| Для памяти ученого было бы оскорбительным и несправедливым допустить саму мысль о том, что он заранее ставил в своем научном исследовании цель обосновать ту или иную теорию (концепцию, идею) 57 . Однако объективно результаты его творческих поисков в сфере внутренней социально-экономической истории Византии навсегда похоронили гиббоновскую идею (как и ее новейших приверженцев) об особом, принципиально отличном от путей развития Европы ходе исторической эволюции Византии (по существу исключенной из общего движения к прогрессу западноевропейских государств и неудержимо идущей к своей гибели). Васильевский доказал, что Византия в продолжение всей своей истории составляла интегральную часть европейскою и ближневосточного исторического пространства, что она постоянно находилась в сложном и многогранном взаимодействии со странами Европы и Азии, будучи одновременно и барьером и средостением между ними, что при всем исторически обусловленном своеобразии общественного строя империи (черты этого своеобразия Васильевский сам тщательно выявлял и подчеркивал) ее развитие определялось теми же общими закономерностями, которые были характерны для средневековой Европы. Собственные научные занятия убедили Васильевского в том, что в отрыве от общеевропейской истории невозможно понять процессы внутренней эволюции Византии, но нельзя составить полноценной панорамы развития Европы (как Западной, так и Центральной и Восточной) без учета византийского влияния и «византийского опыта» 58 . История Византии XII–XIII вв. как общественно-политическая система по крупному счету находилась в едином потоке истории феодальной Европы. Общественный строй империи эволюционировал, хотя и с запозданием, хотя и не в классических (западноевропейских) и не в законченных формах, как строй феодальный. От Восточноримской империи Византия унаследовала крупное землевладение и колонат («крепостную», как говорит ученый, крестьянскую зависимость). Эпоха «варварских», прежде всего славянских, вторжений VI–VII вв. привела к крушению крупного землевладения, а вместе с ним и колоната. На смену старым порядкам в деревне пришли новые: свободная сельская община, мелкое крестьянское землевладение. Свободное крестьянство (этот поистине «средний класс»), став налогообязанным и военнообязанным, и составило экономическую, социальную и военную опору центральной власти. «Нет сомнения, – писал Васильевский, – что жизненная энергия, обнаруженная Византией в борьбе с арабами и болгарами, находится в связи с этим приливом новых сил, с улучшением экономических основ государственного быта» 59 . |
| 654 В. Г. Васильевский . Законодательство иконоборцев. — ЖМНП, т. CXCIX, 1878, с. 279—280; см. также: В. Г. Васильевский . Труды, т. IV, с. 163. 655 К. Н. Успенский . Очерки по истории Византии. М., 1917, т. 1, с. 216—218. 656 D. Ginnis . Das promulgationsjahr der Isaurischen Ecloge. — Byzan-tinische Zeitschrift, Bd. XXIV, 1924, SS. 356—357; Е. H. Freschfield (ed.). A Manual of Roman Law published by the Emperors Leo III and Constantine V ofisauria of Constantinople A. D. 726. Cambridge, 1927, p. 2; С. A. Spulber . L " Ecloge des Isauriens. Texte, traduction, histoire. Cernautzi, 1929, p. 83 (детальное обсуждение проблемы даты Эклоги — с. 81—86 данной книги); G. Ostrogorski . Die Chronologie des Theophanes im 7. und 8. Jahrhundert. — Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. VII, 1930, S. 6. 657 K. E. Zachana van Lingenthal (ed.). Collectio librorum juris graeco-romani ineditorum. Ecloga Leonis et Constantini. Lipsiae, 1852; J. et P. Zepos . Jus graeco-romanum, vol. II, p. II. 658 Ecloga, par. II; J. et P. Zepos . Jus graeco-romanum, II, 13. 659 Ecloga, par. II, 13; русский перевод: В. Г. Васильевский . Законодательство иконоборцев. — ЖМНП, т. СХС1Х, 1878, с. 283—285; см. также: В. Г. Васильевский . Труды, т. IV, с. 168—169; С. A. Spulber . L " Eclogue... pp. 5—9, 660 J. В. Bury . The Constitution of the Later Roman Empire. Cambridge, 1910, vol. II, p. 414. 661 Их даты спорны, однако весьма вероятно, время их появления — где-то незадолго до восшествия на престол Василия I Македонянина в 867 году. См.: Zacahria von Lingenthal . Jus graeco-romanum, vol. IV, p. 4; E. Freshfield . A revised Manual of Roman Law founded upon the Ecloga of Leo III and Constantine V of Isauria. Ecloga privata aucta. Cambridge, 1927, p. 2; Spulber . L " Eclogue... pp. 94—95. См., однако: Zachana von Lingenthal . Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, S. 36 (по поводу Ecloga privata aucta в южной Италии при норманнском господстве). 662 Zacharia von Lingenthal . Collectio librorum... p. 62; J. et P. Zepos . Jus graecoromanum, vol. II, p. 237. |
