| Сикстен, необычайно рослый и сильный для своего возраста, шел во главе, Бенка и Йонте ему помогали, когда требовалось, и в итоге отчаянно брыкающегося Андерса потащили вниз по лестнице навстречу неизвестной судьбе. Калле и Ева-Лотта утешали его из-за запертой двери. — Мом-ы сос-кок-о-рор-о поп-рор-ип-дод-е-мом и осос-вов-о-боб-о-дод-и-мом тот-е-боб-я! — кричали они, что означало на тайном языке Белой розы: «Мы скоро придем и освободим тебя!» Лучшего способа раздразнить Алых не было. Они уже давно и безуспешно пытались научиться понимать это странное наречие, которым их враги владели в совершенстве. Белые розы трещали на своем тайном языке с такой невероятной скоростью, что для непосвященного их разговор звучал совершенной тарабарщиной. Ни Сикстен, ни Бенка, ни Йонте никогда не видели, как пишут на этот языке, иначе они бы без труда разгадали тайну: слова были самые обыкновенные, только каждая согласная удваивалась, а в середину вставлялась буква «о». Например «Калле» писалось так: «Кок-а-лол-лол-е», а «Андерс» — «А-нон-дод-е-рор-сос». Ева-Лотта узнала этот разбойничий язык от своего отца. Однажды вечером булочник случайно рассказал дочери, как он объяснялся в детстве со своими друзьями, когда не хотел, чтобы другие их поняли. Бурный энтузиазм Евы-Лотты по поводу «разбойничьего» языка несколько удивил ее отца. Он ни разу не замечал в ней такого восторга, когда речь шла о неправильных немецких глаголах… Но булочник послушно просидел целый вечер, обучая ее, а на следующий день Ева-Лотта передала свои знания Андерсу. Одной из главных целей Алых в войне роз было выпытать у противника ключ к тайному языку. Но еще важнее было вернуть себе Великого Мумрика. Внушительное имя «Великий Мумрик» носил совсем незначительный предмет — небольшой камешек странной формы, который где-то нашел Бенка. Ничего не стоило вообразить себе, что камешек напоминает старичка, маленького задумчивого старичка, сидящего, словно Будда, и созерцающего свой пуп. Алые немедленно объявили камень священным талисманом и приписывали ему множество необычайно ценных свойств. Этого было, разумеется, достаточно, чтобы Белые розы сочли своим святым долгом попытаться им завладеть. Сколько жарких схваток происходило из-за Великого Мумрика! Может показаться странным, что маленькому камешку приписывали такое большое значение. Но почему бы Алым розам не почитать своего Мумрика так же глубоко, как, например, шотландцы почитали свой коронационный камень? Почему бы Алым не волноваться так же сильно, когда Белые розы коварно захватили драгоценный талисман, как волновались шотландцы, когда англичане поместили их коронационный камень в Вестминстерское аббатство? |
| против него были выдвинуты обвинения в том, что он вольнодумец и подрывает основы веры. Некий священник из Санса, прочитав статью в DACL о святых Потенциане и Савиниане, пожаловался еп. Шартра А. Л. Буке ( 1926), что автор статьи, сомневающийся в подлинности житийной традиции, низводит литургические книги до уровня «фантазии, анекдота и шутки» ( Byrnes J. F. Catholic and French Forever: Religious and National Identity in Modern France. Univ. Park (Pa), 2005. P. 117). После жалобы епископа в Рим Л. как автору статьи и попустительствовавшему ее публикации Кабролю было вынесено строгое предупреждение, чтобы они впредь не смущали верных, не нарушали церковный мир и не покушались на древнюю традицию почитания. Работая над томами о мучениках периода Французской революции, Л. углубился в новую, но, вероятно, интересовавшую его с юности тему истории французского абсолютизма. Написанная им 11-томная «История заката и падения французской монархии» (выходила с 1921 по 1940) была удостоена наград Французской академии (в частности, премии