| А Кулябко, за эти короткие часы после выстрела не очнувшись, не осознавшись, не понял даже собственной выгоды и в этом неподготовленном непрояснённом состоянии так и поехал на допрос, и там выкладывал, что Спиридович, и Веригин, и сам Курлов знали о допуске Богрова в театр, и все шаги он, Кулябко, предпринимал с ведома их, – совершал ошибку непоправимую и надолго осложнял следствие и положение товарищей, нисколько не облегчая собственного. Так же и Богров, не испытав никакого влияния, никаких разъяснений, в начале допроса скрывал, от кого билет, а потом называл и Веригина, и Спиридовича. А между тем правильный план оправдания быстро освещался и выстраивался в хладнокровных опытных головах Курлова и Спиридовича. Спиридович – конечно ничего о Богрове не знал, да и принципиально не нуждался знать, потому что это функция местного охранного отделения, а Спиридович заведует охраной дворцовой. У него и времени на это не могло быть. Ещё меньше касался всего этого Веригин, который и вообще не нёс никаких специальных заданий по охране, даже не имел никакого отношения к политическому розыску, а состоял при Курлове для особых поручений. Касательно Богрова оба они не отдавали, да формально и не могли отдавать никаких распоряжений. Что же касается самого генерала Курлова, то, действительно, он отвечал в полном объёме за всё состояние охраны во время торжеств, но именно по огромности этой задачи он не мог вникать в каждую деталь (о Богрове был информирован лишь в самых общих чертах) и должен был доверять исполнителям отдельных участков, без чего вообще невозможно никакое руководство. Непосредственное принятие розыскных мер не лежало на его обязанности. Кулябке же, работнику многолетнему и опытному, Курлов имел все основания доверять. Если бы так рассудить и построить защиту с первой минуты, то все трое они, старшие по положению, сразу выходили из-под обвинения, становились на твёрдую землю, – и тогда тем более эффективно и авторитетно генерал Курлов мог протянуть руку помощи и защиты своему подчинённому, попавшему в беду по неосмотрительности и некоторым служебным упущениям. Ведь и сам Кулябко мог быть оправдан сильными доводами: что он никак не мог ожидать вероломства от Богрова, служившего прежде так усердно; что только глянув на его щуплую близорукую интеллигентскую фигуру, никак нельзя было принять его самого за террориста; а подвергнуть его грубому наблюдению или обыску значило бы испортить всю игру. Здесь просто – несчастно сложившиеся обстоятельства. |
| Сначала во главе общины стоял Илларион Калмыков (ум. 1841 г.), за ним сын его Петруша (ум. 1864 г.), а затем – жена последнего, «богородица» Лукерья Васильевна, которая с успехом правила общиной 22 года. Все эти правители жили в с. Горелом и помещались в так называемом «Сиротском доме», который считался «Сионом» и «Лаврой» духоборчества и отправлял все функции высшего государственного учреждения». 286 Здесь производились суд и расправа не только над провинившимися духоборцами, но и над туземцами, имевшими какие-либо столкновения с сектантами, причем в случае уклонения от установленного режима применялись крайне жестокие наказания; однако, жаловаться никто не смел. Неудивительно, поэтому, что в течение 50 лет среди духоборцев не возникло ни одного дела в правительственных учреждениях, чем гражданские власти были очень довольны, горячо хвалили духоборцев, как тихих, скромных людей и образцовых граждан и делали им всякие льготы и попущения, особенно в правление Лукерьи Васильевны. 287 Со смертью Лукерьи (ум.1886 г.), не оставившей прямого наследника и преемника, в духоборческой общине начались неурядицы. Одна часть духоборцев (большая) желала иметь своим правителем молодого духоборца Петра Веригина, бывшего секретаря и фаворита Лукерьи, человека тщеславного, самоуверенного, а другая (меньшая) стояла за Алешу Зубкова, бывшего старшиной с. Горелого и главным советником Лукерьи. Веригин с партией хотел было силой овладеть «Сиротским домом» и захватить в свои руки управление и общественные капиталы, но противники их обратились за помощью к гражданской власти, и попытка веригинцев не удалась. Мало того, Веригин, как виновник смуты и волнений среди духоборцев, открыто выдававший себя за пророка и называвший себя «царем над царями», был сослан в г. Колу, Арханг. губ., оттуда переведен в г. Шенкурск, той же губ., и. наконец, в Обдорск, Тобол. г.. 288 Так. обр. духоборцы разделилась на две враждебных партии: «большую», Веригннскую, и «малую», Гореловскую, называемую в насмешку «правительственной». |
