| Рано, рано утром безжалостный и, как всегда бывают люди в новой должности, слишком усердный Василий сдергивает одеяло и уверяет, что пора ехать и все уже готово. Как ни жмешься, ни хитришь, ни сердишься, чтобы хоть еще на четверть часа продлить сладкий утренний сон, по решительному лицу Василья видишь, что он неумолим и готов еще двадцать раз сдернуть одеяло, вскакиваешь и бежишь на двор умываться. В сенях уже кипит самовар, который, раскрасневшись как рак, раздувает Митька-форейтор; на дворе сыро и туманно, как будто пар подымается от пахучего навоза; солнышко веселым, ярким светом освещает восточную часть неба, и соломенные крыши просторных навесов, окружающих двор, глянцевиты от росы, покрывающей их. Под ними виднеются наши лошади, привязанные около кормяг, и слышно их мерное жевание. Какая-нибудь мохнатая Жучка, прикорнувшая перед зарей на сухой куче навоза, лениво потягивается и, помахивая хвостом, мелкой рысцой отправляется в другую сторону двора. Хлопотунья хозяйка отворяет скрипящие ворота, выгоняет задумчивых коров на улицу, по которой уже слышны топот, мычание и блеяние стада, и перекидывается словечком с сонной соседкой. Филипп, с засученными рукавами рубашки, вытягивает колесом бадью из глубокого колодца, плеская светлую воду, выливает ее в дубовую колоду, около которой в луже уже полощутся проснувшиеся утки; и я с удовольствием смотрю на значительное, с окладистой бородой, лицо Филиппа и на толстые жилы и мускулы, которые резко обозначаются на его голых мощных руках, когда он делает какое-нибудь усилие. За перегородкой, где спала Мими с девочками и из-за которой мы переговаривались вечером, слышно движенье. Маша с различными предметами, которые она платьем старается скрыть от нашего любопытства, чаще и чаще пробегает мимо нас, наконец отворяется дверь, и нас зовут пить чай. Василий, в припадке излишнего усердия, беспрестанно вбегает в комнату, выносит то то, то другое, подмигивает нам и всячески упрашивает Марью Ивановну выезжать ранее. Лошади заложены и выражают свое нетерпение, изредка побрякивая бубенчиками; чемоданы, сундуки, шкатулки и шкатулочки снова укладываются, и мы садимся по местам. Но каждый раз в бричке мы находим гору вместо сидения, так что никак не можем понять, как все это было уложено накануне и как теперь мы будем сидеть; особенно один ореховый чайный ящик с треугольной крышкой, который отдают к нам в бричку и ставят под меня, приводит меня в сильнейшее негодование. Но Василий говорит, что это обомнется, и я принужден верить ему. |
| Настал 1941 год, в июле началась война. Вере пришлось переехать в Подмосковье, к младшей сестре. «Работала как каторжная» — скупо запишет она о том времени. И еще — «душа томилась как в аду». Монахиня Ермогена не стала описывать, какие именно «непередаваемые испытания» прошла она в войну. Зато написала, что ходила в храм Божий и причащалась Святых Тайн. Это очень важно. Ее духовная жизнь не прерывалась, а наоборот — развивалась, стремилась к новым высотам. Хотя самой Вере так и не казалось, да и не стоит той Вере говорить об этом — она, под гнетом скорбей, сочла бы такие слова насмешкой. Но так или иначе, желание найти духовного руководителя оформилось, и Вера теперь точно знала, что ей нужно. Она стала молиться, искать молитвой духовного отца, как в темноте с помощью фонарика ищут тропинку к дому. Поиски ее были долгими и сопровождались новыми испытаниями. Послевоенные годы принесли и радость (какая пасха!), и боль. Отношения с родственниками осложнились, Вера остро почувствовала себя чужой. Но, тем не менее, часть серьезных хозяйственных забот была в ее ведении. Например, дача. Построен дом из сухостоя. Это хорошо, но есть свои опасности. И вот одна из них: стены стал точить червь. Тогда