| — Никак не возможно, ваше величество. Сказочные существа в замок попасть не могут, замок заколдован. — Не пытайтесь меня заморочить, я вам не зайчик и не гном, — сказал король и сел на троне-кровати. — Я здесь сам живу. И ты здесь живешь. И Змей Гордыныч. — Тишше, — испуганно ответил Кусандра, — даже у стен есть уши! Вы представляете, что случится, если сказочные существа узнают, что каждый может войти в замок и что замок вовсе не заколдован? Они же любопытные, они все сюда полезут. А если кто-нибудь машину увидит? Нет, вы уж лучше потерпите. Я сам, как только стемнеет, кончу дела, нам с вами ужин соображу. Вместе посидим, вина выпьем, у меня хорошее вино есть. «Интересно, что здесь за машина, — подумала Алиса, — которую нельзя видеть экспонатам и экспогномам? Все тайны и секреты. Никогда не думала, что в Москве может быть такое секретное учреждение». — А когда вернется директор? — спросил король. — Может быть, даже завтра, может быть, послезавтра. — Кстати, что это за конференция в этом Тимбукту? — По этому… — сказал Кусандра. — По этой самой, по вечной мерзлоте. — Вы уверены? — спросил король. — Совершенно уверен. Директор у меня даже шубу одолжил. Я пошел. Скоро вернусь. И с этими словами Кусандра покинул тронный зал. Хлопнула дверь, потом звякнул засов. — Трусит, — сказал король. — Совесть нечиста, и трусит. Дверь запирает. Золушка, вылезай, он не вернется. Алиса вылезла из-под трона. И с наслаждением чихнула. — Еле дотерпела, — сказала она. — Пыльно у вас. — От этого еще никто не умирал, — сказал король. — Я тебе должен сообщить, что нашего директора в Тимбукту нет. — Как вы догадались? — Вот и видно, что ты плохо учила географию, — сказал король. — Тимбукту — это очень древний город в Африке, у самой пустыни Сахары. Ко мне лет тысячу назад оттуда посол приезжал на верблюде. Скажи, пожалуйста, зачем там устраивать конференцию по вечной мерзлоте, если там никогда снега не видали, а что такое мерзлота, судят по инею в холодильнике. И мог ли наш директор взять туда шубу? |
| Италия, итальянцы 21–22, 36, 38, 47–48, 49, 55, 85, 86–87, 93, 93–95, 100, 110, 116, 117, 127, 163–164, 188, 194, 208–209, 219, 219, 223, 238, 242, 244, 249, 277, 330, 337, 343, 348, 348, 354 Итальянский катепанат, византийская фема в Юж. Италии 94–95, 117, 243, 249 иудеи (евреи) 34–35, 35, 211, 211, 215 Йомсборг, в скандинавской традиции – назв. Волина (см.) 126 Кадис, см. Гадес Казикёй, см. Халкидон Калабрия, калабрийцы, обл. на крайнем юге Италии, византийская фема и ее население 86, 94–95, 95, 164, 164, 330 Калка, р. в Сев. Причерноморье 330 Камальдоли, см. монастыри Камень-Поморски (немецкое назв. – Каммин), г. и еп-во при устье Одры (Одера) 270 Камп, лев. приток Дуная в Австрии 34 Кампания, историческая обл. в Италии, к юго-вост. от Рима 249 Канны, г. в Апулии 87, 165 Каносса, замок в Италии, на сев. Тосканы 209, 219 Капитаната, капитанатцы, историческая обл. на юге Италии, сев. часть Апулии 94–95, 95 Капуя, г. и герц-во на юге Италии, к сев. от Неаполя 164–165, 164 Каринтия (Карантания), карантанцы, историческая обл. и герц-во (соврем. Словения) (см. также: хорутане) 226, 230, 248, 248, 268–269, 268 Карпаты (Прикарпатье, Карпатская котловина) (см. также: Русские Альпы, Угорские горы) 27, 107, 210, 224, 248, 349–350, 355 Карфаген, античный г. в Сев. Африке 129 Каспийское м. 148 Катленбург, замок на юге Саксонии 234, 234 Каттегат, прол. между Данией и Швецией 123 Кведлинбург, г. на юго-вост. Саксонии 84, 116, 116–117, 175 Кверфурт, замок на юго-вост. Саксонии, к сев.-зап. от Мерзебурга 69 Кеве, крепость под Белградом 357 Кестёльц, местность в Венгрии, близ г. Сексард 358 Кефернбург, замок в Тюрингии 231 Кёльн, г. и архиеп-во на Сред. Рейне 42, 49, 49, 153, 153, 159, 180–181, 181, 183, 183, 193, 258, 259, 281, 288, 288, 292–293, 328, 328 Киев, г., кн-во и митр-я 20, 33, 48–49, 55, 58–59, 61, 71–72, 74, 76, 76–77, 79–80, 79–83,102–104, 104, 107, 112–113, 121, 125, 129, 129–130, 132, 135, 137, 143, 167–169, 168, 171, 174, 174–175, 187, 190, 198, 213, 228–229, 228, 240, 240, 255, 257, 264, 269, 269, 274, 274–275, 280–281, 286–287, 287, 290, 297, 298, 302, 302–303, 329, 349, 349, 354, 354–355 |
