| В 1884 г. Верещагин отправился в Палестину и Сирию. Результатом этой поездки стали этюды и картины «Палестинской серии» с евангельскими сюжетами, пейзажами святых мест и портретами разноязыких современников – турок, армян, евреев, арабов, христианских паломников. Сам художник, хотя и был атеистом, глубоко изучил Ветхий и Новый заветы и преклонялся перед подвигом и гуманизмом Иисуса Христа как исторической личности. С этих позиций и были написаны его произведения, которые на первой же выставке в Вене вызвали скандал: венский католический архиепископ проклял художника, а в России эти картины к показу были запрещены. Несмотря на негативное отношение Церкви, картины имели огромный успех на выставках в Вене, Будапеште, в Германии, Англии, Франции, однако многие критики, даже из числа русских поклонников художника, отмечали неубедительность и схематизм этих картин. Видимо, действительно Василий Васильевич взялся не за свою тему – чтобы создавать настоящие шедевры искусства на евангельские сюжеты, нужно быть прежде всего глубоко верующим человеком. В 1887 г. Верещагин оставил свою прекрасно оборудованную парижскую студию, недалеко от Москвы купил земельный участок, построил дом с огромной студией, окончательно переселился в Россию и посвятил своё творчество 1812-му году (серия «Наполеон в России»). Художник писал: « Цель у меня была одна: показать в картинах двенадцатого года великий национальный дух русского народа, его самоотверженность и героизм в борьбе с врагом. Было желание еще свести образ Наполеона с того пьедестала героя, на который вознесён». Он показал грабителей-французов, осквернение ими православных храмов, бессудные расстрелы москвичей в Кремле. Картины были тепло встречены в России и, конечно, негативно во Франции. В 1888 г. он ненадолго отправился в США, где открывалась выставка его картин из разных серий, Выставка три года путешествовала по городам Америки, проходила с полным «аншлагом» (в день её посещали до 10 тыс. чел.) и получила восторженные отзывы критики. «Видно, что художник писал ужасное [о войнах] не из любви к ужасному, а с сердцем, преисполненным состраданием к ужасному», – писала одна газета. «Его (Верещагина – В.Г.) гений построен на таких широких основах, что для него не существует условности картинных галерей и мастерских искусства; колоссом он высится поверх их, как вершины Гималаев», – писала другая. «На верещагинской выставке самый заурядный обыватель как будто перерождается. Толпа стоит в залах сдержанная, серьёзная, точно опасаясь нарушить торжественную тишину», – писала третья. |
| Жан-Батист Руссо, подвергавшийся изгнанию и умерший в нищете, был поэтом, коему он поклонялся. Оды Руссо любил старик Будри и, закатив глаза, покрикивая, читал славную Руссову оду «К счастью». Будри был в дружбе с матерью Кюхельбекера и опекал его. Оба не терпели Вольтера, насмешника, способствовавшего несчастью славного Жан-Батиста. Александр тайком раздобыл том запретных эпиграмм Жан-Батиста, сунутый когда-то Ариною и изъятый монахом Пилецким, и показал их Вильгельму. Поэт остолбенел: эпиграммы того самого мученика Жан-Батиста, которому он поклонялся, были самые бесшабашные. Вообще поэты, которые попадали в руки Кюхли и Александра, как бы раздваивались. Они поделили между собой, например, Буало: Александр взял у Чирикова из библиотеки первый том, Кюхле тогда же достался второй. В первом были сатиры и «Искусство поэтическое», во втором – трактат «О высоком» Лонгина. Кюхля стал учеником Лонгина: были переписаны главы о восторге; о том, что в высоком стихотворении необходимы пороки, слабости и падения, а ровное совершенство не нужно, ибо взволнованный дух познает в самом падении – высоту. Пущин говорил, что Кюхля сохранял теперь в своих стихах одни падения. Так, Вильгельм, наслушавшись насмешек над «славянороссами» деда Шишкова, сам стал «славянороссом». Он доказывал, что тот