А. Тьера в 1922 и большой премии барона Н. Гобера в 1930), в 1935 г. Л. был награжден крестом Почетного легиона за патриотизм. В 1922 г. новый аббат Солема Жермен Козьен, при к-ром произошло возвращение общины в материнскую обитель, вероятно, решив восстановить дисциплину, в числе прочего обратил внимание на образ жизни Л., к-рый много лет нарушал один из главных принципов Устава Бенедикта - постоянное пребывание в обители. В результате в 1924 г. Л. покинул Солемскую конгрегацию и был принят в клир Вестминстерского диоцеза архиепископом кард. Ф. А. Бурном. Однако, чтобы сохранить принадлежность Л. к бенедиктинскому ордену и титул ученого-монаха «Dom», его приписали в качестве облата к солемскому приорату (с 1925 аббатству) Сент-Мари-де-Пари. Лишившись поддержки со стороны аббатства Фарнборо, Л. смог продолжать научную деятельность только благодаря тому, что находился на полном пансионе у конгрегации Сестры Сиона. После смерти Каброля в 1937 г. Л. |
| Не позднее 1054 г. англ. кор. Эдуард Исповедник (1042-1066), единокровный брат Эдмунда Железнобокого, не имевший собственных детей, стал рассматривать в качестве потенциального наследника своего племянника Эдуарда, жившего в изгнании. В 1054 г. по поручению Эдуарда Исповедника в Германию отправился Эалдред, еп. Вустерский (1046-1062, впосл. архиепископ Йоркский (1061-1069)). Эалдред пробыл в Кёльне ок. года, но не смог договориться о возвращении Эдуарда, по-видимому, из-за шедшей в то время войны между имп. Генрихом III и кор. Эндре I. После смерти Генриха III (5 окт. 1056) отношения между Венгрией и Свящ. Римской империей нормализовались, что позволило Эдуарду и его семье вернуться в Англию. Возможно, 2-е отправленное за ними посольство возглавлял Гарольд Годвинсон, эрл Уэссекса (король Англии в янв.-окт. 1066). Спустя неск. дней после прибытия в Англию Эдуард скоропостижно скончался (19 апр. 1057). О жизни его семьи до Нормандского завоевания 1066 г. сведений нет. По-видимому, М. воспитывалась в одном из жен. мон-рей в Уэссексе, тесно связанных с англосакс. королевским домом. Это могло быть либо аббатство Уилтон (в Уилтшире), либо аббатство Ромси (в Хемпшире). Известно, что младшая сестра М., Кристина, стала монахиней и, возможно, аббатисой в Ромси и Уилтоне. Именно в Уилтон М. отправила на воспитание дочерей. Скорее всего в воспитании М. участвовала жена Эдуарда Исповедника Эдита, сестра Гарольда Годвинсона, известная своей образованностью и христ. благочестием. Младший брат М., Эдгар, возможно, рассматривался Эдуардом Исповедником как потенциальный наследник. В соответствии с т. н. Законами Эдуарда Исповедника (в действительности написаны неизв. англ. автором во 2-й четв. XII в.) кор. Эдуард даровал Эдгару почетный титул этелинга, к-рый в англосакс. Англии традиционно носили сыновья королей. Однако после смерти Эдуарда Исповедника (5 янв. 1066) большинство магнатов поддержали кандидатуру влиятельного эрла Гарольда Годвинсона, хотя он и не состоял в родстве с королевской династией. Согласно англ. источникам, сам Эдуард Исповедник, находясь на смертном одре, выбрал наследником Гарольда. Претензии на англ. трон предъявил также герцог Нормандии Вильгельм, внучатый племянник Эммы, матери Эдуарда Исповедника. Осенью 1066 г. Вильгельм, собрав большое число рыцарей из Нормандии, Фландрии, Бретани и др. регионов Сев. Франции, переправился в Англию и разбил Гарольда в битве при Гастингсе (14 окт. 1066). После гибели Гарольда в бою часть англосакс. знати во главе с Йоркским архиеп. Эалдредом провозгласила королем Эдгара Этелинга, но не смогла собрать достаточно сил, чтобы противостоять Вильгельму, который был коронован на Рождество 1066 г. в Вестминстерском аббатстве. |
