| Знание русского языка и его истории было у профессора настолько глубоким, что ему удавались даже переводы русских творений XVIII века во всём их своеобразии. Так была переведена на итальянский язык сатирическая комедия В.В. Капниста «Ябеда» (1798), содержание которой привлекло Пьеро Каццолу и как литературоведа-русиста, и как юриста. Речь идёт о судебной тяжбе, продажности, плутовстве, никчёмности чиновников. Здесь действуют коррупционеры судья и прокурор с говорящими фамилиями Кривосудов и Хватайко, а также их плутовское окружение: изворотливые сутяжники, подкупленные чиновники, зловредные ябедники, лжесвидетели. Прокурор Хватайко и неправедные судьи распевают любимую песенку - своего рода гимн грабителей-коррупционеров в государственном ранге: Бери, большой тут нет науки; Бери, что только можно взять. На что ж привешены нам руки, Как не на то, чтоб брать! Благодаря Пьеро Каццоле пьеса стала достоянием итальянских читателей, но в России она основательно забыта. А жаль. Комедия Василия Капниста, как и всякое произведение русской классики, не теряет своей художественной ценности и до настоящего времени продолжает оставаться не менее, но даже более актуальной. В 1972 году судьба преподнесла профессиональному туринскому адвокату сюрприз. Его деятельность как переводчика и исследователя русской классики была высоко оценена научным сообществом Италии, и он получил почётное приглашение преподавать русский язык и русскую литературу в знаменитом на всю Европу Болонском университете, а впоследствии стал доцентом и профессором этого университета. С тех пор в течение двух десятилетий Пьеро Каццола делил свою жизнь между Турином и Болоньей, между клиентами и студентами. Сам факт приглашения Пьеро Каццолы на университетскую работу примечателен и делает честь не только ему, но и руководству Болонского университета, сумевшему увидеть и оценить лингвистические и литературоведческие труды юриста, не имевшего ни учёной степени, ни диплома о филологическом образовании. В России же автору этих строк - доктору филологических наук, университетскому преподавателю с 35-летним стажем - не так давно пришлось услышать от и.о. |
| л. 123. Приведенное на это место евангелия Матфея толкование заимствовано из так называемого учительного евангелия. см. евангелие учительное, изданное в Москве при патр. Иосифе 1632 г. поучение в неделю по Рождестве Христове слов. 63, стр. 458. Учительное евангелие имело самое широкое приложение в древней Руси. Оно было настольною книгою каждого епископа и весьма многих священников. Самое название, которым оно обозначалось в то время, до некоторой степени подтверждает это. «Поучения избрана от св. евангелия и от многих божественных писаний глаголема от архиерея из уст в всякую неделю на поучение христоимением людем» (Рук. Имп. публ. библ. F 1 194 л. 1. Рук. той же библ. F. 1 216, из собр. гр. Толстого отд. I 320), так называлось оно в то время. Учительное евангелие есть перевод с греческого языка. И сожалению и до сих пор подлинник его не издан. По своему характеру учительное евангелие в большей части не самостоятельное произведение, а есть плод заимствования из разных святоотеческих толкваний, особенно из толкований Златоуста. Для знакомства с подлинным греческим текстом учительного евангелия, принадлежащим королевской Туринской библиотеке, может служить описание ее: Codices manuscripti bibliothecae Regii Tauriensis Athenae 1749. 247. Codex CLXIV. На славянском языке толковое евангелие выдержало два перевода. Один сделан был, как свидетельствуют некоторые рукописи, Рук. Имп. Публ. библ. F. I, 206 л. 1) 1343 года, или, что более вероятно 1407 года (Рукоп, Имп. Пуб. биб. F. I, 222), другой – 1471 (Рук. Имп. Публ. биб. F. I, 194). Одним из переводчиков учительного евангелия называют Константина, философа Костенского (Горский и Новоструев, Опис. Рук. син. биб. отд. II, кн. 2, 669–670. 657–658. 