самый князенька Шихматов, которого, брызгая слюною, уничтожал Василий Львович, – гений, и также внес его в список пострадавших. Поэма Шихматова «Петр Великий» была длинна, громка и полна внезапного сопряжения идей, но ее уважал и Чириков, творение коего «Герой Севера» было в том же роде. Кюхля переписал ее – труд немалый – и охотно читал желающим. Завидев в руках друга поэму Шихматова, Дельвиг и Александр поспешно удалялись. Эпиграмму Батюшкова все переписывали: Какое хочешь имя дай Своей поэме полудикой: Петр Длинный, Петр Большой, Но только Петр Великий — Ее не называй. Чириков, которого поэма была не меньше Шихматовой, возражал; Кюхля негодовал на все эпиграммы. Услышав вчера от Горчакова, что «Пушкину несдобровать», он, несмотря на то что между ними были споры, почувствовал, что любит Пушкина больше чем когда бы то ни было, простил «Жертву Мому» – и явился вместе с Пущиным. |
| Князь отвечал, что уже пробовал, и безуспешно. А теперь поздно. — Если так, — сказал Сергий, — его ждет гибель. А тебя — помощь, милость, слава Господа, Димитрий опустился на колени. Сергий снова осенил его крестом. — Иди, не бойся. Бог тебе поможет. И, наклонившись, на ухо ему шепнул: " Ты победишь " . Великий князь " прослезился " . Так это или нет, теперь сказать уже трудно, а поверить следует: Димитрий шел действительно на " смертный бой " . Есть величавое, с трагическим оттенком — в том, что помощниками князю Сергий дал двух монахов-схимников: Пересвета и Ослябю. Воинами были они в миру и на татар пошли без шлемов, панцирей — в образе схимы, с белыми крестами на монашеской одежде. Очевидно, это придавало войску Димитрия священно-крестоносный облик. Вряд ли двинулись бы рыцари-монахи в мелкую войну из-за уделов. 20-го Димитрий был уже в Коломне. 26—27-го русские перешли Оку, рязанскою землею наступали к Дону. 6-го сентября его достигли. И заколебались. Ждать ли татар, переправляться ли? Каков бы ни был Димитрий в иных положениях, здесь, перед Куликовым полем, он как будто ощущал полет свой, все вперед, неудержимо. В эти дни — он гений молодой России. Старшие, опытные воеводы предлагали: здесь повременить. Мамай силен, с ним и Литва, и князь Олег Рязанский. Димитрий, вопреки советам, перешел через Дон. Назад путь был отрезан, значит, все вперед, победа или смерть. Сергий в эти дни тоже был в подъеме высочайшем. И вовремя послал вдогонку князю грамоту: " Иди, господин, иди вперед, Бог и Св. Троица помогут! " 8-е сентября 1380 года! Хмурый рассвет, Дон и Непрядва, Куликово поле и дух Слова о полку Игореве. Русь вышла снова в степь, мериться со зверем степи. Как все глубоко напряженно и серьезно! Перед сражением молятся. Читают " ратям " грамоту преподобного. Над ставкой черный стяг великокняжеский с золотым образом Спасителя. Осенние туманы, медленный рассвет, хладно-серебряный. Роса, утренний холод. За Непрядвой не то стоны, не то грохот дальний. Люди умываются, подтягивают у коней подпруги, надевают чистые рубахи и в последний раз оружие свое страгивают. |
| Иную картину отношении государства к Православной Церкви мы видим в положении Церкви в Государственной Думе. Здесь уже нет и тени до-Петровской славы и величия Православной Церкви в русском государстве. Более того, здесь мы видим то, от чего с ужасом отвернулся бы и гений Петра I. Ведь, как там ни говорят попуган западноевропейского либерализма, а Петр I не Россию делал рабыней Европы, а наоборот: Европу превращал в служанку России. Оттого в Петровских, с виду западноевропейских, преобразованиях царил русский дух. Оттого Петр и возвеличил Россию. Были, правда, и у него и даже крупные ошибки, но великий человек – велик и в ошибках своих. Однако, такой ошибки, какую в наши дни сделало русское государство в своем отношении к Церкви – в ее представительстве в Государственной Думе, Петр 1 никогда не допустил бы. Церковь для Петра I все-же не переставала быть