| В воскресенье нас отпускали гулять — по трое, и мы должны были записывать свои имена, как в танцевальную программку, на листе бумаги, который вывешивался у двери в раздевалку. Такое деление наверняка имело моральную подоплеку, хотя мне непонятно какую, особенно сейчас, когда я вспоминаю, как ловко изображали «Корону императора» одновременно три девицы в гаванском борделе времен Батисты. Трое — компания не менее подозрительная, чем двое. Впрочем, может быть, наши учителя цинично полагали, что один из трех всегда доносчик? Когда я учился в первом классе, моим воспитателем в пансионе был мистер Герберт, старый седовласый холостяк. У него была внушительных размеров сестра, которая заботилась о нем намного лучше, чем об учениках. В добавление к мучительной неразберихе моих внутришкольных отношений он приходился мне крестным отцом и совместно с огромным подагрическим полковником Уилсоном, из дома 11, хранившим ночной горшок в серванте, был связан со мной таинственными узами с момента моего рождения. Мистер Герберт к числу циников не принадлежал. Это был наивный, маленький, белый кролик, которым правила его сестра, смуглая Констанция. Наверное, он очень любил птиц, потому что стал позднее личным секретарем лорда Грея, когда бывший министр доживал свой век в полной слепоте. Мое единственное воспоминание о нем связано с первым днем занятий, когда, исполняя обязанности цензора, мистер Герберт в классе «Сент–Джона» проверял, какие книги мы привезли с собой из дома. Опасность заключалась в источнике, то есть в доме, где жили ненадежные, нарушившие безбрачие родители. Все, что было в школьной библиотеке, читать позволялось, даже зажигательные белые стихи сэра Льюиса Морриса, из которых я чуть позже узнал о плотской любви Елены Прекрасной и Клеопатры. Пути цензуры неисповедимы. В пятидесятые годы меня вызвали в Вестминстерское аббатство к кардиналу Гриффину, и я узнал, что Святейшая канцелярия наложила запрет на мой роман «Сила и слава», опубликованный десятью годами раньше, и что кардинал Пиццардо требует, чтобы я его переделал. |
| Автор «Вакефильдского священника», «Запустевшей деревни» и «Путешественника», Голдсмит расхвален до крайности. «Он был великий поэт, историк, философ, занимался почти всяким родом сочинений и во всяком успевал, владел нежными чувствами и по воле заставлял плакать и смеяться. Во всех его речах и делах обнаруживалось редкое добродушие. Ум острый, замысловатый и великий вливал душу, силу и приятность в каждое слово его. Любовь товарищей, верность друзей и уважение читателей воздвигли ему сей памятник». Я остановился с благоговением перед памятником Невтона. Херувимы держат перед ним развернутый свиток; он указывает на него пальцем, опершись рукою на книги, с заглавием: «Божество», «Оптика», «Хронология»; вверху большой шар, на котором сидит Астрономия; внизу прекрасный барельеф, где изображены все Невтоновы открытия. В латинской надписи сказано, что он «почти божественным умом своим определил движение и фигуру светил небесных, путь комет, прилив и отлив моря, узнал разнообразие солнечных лучей и свойство цветов, был мудрым изъяснителем натуры, древности и св. писания, доказал своею философиею величие бога, а жизнию святость евангелия». Надпись заключается сими словами: «Как смертные должны гордиться Невтоном, славою и красою человечества!» Некоторые памятники сооружены парламентом и королем от имени благодарной Англии, за важные услуги; например, капитану Корнвалю, генералу Вольфу, майору Андре, которые пожертвовали жизнию отечеству. Трогательное и достойное геройства воздаяние! Монумент Гаскона Найтингеля и жены его, посвященный любовию сына их, есть самый лучший в Вестминстерском аббатстве как художеством, так и мыслию. Прекрасная женщина умирает в объятиях супруга. Смерть выползает из гроба, смотрит ужасными глазами на супругу и метит в нее копьем своим. Супруг видит грозное чудовище и в страхе, в отчаянии стремится отразить удар. – Это работа славного Рубильяка. Придел Генриха VII назывался чудом мира. В самом деле, тут много удивительного в готическом вкусе; особливо же в резьбе на меди и на дереве. – В этом приделе погребают королевскую фамилию, и вы видите подле несчастной Марии Стуарт Елисавету! Гроб всех примиряет. |
