| По сим уважениям я осмеливаюсь всеподданнейше представить, не благоугодно-ли будет Вашему Императорскому Величеству повелеть консисторского секретаря Соколовского отрешить от должности без суда, яко ненадежного к отправлению оной, наводящего на себя довольно сильное подозрение в лихоимстве и вообще имеющего в сем отношении худую репутацию» (Си. доклад обер-прокурора св. синода 17-го февраля 1829 года). 45 См. в деле об истязании диакона Терентьева помещиком Давыдовым предложение обер-прокурора Нечаева св. синоду, от 23-го февраля 1834 года. 46 См. в деле об истязании диакона Терентьева помещиком Давыдовым рапорт Войцеховича Нечаеву, от 16-го апреля 1834 года, за 37. 48 См. в деле об истязании, учиненном помещиком Давыдовым диакону Антонию Терентьеву и о сдаче в архив тульской консистории нерешенного дела, касавшегося до означенного диакона, указы св. синода 1835 г. от 16-го января и 26-го февраля. 51 См. в св. синоде дело 1836 года, под 1.291, об удалении секретаря оренбургской духовной консистории Василия Мамина от занимаемой им должности, и в нем приложение под буквою С. 53 См. дело св. синода под 1291, об удалении секретаря оренбургской консистории Василия Манила от занимаемой им должности, и тут же указ св. синода под 313, на стр. 126, а также приложение к этому делу под лит. С, стр. 130. 54 См. приложение к упомянутому уже делу под лит. С, озаглавленное так: «Записки и заключение из следствия по доносу трех членов на секретаря Мамина», стр. 130. 57 При Протасове возникло множество ссор архиереев с консисторскими секретарями, вследствие той системы, которой он держался по отношению к архиереям, всячески ограничивая и обуздывая их власть и силу. Для достижения этой цели, между прочим, употребляемы были и секретари, которым словесно и письменно приказывалось наблюдать за всеми действиями архиереев и членов консисторий, следить за всеми событиями епархиальными и прямо обо всем доносить обер-прокурору, так что секретарь, в некотором роде, был прокурором, ревизором и шпионом всего, что совершалось в епархиальном управлении. Отсюда начало той частой и смелой оппозиции со стороны секретарей архиереям, обнаружившейся во времена Протасовские. В этой-же системе нужно искать причины и того явления, что секретари, по большей части, были назначаемы против воли архиереев из чиновников синодальной или обер-прокурорской канцелярий, и притом из чиновников, пользовавшихся особенною доверенностью директоров Сербиновича, Войцеховича и Карасевского, или даже состоявших с ними в законном или незаконном родстве. |
| Что касается вставки относительно восстановления купола церкви св. Софии и замечания, что после разгрома мятежа Варды Фоки «наступило глубокое спокойствие» (X, 9), то можно думать, что Лев Диакон, просматривая свой труд, сам приписал эти строки. К «Истории» Льва Диакона нельзя подходить как к труду, опубликованному тотчас после написания. Он был закончен около 990 г. и долго находился у автора, так как предать его гласности при жизни Василия II писатель не мог решиться. Мировоззрение Льва Диакона Личность Льва Диакона развивалась под воздействием его окружения, воспитания и характера образования. Все это, несомненно, оказывало большое влияние на работу историка, определяло его видение явлений, отбор фактического материала, оценку событий, характеристику деятельности отдельных лиц и активности народных масс, самую политическую тенденцию труда. Хотя Лев и принадлежал к господствующей прослойке общества, резко отделяя себя от черни, он сознавал тем не менее свое личное бессилие, невозможность серьезно влиять на ход событий, исполняя поручения патриарха, а затем императора. Делать карьеру при василевсе, в прочность власти которого Лев не верил, он остерегался. Только впоследствии, убедившись в устойчивости власти Василия II, он написал и произнес в его честь энкомий, чувствуя себя уже более уверенно и, очевидно, надеясь на дальнейшее продвижение. Но во время написания своей «Истотории» Лев придерживался позиции пассивного наблюдателя. Во введении к труду писатель дает представление о своих философских взглядах. Основу его мировоззрения составляет некая глобальная бинарная оппозиция: с одной стороны, ход времени, стечение обстоятельств, jora tou cronou kai twn pragmatwn, сила вещей, космических и природных явлений, произвольные действия обладающих властью лиц, а с другой стороны – приниженный объект этих сил – человечество, пассивное перед довлеющими над ним могучими и непреодолимыми факторами. Вся «История» Льва пронизана этой мыслью. Эту силу времени и обстоятельств Лев Диакон обозначает именем античной богини Тихи – судьбы. Человечество бессильно перед ней – даже такие могучие правители, как Никифор, Цимисхий и Святослав, подвластны ее капризам. |