прежде всего душою русского государства, не переставала иметь значение прежде всего единственного религиозно-духовного начала государственной жизни России. Превратить Церковь исключительно в материальный институт, а духовенство трактовать исключительно как класс землевладельцев, – это для Петра I являлось гибелью России, и от этого он, при усиленной материализации всех сторон государственной жизни России, воздержался, потому что гениальным оком провидел от этого наступление в России царства полного безверия и редкой в мире анархии. Ведь от такого превращения государством Церкви из силы духовной исключительно в материальный фактор, с присущими последниму атрибутами случайности и временной мощи, сдвигаются с своего места и даже совершенно уничтожаются те основы, на которых стоить государство, истребляются принципы, которыми направляется государственная жизнь. Все это неминуемо бросит страну в объятия страшного хаоса или государственной анархии и завершится гибелью государства! Оттого и велик был Петр I, что он всею душою был против государственного атеизма, что Церковь – эту совесть русского государства – он все-же не задернул «землистою» пеленою! |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Слово пред панихидой по Федоре Михайловиче Достоевском по случаю 100-летней годовщины со дня его рождения 31 октября (13 ноября) 1921 г. (в Казанском соборе г. Петрограда) 14.11.2016 1026 Время на чтение 3 минуты В день 195-летия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского публикуется слово, сказанное 95 лет назад ректором Петроградского Богословского института, настоятелем Казанского собора протоиереем Николаем Чуковым (впоследствии ставшим митрополитом Григорием) перед панихидой по великому русскому писателю. Вчера исполнилось 100 лет со дня рождения великого русского писателя Ф.М.Достоевского, и мы сегодня собрались помянуть его, помолиться о нем . В суете и мраке сегодняшней жизни особенно отрадно и важно останавливаться мыслью на великих людях, некогда светивших человечеству. Это не только поднимает дух, обращает взор от низменных интересов в сторону высокого и идеального, но и освещает путь жизни. А Ф.М. Достоевский был именно одним из таких людей, гений которых бросил лучи, руководящие в пути жизни. Великий проникновенный ум, широкое всеобъемлющее сердце через тяжкие испытания жизни привели Достоевского к пониманию и раскрытию глубоких тайников души человеческой, к уяснению вековечных вопросов, волнующих мир, к постижению безысходных пучин горя людского, к прозрению путей, по которым движется жизнь народная. Всю свою жизнь Достоевский томился мукой религиозной жажды, всю жизнь он отдал страстному, напряженному, бесстрашному исканию правды истинной веры, весь горел в огне всю жизнь зовущего его света Христовой правды. «Неотвязные вопросы о смысле жизни, о страшном зле жизни, о том, кто виноват в нем, как спастись от него», томят Достоевского. Он ищет правды жизни, все разрешающей и от всего спасающей. И эту правду ему открыло Евангелие: «...эту правду, всю правду, полную и все разрешающую, он нашел во Христе, Спасителе мира, - во Христе, как истинном Богочеловеке, пришедшем, распятом, воскресшем и грядущем судить живых и мертвых. Здесь, во Христе, он нашел спасение, в Его кресте - искупление, в Его суде - разрешение»... |