| Не была Русь скандинавской, и в IX в. Летописная же легенда о призвании варягов в 862 г. абсолютно неверна, полагает Васильевский, и находится в вопиющем противоречии со всем ходом исторического процесса, не говоря уже о том, что она не выдерживает никакой источниковедческой критики. Пора перестать, полагал он, «толочь воду в скандинавской ступе»: Русь успела консолидироваться политически до прихода скандинавов 39 . Доказательство этого тезиса Васильевский предпринял в более поздней работе, исследование же о варяго-русской дружине он довел до конца, до последней четверти XI в., когда на смену ей в Византии пришла дружина варяго-английская. До 70-х годов XI в. варяго-русская дружина предстает как одна из наиболее боеспособных частей центрального (тагмного) войска воинов-профессионалов, перебрасываемая по мере надобности из конца в конец империи во всех наиболее тяжких военных кампаниях против как внутренних, так и внешних врагов императора. В 988/989 г. варяго-русский корпус сыграл главную роль в разгроме войска узурпатора Варды Фоки. Тем самым были спасены не только трон, но и жизнь императоров Василия II Болгаробойцы и его брата Константина VIII. Оставленные в Византии с согласия князя Владимира варяго-русы сражались и на Кавказе, и в Сирии, и в Болгарии, и в Южной Италии и на Сицилии. Положение изменилось к концу 60-х годов в силу прежде всего перемен на Руси: она не могла более расточать свой воинский потенциал в условиях противостояния половецкой угрозе и феодальной раздробленности. Вскоре после битвы при Гастингсе (1066 г.), определившей норманнское завоевание Англии, множество англосаксонских рыцарей-изгоев предложили империи купить единственное, что у них осталось, – их воинское искусство и постепенно заняли место варяго-русов 40 . Завершая исследование о дружине, Васильевский выразил уверенность, что его выводы используют и норманисты и антинорманисты (каждые в своих видах), но он сам – ни с теми, ни с другими, не желая оказаться в противоречии с наукой. Он считал, что скандинавская теория происхождения Русского государства осталась не поколебленной, так как ее подкрепляют два непреложных факта: неславянские имена первых русских князей и названия днепровских порогов 41 . |
| Васильевский опровергает не Геймбаха, а самого себя. В самом деле, Гейнбах совершенно верно со своей точки зрения указывает на то, что события, имевшие место в двух годах 9 и 10-го индикта, соединены Феофаном под одним 6218-м от сотворения мipa и 718-м от Р. Хр. В этом вся сила доказательства Геймбаха (мы не признали его потому, что указание на другой 9-й индикт считаем вставкой, см. выше). Проф. же Васильевский делает ударение не на этом пункте; ему показалось, что странность, замеченная Геймбахом, легко разрешалась, если вместо 18-го октября Х-го индикта, как читал Геймбах, поставить 18-е апреля того же индикта; в действительности же такая поправка только увеличила аномалию, отмеченную Геймбахом, и говорит в пользу мнения Геймбаха, но вовсе не в пользу взгляда проф. Васильевского. Если бы дата 18-го октября X индикта была верна, тогда было бы еще возможно оспаривать миение Геймбаха, что Феофан события, относящиеся к двум годам, рассказал под одним годом, потому что лето 9-го индикта и осень 10-го по нашему счислению включаются в один год. Но когда стоит лето 9 и весна 10-го индиктов, то тут уже совершенно ясно, что речь у Феофана идет о событиях двух лет, соединенных им вместе. Проф. Васильевский спорит совсем не против того, против чего ему нужно было бы спорить. Ему нужно было только доказать, что вместо двух индиктов 9 и 10-го у Феофана под 10-м годом Льва Исаврянина на самом деле был помечен только один, а он между тем принимает это и еще более подкрепляет мнение Геймбаха против самого себя исправлением 18-го октября в 18-е апреля. Результаты этой критики весьма плачевны: 10-й год Льва есть по Феофану 718-й от Р. Хр., следовательно 718 + 8 + 3 : 15=остаток индикт 9-й, а не 10-й, как сказано у Феофана. Т. е. Геймбах с своей точки зрения прав (говорим – с своей точки зрения; на самом деле мы и с ним согласиться не можем, но только по другим причинам, о чем речь ниже в тексте), а проф. Васильевский только еще более подкрепил его мнения против самого себя. Между тем, он говорит «и так» и считает свой спор с Геймбахом оконченным в свою пользу. |