| На поражение ромеев в болгарском ущелье 703 Я бы скорее поверил, что солнце не встанет сегодня: Мисянин 704 верх одержал над авсонием 705 , лук – над копьем! Словно в движенье пришли и леса, и дикие скалы, Так что страшился и лев выйти из логова вон. Ты, Фаэтон, что ведешь под землею свою колесницу, Цезаря тень повстречав, вот что ему передай: Истру достался римский венец! Скорее к оружью! Мисянин верх одержал над авсонием, лук – над копьем! (Перевод С. А. Иванова . С. 133–134). Лев Диакон Лев Диакон, живший во второй половине X в., происходил из малоазийского города Калое, откуда в молодости перебрался в Константинополь, где получил хорошее образование. Судя по имени, он избрал духовную стезю, состоя в придворном клире, и в этом качестве, по-видимому, сопровождал императора Василия II в его болгарском походе 986 г., где был непосредственным свидетелем поражения византийских войск у Триадицы и едва сам избежал плена. Описанию событий от смерти императора Константина VII Багрянородного в 959 г. до конца правления Uoahha I Цимисхия в 976 г. Лев Диакон посвятил свое главное произведение – «Историю», завершенную ок. 992 г.: вероятно, автор хотел довести повествование до своего времени (с этим связано, по-видимому, и упоминание болгарского похода Василия), но смерть, возможно, помешала осуществлению этого намерения. Кроме «Истории», Лев Диакон написал энкомий в честь Василия II Болгаробойцы, оставил и несколько писем. Правда, идентификация историка Льва Диакона с автором дифирамба «диаконом Львом» небезусловна. Рассказ историка строится как повествование очевидца или участника событий, хотя, несомненно, Лев Диакон, подобно другим современникам, воспользовался и так называемой «Историей Фок» (реконструируемый, несохранившийся памятник), и, возможно, документальными материалами, был знаком и с историческими трудами прошлого, испытав влияние, например, Агафия Миринейского. «История» Льва Диакона является самым полным источником по истории русско-болгаро-византийских отношений последней трети X в. |
| Сюда относится прежде всего известие Льва Диакона о страшной комете 975 года, которая предвещала мятежи, нашествие врагов, междоусобные брани, голод, моровую язву и почти совершенную гибель империи. Это замечание о бедствиях в особенности потому имеет реальный смысл, что высказано уже после указанных грозных событий, ибо писатель рассказывал об них гораздо позже 975 года. Затем то же положение вещей рисуется в новелле Василия II, в которой события первых лет его царствования разсматриваются, как сплошной ряд бедствий, угрожавших ниспровержением всей вселенной. – Что же это за события, которые так потрясли Византию в первые годы Василия и которые падали на время от 976 по 988 год? – Это, во-первых, появление самозванцев-бунтовщиков, оспаривавших у императора власть. Таковы были Варда Склир и Варда Фока. Последний в конце 988 года подступил к самому Константинополю и держал царя Василия в крепкой осаде. Это было, во-вторых, освободительное движение в Болгарии, во главе которого стоял Самуил, нанесший войскам Василия сильные поражения. Сюда же относятся давние счёты и борьба с германскими императорами за обладание Южной Италией. Наконец, в числе напастей, угрожавших империи, нельзя не поставить и поход Владимира на Корсунь и угрозы его идти войною на Константинополь. Успехи Варды Фоки приостановлены были в 989 году, именно он был разбит и потерял жизнь в апреле этого года. Угрозы Владимира походом на Константинополь также совпадают с периодом утеснения со стороны Варды и предшествуют 989 году. Васильевскому счастливо удалось подметить затем то, что византийские летописцы говорят о дружественном участии русского вспомогательного корпуса в последнем деле Василия с бунтовщиком Вардой Фокой, следовательно, выдвинуть мысль, что в начале 989 г. произошло соглашение между Владимиром и Василием, следствием которого был брачный союз киевского князя с византийским двором. Здесь именно следует полагать кульминационный пункт учёной заслуги Васильевского в занимающем нас вопросе. Тогда как греческая традиция выдвигает на первый план дружественное соглашение между Русью и Византией и брачный договор, не ставя с этим в связь крещения Владимира, а русская останавливается лишь на крещении, не давая удовлетворительного ответа на вопрос о характере и мотивах сношений Киева с Константинополем, привлечённая Васильевским к изучению вопроса арабская традиция счастливо пополняет утраченные в византийской и русской историографии промежуточные звенья в цепи событий. |