Вера работала в Москве, и в храм ходила в Москве. Но пока не определилась, в какой и к какому священнику. Однако молебен с водосвятием заказать надо, и он был заказан. На батюшку, служившего молебен, Вера поначалу внимания не обратила — какой-то новый. В следующий раз снова пришла в этот же храм — благодатное наитие помимо ее самостоятельной воли привело ее — и снова увидела того же батюшку. А он спросил: «Как у вас с домом?». И… дал практический совет, что сделать, чтобы червь не точил сухой брус. Этот совет был как точка на сердце. Вера почувствовала, что это указание от Бога — священник будет ее духовным отцом… Посмотрела: нет же, это все от лукавого! Вот он, молодой, красивый, интеллигентный… Нет, нет, нет. Испугалась. Но без храма и Таинств жизнь казалась бессмысленной. Вера снова пришла в этот же храм, как будто ноги сами принесли. У исповедального аналоя — все тот же батюшка. Теперь Вера знает, что зовут его отец Василий. На исповеди внезапно открылось, что отец Василий знает о Вере так много, что ей и рассказывать не надо. Почему? Это было страшно — что незнакомый человек, пусть даже священник, так много знает о жизни человека, которого видит третий раз в жизни. Дальше — отец Василий задает вопросы, делает замечания… И Вера понимает, что ему открыты не только события ее жизни, а даже ее мысли и помыслы… Какой необычный священник… Господи, вразуми: может быть, именно он и дан как духовный отец… Вера приободрилась. |
| - Аркадия топить. Они разделялись и плыли с двух сторон к Аркадию Ивановичу, который по близорукости не замечал окружения. Подплыв, они кидались к нему на саженках. Аркадий Иванович, взревев, начинал метаться, высовываясь по пояс, и нырял. Его ловили за ноги,- он больше всего на свете боялся щекотки. Но поймать его было нелегко,- чаще всего он уходил, и, когда Василий Никитьевич и Никита возвращались в купальню, Аркадий Иванович уже сидел на лавке в белье и очках и говорил с обидным хохотом: - Плавать, плавать надо учиться, господа. Возвращаясь с пруда, обычно встречали Александру Леонтьевну в белом чепчике и в мохнатом халате. Матушка, щуря глаза от солнца и улыбаясь, говорила: - Чай накрыт в саду, под липой. Садитесь, не ждите меня,- булочки остынут. Стрелка барометра Василий Никитьевич вот уже несколько дней стучал ногтями по барометру и шепотом чертыхался,- стрелка стояла: " сухо, очень сухо " . За две недели не упало ни капли дождя, а хлебам было время зреть. Земля растрескалась, от зноя выцвело небо, и вдали, над горизонтом, висела мгла, похожая на пыль от стада. Погорели луга, потускнели, стали свертываться листья на деревьях, и сколько Василий Никитьевич ни стучал в стекло барометра,- стрелка упорно показывала: " сухо, очень сухо " . Собираясь за столом, домашние не шутили, как прежде,- лица у отца и матушки были озабоченные; Аркадий Иванович тоже молчал, глядел в тарелку и время от времени поправлял очки, стараясь скрыть этим сдержанный вздох. Но у него была своя причина: Васса Ниловна, городская учительница, обещавшая приехать погостить в Сосновку, написала, что " прикована к постели больной матери " и надеется повидаться с Аркадием Ивановичем только осенью в Самаре. Никита так и представлял эту Вассу Ниловну: сидит длинная унылая женщина в серой кофточке, со шнурком от часов, и одна нога ее прикована цепью к ножке кровати. В особенности в эти тусклые от сухой мглы, душные дни тоскливо было представлять себе городскую учительницу, сидящую у голой стены, у железной кровати. |