| Зажиточные эти кварталы не богаче фантазией, чем бедные, и для всех один и тот же заповедный седьмой день, пустоватый, чинный и достойный. Всё закрыто: аптеки и музеи, библиотеки и кондитерские; только, опустив монету в автомат, можно раздобыть почтовую марку или папиросы; только всё утро пробродив по выметенным воскресным тротуарам, можно понять, что такое это необозримое скопище человеческих жилищ, упорядоченное не циркулем и линейкой, не волей великого строителя, а однообразием самих веками установленных потребностей; чередованием жизней, наслоением смертей. Если не заблудиться на улицах, похожих одна на другую, не перепутать скверов — прямоугольник деревьев, обрамленный прямоугольником домов — можно с запада на восток, минуя оазисы парков и лагуны круглых площадей, пройдя вдоль тысячи тысяч опущенных железных штор и молчаливо–ненужных вывесок, перекочевать, наконец, к самому сердцу этой праздничной пустыни. До завтра оно мертво. Священнослужители покинули Банк и Биржу, затихло молитвословие пишущих машин, нет толпы, еще вчера питавшейся хлебом и вином тех цифр, что пишут мелом на доске, стирают и выписывают снова. Вместо огромных автобусов, цвета бычьей крови, одни лишь мальчишки, сыновья величественных швейцаров, на роликах снуют по Ломбард–стрит. Скоро исчезнут и они; только гранитные фасады вдоль опустелой мостовой будут до вечера глядеть друг другу в глаза и поблескивать тяжело черными огнями зеркальных окон. Сегодня не писец на доске, а проповедник белою рукою набрасывает в воздухе уверенный чертеж всеми признанного нравственного закона. В соборе св. Павла, в Вестминстерском аббатстве торжественно раздаются высокие учительные слова. Им предшествует и их завершает дружное хоровое пение. Поют везде на один лад и в католических, и в протестантских храмах всех исповеданий. Почти повсюду полно, но для опоздавшего охотно потеснятся на скамье и дадут заглянуть в молитвенник, если свой он оставил дома. Есть удовлетворение в том, что все вокруг так очевидно находятся в столь превосходном расположении духа, хотя нельзя не понять, что этим и исчерпывается для многих смысл их пребывания здесь, как о том свидетельствуют усилия проповедника ничем не потревожить веками завещанный обычай воскресного благочестия и благополучия. |
| В самом центре британского могущества и владычества над многочисленными мусульманами – в Лондоне имеют постоянное пребывание представители разных мусульманских стран, а в Индии с 1886 года существует особое общество, обслуживающее интересы мусульманских подданных Англии. Это общество имеет целью: а) содействовать религиозному, социальному, нравственному и умственному прогрессу мусульман, б) создать центр для общественного единения мусульман всего мира, в) укрепить братское чувство между мусульманами и облегчать их общение, г) исправлять ошибочные взгляды немусульман на ислам, д) облегчать совершение религиозных обрядов в некультурных странах, е) читать лекции с дебатами о предметах, могущих содействовать интересам ислама и ж) собирать подписку отовсюду для постройки мечети в Лондоне и основать необходимый фонд и одновременно увеличить мусульманское кладбище в Лондоне 48 . Интересна и поучительна одна особенность в жизни мусульман, проживающих на чужбине, в стране неверных – в Лондоне: выходцы из разных стран мира, лондонские мусульмане не забывают и среди тамошней кипучей жизни своих религиозных обязанностей. Не имея пока собственного дома для совершения общественной молитвы, они собираются в ресторане! Холборн, куда являются лондонские джентльмены на большие обеды и для бесед на политические и патриотические темы. Описание праздничной молитвы мусульман в 1911 г., по окончании поста, было передано со слов министра Ф. Гибса на страницах «Туркест. Вед.», откуда приводятся заключительные слова английского автора: «Здесь, в Тэмпле, молодые турки изучают законоведение. При Британском Музее состоят африканцы, изучающие западные науки. Под старыми сводами публичных столовых вы увидите немало красных фесок. В разных местах Лондона вы можете наткнуться на торговцев из Индии, Персии и Египта. Многие корабли, пристающие к набережным Лондона, привозят из Константинополя и Каира магометан, все имущество которых состоит из тюка товаров и коврика для молитвы. Патронами Лондонского исламистского общества, до некоторой степени объединяющего всех этих скитальцев вместе, состоят: турецкий султан, хедив Египта и магометанские принцы Индии. Через год или два, в Лондоне будет выстроена, неподалеку от Вестминстерского аббатства, магометанская мечеть, с которой, при закате солнца, будет раздаваться голос муэдзина, призывающего правоверных к молитве». |
| Алиса понимала чувства королевы Елизаветы, которая не доверяла брату короля. Алисе было горько думать, что ей известно горе, предстоящее этой женщине. Королева надеется, что все обойдется, что герцог Глостер сдержит слово. Но Алиса потому и полетела в Лондон, чтобы увидеть, что здесь произойдет и как это случится. Но одно дело у себя в XXI веке обсуждать историческую поездку в XV век, а совсем другое — сидеть на низенькой скамеечке у ног худенькой, бледной женщины средних лет, чем-то похожей на маму Алисы, видеть, как ее пальцы мнут кружевной платок, потому что она боится за жизнь сына и не верит, что ее любимый муж умер своей смертью. Алиса была теперь не на уроке истории. Она попала в настоящую жизнь, и эти люди уже не были ей чужими. — Герцог посылает навстречу Эдуарду отряд своих рыцарей, а может быть, и сам поедет встретить принца и проводить до Лондона. Он говорит, что беспокоится, как бы чего не случилось по дороге. Якобы развелось много разбойников. А ведь при жизни короля на дорогах было спокойно! — Вели Эдуарду не ездить в Лондон, — решительно сказала Лиззи. — Пускай сидит в Ладлоу. — Чудесно, — печально улыбнулась королева. — Может быть, этого они и желают. Тогда некого будет короновать в Вестминстерском аббатстве, и они найдут другого короля. — Они не имеют права! — возмутилась Лиззи. Недаром у нее были огненные волосы — она вспыхивала в одно мгновение. — Эдди — настоящий король! — Они постараются нас обмануть. — Как? У нас много друзей. И тебя, мамочка, любит добрый английский народ. — Народ сам не знает, кого любит, — ответила королева. — Ему завтра скажут, что мы с тобой неизвестно откуда приехали… Что мы цыганки… Вот народ и поверит. — Мама, ты сошла с ума! — А знаешь ли ты, что архиепископ Кентерберийский еще вчера попросил у меня свидетельство о нашем с папой браке. Он сказал, что у некоторых баронов есть сомнения: И их надо развеять. — А ты? — Я ответила, что со временем обязательно покажу этот документ. Алиса не знала о визите архиепископа и спросила: |
| Все надо делать шаг за шагом. Ошибки исправлять будет некогда. — Смотри, — говорил он своему союзнику, герцогу Бэкингему, — я начинаю следующее сражение. Один принц уже у меня в руках. Но второго я еще не добыл. И пока он в Вестминстере, все мои шаги к трону ничего не значат. Я могу топтаться на месте до смерти. Я не могу короноваться, потому что каждая собака начнет лаять: а настоящий ли король сидит в Вестминстере? Принцы должны исчезнуть. — И как же вы намерены этого достичь? — спросил красавчик Бэкингем. Ричард вдруг нахмурился. — Ты хочешь слишком много знать, — буркнул он и отвернулся. — В последнее время я перестаю тебе доверять. Как Хастингсу. Но Бэкингем не испугался Глостера. — Даже вам, герцог, — ответил он, — не удержать власть в одиночестве. Без друзей не стать