| Между тем авторитетность арабских и византийских источников (не зависимых друг от друга) и свидетельства «Повести временных лет» в совокупности намного превосходят данные Льва Диакона и Иакова Мниха. Беглое замечание Льва Диакона никак не может быть основанием для того, чтобы отождествлять «тавроскифов» с князем Владимиром. Замечание Льва Диакона приобретает силу только в совокупности с данными Иакова Мниха. Насколько же достоверна «Похвала» Иакова? В конце своего сочинения этот автор приводит еще ряд дат, связанных с жизнью князя Владимира. Он пишет, что «седе в Киеве князь Владимир в осмое лето по смерти отца своего Святослава». Как известно, Святослав погиб в 972 году, так что начало княжения Владимира должно приходиться на 980 год, что согласуется и с летописью. Но Иаков Мних указывает другую дату – 6486 (978) год. Ошибка в два года – это значительная ошибка; летописный текст о захвате Владимиром Киева и убийстве Ярополка не дает возможности предположить, что дело тянулось два года. Затем Иаков говорит, что «крестился князь Владимир в десятое лето по убиении брата своего Ярополка». Поскольку Иаков исходит из ошибочной даты – 978 года, то крещение Владимира он относит к 988 году. В начале «Похвалы» он приводил правильную дату смерти Владимира – 6523 (1015) год, и тогда год крещения получался у него 987-й. Как видим, датировка у Иакова Мниха не строгая. Гораздо хуже дело обстоит с фактами. Мних совсем не знает обстоятельств и даже места крещения Владимира. А причины взятия Херсонеса и обстоятельства женитьбы князя на греческой царевне находятся у Иакова в таком противоречии со всеми историческими источниками, что в науке эти сведения «Похвалы» обычно замалчиваются. А между тем, если Иаков Мних так плохо осведомлен об этих важнейших событиях, то на каком основании можно доверять его сообщению о дате похода на Херсонес – «в третье лето по крещении»? Наконец, перу Иакова Мниха приписывается и другое произведение «Житие блаженного Владимира» [I, 2, приложение 2], где история крещения князя описана совершенно иначе, а именно так, как впоследствии она и передана «Повестью временных лет». Согласно этому Житию, Владимир взял Херсонес, потребовал Анну, а когда она прибыла, крестился в Херсонесе в церкви Святого Иакова (по летописи – Святого Василия). Все заставляет нас признать, что при написании «Похвалы» Иаков Мних пользовался непроверенными, неточными сведениями. Поэтому фактические данные о крещении князя и его походе на Херсонес, изложенные в труде Иакова Мниха «Похвала князю Владимиру», не могут считаться достоверными. |
| «Исполнение закона...» (На литургии Василия Великого : «Исполнися и совершися...») Диакон северной дверью входит в алтарь и, став у престола, внемлет этой молитве. По окончании этой молитвы, священник благословляет диакона, который, перекрестившись, целует престол и отходит к жертвеннику для потребления Св. Даров. Если священник служит без диакона, то сам потребляет Св. Дары. Для потребления Св. Даров, берется плат, один конец которого углом влагается за край фелони или стихаря (у диакона), другим концом священнослужитель берет Св. Чашу левой рукой, а правой при помощи лжицы, с благоговением потребляет из Чаши все содержимое. Затем, ополоснув Чашу несколько раз водой, пока не останется ни малейших частиц Св. Хлеба, он испивает эту воду, вытирает Чашу губкой досуха, затем лжицу платом и убирает сосуды в надлежащее место (сосудохранилище). Священник: (стоя в царских вратах лицом к народу) «Благословение Господне на вас...» Хор: «Аминь». Священник: (повернувшись к престолу, в царских вратах) «Слава Тебе, Христе Боже...» Полагает поясный поклон и идет к престолу и берет крест на отпуст. Хор: «Слава, и ныне», «Господи, помилуй»(3), «Благослови». Священник: (В царских вратах (на амвоне) лицом к народу говорит великий отпуст): «Воскресый из мертвых (в воскресенье) Христос, Истинный Бог наш...» Хор: (Многолетие) «Великаго Господина...» По обычаю, перед отпустом, священник берет крест с престола и после отпуста, осенив народ крестом и сам, поцеловав крест, дает его для целования молящимся, а Чтец в это время читает благодарственные молитвы. Затем священник снова осеняет палящихся крестом и возвращается в алтарь, после чего царские врата и завеса закрываются. В Светлую седмицу и в отдание вместо «Слава Тебе, Христе Боже...», священник и диакон поют; «Христос Воскресе...» дважды полностью, а третий раз половину тропаря, а Хор заканчивает; «И сущим во гробех живот даровав». От Антипасхи до отдания Пасхи священник произносит: «Слава Тебе, Христе Боже...», а Хор поет: «Христос Воскресе...» трижды. |