| Тишина : Тишина Константинович Сулменев [см. Сулменев], 1549 г.; Тишина Елдегин [см. Елдегины], слуга митрополита, 1624 г. Тишков Третьяк [см. Третьяк], дьяк кн. Юрия Ивановича, 1515 г.; Немятый [см. Немятый] Андреевич, середина XVI в. Ср. селение Тишково в бывшем Коломенском уезде Тиша, Тишка – Тимофей Тоболин Иван, княжеский сокольник, 1543 г.; Петр Никитич Тоболиу, 1577 г., Коломна; Иван Андреевич , 1603 г., Новгород Тобола, тоболка – сума, котомка [Ср. Табалов] Тобуркин Нехороший [см. Нехороший], казак, 1612 г., Вологда Тобуры, табуры – бахилы, мужские коты из оленины Товарищ Есипов, конец XV в.; от уего – Товарищевы; Иван Михайлович Товарищев, убит в 1549 г. под Казанью [см. Горихвостов, Мансур, Широнос] Товарко Федор Григорьевич Пушкин [см. Пушка], боярин вел. кн. Василия Темного; от него – Товарковы [см. Бужар, Гусь, Дыхайло, Сухой, Теленчей, Ус, Шушлепа, Юрята] Ср. селение Товаркова слобода на р. Угре Товарко – товарищ Токарь, Токарев : Василий Токарь, крестьянин, 1495 г., Новгород; Михаил Токарев, крестьянин, 1564 г., Олонец Токмак Тимофей Вельяминович Зернов [см. Зерно], конец XV в.; кн. Иван Васильевич Токмак Ноздреватого-Звенигородский [см. Ноздреватый], 1538 г.; от него– князья Токмаковы Токмарь, токмач, чекмарь – колотушка, пест, деревянная ручная таба (Даль) Толбуга Иван Федорович, потомок смоленских князей, воевода вел. кн. Василия Дмитриевича в походе к Торжку, 1401 г.; от него – Толбузины [см. Преснец, Юрчак]; в XVI в. существовала фамилия служилых людей Толбугиных другого происхождения Толдин Ларион, крестьянин, 1606 г., Белев Ср. толдить – надоедать болтовней, твердить одно и то же Толкач, Толкачев : Гридя [см. Гридя] Толкач, крестьянин, 1627 г., Курмыш; Петр Федорович Толкачев, середина XVI в., Кашин [см. Ехидновы] Толкач – шест; переносное – дурак Толокнеев Василий Павлович, 1556 г., Кашира Толокнов Гаврило, крестьянин, 1572 г., Новгород Толочанов Иван Гаврилович, сын боярский кн. Мстиславского, 1533 г.; Никита и Матвей Богдановичи Толочановы, 1578 г., Коломна [см. Скрип] |
| Но и в санях он никак не мог согреться. Сначала он дрожал всем телом, потом дрожь прошла, и он понемногу стал терять сознание. Умирал он или засыпал, – он не знал, но чувствовал себя одинаково готовым на то и на другое. VIII Между тем Василий Андреич и ногами и концами повода гнал лошадь туда, где он почему-то предположил лес и сторожку. Снег слепил ему глаза, а ветер, казалось, хотел остановить его, но он, нагнувшись вперед и беспрестанно запахивая шубу и подвертывая ее между собой и мешавшей ему сидеть холодной седелкой, не переставая гнал лошадь. Лошадь хотя с трудом, но покорно шла иноходью туда, куда он посылал ее. Минут пять он ехал, как ему казалось, все прямо, ничего не видя, кроме головы лошади и белой пустыни, и ничего не слыша, кроме свиста ветра около ушей лошади и воротника своей шубы. Вдруг перед ним зачернелось что-то. Сердце радостно забилось в нем, и он поехал на это черное, уже видя в нем стены домов деревни. Но черное это было не неподвижно, а все шевелилось, и было не деревня, а выросший на меже высокий чернобыльник, торчавший из-под снега и отчаянно мотавшийся под напором гнувшего его все в одну сторону и свистевшего в нем ветра. И почему-то вид этого чернобыльника, мучимого немилосердным ветром, заставил содрогнуться Василия Андреича, и он поспешно стал погонять лошадь, не замечая того, что, подъезжая к чернобыльнику, он совершенно изменил прежнее направление и теперь гнал лошадь совсем уже в другую сторону, все-таки воображая, что он едет в ту сторону, где должна была быть сторожка. Но лошадь все воротила вправо, и потому он все время сворачивал ее влево. Опять впереди его зачернелось что-то. Он обрадовался, уверенный, что теперь это уже наверное деревня. Но это была опять межа, поросшая чернобыльником. Опять так же отчаянно трепался сухой бурьян, наводя почему-то страх на Василия Андреича. Но мало того, что это был такой же бурьян, – подле него шел конный, заносимый ветром след. Василий