| Целое полцарство мышиное! Села Клешня на рака, нырнула в речку, а мышки на горку полезли. — Пес ее знает! — оправлялась Алишка: закрутили раки ушки у старой. — С тобой, Морщинка, еще и последний хвост потеряешь. А Морщинка торопит: — Тетушка, тетушка, вон замок белеет, вон остроносая башня! Карабкались мышки, карабкались, помаленьку и влезли. Обошли мышки вкруг страшного замка, изловчились — шмыгнули в ворота и прямо в чистую кладовую попали. А в чистой кладовой чего-чего не было. — Вон, тетушка, пирожки слоеные сладкие, вон ветчина с горошком, вон мыло розовое, вон разноцветные свечки… И только что успела Морщинка сказать о свечках, как защелкал замок в кладовую. И где-то над самой головой с треском распахнулась ставня, а из дыры с потолка стало вываливаться маленькими колбасками что-то ужасное: змея не змея, рак не рак, Бог знает что. Вывалилось чудовище, скалило зубы. — Опять эти противные мыши! Ищи их, Фингал, раздави, растопчи! — Хорошо, раздавлю, растопчу! — отвечал пес Фингал. Алишка в миску. Морщинка под миску, сели мышки ни живы ни мертвы, сидят. Вываливалось чудовище — колбаска за колбаской, кусок за куском. — Ну, пойдем, Фингал, мыши ушли. С треском захлопнулась ставня. Защелкнул замок. Час, и другой, и десятый высидели смирно ошарашенные мышки, не пискнули. Первая вылезла Морщинка из-под миски. — Тетушка, тетушка, пойдем скорее. Хоть бы нам сахарную голову сулили, больше никогда не пойдем в этот замок. А старая завязла в варенье, трясется: хвостик у бедняжки отвалился от страха. Кое-как выбрались мышки и давай Бог ноги. Бежали, бежали, а как скатились с горки-кургана, в лужу и сели. Едет Клешня на раке, раком погоняет. И защемила Клешня головки мышкам. — Подавайте, — говорит, — мне полцарства, сию минуту, мышиное! А на мышках лица нет, на все соглашаются. Видит Клешня, и без нее им попало, пощипала Клешня, попиявила мышек и выпустила. Покупаться бы теперь мышкам, да не до того уж. Сели мышки в лодочку, поехали. Переплыли речку благополучно, в лес вступили. |
| Вокруг разожжённого на полу костра сидели предводители аргентинского отряда, а в единственном кресле развалился сам Джо Коэн — громадный человек в золотых эполетах, с буравящим взглядом больших черных глаз. — Откуда ты, милок? — отрыгнув, спросил он. — Я из замка… Я могу сдать его вам хоть сегодня, если вы мне хорошо заплатите, — дрожащим голосом выдавил Луис. — Заплатим? — хрипло, мокро захохотал Коэн. — Твоей содранной шкурой! Ты знаешь, как попасть в замок, и торгуешься? Ну, мы сумеем развязать тебе язык и задаром, дружок! А уж потом пустим по кругу, вместо девки, я первым буду! — он сделал похабный жест. — Погоди горячиться, Джо, — неожиданно вмешался сидевший рядом с Коэном морщинистый старикашка с кривым зубом, спускавшимся на нижнюю губу. — Стоит ли мелочиться и рисковать? Скажи-ка, дружок, — обратился он к Луису. — Много там, в замке, всякого добра? — Очень много, — серьезно ответил молодой индеец. — Говорят, там хранятся ценности богачей и даже золото правительства! Старик и главарь понимающе переглянулись, а остальные возбужденно загомонили. — А девок много? — взвизгнул лишайный коротышка с провалившимся от какой-то болезни носом. — Ну, этого-то добра там полный замок! — подобострастно хохотнул Луис. Все присутствующие