королем, особенно в стране, где большинство баронов вас не поддерживает, а народ вам не доверяет. — Уходи, — приказал Ричард. — Но не смей покидать Лондон. Ты мне можешь пригодиться. Чтобы не тратить времени даром, Ричард сам приехал в Вестминстерское аббатство. Как протектор и заботник о принцах. Поговорить по душам с королевой. Ведь не чужие люди! Королева встретила его в зале аббатства. Рядом с ней стояли каноники и монахи. Герцог и королева уселись на деревянные стулья с высокими спинками. Маленького Дика не пустили в зал. Лиззи тоже осталась с братом. Королева не решилась рисковать судьбой детей. Зато Алиса, одетая фрейлиной, стояла рядом с Джейн. — Я приказал прислать вам оленины, — сказал Ричард. — Детям в это время года полезно свежее мясо. — Спасибо, герцог, — ответила королева. — Сегодня я узнала, что коронация снова перенесена. Когда же мы коронуем Эдуарда? — При первой же возможности, сестра, — улыбнулся Ричард. Улыбаться герцог Глостер не умел. Пока он был серьезен, у него было обычное лицо с широким лбом, прямым носом, тонкими губами и выступающим вперед подбородком. Но стоило ему улыбнуться, как рот искривлялся, черные глаза превращались в щелочки, нос тянулся к губе, а подбородок вылезал вперед, как у старой ведьмы. И сразу становилось понятно: это плохой человек. |
| Алиса кинулась бежать, а в толпе шумели и возмущались. Многие стали мешать стражникам догнать Алису. А когда доктор Шей снова хотел заговорить, в толпе поднялся такой шум, что он и сам себя больше не слышал. Но дело было сделано. Уже к утру следующего дня в Лондоне все знали, что королева — ненастоящая, а дети Эдуарда — бастарды, рожденные вне брака, им вообще-то место на помойке. А когда принцу Ричарду за ужином сообщили о словах доктора Шея, он громко возмутился: все его гости видели, как сильно он возмутился. — Никогда! — закричал он. — Никогда я не позволю обливать грязью вдову моего возлюбленного брата! Немедленно арестуйте этого отвратительного доктора Шея! Я подозреваю, что он — самозванец. Не приходится ли он родственником уважаемому лорду-мэру нашей родной столицы? Кто-то из придворных поспешил выкрикнуть: — Он родной брат нашего лорда-мэра! И профессор Оксфордского университета! — Не может быть! — Ричард был страшно удивлен. — И такой человек осмелился напасть на несчастную вдову? Герцог в растерянности сел на свое место и опустил голову на руки. Целую минуту все в зале напряженно молчали, никто не смел и рта раскрыть. Потом Ричард медленно поднял голову, обвел тяжелым взглядом зал и сказал: — Никому нельзя верить! Никому. — И добавил: — Попросите у королевы документ о венчании. Она его нам даст, и никто не посмеет ставить под сомнение ее слова. И тогда мы коронуем Эдуарда хоть завтра. И я сам лично возложу на него корону. Вот так! И Ричард отправил к королеве герцога Бэкингема, чтобы тот вежливо попросил у нее документ о браке с королем. К тому времени, когда красавчик Бэкингем заявился в Вестминстерское аббатство, королева Елизавета уже обо всем знала. Первой дурные вести ей принесла Алиса. Королева же так ждала вестей о сыновьях, что рассказу Алисы о проповеднике докторе Шее не придала никакого значения. Мало ли какие проповедники выступают у Вестминстера! — Как там мальчики? — спрашивала она. — Как их содержат, хорошо ли они питаются, водят ли их гулять? |