| У духоборов издавна существовал общественный сиротский дом с большими капиталами и богатым хозяйством. В то время как сиротским домом, а также всеми духоборами управляла духоборская руководительница, вдова Лукерья Васильевна Калмыкова, которая обладала редким умом и особенным добродушием, а потому управление её было настолько разумно, что её любили не только все духоборы, но и все посторонние люди, которые знали её. В описываемое нами время Лукерья В. Калмыкова приезжала в село Славянку; после её посещения П. В. Веригин, оставив жену и маленького сына, уехал в село Горелое к Л. В. Калмыковой и с тех пор в течение пяти лет П. В. жил в сиротском доме, не занимая никакой определённой должности. Все порядки велись по старому установлению Лукерьи Васильевны, а потому нельзя было узнать, какого характера Пётр Васильевич, хотя придворные Лукерьи Васильевны говорили очень много нехорошего о его домашнем поведении, но им никто не верил, потому что все видели П. В. всюду разъезжающим вместе с Лукерьей Васильевной. Но по смерти Л. В., несмотря на то, что Л. В. при живости не оставила никакого духовного завещания и словесно не утвердила его на своё место, Веригин сразу начал оказывать свою власть. Ещё при погребении Л. В. он распоряжался над людьми, за что все приближенные Л. В. сразу восстали против него. Духоборы настолько были перепуганы неожиданной смертью Л. В., что не знали, что им и делать. Они так привыкли жить под её покровительством, что им казалось, что без неё и жить нельзя. Они невольно думали, кто бы заменил её место. Они задавали друг другу вопросы; «Кто же у нас будет вместо Л. В?» А другие говорили: «Да, наверно, П. В.: он что-то смело распоряжается. Может, ему Л. В. приказала управлять нами, да может, он для того и взят в сиротский дом». А некоторые приходили к самому П. В. и спрашивали его, кто должен занять место Лукерьи Васильевны. П. В. прямо не говорил, что он, а только делал доводы. Он заявлял им пророчески, что вот приходит время второго пришествия Христова и наступает день страшного суда его, а потому вы должны молиться Богу, чтобы Бог дал вам разумение познать Христа, явившегося к вам во плоти, и ещё много говорил в этом роде. Духоборы эти слова его разносили всюду и толковали, кто как попал. Вокруг П. В. скоро образовался кружок людей, которые внушили всем духоборам, что они знают именно, что П. В. – Христос. Одни из них говорили, что слышали, что Л. В. говорила, что П. В. будет судить весь мир, а другие говорили, что они видели чудо, сотворённое Петром Васильевичем. А одному старику, Савелию Чулкову, было приказано говорить народу, что он помнит день рождения П. В. Будто он, Чулков, в то время был в селе Славянке, и в ту ночь, когда родился П. В., он видел, как звезда с неба упала на дом Веригина и рассыпалась и будто ему, Чулкову, было сказано, что родился Христос и приказано молчать до времени, а теперь пришло время говорить. Старик и сейчас жив в Канаде и теперь рассказывает духоборам об упавшей звезде на дом Веригина. |
