| Достаточно посмотреть цитированную нами статью Л.Н. Парийского 790 , чтобы из множества приводимых им выдержек из писем Чайковского и разных изданий о Чайковском, всюду указываемых .Н. Парийским, усмотреть, что Чайковский был глубоко верующим человеком. Мы не можем здесь специально останавливаться на теме личной религиозности Чайковского: это дело его биографов. Нам же необходимо было вскользь затронуть эту тему, ибо понятно, что не только атеисту, но и вообще нерегиозному человеку церковное пение будет совершенно чуждо и неинтересно. А Чайковский, как мы видели, живо интересовался проблемами русского хорового церковного пения как частью русского национального культурного богатства. Новое направление Придворной певческой капеллы. Реформы. После истории с «Литургией» Чайковского наступило время реформ в Придворной капелле и в стилистическом направлении хорового церковного пения. Как было сказано, на смену Бахметеву на должность управляющего капеллой был назначен 28 января 1883 г. Милий Алексеевич Балакирев (1837–1910), руководитель и вдохновитель знаменитой «Могучей кучки» русских композиторов (А.П.Бородин, 1883–1887; Н.А. Римский-Корсаков, 1844–1909; М.П. Мусоргский, 1839–1881; Ц.А. Кюи, 1836–1918 и М.А. Балакирев); эти композиторы дали новое направление русской музыке. Но все они – светские композиторы и непосредственного участия в развитии русского стиля хорового церковного пения не принимали. Кроме Балакирева и Римского-Корсакова, никто из членов «Могучей кучки» ничего не писал для церковных хоров. Да, впрочем, приБахметеве это был бы напрасный труд, так как строжайший цензор Бахметев, строго оберегавший немецко-итальянский хоральный стиль хорового церковного пения, сложившийся под руководством Львова, никгда бы не допустил ни к печатанию, ни к употреблению за богослужением ничего, что выходило бы из установившегося трафарета. «Могучая кучка» состояла из композиторов светской музыки, интерес которых к церковному пению и не мог быть пробужден вследствие только что указанных причин. |
| 773 Должности директора Придворной певческой капеллы (ее начальника) и управляющего капеллой были разделены. Директором капеллы становился теперь или кто-либо из высоких сановников, или из придворных чинов; управляющий же капеллой ведал всей административной и музыкальной частью и был обычным чиновником на службе министерства императорского двора. 774 Вот например такого разрешения, печатавшегося внизу страницы напечатанного духовно-музыкального произведения: «К печатанию и употреблению в церковном богослужении со стороны управления Придворной певческой капеллы препятствий не имеется. 12 ноября 1902 г. Управляющий Придворной капеллой Ст. Смоленский». 776 Л. Н. Парийский: Отношение П. И. Чайковского к вере и Церкви и его значение в русской церковной музыке. «Вестник Русского Западноевропейского Патриаршего экзархата». Париж, 1964, 46–47, стр. 176–177 (см. также начало этой статьи в 45 означенного «Вестника»). 780 В одном из писем к г-же фон Мекк Чайковский писал: «Я перекладываю теперь из «Обихода» коренное пение всенощной службы на полный хор. Работа эта довольно интересна и трудна. Хочется сохранить во всей неприкосновенности древние церковные напевы, а, между тем, будучи построены на гаммах совершенно особенного свойства, они плохо поддаются новейшей гармонизации. Зато, если удается выйти победителем из всех затруднений, я буду гордится, что первый из всех современных русских музыкантов потрудился для восстановления первобытного характера и стиля нашей церковной музыки...». – См. статью Л. Н. Парийского, цитированную нами выше (наше примечание 776, «Вестник», 45, стр. 74). При повторном цитировании: Парийский: Чайковский. 