| Вчера вечером, в то время как мы обсуждали дальнейший план действий, он, оказывается, подслушивал нас, спрятавшись за нашей походной палаткой, откуда его извлек преданный нам громадный негр Замбо, выслеживающий и ненавидящий метисов, как и все негры. Гомец выхватил нож и, наверное, зарезал бы бедного негра, если бы не геркулесовская сила Замбо, в мгновение ока обезоружившего противника. Пришлось сделать обоим строгий выговор: недавних врагов заставили подать друг другу руки, так что можно надеяться, что инцидент этот вполне исчерпан. Что же касается профессоров, то они по-прежнему ссорятся на каждом шагу. Положим, Чалленджер держится в высшей степени вызывающе, но зато и у Семмерли язык, как бритва, что, конечно, мало способствует перемене настроений. Вчера вечером Чалленджер заявил, что он всегда находил бесцельным и бессмысленным бродить с глубокомысленным видом по набережной Темзы только для того, чтобы поглазеть в заветное место всех ученых людей, т.е. туда, где кончаются всякие стремления и цели. Само собой, в глубине души он вполне убежден, что когда-нибудь будет покоиться в Вестминстерском Аббатстве. Семмерли тотчас же ответил с кислой усмешкой, что, насколько он знает, находившийся раньше на Темзе сумасшедший дом теперь срыт. Чалленджер настолько величественен, что оскорбляться на подобные выходки не способен, а потому он ухмыльнулся себе в бороду и несколько раз повторил: “Вот как, так оно и есть”, при чем это было сказано таким тоном, каким обыкновенно взрослые говорят с младенцами. На самом же деле оба они большие дети, только один придирчив и ядовит, другой – слишком нетерпим и заносчив, но все же оба – выдающиеся умы, занимающие первое место в современной науке. На следующий день, после описанной мною выше стычки, мы пустились в дальнейший путь. Весь наш багаж свободно разместился в обеих каноэ, при чем состав экспедиции был разбит на две равные части, по шести человек на пирогу, и для сохранения мира оба профессора со всякими предосторожностями были разъединены. |
| Чубайс, этот политический мертвец, выброшен на посрамление, и множество грифов, больших и малых, слетаются к трупу Чубайса, норовя клюнуть его», - образно выразился публицист. «Та же доля ожидает Бориса Ельцина. Когда за сроком давности исчезнет его неприкосновенность, множество клювов вопьётся в тело мёртвого свирепого носорога, явившегося в русскую историю как убийца великого государства. Ельцину припомнят совершённый им первый госпереворот, когда вернувшийся с Фороса Горбачёв не получил от Ельцина похищенные у него государственные полномочия, и Ельцин стал диктатором Советского Союза. Ему не простят второго совершённого государственного переворота, когда он в Беловежье в нарушение всех норм и практик распустил Советский Союз, и в руке у него была не авторучка, не самопишущее перо, а чудовищный зазубренный топор, который он тупил, рубя по костям умирающей, кричащей от боли страны», - пишет Александр Проханов. «Ему припомнят третий государственный переворот, когда его танки расстреляли парламент в центре Москвы, и смрад этого пожара до сих пор витает над ельцинской могилой на Новодевичьем кладбище. Ему припомнят уничтожение великой советской цивилизации, закрытие заводов, научных школ, учебных заведений. Он отворил ворота врагу, впустил его в русские министерства, гарнизоны, научно-исследовательские институты, и тогда в каждом правящем кабинете сидел цээрушник. Ему