| Можете себе представить, с каким сердечным замиранием отправилась я на бал. Бал этот был блестящий; народу множество. Хозяйка дома и ея дочери встретили меня необыкновенно любезно. Молодые люди сейчас-же на-перерыв стали приглашать меня на танцы. Я танцовала, но, конечно, была в сильном смущении и совсем не потому, что это был мой первый выезд – об этом я и позабыла – а потому, что ждала исполнения нашего необыкновеннаго сна. Но время шло, мы протанцовали уж несколько кадрилей и не случилось ничего особеннаго. Только вдруг я слышу странный крик. В дальнем углу огромной залы какое-то движение. Вот гости расступаются, и трое людей несут какого-то офицера. Его несут ко мне спиною. Я не вижу его лица, но узнаю его мундир, его затылок, волосы. Это он! – И с чего это он упал в обморок? – слышу я. – Кто это? – Да Веригин. Вдруг вошел в залу, вскрикнул и упал в обморок! Тут у меня голова закружилась и несколько минут я не помню, что со мною было. Когда я очнулась – бросилась разыскивать отца. Он был в одной из дальних комнат и преспокойно играл в карты. Я ему рассказала все, что случилось. Он изумился и заинтересовался не меньше моего, постарался всячески меня успокоить, а сам пошел узнавать об этом Веригине. Вот он вернулся. Веригин действительно существует – это молодой офицер, но его уж нет в доме. Он едва пришел в себя и немедленно-же уехал; – так моему отцу и не удалось взглянуть на него. Весь конец этого вечера прошел для меня в тумане. Дня через два отец уехал из Петербурга обратно в деревню, а я осталась в пансионе, мало-помалу успокоилась и почти забыла о Веригине… Анна Николаевна замолчала и снова начала глядеть на огонь камина. Меня поразило выражение ея больших, черных глаз, – глаза эти, обыкновенно ясные и спокойные, теперь странно и вдохновенно блестели. – И этим все кончилось? – спросили мы. – Нет, было продолжение, – очнулась Анна Николаевна. – Прошло два года, я совсем уж забыла этот странный случай. Мне жилось очень весело и беззаботно. Мои родители намеревались провести всю зиму в Петербурге, а потому мы рано, в начале августа, выехали из деревни, чтоб успеть нанять квартиру и устроиться. |
| 279 Ор. Новицкий. Духоборцы, их история и вероучение, изд.2, Киев, 1882г., стр. 1–4; Отеч. Зап. 1867г., т. 173, стр. 87. 280 Новиц. Духобор., стр. 25–29; Отеч. Зап. 1867г., т. 173, стр. 96–97; прот. Т. Буткев. Обз. рус. сек., стр. 204–205. 282 По указу им было назначено по 15 дес., но в действительности отведено по 37,5 дес. См. у Новиц., стр. 62–63, 80. 285 Новицкий. Духобор., стр. 142–150; прот. О. Титов. Сект. духоборцев (Мис. Обозр. 1897г., май, kh.I, стр.352; дек. кн. I, стр. 1106–1108). 286 В. Терлец. Очер. и исслед., к. I, стр. 48–50. Сиротский дом представлял собой огромное, в центре села, подворье, обнесенное стеной, и заключал в себе множество всевозможных жилых и нежилых построек; строился и поддерживался он на общественный счет духоборцев, причем ему в пользование управителей было выделено духоборцами 1500 дес. общественной земли. Кроме управителей здесь жила их свита, которая состояла при Калмыковых больше из женщин, а при Лукерье Васильевне – из мужчин. Главный домоправитель и хозяин Сиротского дома назывался атаманом (Терлец., там же, стр. 48). 287 Так, напр., управительница Лукерья Васильевна завела свой вооруженный конвой, в несколько десятков всадников, в костюме чуть не конвоя Его Величества. Конвой этот мчался за нею всегда и везде, даже когда она появлялась в Тифлисе, на глазах у высшей власти (Мис. Обоз. 1900г., стр. 481–485). 288 Бонч-Бруевич. Матер. к ист. и изуч. рус. сект. и раск., вып. I. Спб, 1908г., стр. 85, прим. 59. В 1901 г. Веригин освобожден и уехал в Канаду. 289 Во время одного столконовения духоборцев с местными властями в Закавказье было сделано распоряжение «переписать» всех приверженцев Веригина, вследствие чего последние стали называться еще «писанными», а противники их – «неписанными» (Бонч-Бруев., Матер. к ист. и изуч. рус. сект. и раск., вып. I., стр. 49, прим. 25). В 1896 г., по предложению Веригина, приверженцы его перестали именоваться духоборцами, а присвоили себе название «христиане общины всемирного братства» (Бонч-Бруев., Матер. |
