| Итальянский поход 1796-1797 гг. франц. войск под командованием Наполеона Бонапарта завершился Кампоформийским мирным договором (1797) между Францией и Свящ. Римской империей, обозначившим новый территориальный передел И.- Венецианская республика и ее владения в Истрии и Далмации отошли Свящ. Римской империи, на Пьемонт распространился французский суверенитет. В большинстве итал. гос-в признавалось создание под протекторатом Франции республик - Цизальпинской (Ломбардия, Парма, Модена, Феррара), Лигурийской (Генуя), Партенопейской (бывш. Неаполитанское королевство, по античному названию Неаполя). 15 февр. 1798 г., после вторжения франц. войск в Рим, была ликвидирована Папская область и провозглашена Римская республика, папа Пий VI сослан в Валанс (совр. департамент Дром, Франция), где 29 авг. 1799 г. скончался в заточении. В итал. республиках были приняты конституции, созданы новые органы власти, отменены личная зависимость крестьянства и ряд феодальных повинностей. В широких масштабах осуществлялись конфискация и распродажа церковных и общинных земель, за счет которых складывалась буржуазная форма землевладения помещиков-латифундистов. В то же время из И. во Францию вывозились уникальные музейные и культурные ценности. Контрибуции и военные реквизиции франц. войск стали тяжелым бременем для населения И. Недовольство республиканскими режимами со стороны католич. духовенства и аристократии вскоре распространилось на социальные низы, не получившие решения аграрного вопроса. В 1799 г. совместными действиями австр. и рус. войск при поддержке англ. и рус. флотов франц. войска были изгнаны с большей части Апеннинского п-ова. В июне того же года части рус. армии и «армии святой веры» (т. н. санфедисты, от итал. santa fede - святая вера) под командованием кард. Фабрицио Руффо заняли Неаполь, прекратив существование Партенопейской республики и восстановив Неаполитанское королевство. Отряды санфедистов, состоявшие из представителей дворянства, крестьян, солдат, люмпенизированных слоев городского населения, духовенства и монашества, приняли активное участие в массовом терроре против республиканцев. В течение года были свергнуты республиканские режимы в др. итал. государствах, тысячи республиканцев («якобинцев» и «умеренных») подверглись репрессиям или покинули пределы И. В сент. 1799 г. войска неаполитанской королевской армии захватили Рим, ликвидировав Римскую республику и восстановив Папское государство. 14 марта 1800 г. на конклаве в Венеции, проходившем под охраной союзных войск, был избран папа Римский Пий VII , вступивший в Рим 3 июля того же года. |
| Катерина 26 февраля 2018, 23:26 Из истории христианства нам (ну или почти всем нам:) известно, что именно Римская империя отличалась аккуратностью в постройке дорог, общественными банями, строгой самодисциплиной и почти полным отсутствием коррупции. Но наш Спаситель родился не среди этих бань, отлично мощеных дорог и мегадлинных водяных аквидуков. А в Галлилее, да еще и языческой, безалаберной и на плохом счету. Дороги там до сих пор так себе (на мой взгляд:). Водопроводы тоже так себе (вода солоноватая). И народ, окружающий его, не был отмечен какими-то особыми талантами. И мытари эти... ух эти мытари. И головы Сыну человеческому негде было приклонить, не было на недвижимость в Эстонии. А вот поди ж ты. Именно там и так НН 26 февраля 2018, 23:24 В.В./Наша пресловутая " душевность " это суррогат, заменитель запрещенной в атеистическом СССР духовности/- А Вы знаете, иностранцы(сербы, греки, французы, исландцы и даже поляки),с которыми мне довелось пообщаться, отмечали именно душевность в советских людях.Что было-то было.И духовности поболе было,чем сейчас-тоже факт. Потому как верующие другие были,спросите у батюшек,кто тогда и сейчас служат;почитайте-им есть с чем сравнивать.Дух-он или есть,или нет-его никакая власть не запретит!Так же как и вера.Не вижу криминала в том, что кто-то хочет уехать жить в любую страну,человек волен сам выбирать.