| А ведь нам не привыкать. Это давно вошло в систему. Когда то «из политической целесообразности» на фотографиях вымарывали нежелательные лица, потом из энциклопедий выдирали страницы. Мы славим ветеранов, всех участников последней Великой войны, живых и мёртвых: «и маршалов страны…», но за одним странным исключением – их Верховного главнокомандующего! Хотя, вообще то, славить за дарованную Победу, в первую очередь следовало бы Бога, как это было принято повсюду среди народов со времён Иисуса Навина. По этому вопросу Александр Невский, Александр Суворов, тот же Пётр Великий, да и любой мужик родом из прошлого нам бы нынешним «вправил мозги». Вот она – причина того нравственного (и умственного) падения, когда город Цхинвал уже на один день в году хотят переименовывать в Сталинири, Сирийский поход задним числом пытаются выдать за «защиту ясель Господних», а празднование 800-летия одного из творцов будущей Православной империи отменяет празднование 300-летия самой Российской империи, а за ним, выходит, - и последующее 350-летие самого Императора, так почитавшего и прославлявшего своего предшественника на брегах Невы. Господь поругаем не бывает, а вот разум может отнять. У «подсвечников» ельцинского призыва, отсутствие веры естественно привело к отсутствию совести и чести, а в таком состоянии разум омрачён низменными соображениями. Круг замкнулся, сумрачный российский административный гений рождает чудовищные проекты. Ну кто, какой «дирижёр общественного энтузиазма», решил, что царь-западник ныне России «не в строку» и, более того, о нём теперь велено помалкивать, «убрать за кулисы» как не нужную бутафорию! Хотя, скорее здесь иное. В прошлом царил тотальный безбожный советский цинизм, а теперь к нему добавился, от уже полной безыдейности, ещё и мертвящий пофигизм, распространяющий в стране апатию и уныние – для очень многих ставшие главными символами нашей эпохи. Пётр Алексеевич, между прочим, прекрасно знал цену «гнилому Западу». К концу войны «швед суровый» вызывал у него куда большее уважение, чем паскудные союзники с южных берегов Балтики. Так давайте же, стряхнём с себя это наваждение. Как говорили во времена Александра Ярославича, «потягнемъ мужьски», чтобы за полгода достойно подготовиться и доказать себе и людям, молодёжи, в первую очередь, что имперский дух в народе нашем ещё жив, и что у тех, кто по должности обязан в нужный момент проявлять пресловутую «политическую волю», не угасла ещё офицерская доблесть. |
| Совершенно ясно, что нет ничего общего между этими суперэкуменическими фантазиями и православным христианством, которое Бердяев в действительности презирал. Тем не менее, всякий, кто чувствует религиозный климат нашего времени, увидит, что эти фантазии на самом деле совпадают с одним из основных течений современной религиозной мысли. Бердяев и вправду может показаться " пророком " - вернее говоря, он почувствовал то течение религиозной мысли и эмоций, которое в его дни было не столь уж явно, но в наши дни стало почти доминирующим. Повсюду только и слышишь, что о новом " движении Духа " . И вот уже православный священнослужитель, д-р Евсевий Стефану, приглашает православных христиан примкнуть к этому движению, когда он пишет о " могучем излиянии Святого Духа в наши дни " ( " Логос " , январь 1972 г.). В другом месте того же издания (март 1972 г., стр. 8) член редакции, Ашанин, воскрешает не только имя, но и самую программу Бердяева: " Мы рекомендуем сочинения Николая Бердяева, великого духовного пророка нашего века. Это духовный гений... великий богослов духовного творчества... Ныне кокон Православия разорван... Божественный Логос ведет Его народ к новому пониманию своей истории и своей миссии перед Ним. " Логос " - провозвестник этой новой эры, нового состояния Православия " . 1. Из книги " Николай Бердяев - пророк нового века " , Дж. Грегерсон, журн. " Православная жизнь " , 6, Джорданвилль, Нью-Йорк, 1962. 4. Об этой книге Все это и легло в основу настоящей книги, которая исследует " новый " религиозный дух нашего времени, поддерживающий и вдохновляющий " диалог с нехристианскими религиями " . Первые три главы представляют общий взгляд на нехристианские религии и на их радикальные отличия от христианства как в богословском аспекте, так и в духовной жизни. Первая глава- богословское исследование " Бога " религий Ближнего Востока, с которыми экуменисты надеются воссоединиться на основе " монотеизма " (единобожия). Вторая касается наиболее мощной из восточных религий, индуизма, и составлена на основе многолетнего личного опыта, который привел к обращению автора в Православие; в ней также дана интересная оценка значения для индуизма |
