самый важный — шаг в нашем случае, вероятно, самый легкий. |
| Кроме того, в ВСЦ существуют определенные богословские критерии, соответствие которым ставится условием для принятия в члены Совета. Церковная группа, претендующая на членство в ВСЦ, должна исповедовать веру в Триединого Бога – Отца, Сына и Святого Духа, исповедовать Христа Богом и Спасителям, разделять богословские положения Никео-Цареградского Символа веры. Организации, не соответствующие данным критериям, не могут вступить в члены ВСЦ. При всем различии позиций, взглядов, экклезиологических установок, моральных принципов между православными и протестантами, вера в Святую Троицу и в Иисуса Христа как Бога и Спасителя все-таки продолжает оставаться той платформой, которая объединяет все церкви-члены ВСЦ. — Каково отношение Русской Православной Церкви Московского Патриархата (РПЦ МП) к «теории ветвей»? — Об отношении Русской Правосавной Церкви к «теории ветвей» вполне однозначно говорится в уже цитированных «Основных принципах отношения к инославию»: « Православная Церковь не может принять тезис о том, что, несмотря на исторические разделения, принципиальное, глубинное единство христиан якобы нарушено не было и что Церковь должна пониматься совпадающей со всем «христианским миром», что христианское единство якобы существует поверх деноминационных барьеров и что разделенность церквей принадлежит исключительно к несовершенному уровню человеческих отношений. По этой концепции, Церковь остается единой, но это единство недостаточно проявляется в зримых формах. В такой модели единства задача христиан понимается не как восстановление утраченного единства, а как выявление единства, неотъемлемо существующего. В этой модели повторяется возникшее в Реформации учение о «невидимой церкви». Совершенно неприемлема и связанная с вышеизложенной концепцией так называемая «теория ветвей», утверждающая нормальность и даже провиденциальность существования христианства в виде отдельных " ветвей " ». К этому исчерпывающему определению трудно что-либо добавить. Я столь часто цитирую «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию» не только потому, что я возглавлял рабочую группу по подготовке этого документа и знаю его практически наизусть, но, прежде всего, потому, что этот документ отражает официальную позицию нашей Церкви, одобренную Архиерейским Собором. Документ является итогом многолетних контактов между Русской Православной Церковью и инославным миром – контактов, которые начались еще в дореволюционную эпоху (вспомним хотя бы диалоги с англиканами и старокатоликами в XIX веке). |
| В Епископальной Церкви США важное свидетельство того, какое место занимает теория ветвей в англиканском самосознании, обнаруживается в «Предисловии к обрядам посвящения» в Книге общих молитв. В этом предисловии говорится: «никому из людей не позволено осуществлять епископское, священническое или дьяконское служение в этой Церкви, если они не посвящаются на это (соответствующей молитвой и возложением рук епископа) либо не получили уже такое посвящение от епископов, которые, в свою очередь, сами правомочны рукополагать в священный сан. Признается также и утверждается, что три степени служения не являются исключительной прерогативой этой части кафолической Церкви Христовой, но есть дар Господа для окормления Его людей и проповеди Его Евангелия повсеместно» [xx] . 3. Единство Церкви с православной точки зрения Православные утверждают, что в основе теории ветвей лежит рад заблуждений. Одно из них заключается в том, что можно якобы провести различие между основными и вторичными догматами. Православные возражают, что эта идея родилась лишь вместе с Реформацией. Она не имеет ни библейского, ни святоотеческого обоснования и отрицает органический характер церковной жизни. Другое заблуждение заключается в том, что апостольское преемство может пониматься как средство сохранения легитимной иерархии даже при наличии внешних разделений и доктринальных различий. Еще одно заблуждение — в том, что теория ветвей (наряду с протестантским, в широком смысле, восприятием Церкви) предполагает, что можно провести различие между Церковью видимой и невидимой. Православные отвечают на это, что данное различие предполагает, что Церковь — только для святых, но не для грешников, и что это — ересь. Указанные заблуждения проистекают из ошибочного понимания онтологии Церкви. Православная экклезиология подчеркивает «данность» Церкви, ее божественное происхождение как часть предвечного плана и ее идентификацию с воскресшим Христом. Церковь не является ни обществом в смысле Хукера, ни институтом в смысле Палмера. Она, по о. Сергию Булгакову, есть «духовная самоочевидность или данность, … особый опыт, … жизнь» [xxi] . Церковь является невидимой в том смысле, что она не похожа ни на что другое в мире и, таким образом, существует над природой и отдельно от мира, «но и все невидимое видимо, становится видимым, может становиться им, и эта видимость невидимого и есть самое условие существования Церкви» [xxii] . Придерживаться теории ветвей, по о. С. Булгакову, значит считать, что Церковь «существует везде и нигде», что Церковь «затерялась в историческом релятивизме». |
|
|