Просто надо понять,что страны не хорошие и плохие, а другие. Тогда и жить проще будет. ДРУГИЕ! Катерина 26 февраля 2018, 22:50 Иоанна_26 февраля 2018, 17:04 - не волнуйтесь. Не останется. Те, у кого мозг не атрофировался окончательно под воздействием масс-медиа и генмодифицированной техники будут и дальше знать и любить русскую литературу, как совремнную, так классическую. И заполнять до отказа Институты славистики. Смотреть Тарковского. Или слушать Высоцкого. Ездить на Камчатку поохотиться. Или в Питер в Эрмитаж. В Карелию на озера (но это больше финны))Демонстрация же военной техники будет вопринята именно теми, кому она предназначенна - хищникам, пусть и в овечей шкуре. |
| Свобода и единство - таковы две силы, которым достойно вручена тайна свободы человеческой во Христе, спасающем и оправдывающем тварь через Свое полное единение с нею. Плод этих сил по благодати Господней не веренье и не аналитическое познание, а внутреннее совершенство и созерцание Божественного, иначе - вера, которая, по существу своему, равно как и по своему исходному началу, неприступна для безверия. Протестантское сомнение, ищущее веры и не находящее ее, римская условность, поставляющая человека, так сказать, вне верования, которому он подчиняется, не могут ни соблюсти веру, которой у них нет, ни устоять против полного безверия, ими овладевающего. Скажу более - сами они суть не иное что, как безверие в принципе и зародыше. Конечно у Синедриона Иудейского не было недостатка в деньгах на подкуп шпионов, которые следили бы за Христом днем и ночью и доносили бы о всех Его движениях; не было недостатка и в народных страстях, которые при случае могли бы послужить ненависти Синедриона против Иисуса Назарянина; и, однако, Спаситель и ученики Его проходили невредимо среди врагов своих, проповедуя веру, благословляя людей, исцеляя их недуги, несмотря на исступление и скрежет зубов священника и ученого. Силы мира тогда лишь возмогли взять власть над Христом и над Его рождавшеюся Церковью, когда явился предатель из самой среды учеников. Это событие не лишено символического смысла. Оно повторяется под другими видами во всей истории Церкви. Силы мира получают власть над Церковью только тогда, когда предательство зарождается в ее недрах. Разница лишь в том, что предательство является не в образе лица, а в виде поврежденной доктрины, которая выдает все учение во власть безверию. Запад отринул основное учение о взаимной любви, на котором единственно зиждется вся жизнь Церкви. Этим заблуждением самый принцип христианства предается суду, как некогда предан был суду Богочеловек, от которого он исходит. И теперь, как тогда, иудейский первосвященник старается поработить Его внешнему закону; и теперь скептик, питомец Греции, вопрошает Его: что есть истина? - не будучи в состоянии ронять Его ответа; и, наконец, оба, первосвященник и скептик, отдают его беззащитного в руки безверия, готовящего крест и казнь. |
| Ася вскочила. – Леля! Она, значит, все знает! Бедная Леля! – и бросилась в переднюю. Глава вторая ДНЕВНИК ЕЛОЧКИ 2 мая 1932 г. Это то, чего я страшилась всего больше в течение последних трех лет! Теперь для меня потерян последний смысл жизни. Лучше мне было умереть, чем пережить то, что я переживаю! Три года назад, раненная в самое сердце, я оплакивала надежды на собственное счастье; мне стоило очень больших усилий не пасть духом, трансформироваться и удержаться в жизни. Сейчас к моему отчаянию уже не примешивается никаких личных чувств: погибает человек, который был способен на подвиг, который жаждал борьбы и выжидал минуту, чтобы броситься противнику на горло. Он – Пожарский в потенциале, и вот он погибнет в их застенках! Он погибнет, а эта ничтожная масса, эти жалкие политические кастраты – воспитанники коммунистической партии, в которых нет ни чести, ни благородства, ни величия, эти распропагандированные морды, наводняющие нашу действительность, останутся жить? Я вижу впереди полную гибель России – моральное разложение, оскудение… Я вижу ее конец, как черную бездну, кишащую жалкими выродками вместо людей! Мне страшно смотреть в эту бездну! Моя вера в великую миссию «последних могикан», которые призваны возглавить великую грядущую борьбу, терпит поражение: таких людей не остается! Единицы, которые еще скрываются, – обречены! Россия не будет спасена или спасется совсем другим путем, а для меня смерть моей мечты – моя моральная смерть! Я – убита. Ася, конечно, попадет в мученицы – таков уже ее поэтический жребий. Это ее горе, а мое – никому не известно! Я в стороне, как всегда. А между тем силу моего горя даже измерить невозможно… Конец. 