Андреич остановился, нагнулся, пригляделся: это был лошадиный слегка занесенный след и не мог быть ничей иной, как его собственный. Он, очевидно, кружился и на небольшом пространстве. «Пропаду я так!» – подумал он; но, чтобы не поддаваться страху, он еще усиленнее стал погонять лошадь, вглядываясь в белую снежную мглу, в которой ему показывались как будто светящиеся точки, тотчас же исчезавшие, как только он вглядывался в них. Раз ему показалось, что он слышит лай собак или вой волков, но звуки эти были так слабы и неопределенны, что он не знал, слышит ли он что или это только чудится ему, и он, остановившись, стал напряженно прислушиваться. |
| Дорога идет все равниной, крайне болотистой, поросшей высочайшей травой, иной раз даже всадник совсем скрывается в этой траве. Ехали мы, конечно, шагом, разговаривая с нашими погонщиками, особенно Василий не уставая сообщал симпу все, что у них случилось замечательного. То и дело лошади спотыкались в яму или вязли в трясине; тогда наши погонщики как-то странно, точно чайки, выкрикивали: «А... а..»., ободряя их. Принимал участие в этом своеобразном концерте и о. Николай, только его «а» гудело совершенным «у» на низких нотах. «А... а..». – крикнут Василий с Никитой.– «У... у..». – откликается позади меня отец Николай: так и ехали до самых христианских домов. Чтобы осушить болото, во многих местах прорыты канавы, есть даже целый канал, по которому ходят небольшие барки с грузом. Очевидно, каждая пядь сухой земли не даром дается здешнему земледельцу. Мы проехали, почти проплыли по болотам через лес и потом скоро повернули на проселок между пашнями. Стали то и дело попадаться кое-как на скорую руку построенные хижины поселенцев, соломенные крыши, соломенные стены, кое-как сбитый двор. Но везде уже есть приспособления для искусственного орошения. Растет кукуруза, гречиха, но проса такого я положительно нигде не видал: высотой почти с кукурузу. Мы ехали уже селением Поромуй, хотя с непривычки его можно и не рассмотреть: дома без всякого порядка рассыпаны по отдельным участкам земли, только и есть сообщения, что проселок, который извивается по межам. На одном из поворотов дороги небольшая площадка. На ней буддийская часовенка, совсем игрушечная, миниатюрная, по сторонам ее на высочайших шестах развиваются длинные флаги. Здесь недавно было собрание. Приезжал из Саппоро бонза и подряд несколько дней говорил проповеди. Поводом послужил все тот же «бон». Скоро мы пришли и к дому христианина Евгения Сабанаи. Он так же стоит отдельным двором на своем участке: несколько хат, кладовых, навесов для скота собрались хутором с неизменным колодцем, прудом и цветником. Все это также носит характер временности, все это построено только для первого раза, чтобы как-нибудь прикрыться от непогоды и холода, пока земля не вознаградит затраты и труды. |
| Чем бактериальная пневмония отличается от вирусной? Как распознать и вылечить 17 ноября, 2020. Ирина Сычева И какие осложнения могут проявиться после болезни Фото: Freepik Министр здравоохранения Михаил Мурашко заявил , что в 2020 году в России выросло число пациентов с пневмонией. 70% пациентов с этим заболеванием — взрослые городские жители, по данным Роспотребнадзора. Чем отличается бактериальная пневмония от вирусной, можно ли перенести болезнь на ногах и как избежать осложнений, «Правмиру» рассказал врач-пульмонолог Василий Штабницкий. — Чем отличается бактериальная пневмония от вирусной? — Если бактериальная пневмония связана с появлением бактерии в организме, то вирусная — соответственно, с вирусами. Василий Штабницкий При разных видах пневмонии поражаются разные отделы легких на микроскопическом уровне. Если мы говорим про вирусную пневмонию, то она чаще всего является интерстициальной