| Вы знаете, питомцы и любители свободных художеств, с какою неутомимостию приводил он ваше общество в сие цветущее состояние, в котором оставил оное; с каким вниманием ободрял ваши труды покровительством и предстательством у Престола; с каким удовольствием открывал он младенчествующий гений и с какою отеческою попечительностию его воспитывал; сколь охотно жертвовал вашему образованию своею собственностию, так что шуйца его не ведала, что творила десница; как на самом краю гроба он еще заботился об исполнении благодетельных о вас намерений! Ты знаешь, почтенный сонм дворянства, с каким достоинством он представлял тебя в своем лице: девять трехлетий, в которые он по твоему избранию был твоим вождем, – какой незабвенный памятник доверенности и праведного уважения к его правилам! Какое еще светлое знамение ничем непомрачаемой верности к Престолу – видеть на нем одного после другого пять скипетроносцев, и приобресть, и сохранить благоволение каждого! Наконец седмьдесят седмь мирных лет – какой непрерывный ток небесных благословений! . Сего довольно было бы, слушатели, для славы сына Отечества; но Бог восхотел с таким же блеском явить в нем и сына Церкви, дабы внушить свидетелям его благоденствия, что истинное благословение мира требует более, нежели гражданских добродетелей. Итак, Монарх, которого сердце в руце Божией, предприяв создать достойный своего царствования храм Зиждителю мира, нашел его достойным быть первым споспешником своего благочестия. При сем избрании он почувствовал, что Провидению угодно запечатлеть его деяния сим священным служением, и с благоговейною покорностию начал великий подвиг в такие лета, в которые не многие имеют счастие оканчивать. Его бодрый дух напрягал оставшияся силы изнемогающей природы и, истощая их на сие Богоугодное дело, все свои желания ограничил он тем, чтобы увидеть его совершение. Тогда-то собраны самые зрелые плоды в вертограде, им возделанном; совершеннейшие произведения отечественных художников принесены Виновнику всякого совершенства, как богатые начатки народного изобилия и образованности; изящные искусства, сии нежные исчадия роскоши, облагородствовались и освятились, работая благочестию; и таким образом деятельно проповедано любителям изящного, что истинно-здравый вкус должен быть направлен не к услаждению только воображения, но к пище духа. |
| Нет никаких признаков того, что Его сила убывает. Его Царство сегодня занимает большую территорию, чем когда–либо в прошлом, и имеет все предпосылки к тому, чтобы в конце концов восторжествовать на всей земле. Говорят, на острове Св. Елены Наполеона поразила мысль о том, что миллионы людей готовы отдать свою жизнь за распятого Назарянина, Который создал духовную империю любовью, но никто не умрет за Александра, или за Цезаря, или за него самого — за тех, кто строил преходящие империи силой. В этом противопоставлении Наполеон увидел убедительный довод в пользу Божественности Христа и сказал: «Я знаю людей, и я говорю вам, что Христос не был человеком. Все в Христе изумляет меня. Его Дух переполняет меня и приводит в смятение. Его нельзя сравнивать ни с каким другим существом. Он — Один–Единственный». Другой гений, Гёте, личность совершенно иного плана, которого, однако, столь же трудно заподозрить в симпатиях к религии, в последние годы своей жизни оглянулся на бескрайние просторы истории и был вынужден признать, что «если Бог когда–нибудь появлялся на земле, это произошло в лице Христа» и что «человеческому разуму, как бы далеко он ни продвинулся во всех прочих областях, никогда не превзойти высоты и нравственной культуры христианства, которые сияют и светят нам в Евангелии». Попытки рационалистически