| Шуйский приход в древние времена был знаменит обширностью, численностью и богатством жителей, и потому причт состоял из протоиерея и двух священников, диакона и четырех причетников. По мере уменьшения прихода уменьшился и причт. Около 30-х годов XIX века он уже состоял из двух священников, диакона и четырех причетников, а с 1844 года, после устройства новых штатов уже полагалось содержать по одному священнику, и диакону, и двух причетников. С 1855 года вместо диакона был положен второй священник. С 1844 года причт получал от казны жалование: священник —160 рублей, диакон — 80, дьячок — 40 рублей, пономарь — 32. Прихожане добровольно давали причту за требы, кто сколько мог и желал. Сверх того в разные времена года по приходу собирались разные продукты в неопределенном количестве по усердию и желанию прихожан. При церкви до 1867 года было училище, но сколько в нем обучалось мальчиков, неизвестно, поскольку из-за частой перемены священников точные сведения не собирались. В приходе, состоявшем из государственных и временно-обязанных крестьян, насчитывалось 14 раскольников Даниловской секты. До 30-х годов XIX столетия раскол в Шуе был силен так, что имел свою молельню и настоятеля. Молельня располагалась в доме расколо-учителя Василия Архипова, бывшего шуйского дьячка, за что-то лишенного этого звания, отец которого был священником в Шуйском приходе. Этот коновод раскола носил монашескую одежду и вериги, показывался постником, чем и привлекал к себе не только жителей Шуи, но и крестьян из других деревень и даже купцов города Петрозаводска. Мерами Преосвященного Игнатия и содействием гражданской власти молельня была уничтожена и раскол подавлен. В 1869 году священноцерковнослужителями в Шуйском приходе состояли: Николай Яковлев Тихомиров, второй священник Василий Федоров Лебедев, на вакансии дьячка — запрещенный священник Василий Иоаннов Бланков, пономарь — Иван Акимов, церковный сторож Алексей Антипов Масаев. Первые два окончили курс в Олонецкой духовной семинарии, третий в Новгородской, а пономарь — из Петрозаводского духовного уездного училища, староста из крестьян Шуйского прихода. |
| Василия не снижается в сравнении с приведенными выше выписками из «Отечника». То же и в рассказе о. М.: «Когда я вспоминал об о. Василии после его смерти, чаще всего мне приходило на ум слово – великодушие… Добродетель великодушия тождественна кротости. По св. Иоанну Лествичнику во втором, третьем и четвертом параграфах 24-го Слова – «кротость есть неизменное устроение ума, которое и в чести и в бесчестии пребывает одинаковым»; «кротость состоит в том, чтобы при оскорблениях от ближнего без смущения и искренно о нем молиться»; «кротость есть скала, возвышающаяся над морем раздражительности, о которую разбиваются все волны, к ней приражающиеся: а сама она не колеблется». Вот это, последнее, высказывание хорошо характеризует о. Василия. Он, как любой человек, любой монах, так или иначе участвовал в жизни братства и, вообще, в жизни мира сего, но его устроение было таково, что он до себя не допускал. Кротость и великодушие в мирском понимании отличаются от того, что мы прочитали у Лествичника. Он мог действительно покрыть то, что до него достигало. Он выслушивал, мог посочувствовать, но видно было, что он до себя этого не допускал, – поэтому мог сохранять свое устроение». Может быть, не очень яркие примеры, но характерные, – когда о. Василий еще диаконом служил в Шамордине, он не сердился на старенькую монахиню, забывавшую поставить аналой для чтения Евангелия, а спокойно ставил сам. Потом, будучи уже иеромонахом, исполнял во время службы обязанности диакона, почему-то не пришедшего, а также зажигал вместо пономаря лампадки семисвечника. Не только спокойно, но и с любовью. 3 Еще один свидетель приводит характерные для о. Василия черты его облика – наружного и внутреннего (это о. И-н): «Я впервые увидел о. Василия, когда он был в канцелярии секретарем о. Евлогия (сейчас владыки). О. Василий тогда ходил в простой рубашке в мелкую клеточку. В нем было что-то необычное; хотелось его рассмотреть и понять – в чем изюминка. Он был рослый, богатырского телосложения, с правильными чертами лица… Его облик изумлял, – хотелось почувствовать такого человека. |