667. А. Попов . Обзор хронографов русской редакции 46). Разность между обоими славянскими переводами толкового евангелия очень незначительная. У Даниила не замечается предпочтительного отношения к одному из переводов толкового евангелия. В его соборнике есть места, которые буквально тождественны, как оказалось после сделанных мною сравнений с древнейшим переводом толкового евангелия (1343–1407) (Ср. рук. Имп. публ. биб. F. I 522 л. 74–78 и рук. той же библ. F. I, 206 л. 32–35). С другой стороны у Даниила находятся места заимствованые из толкового евангелия в его позднейшем переводе 1471 г. (Рук Имп. Пуб. биб. F I, 522, л. 193 и рук. той же библ. F. I, 194 л. 69–70.) Очевидно под руками Даниила находилось два перевода толкового евангелия и при разновременности составления своего соборника он пользовался то тем, то другим переводом. Учительное евангелие выдержало несколько печатных изданий в древней России. Я пользовался изданием 1652 г. |
| По погребении старца Василиска пробыв еще два дня в Туринске, отец Зосима с бывшими при нем сестрами возвратился в Тюмень, но в утешение монастырским оставил с ними Анисью К. как старшую и преданную ему сестру. В бытность же старца в Туринске Васильевы написали с ним два мировых прошения: одно к преосвященному, а другое в Святейший Синод и отправили по почте. Вернувшись из Туринска в Тюмень, старец Зосима через несколько дней выехал с сестрами в Тобольск, и в середине января прибыв туда и остановившись на квартире, ожидал удобного времени видеть владыку. Жизнь отца Зосимы в Тобольске, кончина Тобольского преосвященного и другие происшествия Через несколько времени отец Зосима получил дозволение быть лично у владыки и взял с собою обеих племянниц. Святитель Божий принял их очень благосклонно и сказал: «Жаль мне, старец, что прежде не знал тебя короче, но я не сделал тебе никакого зла, а только следственное дело, представленное мне, переслал в Святейший Синод». Потом владыка, со слезами на глазах обратясь к сестрам (в это время Вера и Маргарита молчали и тихо плакали), сказал: «Поверьте, что я сам жалею вас, безродных, чужестранных в таких молодых летах, но я уже не могу ничего переделать, молитесь Богу и ожидайте решения из Святейшего Синода, Бог вас не оставит». Тогда отец Зосима сказал ему: «Владыка святый, если долго не будет никакого решения, отпустите меня в пустыню, а их на родину». «Нет, – заметил владыка, – они могут идти куда хотят, а тебе до решения никуда нельзя». «И мы не оставим его», – сказали сестры. Тогда отец Зосима испросил благословения жить с ними в Тобольске на квартире. «Благословите, милостивый владыко, – сказал он, кинувшись к ногам преосвященного, – жить нам под вашим покровительством и под вашею защитою, на ваших глазах». Владыка, вероятно, видя, что творящие лукавые дела не приходят к свету, да невидимы будут дела их, а отец Зосима хотел дать ему сведения о себе и о преданных ему сестрах, благословил их, говоря: «Сколько будет от меня зависеть, я желаю вас успокоить». |
| Послуживший старцу при кончине его боголюбивый крестьянин сказал мне о нем, что во время болезни и близ кончины своей воспоминал меня непрестанно. Незадолго же до скончания был словно от кого истязуем. Однако не печалился ниже отчаивался, но, благодушно надеясь на милость Божию, был в совершенной памяти и в уме, и с молитвою испустил дух свой Господу Богу, которому от юности и в старости, до самого скончания с любовью и простосердечием смиренно-мудро послужил больше 80 лет. При самом же скончании в совершенной памяти находился, потому, вероятно, что был объят некиим великим действием. Ибо когда он совсем уже изнемог, то крестьянин, служивший ему, крестил старца Василиска его же рукою: старец только сам подымал, но от слабости не мог уже руку до плеча доводить и знаками заставлял руку его обносить на нем крестообразно. Крестя же рукою, служитель видел, что грудь его подымается и трепещет необычайным колебанием. Приложил руку свою к его груди и ощутил, что сердце в умирающем сильно бьется и мечется во все стороны, чему весьма удивлялся тот крестьянин. Я же, ученик старца, недостойный Зосима, при сих его словах тотчас вспомнил слова старцевы, что бывало у него столь сильное движение в сердце от произношения молитвы со сладостию и радованием о Господе, что сердце, трепеща, металось во все стороны и сильно ударяло о грудь, отчего оная весьма воздымалась. «...