пневмонией, а бактериальная — альвеолярной. То есть при вирусной пневмонии поражаются чаще структуры, находящиеся вокруг альвеол, а при бактериальной пневмонии поражаются сами альвеолы и происходит внутриальвеолярная инфильтрация. Это две совершенно разные болезни. — Отличаются ли симптомы? — При бактериальной пневмонии наиболее характерны высокая температура, сильная слабость, кашель с мокротой, с кровью. При вирусной пневмонии может быть невысокая температура, сухой кашель, ломота в теле. Пневмонии, связанные с гриппом, COVID, корью, имеют немного разное течение. Но суть в том, что по симптомам мы до конца не можем понять, какая это пневмония. При ковиде картина больше похожа на бактериальную пневмонию. — Как врачи ставят диагноз? — Для этого требуется выделить сам микроорганизм, который может вызывать пневмонию, это подтвердит ее характер. Если мы выделяем грипп, то говорим о гриппозной пневмонии, если аденовирус — то говорим об аденовирусной пневмонии. Если мы выделяем пневмококк, то говорим о пневмококковой пневмонии. Когда мы получаем положительный ПЦР-мазок на SARS-CoV-2, то говорим о пневмонии, связанной с коронавирусом. |
| Вскоре вспыхнули Кремль, Китай город и Большой Посад; вся средняя часть Москвы сделалась жертвою огня: царские палаты, соборы, церкви приходские и монастырские со всею казною и сокровищами – все сгорело. О спасении их нечего было и думать, когда от огня железо рдело, как в горниле и расплавленная медь текла по земле, как вода. Одних взрослых (не считая младенцев) сгорело тогда 1700 человек. Вот какое страшное бедствие оплакивал блаженный! – Знал блаженный и тайные мысли других и при случае обличал их, если оне того были достойны. Однажды Грозный, стоя в храме, вместо молитвы думал, как бы красивее выстроить дворец, заложенный на Воробьевых горах близ Москвы. В храме стоял и блаженный, но царь его не заметил во время службы. После литургии блаженный пошел за царем вслед. Царь, как только заметил его, спросил, где ты был? Св. Василий ответил: «там, где и ты». «Как же я тебя не видал?», сказал царь. На это блаженный отвечал: «а я тебя видел и узнал, что истинно – ты был не в храме, а ходил на Воробьевых горах и думал о постройке начатого дома». Царь принужден был сознаться в справедливости слов блаженного. – Блаженный своим духовным видением созерцал события, совершавшияся вдали от Москвы, и там, когда было нужно, оказывал свою помощь. Так, однажды он был на именинной трапезе у Грозного. По приказанию царя подана была заздравная чаша и блаженному, но блаженный вместо того, чтобы выпить ее с добрым пожеланием царю, вылил ее за окно. Чашу наполнили и подали ему опять, и опять он ее вылил. То же сделал и третий раз. Царь разгневался, но блаженный сказал ему: «не гневайся, царь, знай, что этим я угасил огонь, которым объят был весь Новгород». Затем блаженный быстро вышел из дворца. Слуги царские было хотели догнать его, но без успеха возвратились и доложили, что блаженный, добежав до реки Москвы, прошел по ней, как по сухой земле, и стал невидим. Царь сначала не поверил словам блаженного о пожаре в Новгороде, но, заметив день и час, когда были сказаны эти слова, для проверки их послал гонцов в Новгород. |