782 Это признание Чайковского чрезвычайно характерно для светского композитора, столкнувшегося с уставным обиходным пением. Ясно, что впечатление «хаоса» получилось вследствие полного незнания богослужебной схемы и постоянно меняющегося мелодического состава уставного пения. 783 От себя заметим: нужно иметь в виду, что для неспециалиста, подобного Разумовскому или Смоленскому, безлинейные певческие знаки того времени были почти непонятными иероглифами, и со своей точки зрения Чайковский прав. В настоящее же время, в 1980 году, древнерусская столповая нотация читается специалистами без труда и уже многие рукописи начала XVII века не составляют больше непроницаемой тайны. |
| Я думаю, что по многим вопросам можно было бы договориться с государственной властью, строго установив пределы возможного. 31 августа. Сегодня в 12 ч.30 м. приехали Коля с Ольгой Александровной (сын и невестка) Владыка Флавиан (Иванов, епископ Кубанский и Краснодарский. – Л.А.) прислал 2 машины, на которых и встретил своих гостей. Днем он предложил проехаться с гостями по окрестностям. В 5 1/2 ч. Мы на двух машинах прокатились до Адлера и обратно, посмотрели весь путь курортный - очень красивый. Дорогой преосв. Флавиан рассказывал о своей епархии, в которой он 27 лет живет, говорил о том, что он сделал за это время в смысле открытия церквей (всего у него около 251 приходов, 20 благочиний), в смысле улучшения внешней обстановки быта и архиерейского помещения, в смысле улучшения состава причта. Между прочим, он жаловался на Ставропольского архиеп. Антония (Романовского. – Л.А.), который все время доносил в Учебный Комитет о неплатеже соседними архиереями, а сам не позаботился ставить их в известность о ходе учебного и хозяйственного дела в семинарии. Верная мысль, которую надо провести в Учебном Комитете в отношении всех семинарий, чтобы епископы этих семинарий сообщали отчеты о семинариях тем преосвященным, которые участвуют средствами в их содержании, чтобы приглашали их (или их представителей) знакомиться с жизнью этих семинарий, через участие на актах, на экзаменах и проч. Хорошо также у преосв. Флавиана, что у него дважды в год съезжаются благочинные и с отчетами, и для общих осведомлений. Теперь, например, после Московского Совещания, у него собрались все благочинные, и он сообщил им обо всех вопросах, обсуждавшихся на Совещании, снабдил их даже литературой по ним и, кроме того, надо принять к сведению, как меру очень положительную и помогающую держать все духовенство в курсе текущих церковных событий. Вечером получил от Колчицкого телеграмму, сообщающую, что Святейший выезжает в четверг 2 сентября курьерским номер 9 и будет в Сочи в субботу в 14 часов. 8 часов вечера. Сегодня ночью не спалось, и я записал мысли, какие пришли в голову о ближайших желательных и необходимых делах: 1.Надо поручить Л.Н.Парийскому составить отчет о работе Уч.К-та за истекший учебный год на основании отчетов семинарий и Академий - для Синода и Патриарха. 2.На будущее время годичный епархиальный отчет не мешало бы представлять (в копии) и Совету по делам Церкви. 3. По приезде в Л-д надо рассмотреть внимательно программу занятий по философии (в Семинарии и Академии) в виду всяких разговоров о занятиях марксизмом - ленинизмом. Как, впрочем, надо внимательно рассмотреть и все вообще программы.4.Ознакомиться с вопросом о приготовлениях преподавателей к получению ученых степеней. 5. Побывать на лекциях - особенно у новых преподавателей. |