| Состязаются весельчаки: – Отец атаман, бабку мою не видишь? – Может, ангелов в небе видишь? – Как там Илья-пророк? – И ангелов вижу, и бабку вижу. А вона едет в карете Илья-пророк, отвечает на шутки Разин. А сам всё время на север смотрит — туда, куда дальше идти походом. Даже ладошку к глазам подводит. Заприметили это разинцы. – Что там, отец атаман? Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич. – Что видишь, отец атаман? Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич. Недоумевают внизу казаки. Может, пожар атаман увидел? Может, боярские струги идут по Волге? Или вовсе какая невидаль? Прекратилось вокруг веселье. Обступили качели разинцы. – Что видишь, отец атаман? Выждал Разин, когда всё утихло: – Горе людское вижу. Слёзы сиротские вижу. Стоны народные слышу. Ждут нас людишки. На нас надеются. Кольнули слова атамана казацкие души. Замедлили мах качели. Спрыгнул на землю Разин. Подошёл к нему сотник Веригин: – Правда твоя, атаман. Не ко времени отдых выбран. – Верно, верно, — загудели кругом казаки. — Дальше пошли походом. Поднялось крестьянское войско. Сотня за сотней. Отряд за отрядом. Вздыбилась дорожная пыль. Остались в селе качели. Долго ещё на них мальчишки взлетали в небо. И, замирая на высоте, вслед ушедшим войскам смотрели. Глава третья. Снятся боярам страшные сны Епифан Кузьма-Желудок Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник — Разин верхом на коне. В тревоге живут бояре. И в Твери, и в Рязани, и в Орле, и в Москве, и в других городах и сёлах. Послышится цокот копыт по дороге — затрясутся осинкой боярские ноги. Ветер ударит в окна — боярское сердце замрёт и ёкнет. Боярин Епифан Кузьма-Желудок боялся Степана Тимофеевича Разина не меньше других. А тут ещё барский холоп Дунайка рассказывал ему что ни день, то всё новые и новые страсти. И, как назло, всегда к ночи. Много про Разина разных слухов тогда ходило. И с боярами лют, и с царскими слугами крут. И даже попов не жалеет. А сам он рождён сатаной и какой-то морской царицей. В общем, нечистое это дело. – Пули его не берут, — говорил Дунайка. |
| Насколько секта духоборов отличается консерватизмом, видно из того, что Высочайший Манифест 17 апреля 1905 г. не произвел на духоборов никакого впечатления и не вызвал среди них того усиленного подъема и оживления внутренней жизни, какое замечается ныне во всем сектантстве. В последнее время духоборы заняты были переговорами о новом, вторичном переселении в Америку. К этому их побуждали отчасти письма от Канадских духоборов, в которых последние усердно звали земляков в Америку, соблазняя их большим количеством земли, лучшими порядками, свободой и довольством. Духоборы с. Башкичет, по этому поводу говорили: «разное, конечно, пишут, кому понравилось тамошнее житье, тот и зовет нас к себе, а другие вот недовольны разными недостатками по хозяйству, малоземельем, плохими урожаями. Особенное оживление происходило среди духоборов, когда из Америки приехал вождь духоборов постников Веригин, с целью вербовать здесь рабочих на американскую железную дорогу. К счастью, предприятие это не имело успеха и вторичного переселения не последовало, хотя, частные случаи переселения бывают, и вообще с канадскими духоборами происходит самые деятельные и оживленные сношения. Духоборчество, отличавшееся доселе сравнительною устойчивостью, начинает колебаться и терять своих последователей. Некоторые переходят в баптизм, некоторые в православие. По отзыву местного священника и наблюдению епархиального грузинского миссионера о. Дунаева, духоборы в настоящее время представляют собою весьма удобную почву для насаждения православного учения, они находятся в переходном состоянии, так сказать, на распутье и, озираясь вокруг, раздумывают, куда им идти; возможно, что, если мы их не обратим в православие, то они уйдут в баптизм. В таком положении находятся имеющиеся в небольшом количестве духоборы Харьковской и Самарской губернии. В Харьковской губ. чистых духоборов в настоящее время весьма немного. В последней четверти прошлого столетия они слились с штундистами и баптистами, образовав особый вид сектантов штундо-духоборов, отчасти перешли в молоканство и даже хлыстовство, а некоторые вместе с закавказскими единоверцами переселились в Канаду. В чистом виде духоборов в Харьковской епархии можно встречать еще только отдельными семьями в некоторых местах, напр., в хуторах близ слой. Коломака, Волковск, у., в хут. Колесниковом, Змиевского у., близ слоб. Соколова и в слоб. Дементьевке Харьковского уезда. |