| О. Макарий укрылся за камнем от первых капель дождя, под его навесом он, не отрываясь, глядел на озаренную теперь не погасавшими молниями реку, точно выраставшую на его глазах, под хлынувшим ливнем, на ровные зигзаги молний, слепившие на миг его глаза. Сердце шибко билось у него под простою, темною рясой. Казалось, эти камни кругом него дрожали, и сама земля рокотала от новых и новых ударов. И вот грянул удар такой оглушительный, что ему показалось, будто он падает в бездну Яман-Чили; что-то словно ухнуло, и ветер, пронесшийся ужасающим порывом, заставил его инстинктивно обхватить камни руками, чтобы не быть сметенным в клокотавшую Яман-Чили. ещё и еще. Те в палатке легли на землю: им казалось, что земля колеблется, и они погибают. Тибан стонал, а алтайцы в пещере не подавали звука. И вдруг, после этих страшных ударов, потоки дождя точно разом остановились, словно могучая рука повернула бурю, и ветер рванул ещё двумя – тремя ужасными порывами, улетел далеко, гоня тучу, грозу и бурю. Только вспененная, вздувшаяся Яман-Чили неслась и бешено гудела, ломая в щепы попавшие в нее деревья, и несла мимо о. Макария эти обломки, точно кичась своей мощью и силою. Тихий, но уже теплый дождь сеткою одел дали, не стало видно даже бушевавшей Яман-Чили; бледные ленты молний ещё прорезали дождевую дымку, но они погасли и сгинули, и только гром, отдаваясь эхом, гудел в камнях, и этот гул мешался с ревом реки, собравшей в себя воды ручьев, падавших с вершин, и сильной, могучей и гроз ной несшейся в Телецкое озеро. Почти сухой вышел о. Макарий из своего прикрытия. – «Да, ужасны грозы и бури!» – думал он. – «Точно песчинка человек в горне жизни! И смеем, песчинки малые, думать, мыслью возноситься, мня себя чем то! Дунул Творец, и падешь камнем пришибленный!» – Василий, живы ли вы? – ощупью добрался он до палатки. – Живы! – ответили ему. – Подмокло все, не можем костра разжечь, а Василий где-то вышел искать вас. Общими усилиями развели костёр, пока послушник кликал Василия, и усталые, измученные сели к нему, смотря на пламя. |
| Немного неприятно, когда смотрят в глаза и ничего не говорят. Я замечаю на уборе девушки несколько жемчужин. Откуда они здесь? Приглядываюсь, трогаю пальцем. — Жемчуг! Откуда у вас жемчуг? — Набрала в ручье, — отвечает за нее отец. — У нас есть жемчужины по сто рублей штука. — И платят? — Нет, не платят, а только так говорят. — Какой прекрасный жемчуг! — говорю я девушке, похожей на дочь Похиолы. — Как вы его достаете? Вместо ответа она достает из кармана грязную бумажку и подает. Развертываю несколько крупных жемчужин. Я их беру на ладонь, купаю в Имандре, завертываю в чистый листок из записной книжки и подаю обратно. — Благодарю. Хороший жемчуг. — Не надо… тебе. — Как! Боязливо гляжу на старуху, но она важно и утвердительно кивает головой, Василий тоже одобряет. Я принимаю подарок и, выждав некоторое время, service pour service предлагаю девушке превосходную английскую дорожку-блесну. Девушка сияет, старуха опять важно кивает головой. Василий тоже. Имандра смеется. Мы спускаем обе дорожки в воду; я — с одной стороны, а дочь Похиолы — с другой, и ожидаем рыбу. Все говорят, что тут рыбное место и непременно должна пойматься. Скоро показывается лесистый берег; мы едем вдоль него, и лопари, ознакомившись со мною, не стесняясь беспрерывно что-то болтают на своем языке. Время от времени я перебиваю их и спрашиваю, о чем они говорят. Они говорят то о круглой вараке на берегу, то о впадине со снегами на горах, то о сухой сосне, то о большом камне. Там был убит дикий олень, там на дереве было подвешено его мясо, там нашли свою важенку с телятами. Это так, как мы, идя по улице, разговариваем о знакомых домах, ресторанах, о лицах, которые почему-то непременно встречаются всегда на одном и том же месте. Им все здесь известно, все разнообразно; но я схватываю только величественные контуры гор, только длинную стену лесов и необозримую гладь озера. Мне некогда разглядывать мелочи. Внимание поглощено всесторонне. Нужно держать наготове бечеву, потому что при малейшем толчке я должен ее пустить и задержать лодку, иначе рыба оборвет якорек. Нужно фотографировать, нужно спрашивать у лопарей разные названия и записывать; нужно держать ружье наготове: мало ли что может выйти из леса к воде! |
|
|