| Ненавидел он Венецию, и умирать пришел на Васильевский остров, на 8-ю линию. Это его он мучительно искал сквозь туманный венецианский воздух. Интересно: там бывает туман — в Венеции? Конечно. Он же пишет об этом. Туман. И по этому туману плывет в тоске неизъяснимой Васильевский остров. Он любил Петербург. Пару лет назад я начала искать документы, по которым могла бы проследить судьбы своей семьи. Мне удалось нащупать следы своего прадеда. Накануне войны он был сослан из Петербурга в Вологодскую область. Я нашла это место — глухая деревня, десять километров от ближайшего райцентра с чарующим названием Чарозеро. Давно заброшенные избушки чернели на фоне леса, и расстояние между дорогой и домом, где он умер, было покрыто таким слоем снега, что преодолеть его можно было только на «буране». По санному следу я прошла, наверное, четверть пути и остановилась. Я видела своего прадеда только на светло-коричневой фотографии, и дедушку, сгинувшего где-то в бухте Нагаева, знаю только по рассказам мамы, никогда не чувствовала с ними внутренней духовной связи и всю исследовательскую работу делала только ради детей и из чувства долга, которое у меня сильнее эмоций. Я встала напротив дома «на опёнках», указанного старожилами. Чувство неизъяснимой тоски охватило меня — я физически ощущала, как это было, как к этому месту на санях подвезли немолодого петербургского интеллигента, словесника, преподавателя Ларинской гимназии. Он был болен туберкулезом и, видно, знал, что умирает. Он остановился на этом самом месте, смотрел на эти двадцать домов и на тот окраинный и понимал, что это и есть конец его жизни. И тоска…. Что он угадывал, о чем думал, глядя сквозь этот снежный туман над лесом, мерещились ли ему купола, Петропавловский шпиль, пилястры, Васильевский остров? Бог весть... Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать. Твой фасад темно-синий я впотьмах не найду. между выцветших линий на асфальт упаду. И душа, неустанно поспешая во тьму, промелькнет над мостами |
| Федор Иванович был родом костромич, родился в 1845 году в погосте Горки, Галичского уезда, и происходил из среды, которая дала не мало людей труда терпеливого, упорного. Его родители принадлежали к причту местной церкви, имели большую семью, сами обрабатывали землю. Федор Иванович сначала учился в доме отца, потом в Галичском духовном училище, затем в Костромской семинарии. Но он мечтал об университете. Чтобы осуществить Эту мечту и иметь хотя на первое время необходимые средства, он поступает учителем в уездное училище в г. Галиче и через год, в 1867 г., с 30 руб. в кармане отправляется в Москву, для поступления в университет на историко-филологический факультет. 6 Дорогой на пароходе он знакомится с одним пассажиром, от которого узнает, что в Петербурге открыт Историко-филологический институт, куда, по выдержании экзамена, принимаются студенты на казенный счет. И он едет в Петербург; там, по совету земляков, вместо института, поступает в университет, поселяется на Охте, где имел урок, и оттуда пешком ходит в университет. Под чьим влиянием зародился интерес Ф. И. к Византии? В. Г. Васильевского, в то время начинающего доцента, он слушал лишь некоторое время на последнем курсе. В своем некрологе В. Г. Васильевского он называет его своим учителем, «звездою первой величины» (ЖМНП, 1889, октябрь, стр. 294), и мы уже знаем, какое сильное впечатление произвела на него первая статья В. Г. Васильевского, касающаяся Византии,– «Византия и Печенеги», появившаяся через год по окончании Федором Ивановичем университетского курса. Но все же не В. Г. Васильевского считал Ф. И. своим руководителем, не его влиянию придавал он решающее Значение, 7 а влиянию профессора русской истории К. Н. Бестужева-Рюмина и слависта В. И. Ламанского; им он считал себя наиболее обязанным развитием интереса в сторону славянства и Византии. 8 Первый по времени труд Ф. И. – студенческое сочинение о трех первых попытках государственного объединения западных славян,– на тему, предложенную Славянским комитетом для соискания Кирилло-Мефодиевской премии, удостоенное этой премии (1871) на основании отзыва К. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ВАСИЛЬЕВСКИЙ Василий Григорьевич (21.01.1838, с. Ильинское Любимского у. Ярославской губ.- 13.05.1899, Флоренция), историк, основатель византиноведения в России. Академик Императорской АН (1890; с 1876 чл.-кор. по разряду историко-политических наук). Род. в семье сельского священника. Окончив Ярославскую ДС, поступил в Главный педагогический ин-т в С.-Петербурге (1856), после закрытия к-рого (1859) перешел на последний курс историко-филологического фак-та С.-Петербургского ун-та. Талантливый студент обратил на себя внимание профессоров Н. М. Благовещенского, И. И. Срезневского , М. М. Стасюлевича и был отправлен в командировку в Берлин (1862), где учился у Т. Моммзена и И. Г. Дройзена . По возвращении в Россию В. преподавал в гимназии г. Вильны, одновременно занимаясь изучением местных архивов; в 1869-1874 гг. опубликовал неск. работ по истории Литвы. В магист. дис. «Политическая реформа и социальное движение в Др. Греции в период ее упадка» (1869), посвященной социальной реформе спартанских царей III в. до Р. Х. Агиса IV и Клеомена III, проявились важнейшие качества, свойственные исследованиям В.: тщательное и критическое изучение источников, начитанность, умение определить причины событий и осветить отдельные явления с общеисторической т. зр. В. Г. Васильевский В. Г. Васильевский В 1870 г. В. была предложена кафедра в С.-Петербургском ун-те, а затем и на Высших женских курсах. В течение 30 лет он читал общий курс истории ср. веков, а предметом своих специальных изысканий сделал историю Византийской империи. В то время была популярна тема визант. влияния в рус. истории, но не было специалистов по изучению Византии. В. был в этой области первопроходцем; он исследовал связи между Византией и Западом, историю юж. славян, визант. влияние на Русь и пытался определить место Византии в системе гос-в Востока и Запада. В 1872 г. появился цикл статей В. «Византия и печенеги (1048-1094)», к-рый может быть назван образцом специального исследования. |
| В разгар этой борьбы в «Журнале министерства народного просвещения» (1874 г.) появилась статья В. Г. Васильевского о варяго-русской и варяго-английской дружине. Эта статья выдвигала совершенно новую точку зрения по вопросу о составе варяжской» дружины в Константинополе. Общепринятым было мнение, «что варяжская дружина в Константинополе состояла из скандинавов или вообще из людей северно-немецкой ветви» 20 . В. Г. Васильевский не был согласен с этой точкой зрения и в своей работе пытался доказать, что под варягами в Византии в XI в. надо понимать русских славян. Для доказательства этого тезиса В. Г. Василевский в своей статье использовал большое количество разнообразных источников. Помимо произведений многих византийских писателей: Михаила Пселла , Атталиоты, Вриенния, Скилицы, Никиты Хониата и др., – В. Г. Васильевский привлёк русские я грузинские летописи, сочинения восточных писателей – арабских и сирийских, – сочинения армянских историков и хронистов, рунические надписи, свидетельства западноевропейских современников, византийские хрисовулы, эпиграфический материал и пр. Особенно следует отметить использование В. Г. Васильевским исландским саг и песен скальдов. Он придавал им большое значение и ставил на одно на видных мест среди привлечённых им первоисточников, но в то же время подвергал их основательной критике и детальному анализу. В результате своего исследования, чрезвычайно подробного и глубокого, В. Г. Васильевский выдвинул среди многих других следующие положения: 1. На основании критического разбора скандинавских саг и песен скальдов XI в., а также некоторых иных данных можно заключить, что «варягами» в Византии были русские. 2. Анализ источников показывает, что в них «имя русских не встречается наряду с варягами, а либо одно, либо другое или у одного писателя русские, а у другого на том же месте варяги 21 , а официальный византийский язык употребляет выражения «Русь-варяги», «Варяго-Русь». 3. В составе варяжского военного корпуса в Византии находились и скандинавские норманны, пришедшие в Константинополь через Русь, где они составляли наёмную «дружину русских князей» 22 . С конца XI в. русских людей заменили появившиеся в Византии англо-саксы. |