припомнят его суверенитеты, которые обернулись кровавыми чеченскими войнами. Припомнят его пьянство, невежество, омерзительные выходки, вроде той, когда он, прилетев в Америку, прилюдно помочился на шасси самолёта. На труп этого носорога слетится множество грифов, и это будет страшный пир, когда политическая падаль станет лакомством для изголодавшихся по тухлятине птиц», - не сомневается писатель. «Но всё это будет потом. А теперь? – вопрошает он. - Теперь страна облачилась в бронежилет, надела на голову каску, ведёт контрбатарейную борьбу с Америкой, сбивает турецкие " Байрактары " , жжёт германские " Леопарды " , английские " Челленджеры " , бомбит чешские и польские самоходки. Сегодня страна всю свою волю, отвагу, своё трудолюбие, свой горький исторический опыт, своё божественное стремление к величию, всю мощь русского народа — страдальца, благовестника, подвижника и героя — направляет на борьбу с демонами. Демоны летят в Россию с Собора Парижской Богоматери, из Кёльнского собора, покидают гнездовья, свитые на кровле Вестминстерского аббатства и на голове Статуи Свободы. В сокрушении демонов — грандиозная историческая миссия России». |
| 65 Письмо к Форстеру от 24.II.1842. 66 Письмо к Ф. Макриди от 22.III.1842. 67 Письмо к Форстеру от 24.II.1842. 68 …наши заведения в Колдбат Филдс, которыми занимались тогда Трейси и Честертон — речь идет о капитане Лэвеле Честертоне, двоюродном деде писателя; позднее Диккенс критиковал не только американскую систему одиночного заключения, но и английскую (см. его статью «Узники–баловни», 1850). 69 Перевод Н. Дарузес. 70 Пимлико — район Лондона на северном берегу Темзы. 71 «Сэр Юд–се–он–Лау» — искаженное Хадсон Лоу (1769—1844), английский генерал, охранявший Наполеона на острове св. Елены. 72 …на противоположном берегу реки живые камни Средневековья — Ламбет — бедный район Лондона, расположенный на южном берегу Темзы; оттуда видно старинное Вестминстерское аббатство. 73 Мэрилебон — район в северо–западной части Лондона. 74 …святому Дунстану только и дела… Джона Рассела или Роберта Пиля ему поддержать — Дж. Рассел (1792—1878), премьер–министр Великобритании в 1846—1852 и 1865—1866, представитель партии вигов; Р. Пиль (1788—1850), английский государственный деятель, возглавивший группу т. н. «умеренных тори», премьер–министр Великобритании в 1834—1835 и 1841—1846. 75 …Дева, воспетая Россетти — имеется в виду знаменитое стихотворение «Небесная подруга» английского поэта Данте Габриэля Россетти (1828—1882), одного из основателей «Прерафаэлитского братства» 76 …во времена викторианского увлечения стариной (которое называли «Молодой Англией») — речь идет о представителях т. н. «феодального социализма» 30—40–х годов (Б. Дизраэли, Т. Карлейль и др.) — оппозиционного идеалистического течения, охарактеризованного К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Манифесте Коммунистической партии» (Соч., т. 4, с. 448): «…феодальный социализм: наполовину похоронная песнь — наполовину пасквиль, наполовину отголосок прошлого — наполовину угроза будущего, подчас поражающий буржуазию в самое сердце своим горьким, остроумным, язвительным приговором, но всегда производящий комическое впечатление полной неспособностью понять ход современной истории». |
| 1860, декабрь — в «Круглом годе» начинают печататься «Большие надежды». 1861, август — завершается публикация «Больших надежд»; октябрь — новое турне по Англии с чтениями. 1862 — чтения продолжаются. 1863, январь — благотворительные чтения в Париже. 1864, май — первый выпуск романа «Наш общий друг». 1865, ноябрь — последний выпуск романа «Наш общий друг»; июнь — поездка на отдых во Францию. 1867, апрель—июнь — новое турне с чтениями. 1867, ноябрь — вторая поездка в Америку с чтением лекций; повесть «В тупике», написанная в соавторстве с У. Коллинзом, печатается в рождественском номере «Круглого года». 