По прекращению же трепета, – говорил он мне, – сердце обливается невыразимою сладостию, как бы умащающим елеем или миром, и весь пламенею и как бы таю в неизреченной любви ко Господу Иисусу Христу». До самого своего последнего издыхания был старец в устной и сердечной молитве и со словами: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий...» испустил дух, словно уснул. Но и по изшествии духа еще долго сердцем трепетал, и по смерти своей оставил руку свою правую в показание всем своего Православия в вере – как крестился: три первые перста большие вместе сложены, а последние два меньшие пригнуты к длани. Будучи в живых, старец Василиск отнюдь не давал вид свой красками изобразить от великого смирения. Уже после кончины, как лежал во гробе, совершенно сходно написан со сложенною его рукою. Преставился Тобольской губернии в городе Туринске в Святониколаевском девичьем монастыре 1824-го года декабря 29-го дня в 5 часов по полуночи и погребен в том же монастыре близ соборного алтаря на северной стороне при множестве народа, по усердию к нему стекшегося. |
| IV. Ecлu в этом пункте коптский текст является удовлетворительно полным (трудно допустить, что счет по олимпиадам не пропущен в греческом тексте, а придуман самим коптским переводчиком), то в следующем пункте он (и b cod. Vam. сорт. и в раруг. Taurin.)okaзыbaemcя полным до излишества. – В греческом тексте (сар. 1) читается: «Конвоировавшие ( ο φυλσσοντες) его (св. Игнатия) протекторы Траяна, числом десять, были люди немилостивые ( νηχερο τινες) и зверонравные». Эти слова у коптов уже дополнены: «Конвоировавших его протекторов Траяна царя числом было десять, и вот имена их: Корнилиос , Фисон, Иоувинос, Седос, Ваутос, Лелархос, Палмас, Аумин, Варваос, Лумпос [так b cod. Vat., а в рар. Таиг.: Корнилиос, Пис21;н , Ваудос , Лелархос , Аллиин , Варварос , Лоутиос , Иоувинос , Седос , Палмас], люди жестокие ( γριοι) преизлиха и зверонравные “. Здесь вероятно – не сокращение в греческом тексте, а интерполяция в коптском, которая не говорит в пользу высокой древности туринской коллекции. Это один из многих flosculi в коптском вкусе. Никто конечно не подумает, что здесь – остаток исторического предания: для чего церковной агиологической памяти обременять себя целым десятком имен «леопардов», свирепых – и все-таки исторически ничтожных? Следовательно эти 10 латиногреческих имен присоченены досужим коптом, впрочем, кажется, не совсем без исторической опоры: в 109 г. по Р. Хр. (в 12-й год Траяна) были консулами Авл Корнелий Пальма и Тулл, в 111 г. – К. Кальпурний Писон и М. Веттий Болан (b fasm. Idat. Julianus) – не Ваутос ли Иоувинос?.. Как будто наш сочинитель освежал свою изобретательность, перелистывая какие-нибудь fasti consulares императорского периода... V. Konmckuй текст и в ватиканской рукописи и в туринском папирусе оказывается тождественным по содержанию и несомненно принадлежат к редакции ’Еи τει (так наз. ватиканской). Об этом догадывались уже и Крауз и Цан, читая b Corpus Ignamianum Kюpmoha сообщения Тэттама, т. е. извлечения из предисловия к лексикону Пейрона и из Catalogus, Дега. |