восторженно заревели и зарычали, перекрывая доносившийся снаружи дикий хохот, вой и какие-то жуткие стоны. — Вот видишь, — проскрежетал старик. — Время ли тут мелочиться? Давай заплатим парню, если дело того стоит. — Ладно, договорились! — насмешливо скривился Коэн. — И как ты сдашь нам замок? Заплачу без обмана, но гляди!.. — Я покажу вам старый подземный ход, сделанный еще иезуитами. Его никогда не найти, если не знаешь… — Ну, милый мой, посмотри-ка, — утробно проворковал Коэн, доставая из-за пазухи мокрый от пота кожаный мешочек. — Золотишко! Давай-ка, пересчитай! Он бросил мешочек Луису, который на лету подхватил его. Рассвет следующего дня застал Луиса далеко от стен старого замка. Он сбежал, когда драгуны передового отряда подземным ходом ворвались в крепость, захватили нижний этаж и открыли ворота остальным. |
| – Будь я королем Франции, – сказал юноша, – я не стал бы окружать себя ни ловушками, ни капканами, а постарался бы так управлять своим государством, чтобы никто не осмелился приблизиться ко мне с дурным умыслом. Тем же, кто приходил бы в мои владения с миром и дружбой, я был бы всегда рад, потому что, по-моему, чем больше друзей, тем лучше. Спутник Дорварда оглянулся кругом с притворным испугом: – Тише, тише, господин Паж с Бархатной Сумкой! Я и забыл тебя предупредить о самой большой опасности, подстерегающей тебя в здешних местах: у каждого листочка в этом лесу есть уши и каждое слово будет передано королю. – Что за беда! – ответил Квентин Дорвард. – Недаром же я шотландец: я всегда смело скажу, что думаю, даже в глаза королю Людовику, храни его господь! Что же касается ушей, о которых вы говорите, – хотел бы я их видеть, чтоб отрезать моим охотничьим ножом! Глава III. Замок Высокий замок впереди встает С железными решетками ворот, Которые вторжению врагов Дадут отпор. Внизу – глубокий ров, И медленно вокруг течет поток, А в башне стражника мерцает огонек. Неизвестный автор Продолжая разговаривать, Дорвард и его новый знакомый приблизились к замку Плесси-ле-Тур, который теперь весь открылся их взорам. Даже в ту полную опасностей эпоху, когда все знатные люди принуждены были жить под защитой надежных укреплений, охрана замка отличалась особенной строгостью. От опушки, где Дорвард и его спутник, выбравшись из чащи, остановились, чтоб поглядеть на замок, и до самых его стен расстилалась покатая к лесу, совершенно открытая площадь, на которой не было ни кустика, ни деревца – ничего, кроме единственного и наполовину засохшего векового громадного дуба. Эта площадь, согласно правилам обороны всех времен, была нарочно оставлена открытой, чтобы неприятель не мог спрятаться или приблизиться к замку не замеченным с высоты его укрепленных стен. Замок был обнесен тройной зубчатой стеной с укрепленными башнями по всей ее длине и по углам. Вторая стена была немного выше первой, а третья, внутренняя, выше второй, так что с внутренних стен можно было оборонять наружные, если бы неприятель завладел ими. Француз пояснил своему юному спутнику, что вокруг первой стены идет ров в двадцать футов глубиной (они не могли его видеть, потому что стояли в ложбине, ниже основания стен), наполнявшийся при помощи шлюзов водой из Шера, или, вернее, из его притока. Точно такие же глубокие рвы шли, по его словам, и вокруг двух внутренних стен. Как внутренние, так и наружные берега этого тройного ряда рвов были обнесены частоколом из толстых железных прутьев, расщепленных на концах в острые зубья, которые торчали во все стороны и делали эти рвы совершенно неприступными: попытка перелезть через них была бы равносильна самоубийству. |