| Какой жестокий укор звучит в этой реплике по адресу историков, предпочитающих пользоваться проторенными дорогами в своих исследованиях, в своей научной работе! В своём исследовании В. Г. Васильевский пошёл по другому пути: для объяснения хода событий он привлёк обширный материал первоисточников и дал ему оригинальное, совершенно новое освещение. Два варвара, на роль которых в истории первого крестового похода обратил внимание В. Г. Васильевский , были половецкие ханы Боняк и Тугоркан. Об их решающей роли в описываемых событиях и не подозревали те учёные, по адресу которых направлен упрёк В. Г. Васильевского . Описываемые события завершились тем, что несмотря на катастрофичность положения энергичный Алексей Комнин сумел собрать небольшую армию, с которой и двинулся отражать нашествие печенегов, не ожидая помощи с Запада. С половецкими Майами ему удалось заключить военный союз, и совместно с ними он напал на печенежские вежи. В кровопролитной битве 29 апреля 1091 г. печенеги были почти полностью уничтожены. Вскоре Алексей покончил и с половцами. Таким образом, именно, «половцы оказали громадную услугу христианскому миру, – заключает В. Г. Васильевский . – Предводители их – Боняк и Тугоркан – должны быть по справедливости названы спасителями византийской империи» 19 . Работа В. Г. Васильевского «Византия и печенеги» занимает видное место в византиноведческой литературе, и без неё не могут обойтись все те, кто изучает историю Византии или занимается историей средневековья. Прекрасный анализ событий XI в., новая постановка проблемы о Причинах первого крестового похода, с привлечением нового этнического элемента – печенегов, половцев – как действенной силы в разыгравшихся тогда событиях, замечательные приёмы работы над источниками, глубокое и разностороннее освещение приведённых фактов – вот основные достоинства этой работы В. Г. Васильевского . Семидесятые годы XIX в. в история русской науки, а также в истории русской общественной мысля отмечены интенсивной борьбой норманской и антинорманской школ по вопросу о происхождении Руси. К этому временя борьба между норманистами и антинорсманистами придала широкие размеры. На страницах журналов появился ряд статей, в которых страстно обсуждались доводы обоих направлений. |
| Злоключения не зависели от научного уровня сборника, но уровень чаще стал зависеть от злоключений... Придавая огромное значение «приуготовлению» юношества к научным занятиям, прочно связывая надежды на прогрессивные преобразования и само будущее России с умножением числа образованных людей в стране, Васильевский, полный тревоги, посещал политические митинги и уличные сходки студентов, чтобы, если позволит случай, предостеречь их от опрометчивого шага, от бесполезной (как он думал) растраты сил и помешать возможным эксцессам и опасным столкновениям 76 . Как профессор университета, создатель собственных курсов лекций по истории средних веков и специальных по истории Византии, Васильевский проявлял постоянное пристальное внимание к ознакомлению студентов с иностранной исторической мыслью, добивался для способных выпускников заграничных командировок, заботился о приличествующем комплектовании университетской и академической библиотек, об издании безупречной в научном отношении учебной литературы, сурово критикуя при этом всякие проявления невежества, небрежности, неряшливости 77 . В заключение коротко о глубинных, нравственных основах помимо бесспорного таланта научного творчества Васильевского. Эти основы, вне всякого сомнения, в чрезвычайно обостренном чувстве ответственности перед обществом, наукой, коллегами, молодежью, собственной совестью за дело, которому он решил служить беззаветно до конца. Жизнь ученого, выходца из разночинной провинциальной среды, была далеко не безоблачной: ему были отлично знакомы и материальные лишения (по собственному его признанию, от них он избавился, наконец, только став академиком), и тяжелые семейные заботы, и неустроенность преподавательской карьеры, и длительные болезни. Как всегда, перегруженный научной, преподавательской и научно-организационной работой, он поздно решил заняться всерьез запущенной болезнью почек. Но, решившись, не успел доехать к месту лечения в Рим: смерть настигла его весной во Флоренции 13(25) мая 1899 г. на 62-м году жизни, полного творческих замыслов и надежд скоро вернуться в университетскую аудиторию, к книгам, к письменному столу. Похоронен Васильевский на местном кладбище. |
|
|