1868, май — возвращение в Англию. 1869, октябрь — начало работы над «Тайной Эдвина Друда». 1870, 9 июня — смерть Диккенса (похоронен в Вестминстерском аббатстве); август—сентябрь — публикация незавершенного романа «Тайна Эдвина Друда». notes Примечания 1 Содержание, которое вкладывает англоязычная критика в понятие «реализм», значительно отличается от принятого в русском и советском литературоведении. Согласно большинству англоязычных словарей литературоведческих терминов, под «реализмом» подразумевается стремление к буквальному копированию действительности; при этом «реализм» часто выступает как синоним «натурализма». 2 Джордж Гиссинг (1857—1903) — английский писатель, представитель натурализма; в своей монографии «Чарльз Диккенс» (1898) обвиняет Диккенса в пристрастии к романтическим эффектам и преувеличениям, причем критерием правдивости для Гиссинга оказывается поверхностное жизнеподобие. Гиссинг подвергает сомнению и демократизм Диккенса, считая его сторонником классового неравенства. 3 Конец века (франц.). 4 …в битвах Коббета больше веселья, чем в усладах Уолтера Пэйтера — Честертон противопоставляет проникнутые социальным критицизмом сочинения английского историка и публициста У. Коббета (1762—1835) и далекие от социальной злободневности, проникнутые идеями эстетизма очерки английского писателя Уолтера Пэйтера (Патера, 1839—1894). 5 Доктор Джонсон — Сэмюел Джонсон (1709—1784), писатель, критик и лексикограф, один из крупнейших представителей английского Просвещения. |
| “Разговоры” и другие работы митрополита Филарета были переведены и опубликованы в Англии. В 1868 г. (после смерти Святителя) настоятелем Вестминстерского аббатства А. Стэнли, лично встречавшимся с Московским митрополитом, была написана о нем интересная статья, выражавшая глубочайшее уважение автора 17 . На Уильяма Пальмера личность владыки Филарета также произвела неизгладимое впечатление. Однако заключительные слова Святителя были для него безрадостными. Внимательно прочитав его “Введение к 39 статьям” (владыка был знаком и с другими произведениями трактарианцев), тот пришел к выводу, что англиканский символ веры весьма далек от соответствия православному. Слишком много в нем оставалось протестантского, как бы ни пытались его “возвысить”. А для соединения церквей необходимо прежде всего единство веры. Московский митрополит был непреклонен, хотя, как писал о нем Пальмер, “вряд ли в России нашелся бы другой человек, который так горячо желал воссоздания единства христианской Церкви” 18 . И Московский митрополит, и обер-прокурор Синода уверили Пальмера, что серьезно занимались бы рассмотрением вопроса об объединении, если бы такое желание было единодушно выражено всеми прелатами англиканской церкви 19 . Пальмеру ничего не оставалось, как с сожалением ответить, что это вряд ли возможно. В дар Духовной академии Санкт-Петербурга Уильям Пальмер передал много книг по истории и вероучению англиканства, которые не остались без применения. “Мы в России знали очень мало о вашей церкви, Вы же сделали великое дело, открыв путь к взаимопониманию”, — сказал обер-прокурор Синода, обещая и впредь оказывать содействие приезжающим в Россию англиканским богословам, а также обещая послать в Лондон англоговорящего священника для более близкого знакомства с англиканством 20 . Сам Уильям Пальмер пришел к полному согласию с православным вероучением (в 1855 г. он перешел в католичество с разрешением исповедовать православный символ веры). Покинув Россию, Пальмер поддерживал связь со своими русскими друзьями. Так, он вел переписку с известным философом-богословом Алексеем Хомяковым (как и другие славянофилы, Хомяков любил и уважал Англию, интересовался религиозной жизнью этой страны). Публикация в Англии в 1895 г. переписки Пальмера и Хомякова, которая представляет собой интересное, глубокое, талантливое рассуждение о судьбах христианских церквей, о Православии, стала настоящим событием 21 . Ее прочел и высоко оценил английский премьер-министр У. Гладстон, богослов по образованию. Епископ Уордсвот рекомендовал ее к чтению всем молодым священникам. |