| И Тельняшка бросился на лестницу, где была дверца, ведущая на чердак. Однако на дверце висел большой замок. Чердак, по всей видимости, был заперт прочно. – Ура! – прошептал Тельняшка Джек. – Сейчас я их поймаю… И со всех ног Тельняшка Джек кинулся к себе домой. А из соседских дверей, через щелочку, за ним наблюдал внимательный глаз Шарика. Тельняшка Джек выскочил на балкон, вытащил туда стол, на стол поставил стул, на стул – скамеечку, вскарабкался на самый верх и, ухватившись за край крыши, стал подтягиваться. – Вы специалисты, вы овчарки и ищейки, – бормотал он, – а мы простые морские волки. Но морские волки тоже кое-что смыслят в жизни. Если чердак заперт на замок, то они оттуда не ушли. И тогда они узнают, что такое моряк на суше. А Шарик все наблюдал, теперь уже с балкона. – Сейчас мы вас поймаем, – сказал Тельняшка Джек, вылезая на крышу. – Сейчас мы вас поймаем, – сказал с балкона Шарик. – Пока еще, – объяснил Шарик Птушке, – брать его нельзя. Он должен быть взят на месте преступления. А то мы его задержим, а Цыплака не найдем. Тем временем Джек через распахнутое окошко влез на чердак. Там было пусто и тихо. Пахло пылью. Джек пробежал по чердаку, заглянул во все углы и, облепленный паутиной, остановился. На чердаке никого не было. – Может быть, это с вертолета спускали крючок? – спросил сам себя Тельняшка Джек. – Нет, тогда был бы шум. А может быть, это летающая тарелочка унесла нашего Цыплака? Нет, у них там не стали бы заниматься всякими крючками и апельсинами. И, не помня себя от расстройства, Тельняшка Джек пнул ногой чердачную дверь. И тут – о чудо! Дверь распахнулась, внизу показалась лестница и дверь Цыплаковой квартиры, и дверь Тельняшкиной квартиры… Джек выскочил, потрогал замок – это был совершенно незапертый замок, и висел он на одной петле, ничего собой не закрывая. Джек стоял и размышлял. Тем временем внизу раздался рев мотора, Джек бросился к окошку – черная машина, мягко покачиваясь, заворачивала за угол. Джек стал бешено звонить в Цыплакову дверь, так как он знал, что у Шарика есть мотоцикл. Но дверь никто не открыл… Надо сказать, что в этот самый момент хитроумный Шарик карабкался с балкона вверх на крышу, и его поддерживали Кукарек и Птушка. Шарик шел за Тельняшкой Джеком буквально по пятам, надеясь схватить его на месте преступления. Джек, не дождавшись ответа, кинулся к себе домой, вывел свой старый велосипед, сбежал по лестнице и поехал вслед за машиной за угол. |
| — Замерз видно, вражина, — резюмировал Федор и шустро, покряхтывая от холода, посеменил в сторожку за бумагой. Замок отогревать. Бумага в сторожке водилась в виде пророческого издания газеты «Сербский крест» и столь же необходимого в деле подготовки ко гласу Трубному ежемесячника «Русь Православная». Покусится на данные «откровения» дед Федор никак не мог, поэтому для растопки набрал ворох использованных поминальных записок. У ворот уже стояло два десятка пришедших на службу прихожан, в большинстве своем женского пола. Читать молитвы, глядя на не открывающийся замок, они как-то не были приучены, поэтому судачили о холоде и безобразиях, которые вот уже и до храма Божьего докатились. Рассуждения эти дед Федор прервал и потребовал молитвы, пока огонь от заупокойных и заздравных записок не разогреет внутренности старинного замка. Тщетно. Замок в клубах пара, к нему и рукой не притронешься, а механизм не работает. Ключ как в преграду упирается. — Без лукавого тут не обошлось, — окончательно утвердился в мысли дед Федор. «Или лукавой», — мелькнула мысль. Сторож медленно, со значением оглядел все увеличивающуюся группу прихожан, мысленно прикидывая, кто же из них мог навести порчу на храмового воротного долгожителя. Ведьм, колдунов и колдуний не находилось. Слышался хруст снега под ногами прихожан, да инеем от дыхания покрылись бороды и платки. Холодно. Из-за угла, оттуда, где