3 мая. Что удерживает меня от самоистребления? Мне хочется до конца искренне ответить себе на это. Прежде всего, еще живет слабая, правда, надежда иметь о нем известие – проштемпелеванное, сто раз проверенное письмо или свидание с Асей… Еще принимают передачи – значит, еще можно что-то для него сделать. Второе: мне жаль Асю! Я стараюсь помочь ей, чем только могу, и это спасает меня от прострации. Мелькает мысль о преступности самоубийства; и православие и теософия одинаково порицают его. Пресечь курс духовного роста и свести к нулю все очистительные испытания настоящего существования – такая возможность удерживает. Допускаю, что за всем этим прячется и звериный, естественный страх смерти. Я его не замечаю, но я не настолько самоуверенна, чтобы исключить вовсе его роль. Вот так и бьюсь изо дня в день, но долго такое состояние тянуться не может. |
| Даже если это утверждение историка и преувеличено, есть основания считать, что нераздельность гражданского и религиозного духа благотворно сказывалась на нравственной жизни римлян. Их традиционные добродетели: верность, честность, скромность, мужество, уважение к старшим — повсюду вызывали удивление. Жители Лациума гордились тем, что враги могли, связав словом, отпускать на веру их пленных, зная, что те непременно вернутся. На подобных рассказах воспитывали молодое поколение. Из идеи fides, верности, вырастало и римское право — этот прекрасный плод римской культуры, право, которое и поныне играет роль в борьбе с деспотизмом властей и произволом масс. Будучи по форме секулярным, оно имело и религиозные корни. Нужна была вера в то, что юридическая щепетильность угодна богам. «Право, — замечает известный историк Фюстель де Куланж, — родилось не из идеи справедливости, а из религии» [ 19 ]. Судебная казуистика первоначально была частью обряда, и нарушить ее считали таким же кощунством, как изменить любую из частей ритуала. Однако, питая гражданское и правовое сознание Рима, религия его сама сильно пострадала от развития юридического духа. Формальный долг как главный стимул действия воцарился у латинян и в области веры, обедняя и сковывая ее. Предстоя Высшему, человек только выполнял своего рода повинность. Сердце его при этом оставалось почти безучастным. Римская молитва едва ли даже заслуживает этого названия; она ограничивалась механическим произнесением формул и предписанными жестами. Цицерон с полным правом говорит, что «вся религия римского народа разделяется на жертвоприношения и гадания». Ее считали неотъемлемым элементом гражданского строя. Человек, небрежный в ритуалах, рисковал оказаться в числе врагов государства. Латинское слово religare происходит от глагола «связывать». Священнодействия связывали людей с богами и между собой. Но эта связь носила формальный характер. Полагали, что, соблюдая до тонкости все церемонии, человек честно выполняет условия договора с высшими силами. В этом римлянин был не меньшим педантом, чем любой иудейский законник. Жизнь его опутывали тысячи запретов и ограничений, освященных древностью. В частности, жрец Юпитера не должен был прикасаться к лошади, к тесту, к бобам, не имел права проводить вне дома более трех дней, завязывать узлов на одежде и т.д. [ 20 ]. Иные люди даже старались пореже выходить за порог дома, чтобы было меньше поводов нарушить какое-нибудь табу. |