| Особенно эта надежда ожила среди них, когда, по случаю радостных событий в Царствующем Доме объявлялись русскому народу разные милости. Но надежда духоборцев не осуществилась, и это немало содействовало возбуждению и озлоблению среди Веригинцев, и еще более оттолкнуло их от правительства. К этому, между тем, присоединилось другое, более важное обстоятельство. В убеждениях самого Веригина произошла крутая перемена, – он был совращен в толстовство. Находясь в ссылка, Веригин сошелся с некоторыми лицами, которые познакомили его с толстовскими идеями. Воззрения Толстого пленили «царя» духоборцев, и он увлекся ими. Чрез депутатов, которые по временам являлись к нему от духоборцев из Закавказья, он передавал свои убеждения и этим последним. Под влиянием новых идей и новых веяний среди Веригинцев произошло разделение. Некоторые начали усвоить новые идеи Веригина, т. е. идеи толстовские, и выделяться в особую партию. Образование этой партии особенно помогла энергичная пропаганда толстовства, начавшаяся среди духоборов в девяностых годах прошлого столетия административно поселенными в Закавказье толстовцами. Толстовщина совершенно выбила из колеи духоборческую массу Веригинской парии и послужила источником позднейших беспорядков и волнений 13 . 3 . В 1891 г. в духоборческом селе Башкичетах поселены были административно высланные за религиозно социалистическую пропаганду среди крестьян с. Павловки Харьковской губ., князь Д. А. Хилков, а также дворянин Бодянский – ярые толстовцы. Князь Хилков, который уже ранее был знаком с духоборцами (во время военной службы на Кавказе в русско-турецкую войну), обратил особенное внимание на секту духоборческую, начал изучать ее религиозные и моральные воззрения, собирать псалмы и письменно работать над этим деслом. Он дружески сошелся с местным населением, благодари лечению духоборцев, пчеловодству и сельско – хозяйственным работам совместно с ними. Записав исповедание веры духоборческой и нашедши его крайне извращенным, а религиозное сознание духоборцев и нравственное поведение низко упавшим, Хилков и Бодянский принялись за исправление духоборческого катехизиса и издали его в новой исправленной редакции, под названием «Исповедная песнь христианина». |
| Спокойная жизнь повлияла на ослабление основ духоборческого учения; они «стали утеривать сознание своих предков», что особенно заметно сказалось в активном участии духоборов в период русско-турецкой войны. Это вызвало разлад в общине. В ней образовались две партии: «большая», стремившаяся к восстановлению прежней чистоты, и «малая», являвшаяся противницей этого возрождения. К сожалению, и здесь дело не обошлось без доносов. Представители «малой» партии жаловались губернатору. 26 февраля 1887 г руководитель «большой» партии Петр Веригин был арестован, и его враги, с помощью администрации, подкупленной громадными взятками, захватили Сиротский дом и все имущество духоборческой общины. Впоследствии после долгих тяжб Сиротский дом и остальное имущество возвращено было обществу, но... оно уже оказалось расхищенным, и в расхищении крупное участие принимали местные власти: около полмиллиона пошли на один подкуп правительственных лиц в Ахалкалаках и в Тифлисе. Все эти события имели огромное влияние на возрождение духоборов; они показали, к каким неимоверным хищениям кавказской администрации повлекла внутренняя борьба в духоборческой общине. Среди сторонников «большой» партии выделилась особая партия «постников», которая и взяла на себя задачу возрождения духоборческого учения. «В течение зимы 1893–94 гг., – рассказывает в своих воспоминаниях Н.