останавливается трамвай, показался второй храмовый священник, отец Андрей. Батюшка изрядно подмерз, но виду не подавал. Поняв, в чем дело, тут же внес рацпредложение: — Федор Иванович, вы замок держите, а я ключ вертеть буду. — Вы бы лучше молились, отец, — ответствовал сторож, скептически оглянув тщедушную фигуру священнослужителя, но предложение принял. Казалось бы, вот-вот и щелкнет замочная пластина, освободит дугу замка, ворота откроются, но застревал ключ на полпути и проворачиваться не желал. Тут и блаженный местный определился. Все вздохнули облегченно: уж он-то откроет. Да и как не открыть! Плечи — косая сажень, кулак — что дыня средних размеров, молитвенник, каких не сыщешь, да и зовут именем исконно христианским — Алешенька. Обязательно откроет! |
| чавшийся смелостью и непреклонностью характера. Он сумел сдерживать и непреклонный дух католического монашества и гордые претензии горожан, любил держать всех в повиновении. На северной стороне города архиепископы Реймские имели замок, построенный еще Генрихом французским. Замок этот назывался Pont-Mars, потому что старинная римская арка в честь бога Марса, служившая некогда городскими воротами, была включена в одну из башен замка. Он представлял собой целую крепость, обращенную к городу; одной стороной он выходил в поле и посредством подъемного моста сообщался с окрестностями, что давало архиепископу возможность ввести в замок сколько угодно войска; с другой, городской стороны он окружен был рвами, стенами и военными машинами. В этом-то неприступном замке и засел Генрих де-Брен вместе со своим судом, наводившим ужас на реймских граждан. Сюда приглашали их к ответу, и никто, раз вступивши в него, не был уверен, воротится ли он назад целым и невредимым. У архиепископа по всему городу рассеяны были шпионы, доносившие ему обо всём, что там делалось и говорилось; и тот, кто был заподозрен в злокозненных в отношении к архиепископу намерениях, приглашался к нему на суд. Если горожанин медлил исполнить приказание, то с городской стороны епископского замка спускался подъемный мост, из него выходила стража и разыскивала обвиненного; когда виновному удавалось ловко скрыться, вместо него брали родственника или первого встречного и держали в замке, пока не являлся разыскиваемый. Много горожан входило в это время в замок, но не многие возвращались из него назад. Мрачные и душные подземелья, пытки и истязания всякого рода оканчивали дело раньше, чем родственникам захваченного удавалось внести выкуп. Произвол епископа ничем не был ограничен: когда впоследствии, при усилившемся вмешательстве короля, реймских епископов спрашивали, что сталось с тем или другим пленником, архиепископы отвечали, что они умерли во время заключения, – и на этом ответе следствие останавливалось. Мрачный характер архиепископа и деспотизм его правления вдохнули новую жизнь в рейм- |
| В противовес устремлению к Свободе – опрокинутые над главой человека, как чаша, теологические Небеса падают на эту главу великолепной шапкой: тиарой; теология вынужденно облекает в тиару сперва; а потом в нее вдавливает; все движения стеснены; мы – в футляре; мы – скованы; продолжается уплотнение оков... до железа; известная инквизиционная пытка – «железная дама» – футляр, изнутри истыканный остриями; и человекообразный извне. 