| Знаменательно, что понятие superstitio, суеверие, означало в Риме отступление от принятых обрядов, а pietas, благочестие, понималось как точное выполнение ритуального регламента [ 21 ]. Понятно отсюда, почему римлянин с таким упорством цеплялся за архаические обычаи. Подобно китайцу, он боготворил старину; исключение делалось лишь для военных операций, в ходе которых народ, по словам Цицерона, предпочитал обычаю пользу. Такой подход к религии сделал набожность Рима чисто «уставной». В ней безраздельно царил магизм, утверждая по отношению к богам свой главный принцип do ut des (я даю тебе, чтобы ты дал мне). Поскольку человек выполнял все «обязанности» культа, он считал, что имеет право требовать и от богов той же скрупулезности в ответных дарах. В общем, без преувеличения можно сказать, что ранняя римская религия представляла собой форму, почти лишенную содержания. Безотчетное преклонение перед божественной Тайной не развилось в подлинную живую веру, а осталось в зачатке, ожидая иных времен. Однако ни ритуальное законничество, ни слепая преданность традиции не смогли погасить в римлянах стремления найти нечто более одухотворенное, чем их официальный культ. Это стремление в конце концов обрело свою цель в христианстве. Но прежде чем Евангелие пришло к ним, римляне пытались утолить свой духовный голод, обращаясь к верованиям этрусков и эллинов, азиатов и египтян. ПРИМЕЧАНИЯ Глава двадцать первая ДУША И ВЕРА РИМЛЯНИНА 1. К концу II тысячелетия относятся находки так называемой «культуры Виллановы»в Италии, но определить ее этническую принадлежность пока едва ли возможно . См.: А. Немировский. История раннего Рима и Италии. Воронеж, 1962. 2. В настоящее время ученые отказались от мысли, будто сказание (Плутарха и др.) о Ромуле и Реме — чистый вымысел (см. А. Немировский. Ук. соч., с. 86 сл.). Однако раскопки и другие данные свидетельствуют, что территория римских холмов была заселена еще до Ромула (см. И. Маяк. Проблема населения древнейшего Рима. — ВДИ, 1979, с. 71 сл.). |
| Таким образом, католические народы восприняли мысль, что «Священная Римская Империя Германской нации» с папой и императором во главе есть настоящая законная представительница истинного царствия на земле; народы православные, наоборот, видели в византийском императоре своего верховного главу, а в патриархе константинопольском, совместно с другими,— истинного представителя вселенской церкви. Под углом этих последних воззрений воспитывалась и Россия . До XV в. она считала себя покорной дщерью константинопольского патриарха, а в византийском императоре видела верховного блюстителя общественной правды. Константинополь был в глазах русских вторым Римом. Новый Рим — нормальное обозначение Константинополя в византийской официальной лексике. Со второй половины XV в. во взглядах русского общества произошла значительная перемена. Флорентийская уния ( 1439 ) пошатнула в самом корне авторитет греческой церкви; обаяние Византии как хранительницы заветов православия исчезло, а с ним и право на политическое главенство. Последующее падение Константинополя ( 1453 ), понятое как Божия кара за отпадение от веры, еще более укрепило новый взгляд. Но если «Второй Рим» погиб, подобно первому, то с ним еще не погибло православное царство, потому что оно никогда не может погибнуть. Из того, что сосуд разбит, еще не следует, что иссякло и его содержание: истина, хранимая в сосуде, бессмертна. Бог мог попустить неверных покорить греков, но Он никогда не допустит стереть с лица земли истинную веру и дать над ней торжествовать латинянам или измаильтянам. Правая вера — вечная, неумирающая; иссякнет она тогда и миру конец. Но мир пока еще существует, и потому разбитый сосуд должен быть заменен новым, чтобы воплотить вечную истину и снова дать ей внешние формы существования. Таким новым сосудом, Третьим Римом и является Москва . Освобождение от татарского ига, объединение разрозненных мелких уделов в большое Московское государство ; брак вел. кн. Ивана III на Софии Палеолог , племяннице (и как бы наследнице) последнего византийского императора; успехи на Востоке (завоевание царств Казанского и Астраханского) — все это оправдывало в глазах современников представление о праве Москвы на такую роль. |