| Таким образом, Лев Диакон не сумел охарактеризовать правление Василия II с должной полнотой. Рукопись его труда оказалась оборванной на 989–990 гг. Источники Осуществляя критический подход к свидетельствам труда Льва Диакона, необходимо, с одной стороны, иметь в виду объект его внимания, т. е. само то общество, которое он описал. С другой стороны, важно распознать характер самого субъекта, отображавшего события. В какой-то мере это сделано выше, но чрезвычайно важно также рассмотреть те источники, которые автор использовал. Они могут дать представление не только об описываемых явлениях, но и об окружающей автора среде – социальной, политической, идеологической, культурной... Ведь реакция любого автора на предмет его исследований опосредована среди прочего характером языка, употреблявшегося в общении с окружающей средой и в близких автору кругах (благодаря общей системе образования), состоянием научных знаний и общим культурным кругозором. Разумеется, определяющее значение имели при этом наличие и характер господствующих в обществе традиций и мировоззрения. Без анализа общекультурного фона того времени трудно усвоить, как понимал Лев Диакон окружающий его мир. Необходимо знать, насколько автор был (способен к целостному видению современных ему проблем, насколько его социальное положение отразилось на описании им действительности, на какие принципы он опирался, обосновывая исторические факторы и поступки своих героев. Что касается языка, то следует обратиться к анализу тех средств, которыми он пользовался. Язык Льва Диакона самым тщательным образом изучен Газе с филологической точки зрения. В первую очередь Газе отмечает заимствования из лексики и стилистики историка VI в. Агафия. Стараясь усвоить его словарь, Лев Диакон невольно проникается и свойственным этому автору пониманием отдельных фактов. Многие современные ему события он описывает в духе и даже в образах историографии VI в. Словоупотребление Плутарха, Иосифа Флавия, Прокопия прямо или опосредованно широко применяется Львом в его изложении. Следует, однако, отметить, что эти заимствования касаются только словоупотребления – нет ни одного примера сравнений героев «Истории» Льва Диакона с героями Агафия и Прокопия. Если и встречаются параллельные образы, то они заимствованы только из мифологии или из Гомера. В целом все-таки Лев пользуется в основном языком ранневизантийского общества, усваивая вместе с этим и общие элементы мировоззрения того времени. |
| Оканчивалась литургия возгласом народа: во имя Господне, и словами диакона: с миром изыдем. – Мы не перечисляем здесь чего не достает литургии Златоуста по Барберинову списку против нашей Златоустовой литургии; не достает в ней того же, чего и литургии Василия но тому же списку; все позднейшие прибавления в литургиях одни и те же. Так что, если мы отбросим в литургии Златоуста все, что превзошло в нее в последующии времена после Златоуста, в остатке получим ту же литургию Василия Великого , только с укороченными и несколько измененными молитвами (тема впрочем всегда одна и та же в молитвах довольно различных по букве). Выгода брать именно литургию Златоуста для научения состояния литургии того времени, а не литургию Василия Великого , заключается в том, что мы можем легче и удобнее восстановить образ литургии Златоуста при помощи его бесед, тогда как по сочинениям Василия Великого мы не можем этого сделать и принуждены будем, в таком случае, довольствоваться одним Барбериновым списком, правда древним, но все-таки не древнее VIII в. О древности Барб. спис. см. Гоара (Ευχολ. praefatio.) Льва Алляц. и Монфок. (Fabric. Bibl. graec. t. V. р II, not s. p. Ed. 1717), Бунзена (Hypp. t. II, 538–566). 85 Филарет Черн. (обз. песн. стр. 111), на основании след. места беседы (78 на Иоан. т. 8 стр. 464) Злат. „при непосвященных совершаем молитвы общие за немощных, за плодородие земли, за землю и море», думает, что еще при Златоусте литургия начиналась ектинией, подобной нашей. Но это место можно объяснить совершенно иначе. Сам же автор утверждает, что Златоустом отменены молитвы за бесноватых, кающихся, просвещаемых, и оставлены только молитвы за оглашенных и за верных; другими словами это значит, что различные классы лиц подлежащих церковному исправлению не высылались теперь с такими церемониями и так строго последовательно, как прежде, а им позволено было, по всей вероятности, оставаться и во время молитв за верных и вообще за весь мир, молитв, читавшихся в самом конце литургии оглашенных. |
|
|