| Епископ же Варне во время еще своей интронизации в 1924 г., когда произносил проповедь , то предостерегал против «языческого сакраментализма, утверждающего, что Хлеб Спасения может быть создан каким-то волшебством обряда и слов». В своей проповеди в Вестминстерском аббатстве 19 июля 1925 г. Варне заявлял, что «христианство не сохранило в чистом виде учения Христа и Его Апостолов, но придя в соприкосновение с языческим миром, восприняло от него тайны культов Изиды и Митры, веру в священство и в действие таинств или магический сакраментализм. По его словам, священник, в силу механической преемственности, облечен особой духовной силой и может совершением обрядовых действий и произношением слов наделять безжизненную материю (хлеб и вино при евхаристии) духовными свойствами. Таинства в действительности действуют магией» 161 . В своем отрицании пресуществления епископ Варне идет еще дальше. Он предлагает произвести химический анализ евхаристических элементов до и после пресуществления, чтобы изобличить последнее 162 . Проповеди епископа д-ра Барнса получили должный отпор в достойном ответе ему со стороны «Английского Церковного Союза» на имя Кентерберийского Архиепископа д-ра Девидсона. Но последний встал на защиту Барнса, который им же был посвящен во епископа 163 . Несомненно, в таком отрицательном отношении к таинству евхаристии сказалось то же самое отсутствие у англиканской иерархии истинной веры в таинство священства. Если бы английские епископы имели эту веру, они считали бы себя строителями тайн Божиих, ( 1Kop. IV, 1 )) совершителями страшного евхаристического таинства, и никогда не посмели бы допустить такого глумления над этим таинством со стороны епископа Барнса. Вместо покровительства, которое английские епископы в лице Кентерберийского Архиепископа ему оказали, они сняли бы с него архиерейский сан за его неверие и кощунство. При таком отрицательном отношении английской иерархии к таинствам священства и евхаристии можно даже усумниться, насколько искренно англиканская иерархия в последнее время стремится к соединению с Православной Церковью. |
| Убийство в Вестминстере Вчера вечером в доме No 16 на Годолфин-стрит совершено таинственное преступление. Годолфин-стрит – одна из тех старинных тихих улиц, которые тянутся между рекою и Вестминстерским аббатством, почти под сенью большой башни здания парламента. Большинство ее домов построено еще в XVIII веке. В одном из этих домов, в маленьком, но изысканном особняке, несколько лет подряд проживал мистер Эдуард Лукас, хорошо известный в обществе как обаятельный человек, один из лучших теноров-любителей Англии. Мистер Лукас был холост: ему было тридцать четыре года; его прислуга состояла из пожилой экономки миссис Прингл и лакея Миттона. Экономка обычно по вечерам не работала; она рано поднималась к себе в комнату, расположенную в верхнем этаже дома. Лакей в этот вечер отправился навестить приятеля в Хам Мерсмите. С десяти часов мистер Лукас оставался в квартире один. Пока еще не выяснено, что произошло за это время, но без четверти двенадцать констебль Бэррет, проходя по Годолфин-стрит, заметил, что дверь дома No16 приоткрыта. Он постучал, но не получил ответа. Увидев в первой комнате свет, он вошел в коридор и снова постучал, но и на этот раз ему не ответили. Тогда он отворил, дверь и вошел. В комнате царил страшный беспорядок: вся мебель была сдвинута в сторону, посередине валялся опрокинутый стул. Около этого стула, все еще сжимая рукой его ножку, лежал несчастный владелец дома. Он был убит ударом ножа прямо в сердце, причем смерть, вероятно, наступила мгновенно. Нож, которым было совершено убийство, оказался кривым индийским кинжалом, взятым из коллекции восточного оружия, украшавшего одну из стен комнаты. Убийство, по-видимому, было совершено не с целью грабежа, ибо ценные вещи, находившиеся в комнате, остались нетронутыми. Мистер Эдуард Лукас был настолько известен и любим всеми, что сообщение о его насильственной и загадочной смерти встречено искренней скорбью его многочисленных друзей. – Ну, Уотсон, что вы думаете об этом? – спросил Холмс после долгого молчания. |
|
|