| Нужно еще заметить, что душа представляется у Платона вечно–живущею по самой своей природе, и эта жизнь ни по своему началу, ни по своему вечному продолжению не возводится к высшему, то есть божественному основанию; между тем как только это основание и может быть единственно–твердым, положительным основанием бессмертия. Философия Платона преимущественно пользовалась уважением христианских учителей. Это же предпочтение выразилось и в отношении к учению его о бессмертии. Так, напр., Иустин Мученик в увещании к Эллинам говорит: «Платон прямо сказал: душа вся бессмертна... Платон ясно излагает учение о суде после смерти...» 383 . Теперь нам остается еще выслушать голос римского народа – народа–победителя, стоящего в конце древней истории, подчинившего своей власти почти весь известный тогда, свет. Римлянин был создан не для интеллектуальных и идеальных стремлений. Это был характер чисто практический; утилитарные стремления составляли основу всей его жизни и деятельности. Призванием его была жизнь политическая. С точки зрения пользы и интересов гражданских, он смотрел на все от начала до конца своей истории. От народа с таким анти–идеалыиым характером трудно было бы ожидать чего–нибудь особенного, самобытного и возвышенного в идеальной области религии. Древние формы его религиозных верований рано начали смешиваться с греческими и другими культами. Его религия последнего времени представляет смесь древних национальных верований с чужеземными, преимущественно же с греческими. Как вообще религия римлян выражалась не столько в богатых мыслию и образами мифах, сколько в благочестивых обрядах и действиях, так и римская вера в бессмертие насколько богата практическими проявлениями, настолько же бедна идеями и представлениями. У римлян точно так же, как и у греков, был особенный бог – владыка подземного царства: это бог мрака – Оркус. К этой таинственной области принадлежала также и богиня – Dea Muta, или Tacita, олицетворявшая собою жизнь умерших обитателей аида, которые назывались taciti, или silentes, т. е. молчаливые. Сюда же относилась богиня – Мана, названная так по имени умерших (manes), со сродными ей нимфами Оркуса – фуриями или фуринами. По верованию римлян, к каждому человеку приставлен свой гений, руководящий его судьбою при жизни и даже определяющий его состояние после смерти. Однако, гения, этого существа, принадлежащего к царству света, не следует смешивать с душою, нисходящею в подземный мир. Души умерших, маны или лары, были почитаемы как божественные существа. «Когда я умру», – пишет знаменитая мать Гракхов своему сыну, – ты будешь приносить мне жертвы и призывать божество твоей матери». Погребальные обряды у римлян были многочисленны и весьма торжественны, свидетельствуя о высоком и почтительном уважении живых к умершим, переселявшимся для продолжения жизни в другой мир. |
| Общая литература: Stein . Geschichte, I; Bury . Later Roman Empire I 2 ; Piganiol . Empire chretien; Seeck. Untergang I-IV; Lot . Fin du Monde Antique; Heichelheim F. Wirtschaftsgeschichte des Altertums. Leiden, 1938. Bd. I. S. 766–859; Bd. II. S. 1191–1225; Rostovtzeff . Gesellschaft und Wirtschaft; Mickwitz. Geld und Wirtschaft; Kornemann . Weltgeschichte, II; Bengtson H. Griechische Geschichte. München, 1960 (2. Aufl.). S. 542 ff.; Ensslin W. The Reformes of Diocletian//САН. Vol. XII. 1939. P. 383–408; Burckhardt J. Die Zeit Constantins des GroBen. Stuttgart, 1929; Schwartz E . Kaiser Constantin und die christliche Kirche. Leipzig; Berlin, 1936; Baynes N.H. Constantine the Great and the Christian Church. London, 1929; Piganiol A. L " Empereur Constantin. Paris, 1932; Grégoire H. La «conversion» de Constantin//Revue de l " Univ. de Bruxelles 34 (1930–1931). P. 231–272; Idem . Nouvelles recherches constantiniennes//Byz 13 (1938). P. 551–593; Alföldi A. The Conversion of Constantine and Pagan Rome. Oxford, 1948; Vogt J. Constantin der Große und sein Jahrhundert. Mtinchen, 1960; Baynes N.H. Constantine " " s Successors to Jovian//CMH. Vol. I. 1911. P. 24–54; Allard P. Julien l’Apostat. Paris, 1900–1903. 