| Тоже особенность такая для человека, который живет в викторианскую эпоху. Возьму время чуть более раннее, назову еще пару странных моментов биографии Диккенса, которые очень не соответствуют его собственным романам. Это его странные отношения с Мэри Хогарт, сестрой своей жены, она жила рядом с ними, она довольно рано умерла, причем смерть Мэри Хогарт становится для Диккенса настоящим ударом, потому что он не свою жену, а именно сестру жены считает неким своим идеалом, некой музой своей и так переживает об ее смерти, что постоянно повторяет эту фразу похоронить его в свое время в могиле Мэри Хогарт. Так не произойдет в конце концов. Более того, Диккенса будет хоронить очень много народу, его похоронят в Вестминстерском аббатстве, придут тысячи народу, но не придет на похороны ни его жена, с которой он развелся, ни Эллен Тернан, с которой он долгое время жил. Связь с Мэри Хогарт, которая продлилась недолго, я о ней должен сказать, потому что она повлияла на все творчество Диккенса. В самых возвышенных женских образах, в самых удивительно чистых женских образах скорее всего Мэри Хогарт присутствует. Это прототип многих идеальных героинь Чарльза Диккенса. Почему я говорю, что это какое-то большое столкновение не только с творчеством Чарльза Диккенса, но и с его эпохой. Чарльз Диккенс живет в Викторианскую эпоху. А викторианская эпоха – это невероятно интересное время. Королева Виктория пришла к власти в первой половине XIX века, а покинула она этот свет, уже был XX. Больше 60 лет длилась эпоха королевы Виктории. Конечно, в этой викторианской эпохе есть свои этапы на культурном уровне тоже. Но мы можем выделить какие-то узловые важные моменты в этическом и эстетическом смысле, которые составляют контекст творчества Чарльза Диккенса. Дело в том, что королева Виктория не только успешно управляла огромной державой. А Великобритания была действительно огромной державой. Ей принадлежали земли и в Азии, и в Америке, там вся Индия была Британской колонией, Канада. Остатки этого имперского мышления сохраняются до сих пор в Британской культуре, даже на уровне каких-то рудиментов. |
| Динамичное, живое представление о Предании, которое я нашел в Православной Церкви, со временем становилось для меня все более значимым и ценным. Я все яснее видел, что живая связь, о которой свидетельствовало Православие, отсутствовала в родной для меня Англиканской Церкви. На латинском Западе эта связь была ослаблена или даже разорвана еще в Средние века. Если даже, как начиная с XVI в. и по сей день думают многие англикане, английская Реформация была попыткой вернуться к Церкви Вселенских Соборов и ранних Отцов, то насколько она удалась? О «православности» Англиканской Церкви в лучшем случае можно лишь догадываться, но это скорее стремление и смутная надежда, чем видимая реальность и практика церковной жизни. Я всегда был искренне признателен своему англиканскому воспитанию и никогда не отрекался от той церковной среды, в которой впервые узнал во Христе своего Спасителя. Я всегда с радостью вспоминаю, как величественны и великолепны были те торжественные богослужения, а особенно – большие процессии со свечами и хоругвями после литургии в праздник св. Эдуарда Исповедника, в которых я участвовал еще ребенком, когда учился в школе Вестминстерского аббатства. Наконец, я искренне рад тому, что в школьные и студенческие годы подружился с членами Ордена св. Франциска – отцом Элджи Робертсоном, отцом Гардианом и его юным послушником братом Питером. Именно английские францисканцы помогли