| Через неделю или две надо было сдать паспорта. Начался длинный процесс прописки. Несколько человек нас, человека три, получили отказ в прописке. Я туда-сюда, сюда-туда; спрашиваю Парийского: “Как так? я пойду к уполномоченному по делам религий”. — “Дело ваше, я бы на вашем месте не ходил”. Я пошел к уполномоченному. Как тот на меня накинулся, как разорался! Ужас какой-то. Я понял все. Другие ребята ходили в милицию, еще куда-то, еще раз в милицию. Там им говорят: “Ну что вы к нам ходите, это же не мы, это ваши там делают; что вы от нас хотите?”. Короче говоря, ничего не получалось, и я понял, что надо уезжать. А у меня тут флюс раздулся. Денег, конечно, ни копейки. Но все-таки получилось, что я месяца полтора проучился, что ли. Уже и в магазины букинистические побегал, и видел, сколько там прелестей; и тут в библиотеке; и преподаватели замечательные были, все на высшем уровне; и на тебе — надо уезжать в неизвестность. И денег не хватает. Ребята собрали что-то такое на билет мне, хотя в общем все были мне чужие. Я собрался и поехал. Ехал и ревел. В Чернигов приехал, изревелся. И думаю: а чего реву-то?.. Громадный все-таки уже дылда. Я понял, что мне не так жалко, что я Академию бросаю, но столько я видел там добрых людей. Уварова 13 была такая в канцелярии, благороднейшая, хорошая дама. Она умерла несколько лет тому назад, некролог был в ЖМП. Еще кто-то — незнакомые люди, — как они сочувствовали, но, конечно, сделать ничего не могли. Преподавала у нас языки, не только английский, но и французский, немецкий, Боярская; между прочим, вдова обновленческого митрополита Боярского в Ленинграде. Она была то ли из смольнинских выпускниц, то ли еще что-то такое; по крайней мере рассказывала о выпускном акте во дворце. Одна из выпускниц поскользнулась и упала, так было неприятно… Прекраснейшая, благороднейшая женщина. Она была удивительно хорошая. И вот все это надо было бросить. Людей хороших в таком количестве, таких благородных мне просто было жалко бросать. Я уехал и понял, что в какой-то блокаде нахожусь. Поболтался некоторое время без квартиры. Потом отец Димитрий Погорский, которого я знал по Киеву (он у нас вроде воспитателя значился), который уже был назначен священником в Чернигов, помог мне найти какую-то добрую бабушку, которая смогла меня приютить. И я там жил больше года, конец 1952 и 1953 год. Был я зачислен иподиаконом епископа Черниговского на 150 рублей. Он не так часто служил, и я начал еще что-то подзарабатывать, чтобы платить за квартиру и все прочее. Родители в это время уже уехали в Кишинев. Отец вышел на пенсию. |
| Я где-то узнал, что есть книга по истории экуменического движения. Нашел, что она была в Академии Наук, в секторе “Истории религий”. У них филиал по этой теме лежал в Казанском соборе наверху. Я по своему академическому (Академии Наук) билету туда попадал и смотрел несколько раз какие-то вещи. Заказал микрофильм с этой книги; из фотоувеличителя сделал такой ридер (прибор) для чтения этой штуки и начал работать. Книга была свежая совершенно, начала пятидесятых годов, на английском языке издана. Еще я приезжал раза три или четыре в Иностранный отдел. Он тогда был совсем маленький, помещался в Чистом переулке. Там же на нижнем этаже, где был кабинет Колчицкого, еще кого-то, был маленький кабинетик Буевского, потом была маленькая комнатка, где было три переводчика — Гаврилов, который недавно скончался, такой старый переводчик, маленький такой, непонятного происхождения. Но он всегда бунтовал, что знает целую кучу языков и на этом настаивал. Какая-то еще Бойцова была там долго, долго работала. И Алексеев такой, с испанским языком. Ничего был парень, но потом он ушел на свои прежние работы, на Кубу был послан и т. д. В этой тесноте я тоже иногда сидел, а где-то при входе было такое темное помещение, где была библиотека Иностранного отдела. Это не так уж много — несколько стеллажей, но там я все-таки тоже что-то нашел. Что-то переписывал. Один раз