3 vol.; Negri G . L " imperatore Giuliano l " Apostata. Milano, 1902; Geffcken J. Kaiser Julianus. Leipzig, 1914; Bidez J. La vie de l " empereur Julien. Paris, 1930 (нем. перевод: München, 1940). Римская государственность, греческая культура и христианская вера суть главные источники византийского развития. Без любого из этих трех элементов сущность Византии немыслима. Только синтез эллинистической культуры и христианской религии с римской государственной формой позволил возникнуть тому историческому зданию, которое мы обыкновенно называем Византийской империей. Этот синтез оказался возможен благодаря перемещению центра тяжести Римской империи на Восток, к чему привела кризисная эпоха III в. Свое наиболее наглядное проявление он нашел в христианизации Imperium Romanum и основании новой столицы на Босфоре. Оба эти события – победа христианства и окончательное перенесение центра государства на эллинизированный Восток – знаменуют собой начало византийской эры. |
| Однако в этом списке всё время оставалось имя одного человека, к которому императрица питала явную антипатию и неприязнь. Этот человек уже не раз расстраивал ее планы, вступал с ней в противоборство, ущемлял ее интересы и подрывал ее авторитет. И всё же крайне шаткое положение на троне ее сына и дамоклов меч вторжения узурпатора в Италию в конце концов заставили Юстину поступиться своими личными религиозными арианскими убеждениями, женскими чувствами и гордостью императрицы и остановить свой выбор на Амвросии. Юстина устроила помпезное представление епископу Медиолана своего сына-императора, а после этого обратилась к нему с неожиданной просьбой – совершить дипломатическую миссию в Трир для заключения мира с Максимом. Амвросий действительно как нельзя более подходил для этой ответственной миссии. Его популярность как епископа к тому времени на западе была уже очень велика, и его имя было известно далеко за пределами Италии. За время правления Грациана он завоевал значительный авторитет не только в церкви, но и в мире политики. Большую роль играл и религиозный фактор: вера Амвросия и Максима совпадала, и Юстина предполагала, что миссия Амвросия не даст предлога узурпатору вторгнуться в Италию под маской ревнителя ортодоксии. Поручение подобного рода не соответствовало привычным функциям епископа и не имело прецедентов в истории. Видимо, Амвросий согласился на эту миссию не без колебаний. Его отношение к Максиму перед посольством вряд ли могло быть благоприятным. Хотя узурпатор принял крещение и заявил о себе как сторонник ортодоксии, епископ не мог одобрять убийства законного императора, которому он был столь многим обязан, какими бы мотивами оно ни было вызвано. Как уже было показано, негативно относился Амвросий и к Юстине, которая доставила много беспокойств и церкви, и ему лично. Однако как епископ и как государственный деятель Амвросий ставил во главу угла интересы мира, и он руководствовался не столько своими личными чувствами, симпатиями и антипатиями, а нравственными, политическими и религиозными соображениями. С точки зрения нравственной он чувствовал свою ответственность за жизнь еще совсем юного императора и не желал усиления власти узурпатора – убийцы законного императора; с точки зрения политической, как наследник римской аристократии и, будучи лояльным по отношению, к законному правительству, он не желал видеть империю разорванной гражданской войной; наконец, с религиозной точки зрения, а точнее, религиозно-политической, Амвросий в случае удачи этого посольства мог рассчитывать на усиление своего влияния на Валентиниана II в ущерб влиянию Юстины и ее арианского окружения, с другой стороны, союз с ортодоксальным Максимом сулил подавление ересей и язычества во всех западных провинциях Римской империи. Амвросий исходил из высших интересов государства и Церкви и рассматривал политическую деятельность как еще одну пасторскую обязанность. |
|
|