и мифологически объяснить жизнь Христа с чисто человеческих и естественных позиций, а также низвести ее чудесные элементы до уровня обычных событий или невинных выдумок разбивались о камень личности и свидетельства Христа. Самые способные из безбожников, составлявших жизнеописания Иисуса, ныне испытывают глубочайшее уважение к Его, личности и превозносят Его как величайшего мудреца и святого, когда либо жившего на земле. Но, отвергая свидетельство Христа о Его божественном происхождении и предназначении, они делают Его лжецом. Отвергая же чудо Его воскресения, они превращают великий факт существования христианства в реку без истоков, в дом без фундамента, в следствие без причины. Отрицая реальность чудес, они надеются, что мы поверим в еще большие чудеса психологии; сверхъестественное историческое чудо они подменяют противоестественным и невероятно абсурдным образом вундеркинда, который сами же и придумали. Более того, они при этом не могут прийти к согласию и опровергают друг друга. История заблуждений XIX века — это история самоуничтожения. Едва успевала созреть одна гипотеза, как ее место занимала другая, чтобы, в свою очередь, разделить ту же судьбу; древняя же истина и вера христианства остается непоколебимой и продолжает свой мирный завоевательный поход против греха и заблуждения. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > «Как офицер, суворовец может остаться равнодушным к сохранению этой памяти?» Обращение генерал-майора Александра Черкасова в связи с бедственным положением Суворовского храма 16.01.2013 1044 Время на чтение 7 минут Обращаюсь к суворовцам, особенно к тем из них, кто, пройдя нелегкими дорогами армейской службы, стал офицером, генералом. Не понимаю я многих из Вас, товарищи офицеры, не понимаю. Сам я не был суворовцем, но учился в стенах бывшего Новочеркасского суворовского военного училища, куда перевели в 1963 г. Муромское командное училище связи, в которое я поступал. Вся инфраструктура СВУ была сохранена, остались в училище многие сотрудники и преподаватели общеобразовательных дисциплин, а вместе с ними и дух суворовского училища, особое почитание Александра Васильевича Суворова, которое прививали и нам курсантам-связистам. Повторяю, что я не суворовец, но как русский солдат, офицер и генерал преклоняюсь перед военным гением Суворова, его человеческими качествами и несокрушимым Духом. Поэтому, узнав, что в родовом селе Суворовых Кистыши, недалеко от Суздаля гибнет храм, построенный Александром Суворовым в память об отце Василии Ивановиче, не мог остаться равнодушным. 8 июня 2011 г. с небольшой группой соратников мы съездили в Кистыши и убедились, что в там действительно стоит, но быстро разрушается каменный храм Василия Великого . Стало больно и обидно. Как такое может быть? Суворовский храм, в котором неоднократно молился великий русский полководец, гений военной мысли, глубоко верующий благочестивый православный христианин Александр Суворов погибает. Неужели никому нет дела, что умирает память о великом сыне России, о великом Русском Воине, который всю свою жизнь отдал служению Отечеству. Это не правда! Мы решили, что обязаны, должны помочь, и поможем (итоги 2012 года можно прочитать на сайте фонда ОМОФОР ). Вполне понятно, почему многие военные профессионалы, подобно мне, даже не слышали об этом храме. Мы были октябрятами, пионерами, комсомольцами, членами КПСС, учили стихи о Ленине , революции и ничего не знали о глубокой вере и благочестии Суворова, о его почитании Богородицы и преданности Престолу. Поэтому наше незнание, в т.ч. и суворовцев, о суворовском храме объяснимо. Этим же можно попытаться объяснить, почему большинство суворовцев проявляют равнодушие, когда узнают о существовании суворовского храма? Но совершенно непонятно, почему они остаются равнодушными, узнав, что построенный Суворовым храм гибнет, разрушаясь буквально на глазах. |
|
|