| Десятки лет были положены на изучение Туринской плащаницы. Ее снимали в различных лучах спектра от рентгеновского до инфракрасного излучения. Над ней трудились физики, химики, ботаники, палеоботаники, анатомы, врачи, судебно-медицинские эксперты, криминалисты, искусствоведы, археологи, историки, нумизматы. Созывались специальные конгрессы. Множество ученых, благодаря данным исследованиям, обратились к вере в Бога. И всеобщим научным убеждением стало то, что Туринская плащаница несет на себе признаки глубокой древности, а изображение Спасителя на ней не является произведением художника, то есть оно – нерукотворно. «Всякий, кто знаком с ликом, отпечатавшимся на Плащанице, не может не задуматься над этим явлением. Умершее лицо Того, Кто был в этой пелене и Чей образ отпечатался на ней, – одновременно и мертвое, и живое. Оно не просто мертво, оно «не спит вечным сном: оно мертво в результате страшных страданий; оно изуродовано, избито, покрыто каплями крови, текущими из-под волос; оно – незабываемо в своих мучениях, следы которых покрывают все тело и спереди, и сзади. И одновременно этот лик источает удивительный мир и покой. Лицо Обвитого пеленой «спит» в тихом сиянии любви, точно всех этих столь ясно видимых жутких страданий и не было. В этом смысле здесь наблюдается полное внутреннее противоречие, в котором одновременно присутствуют и смерть, и жизнь!» Епископ Василий (Родзянко) . Материя Плащаницы представляет из себя льняное полотно, тканное зигзагом 3 на 1. Такая ткань, получившая название «дамаск», изготовлялась на Ближнем Востоке, например в Сирии, со II века до P. X. по конец I века по P. X. В более ранние или поздние времена подобные ткани неизвестны. Ткань «дамаск» была весьма дорогой, и то, что именно она использовалась для Плащаницы, вполне согласуется с повествованием Евангелия о состоятельности Иосифа из Аримафеи, решившего погребсти Тело Христа ( Мф. 27:57–60 ). На Плащанице сохранились отпечатки двух монет, которыми, согласно древнему обычаю, были покрыты глаза Претерпевшего смерть. Знаменательно, что данные монеты оказались крайне редкими, они чеканились только около 30 года по P. X. Здесь надпись «император Тиберий» (TIBEPIOU KAICAPOC) сделана с ошибкой: CAICAPOC. В различных коллекциях было обнаружено еще пять подобных монет. Пыльца, собранная с ткани Плащаницы, подтверждает пребывание Полотна в Палестине и последующие переносы его в Византию и Европу. На Плащанице совершенно отсутствуют следы красок, связанных с изображением. К тому же пропорции изображения идут вразрез с правилами средневекового искусства. Тело запечатлено слишком реально – в этом плане Плащаница уникальна. |
| I. В Revue Égyptologique 1883 1) pp. 34–37 Ревилью начал издавать мученичество св. Игнатия Богоносца в коптском переводе по двум рукописям: по туринскому папирусу I (на южно-коптском диалекте), в котором не достает первых 6–7 строк, и по cod. Vatic. Copt. 66 (Asseman. 15) (полный текст на северно-коптском наречии). На четырех страницах издание памятника далеко не доведено до конца; но и теперь уже можно составить представление о важности этого перевода. Ревилью справедливо указывает, что особенно интересно начала этого ватиканского текста. II. Мученичество св. Игнатия до сих пор было известно в двух греческих редакциях: martyrium Colbertinam «ρτι διαδεξαμενου» и martyrium Vaticanum «’Е τει» и в зависящих от них переводах и переделках латинских, сирской и армянской. Кольбертинская и ватиканская редакции существенно разнятся между собою по содержанию 45 . Для нас имеет интерес лишь хронологическое разногласие между ними. Принято думать, что, по редакции кольбертинской, св. Игнатий пострадал в девятый год царствования имп. Траяна (след. с 25 января 106 по 24 января 107 г. по Р. Хр.) в консульство [Л. Ликиния] Суры [в третий раз] и [Кв. Сосия] Сенекиона во второй раз (след. с 1 янв. по 31 дек. 107 г.) 46 ;a по ред. ватиканской, это случилось в пятый год царствования Траяна (след. с 25 янв. 102 по 24 янв. 103 г.) в консульство Субурана [во второй раз] и Маркелла (след. 1 янв.–31 дек. 104 г.) 47 . Разность дат в кольбертинской редакции очень незначительна и может даже совсем исчезнуть: может быть первоначально в тексте стояло: «спустя девять лет царствования Траяна», след. в 10-й год, т. е. 107-й по P. Хр. 48 . Совсем иначе стоит дело с редакцией ватиканской. В ed. Funk и ed. Zahn это мученичество издано не по одному только cod. Vatic. gr. 866 (X или XI века), но и по cod. Oxoniens. Bodl. Laud. gr. 69 (XI в.), и в этом последнем начинается следующим образом: ’Εν τει νντ τς βασιλεας Τραανο κασαρος δευτρ μην ν πατ ’Αττικο κα Σουρβανο κα Μαρκλλου. Для нас имеют значение только следующие варианты cod. Tatie.: вместо νντ – πμπτ и вм. δευτρ μην – κα δευτρ τει. Чтение: νυπατοις в ed. Dressei ed. Zahn ошибочно; в cod. Vatic. его нет. |