приволок свой чемодан (специально сделал, такой разборный был пересъемочный аппарат), что-то даже переснял на пленку. Кто-то на меня там даже напал, по-моему, старший Остапов. Но у них, видимо, манера была такая: на незнакомых для начала шипели и орали. Но это ничего, прошло. Все эти командировки кончились. Я сказал Парийскому, что мне нужна кое-какая литература и что я хотел бы написать во Всемирный Совет Церквей. Он говорит: “Пишите, дело ваше”. Я написал туда запрос. Они послали мне три бандероли — по годовому комплекту “Ecumenical Review”, но одна не дошла. Я поблагодарил их и сказал, что получил две бандероли. Они пишут: “Мы бы хотели, чтобы у вас все было, поэтому вторично посылаем эту пропавшую бандероль”. |
| 2-го т.- «Всенощная. Неизменяемые песнопения» (Лондон, 1975). Работу над 2-й ч. 2-го т. (Осмогласие) прервала кончина Раевского и Жаворонкова. Не осуществленным остался замысел 3-го (Триодь Постная и Цветная) и 4-го (Праздники. Таинства. Требы) томов. Впервые в истории рус. зарубежья была предпринята (частично удавшаяся) попытка создания сборников, в которые было включено и то, что «устоялось» в практике из духовно-муз. наследия прошлого, и то, что сложилось в период эмиграции начиная с 20-х гг. Как опыт, ставящий цель запечатлеть настоящее, охватив разные страны и правосл. традиции, сборники представляли собой беспрецедентное явление. Редакторы-составители (они же являлись и авторами мн. композиций) опирались на старинные распевы. Идея, сама по себе не новая, «проросла» в ином национальном и историческом контексте. Сборники стали «энциклопедией» опытов обработки распевов. Приоритет отдается «обычному», а также знаменному, киевскому и другим традиционным распевам, однако присутствуют и более редкие - уральский, псково-печерский, валаамский, афонский и др. Единичные «классические» сочинения из числа «прошедших испытание временем» (Бортнянского, Глинки, Ломакина, А. Ф. Львова и др.) соседствуют с музыкой известных рус. композиторов (Чайковского, Римского-Корсакова др.), обработками композиторов Нового направления (Смоленского, Гречанинова, П. Г. Чеснокова, Рахманинова, Кастальского и др.), произведениями и аранжировками авторов-эмигрантов (отца и сына Кедровых, Ковалевского, М. М. Осоргина, Жаворонкова, Черепнина, Красностовского, Рудикова, Лабинского, Поля, Гарднера, Шведова, П. А. Оболенского, А. А. Филатьева), композициями авторов, проживавших в СССР,- Парийского и Шишкина. «Лондонский сборник» получил признание во всем мире, причем не только на клиросах заграничных храмов, но и в храмах СССР и постсоветской России. 1-й том «Лондонского сборника» был переиздан в 1976 г. брюссельским изд-вом «Жизнь с Богом». Известные светские зап. издательства также публиковали произведения духовной музыки. |
| Гениальный трактат Аристотеля не нашел в пределах самой античности резонанса, не создал традиции. Но так или иначе — двуединство поэтики и риторики исчерпывало возможности систематического теоретико–литературного описания жанров; за пределами этого двуединства можно отыскать только спорадические замечания, признания, декларации, включенные в текст самих литературных произведений, от парабас Аристофана до эпиграмм Мар- циала — материал такого рода очень интересен, однако по самой своей сути не может давать системы, и сама возможность вычитывать из него теоретико–литературный смысл связана с наличием более систематических типов рефлексии. Какие жанры попадали в кругозор поэтики и риторики? Ответ на этот вопрос ясен. «Поэтика» Аристотеля в своей сохранившейся части рассматривает два центральных жанра греческой классической поэзии — эпос и трагедию, с преимущественным интересом к трагедии; в утраченной, гипотетически