мне увидеть значение миссионерства в христианской жизни и понять ценность исповеди. Я всегда считал свой переход в Православие наиболее полным осуществлением всего лучшего, что дал мне духовный опыт англиканства, подтверждением, а не отказом от него. Вместе с тем, при всей любви и благодарности, оставаясь честным, не могу умолчать о том, что беспокоило меня тогда, в пятидесятых, а теперь беспокоит еще больше – о приводящей в недоумение пестроте воззрений и практик, которые непонятным образом уживаются внутри Англиканской Церкви. Меня очень тревожило (и тревожит), насколько по-разному англо-католики и евангельская ветвь англиканства трактуют столь важные вероучительные принципы как присутствие Христа в Евхаристии и общение святых. Следует ли почитать Святые Дары как истинное Тело и Кровь Спасителя? Можем ли мы молиться за усопших и просить о заступничестве Богородицу и святых? Все это отнюдь не частности, о которых можно бы «договориться», но вопросы, от разрешения которых во многом будет зависеть наша жизнь во Христе. Могу ли я оставаться в церковной общине, которая соглашается на подобные разногласия? |
| Англ. О. своим рождением и высшими достижениями обязана Генделю. Вопрос о том, до какой степени следует ограничить понятие «оратория» применительно к генделевскому творчеству, остается дискуссионным: к жанру О. часто причисляют нек-рые светские сочинения композитора. Тем не менее при всей новизне ораториальных произведений Генделя, их способности откликаться на острые общественные дискуссии по политическим и религ. вопросам они в основном создавались на тот же круг сюжетов, что и О. итал. композиторов, с к-рыми Гендель познакомился еще в нач. XVIII в., во время пребывания в Италии. Большинство англ. О. написано Генделем после 1738 г. для исполнения в театрах. Отсюда 3-актная (как в итал. опере) структура сочинений, присутствие театральных увертюр (часто франц. типа). В то же время арии, рассчитанные на возможности англ. певцов, оказываются более разнообразными, чем в итал. опере. Важная роль хоров и в известной мере техника хорового письма заимствованы от англикан. богослужебной и церемониальной музыки. Некоторые сочинения («Израиль в Египте», «Мессия») по характеру либретто (компиляция библейских цитат) и муз. особенностям можно уподобить гигантским антемам . Другие являются библейскими драмами («Саул», «Самсон»). Громкий прижизненный успех О. Генделя и посмертный культ композитора в Англии решающим образом повлияли на дальнейшую судьбу жанра. Именно генделевские произведения были признаны эталонными и, затмив в культурной памяти огромный репертуар непохожих на них О. XVII-XVIII вв., стали моделью, на которую ориентировались музыканты последующих столетий. Под непосредственным влиянием генделевского культа возникли поздние оратории Й. Гайдна. Так, «Сотворение мира» (1798) было создано под впечатлением монументального исполнения «Мессии» на традиционных (впервые состоявшихся в 1784) генделевских торжествах в Вестминстерском аббатстве на либретто, якобы предназначавшееся прежде для Генделя. Не сумев превзойти своим сочинением величие «Мессии», Гайдн тем не менее ярко запечатлел в нем (как и во «Временах года») дух австрийского консерватизма (венцом Творения изображено создание крепкой патриархальной семьи); при этом «Сотворение мира» прославилось обилием звукоизобразительных эффектов (возможно, вдохновленных муз. описанием егип. казней в генделевском соч. «Израиль в Египте»). Более ранняя, итал. О. «Возвращение Товии» была написана Гайдном для благотворительных концертов венского Об-ва музыкантов, проводившихся в период Великого поста. Единственная О. в творчестве Л. ван Бетховена - «Иисус на Масличной горе» (1803) - осмысливает страдания Спасителя в сентиментальном ключе, примыкая к традиции немецких О. о Христе эпохи Просвещения. |
|
|