| Нам не удалось до сих пор разъяснить вполне вопроса об этих papyri taurinenses. Незаменимый Иолонич (« Iolowicz, Bibliotheca aegyptiaca – bis zum Jahre 1861, Leipzig, 1858. 1861) указывает только на Saggio di stadj sopra papiri codici cofti ed una stele trilingue del reale museo egiziano, di Amedeo Pey- топ в Memorie della reale accademia delle scienze di Torino, tomo XXIX Torino, 1826), classe di scienze morali, pp. 70–82. Эта записка была читана в заседании академии 27 мая 1824 г. Пейрон не говорил когда, кем и откуда папирусы доставлены в Турин; но, очевидно, это была еще свежая новость: Пейрон в короткий срок успел изучить только греческий папирус и лишь приступил к разбору коптских. Результат его работ см. pp. xxv xxvj ero Lexicon linguae copticae (Taurini, 1835), но и здесь ero инвентарь нельзя упрекнуть в излишней обстоятельности. Правда, для ссылки в лексиконе и не требовалось каталога; но в этой неполноте сказалась особая точка зрения туринского академика на коптскую письменность. Он видел в ней средство для понимания древнего языка фараонов и только средство. «Уже ли – спрашивает он – целые десять лет трудился я над лексиконом для того, чтобы филологи изредка могли с отвращением (cum nausea) перелистывать те произведения; которые я с ненавистью (stomachans) читал слово за словом? Все лучше в этой литературе – старо, все новое – нелепо; легенды, переполненные monstris ac portentis... Словом, читать подобную письменность – ведь это такая утонченная пытка, что Гораций, знай он о ней, несомненно прописал бы ее parricidae pro allio cicutis nocentiore. Правда, там есть неизданные мученические акты, «quae quis edat, is aquam ad mare feret»; но издавать их значило бы нести воду в море (рр. viij–xj). – Sapienti sat. Пейрон был не Цёга: под толстою корой «гнилых абсурдов» ученый датчанин умел рассмотреть обильный и целый материал для географии и церковной истории Египта. – Наконец Rapport sur une mission en Itajie par M. Eag. Revillout (Paris, 1877) всего менее походит на отчет о заграничной командировке: это историческая статья об эпохе Афанасия в. Автор в ней пользуется туринскими папирусами, но и не думает описать их. |
| Наталья заметно выделялась среди первых послушниц старца. По социальному и, как мы потом увидим, по имущественному положению она была на голову выше их. Её письма указывают на полученное хорошее домашнее образование: она писала грамотно и (в первых письмах) ясным почерком, свободно владела этикетом письменной речи, принятым в первой четверти XIX века, была начитана в Священном Писании и богословски подкована. Кроме того, она была прекрасной вышивальщицей: её работы старец не стыдился дарить высоким покровителям обители, а с их стороны эти работы получали довольно громкие похвалы 12 . О её внешности и возрасте у нас нет точных указаний, но то обстоятельство, что она жила в родительском доме и не считалась старой девой, говорит о том, что ей было лет 16–18, во всяком случае не более 20. Племянница и жизнеописатель преподобного Зосимы отмечала исключительный ум Натальи и вместе с тем — её “избалованность, изнеженность и самонравность”. В любом случае её личные качества, социальное положение и воспитание делали Наталью Васильеву лидером среди других сестёр в течение первых пяти лет существования общежития. Незаконченная вышивка, сделанная предположительно Натальей Васильевой. Чёрные шёлковые нити по белой шёлковой основе. Из архива Троице-Одигитриевой Зосимовой пустыни Все эти соображения учитывал отец Зосима, когда