реконструируемой части речь шла о комедии . Послание к Пизонам Горация, построенное по типу диатрибы, т. е. имитирующее разговорные переходы от темы к теме и принципиально исключающее систематичность хотя бы на уровне внешней формы , тоже сосредоточено на драматических жанрах (трагедия и комедия — ст. 153—219, сатировская драма — ст. 220—250) . Между Аристотелем и Горацием лежит область эллинистических теорий поэтики, но о Неоптолеме Парийском, оказавшем влияние на Горация , мы знаем слишком мало, даже после ряда исследований, спровоцированных осуществленной Хр. Иенсеном публикацией фрагментов Филодема, критика Неоптолема . Что касается риторики, жесткий отбор анализируемых жанров был связан с практикой риторической школы: анализа, теоретического осмысления; нормативистской фиксации удостаивались те и только те жанры, владению которыми эта школа обучала. Что это были 3R Ж&Н- ры? Естественно, прежде всего жанры, принадлежащие к сфере риторики в самом узком и строгом смысле, т. е. к области красноречия — речи торжественные, политические и судебные, разновидности которых до тонкости дифференцировались теорией. |
| 737 В 1885 г. было родившихся 25109+23619=48728; в том числе незаконнорожденных 266+220=486. Тавр. губ. вед. 1886 г. 99. 739 В этот же день выносят на двор шерстяную и смушковую одежду, чтоб моль целое лето не портила ее. 740 Некоторые одобряют семейные разделы, потому что они бывают с разршения сельского схода, причем силы не уменьшаются, а только раздробляются, и указывают на примеры немцев и татар. Немцы видят в разделе залог процветания хозяйства и потому выделяют каждого члена семьи после его женитьбы. Татары только до смерти главы семейства терпят большую семью и то не всегда, а по смерти его сразу же бывает полюбовный раздел. – В течении 20 лет со времени обнародования положения 19 февраля 1861 г. в таврической губернии произошло 35476 семейных разделов, и из них только 3133 – с разрешения сельских сходов, а 32343 – без разрешения. Ныне в губернии ежегодно совершается средним числом до 1800 разделом. Тавр. губ. вед. 1834 г. 84. 741 В бердянском уезде, в селе Берестове, умерла женщина 100 лет: она никогда не болела, жила скромно, занималась шитьем и до самой смерти сохранила зоркость зрения; в Николаевке недавно умер крестьянин Задорожный 115 лет, а в Очереватом – Буцкий 100 лет. В мелитопольском уезде: в Екатериновке крестьянка Екатерина Рыбина – 104 лет, в Рубановке крестьянин Максим Радченко в 1882 г. умер 103 лет: до самой смерти курил и помогал семье в работах. В симфероеолском уезде: в карасубазарском приходе, около 12 лет тому назад, умер крестьянин деревни Джемрек Наум Яковлев Кундобе 120 лет, а в Бахчисарае мещанин до последнего времени жил (а может быть, и теперь живет), имея 115 лет. 745 По предположенью Хавского, св. князь Владимир, во св. крещении Василий, крестился в 988 г: или в Пасху, или около 12–20 числа апреля. Предположение его основано на том, что, по обычаю греческой церкви, крещаемым давались имена, какие придутся в 8 й день по их рождении, а в 988 г. Пасха была 8 апреля; церковью же творится намять 12 апреля св. Василия, еп. Парийского, а 26 апреля – св. Василия, еп. амасийского. Зап. Од. общ. III, 67–78. |