И. Дудченко 15 , имевший возможность наблюдать духоборов в этот период брожения, – духоборы-постники обсуждали и вырабатывали свое отношение к государству и свое общественно-экономическое устройство. Духоборы знали наперед, что их поступки непременно навлекут на них жестокие гонения... Прошел 1894 год, который для духоборов-постников был самым интенсивным в их умственной жизни. К этому времени они уже пришли к разрешению всех вопросов: решительно отказались каким бы то ни было образом принимать участие в поддержании насильнической государственной организации или подчиняться ей». Духоборы не ошиблись, ожидая со стороны правительства самых жестоких гонений. Эти гонения открылись эрой неимоверных хищений кавказской администрации, происходивших на фоне нового духоборческого движения. Богатейшие материалы, опубликованные лондонским «Свободным Словом», дают ужасающую картину насилий, которым подвергались духоборы. Эти материалы заслуживают большого внимания, так как они все подтверждены документальными данными. |
| Но тогда из-за отсутствия расположения временщика ни Курлову, ни его покровительствуемым становилось невозможно продвигаться выше. Людям честным, не желающим лакействовать у премьера, просто невозможно становилось служить. И сверх всего он ещё назначил ревизию секретных фондов Департамента полиции, что было уже невыносимо, душило. В такой обстановке и было высочайше решено торжественное посещение Киева с освящением памятников святой Ольге и Александру Второму. Тем более поспешил Курлов взять на себя единолично все охранные мероприятия, отстранив и Департамент полиции и генерал-губернатора Юго-Западного Края Фёдора Трепова, который претендовал вести охрану сам и ещё выказал себя глубоко оскорблённым. Помощники Курлова имели уже большой опыт, а теперь Кулябко был прямо у себя дома в Киеве. Длительная командировка давала возможность Курлову обеспечить содержанием и значением своего двоюродного брата и других удобных лиц, а также на несколько недель облегчить и личный бюджет переходом на казённое содержание. Целые жандармские эскадроны и множество чинов наружной и охранной полиции были затребованы из столиц и других мест Империи для усиления киевской охраны – всего 2000 нижних чинов и 48 офицеров. А в верховном надзоре Курлову неоценимо помогали и дворцовый полковник Спиридович и свой Веригин – уже камер-юнкер, а пришла пора добывать ему и камергера. Их двоих Курлов повелел включить и в городскую комиссию по распределению билетов на парадный театральный спектакль, чтобы город не допустил кого-либо нежелательного. Всеми же остальными билетами – в Собор, в Купеческий сад, на ипподром, на открытие памятника, заведовал свой двоюродный брат. Нет сомнения, все революционные партии объявили мобилизацию, дабы совершить покушение на цареубийство во время этих торжеств, и даже как бы не сам Савинков возглавлял террористические замыслы. Но и противостояла же им многолюдная продуманная курловская охрана. Однако всё напряжение всех сил охраны никак не выявляло глубоко-затаившихся террористов, пока вдруг 26 августа не позвонил Кулябке его бывший заслуженный умнейший сотрудник Богров. Это сообщение застало полицейскую верхушку за праздничным домашним обедом (в те недели все обеды были праздничные), который Кулябко давал в честь Спиридовича и Веригина, позвавши Сенько-Поповского и других. Человеческая теплота этого обеда распространилась и на беседу их с Богровым, что чрезвычайно понятно: чины розыскных учреждений, имеющие постоянное общение с секретными сотрудниками, не только к ним привыкают, но последние становятся для них как бы близкими людьми. И такому явившемуся сотруднику опасно выразить недоверие: тогда в его действиях появится неуверенность. Вдвойне дорогой оттого, что потерянный и вот вернувшийся, умница Богров докладывал наконец о злодейских планах. Это была крупная неожиданная радость и вполне простительно, что мера доверия была несколько превзойдена. |
|
|