старался отклонить просьбу советника Васильева. Однако буквально на следующее утро жена советника (которую жизнеописатель старца характеризует как женщину “посредственного ума и строптивого характера”) с дочерью приехали в деревню Сидоровка, куда накануне прибыл старец, и стали упрашивать его принять Наталью в ученицы. Нужно сказать, что ещё в доме советника Преподобный пережил видение: вид вошедшей Натальи “показался старцу весьма страшным и неприятным, но через несколько минут сделался обыкновенным”. Тогда отец Зосима не принял это за откровение, решив, что это было вражеское искушение. И вот теперь, в Сидоровке Преподобный по примеру древних подвижников решил испытать решимость Натальи оставить мирскую жизнь: “Умойся из этой лужи”, — сказал он ей, и с удивлением увидел, как она, несмотря на большое количество окружающего народа и хорошую одежду, бросилась к водоёму на краю деревни, дурно пахнущему и полному нечистот. Он едва успел остановить её, но и тогда не принял окончательного решения. Решение о начале общежития трудно давалось отцу Зосиме. Он советовался об этом со старцем Василиском, списывался с Иркутским епископом Михаилом (Бурдуковым) и в конце концов уступил настойчивым просьбам 13 . |
| Имп. Лев VI Мудрый , как считают издатели его новелл, при составлении своих законов пользовался непосредственно И. Ю., «Дигестами» и Кодексом, игнорируя переработанный их текст в «Василиках» (см.: Novell. Leo. P. XVI-XVII). Так, Novell. Leo. 51 (о кладах) опирается на норму Inst. Just. II 1. 39, к-рая к тому времени вышла из употребления и не была включена в «Василики» ( Липшиц. Законодательство. С. 110-111). В новеллах Льва встречаются ссылки на 13 фрагментов И. Ю. (см. указатель источников: Τρωνος Σπ. Ν. Ο Νεαρς Λοντος (?) το Σοφο. Αθνα, 2007. Σ. 326). И. Ю. часто употреблялись юристами-практиками (непосредственно или через Парафразу Феофила) при подготовке неофиц. правовых сводов и справочников вплоть до «Прохирона» Константина Арменопула (см. указатель параллельных мест: Constantini Harmenopuli Manuale legum sive Hexabiblos/Ed. G. E. Heimbach. Lipsiae, 1851. P. 852-976). В частности, Ecloga legum содержит 47 ссылок на И. Ю. (см. указатель источников: Zachariae. JGR. Pars 2. P. 439). В Ecloga privata aucta одна из важнейших глав (III 14), устанавливающая максимальный ссудный процент, вероятно, заимствована из И. Ю. через Парафразу Феофила. Таков же источник ряда норм наследственного и обязательственного права в Ecloga privata aucta ( Липшиц. Законодательство. С. 11-12, 22, 24-29). В «Пире» И. Ю. упоминаются трижды (Peira. XXXVI 3; XXXVIII 8; LI 24). Парафраза Феофила послужила источником сведений для визант. правовых словарей и Synopsis legum Михаила Пселла ( Burgmann. 1984; F ö gen. 1991. P. 1000). Отрывки из И. Ю. через парафразу неизвестного автора, отличающуюся от Collectio tripartita ( Бенешевич. Канонический сборник. С. 215-216), вошли в «Номоканон XIV титулов» (всего 9 фрагментов, см. указатель источников: Нарбеков В. Номоканон Константинопольского патриарха Фотия с толкованиями Вальсамона. Каз., 1899. Ч. 2. С. III-IV). Рецепция До XI в., когда на Западе были вновь открыты «Дигесты», И. Ю. были главным пособием для изучения рим. права. Они рано начали подвергаться глоссированию; большое количество глосс сохранилось в туринской рукописи ( Kr ü ger. 1868). Кроме того, И. Ю. включались в различные зап. юридические сборники. Так, вместе с Кодексом и Новеллами Юстиниана И. Ю. легли в основу церковно-правового сборника Lex Romana canonice compta (между 825 и 900). В распоряжении составителя этого сборника имелась полная рукопись И. Ю. ( Maassen. 1870. S. 888-896). Составление глосс к И. Ю. продолжалось и в XI-XII вв. В XIII в. Аккурсий создал «Ординарную глоссу», охватывавшую весь Corpus iuris civilis, включая И. Ю. Это фактически завершило процесс глоссирования данного памятника. Ок. 1220-1230 гг. И. Ю. были переведены на старофранц. язык. |
|
|