| Мое выступление накануне описано в “Правде” совсем не по правде; пристрастие настолько беспардонно, что я не ожидал: вместо того смелого, открытого и ясного выявления всего хода дела, какой я сделал, тут отпечатано, что я и смущался, и не отвечал, и “расплывался туманно” и т.п. Можно врать, но, говорить совсем противоположное, как будто и для советской “Правды” должно было бы быть зазорно. Ежедневное сидение с 12 до 10 часов вечера утомляет, и у меня к вечеру открывается головная боль. Скоро ли прекратится это мучение? Многим из нашей группы предлагались вопросы о Карловацком Соборе, и о “Живой Церкви”. Мне тоже предложен был последний вопрос. Я сказал, что не знаю положения группы, а журнала еще не прочитал. Драницын после, при допросе, кажется, Зинкевича, удостоил назвать меня “более или менее сознательным Петроградским священником”. 10 часов вечера. Сегодня заседание суда окончилось в седьмом часу вечера и потому вечер свободный. Банщик предложил мне ванну (ухаживают здесь), сходил. Сегодня допрашивали Парийского, Союзова, Кедринского. Все трое ответили хорошо. Дело выясняется, и если бы велось объективно, то и думать было бы не о чем. Но... в этом “но” – все дело. Защитники (особенно Гурович) очень умело ставят вопросы и освещают истинное положение дела. Конец сегодняшнего заседания оказался чрезвычайным. Говорил Кедринский. Пытали его, пытали, а, в конце концов, когда речь зашла о “Живой Церкви” и отношении к ней, он взял да и выложил дословно фразу, сказанную Введенским на пастырском собрании о том, что расстрел 5 священников в Москве был ответом на его отлучение, а здешний процесс в исходе будет зависеть от нынешнего пастырского собрания. Поднялась суматоха, тем более что Кедринский сейчас же дал такое освещение делу, что это – клевета на Советское правительство. Слова занесли в протокол, обвинение заговорило о необходимости допроса Введенского, и т.д. Суд ушел для совещания, совещался полчаса. Обвинители вышли оттуда с видом, свидетельствующим о больших дебатах. Решено допросить – в свое время. Хорошо, но клин вбит в дело огромный. |
| Я где-то узнал, что есть книга по истории экуменического движения. Нашел, что она была в Академии Наук, в секторе “Истории религий”. У них филиал по этой теме лежал в Казанском соборе наверху. Я по своему академическому (Академии Наук) билету туда попадал и смотрел несколько раз какие-то вещи. Заказал микрофильм с этой книги; из фотоувеличителя сделал такой ридер (прибор) для чтения этой штуки и начал работать. Книга была свежая совершенно, начала пятидесятых годов, на английском языке издана. Еще я приезжал раза три или четыре в Иностранный отдел. Он тогда был совсем маленький, помещался в Чистом переулке. Там же на нижнем этаже, где был кабинет Колчицкого, еще кого-то, был маленький кабинетик Буевского, потом была маленькая комнатка, где было три переводчика — Гаврилов, который недавно скончался, такой старый переводчик, маленький такой, непонятного происхождения. Но он всегда бунтовал, что знает целую кучу языков и на этом настаивал. Какая-то еще Бойцова была там долго, долго работала. И Алексеев такой, с испанским языком. Ничего был парень, но потом он ушел на свои прежние работы, на Кубу был послан и т. д. В этой тесноте я тоже иногда сидел, а где-то при входе было такое темное помещение, где была библиотека Иностранного отдела. Это не так уж много — несколько стеллажей, но там я все-таки тоже что-то нашел. Что-то переписывал. Один раз приволок свой чемодан (специально сделал, такой разборный был пересъемочный аппарат), что-то даже переснял на пленку. Кто-то на меня там даже напал, по-моему, старший Остапов. Но у них, видимо, манера была такая: на незнакомых для начала шипели и орали. Но это ничего, прошло. Все эти командировки кончились. Я сказал Парийскому, что мне нужна кое-какая литература и что я хотел бы написать во Всемирный Совет Церквей. Он говорит: “Пишите, дело ваше”. Я написал туда запрос. Они послали мне три бандероли — по годовому комплекту “Ecumenical Review”, но одна не дошла. Я поблагодарил их и сказал, что получил две бандероли. Они пишут: “Мы бы хотели, чтобы у вас все было, поэтому вторично посылаем эту пропавшую бандероль”. |
|
|