38 Человек в истории бунтовал, разбивая футляры, вмененные буллами; и «ЖЕЛЕЗНУЮ ДАМУ» он выставил для обозрения публики в одной старой башне; я – был в этой башне; вы все в ней бывали; мы в ней пребываем давно; да – мы живем в башне; передвигаемся свободно мы в ней; но из нее не выходим; выхода из нее мы не можем найти, потому что старинная башня – наш череп: Клингзор ее выстроил: над черепными костями, с веранды, – от нас гонит Голубя. Мы ждем Персеваля: но жизнь внутри башни Персеваля являет, как «blonde bestia», – чувственно изживающим себя Господином – подчас в прусской каске; так он выглядит часто на Западе. На востоке Европы он – хлыст. Есть край, где старый замок В пучину бьющих вод Зубцами серых башен Глядит который год. Докучно прилетает Докучный рой минут: Есть Королевна в замке И есть горбатый шут 351 . Пучина вод, бьющих в замок, есть кровь наша, жаждущая разлива Свободы; а зАмок есть ей угрожающий замОк; Королевна – душа нашей жизни, как Кундри, в плену у Клингзора; горбатый шут есть Клингзор. Королевна ждет избавителя: скачет он, Конем кидаясь в Солнце Над пенистым ручьем, Трубой играя в ветер, Блистая в даль копьем 352 . Избавитель есть Персеваль. Будет бой. 39 Человек не дошел до конца в дерзновении; стены башни – сознания – крепки; Клингзора боится тот рыцарь, кто в истории более всего бунтовал; рыцарь науки более всего боится Клингзора. Человек современности в устремлении к чистой свободе да разобьет нависающий замок над ним и да вырвет сознание из мозга. Приемли, Королевна, Спасение свое: В железные ворота Ударилось копье! 353 Королевна, душа, стук копья в стены башни давно уже слышит: и, предчувствуя бой Персеваля с «шутом» нашей жизни, Клингзором, боится чего-то: Клингзор нашептал Королевне, что этот стук есть стук смерти: выхождение за пределы черепа – смерть; самый стук из Свободы воспринимает она, как старик Метерлинковской драмы, «L " intruse» 354 . |
| Донал немного подумал. — Сначала надо понять, какие обязательства налагает на наследника эта собственность, — сказал он, — но, боюсь, на этот вопрос я ответить не смогу. — А разве кроме этого не существует обязательств перед семьёй? — Перед семьёй у нас очень много обязательств. — Я не имею в виду только тех родственников, которые живут с нами под одной крышей. Кроме них надо подумать и о тех, которые передали нам своё имущество. Ведь имение принадлежит не столько мне, сколько всей моей семье, и будь у меня брат, замок отошёл бы к нему. Может быть, семья только выиграет от того, что я уступлю замок следующему после меня наследнику? Поверьте, я спрашиваю вовсе не из праздного любопытства. Власть и большое имущество кажутся мне не слишком завидной долей. Они мне только мешают. — Мне кажется, — ответил Донал, — что уже тот факт, что вы не унаследовали бы замка, будь у вас брат, показывает на то, что это произошло не случайно: вы были посланы в мир, чтобы замок достался вам. А если это так, вместе с ним Бог налагает на вас определённые обязательства, которых нельзя избегать, отказываясь от имущества или возлагая свой долг на другого. Если бы замок действительно достался вам только от семьи, а не от Бога, тогда вы вполне законно могли бы задавать подобные вопросы, но, честно говоря, в таком случае я, наверное, даже не смог бы беседовать с вами на эту тему. Я понимаю свой долг по отношению к овцам или коровам, которых пасу; по отношению к своему хозяину, к родителям, к братьям и сёстрам, к Дейви. Я обязан любить и почитать своих предков, хранить их доброе имя, хотя эта обязанность, по сути дела, растворяется в иной, неизмеримо высшей. Но что касается оставленного ими имущества, над которым они больше не властны и о котором, надеюсь, больше не думают, — честно говоря, здесь я не вижу никакого долга кроме тех обязанностей, которые связаны с самим этим имуществом — или имением, что бы то ни было. — Но ведь семья включает в себя не только предков, но и потомков. — Лучше всего мы послужим потомкам, если сохраним их наследство в самом хорошем состоянии, тщательно исполнив свой долг по отношению к доставшейся нам собственности — так, чтобы от неё исходил свет праведности. |
|
|
