| Святитель Василий Кинешемский: О «подвигах», доверии и червоточине Один червячок греха, если его не истребить вовремя, может размножиться в громадном количестве, порождая новые пороки, захватывая все стороны души и подтачивая ее здоровые ткани 20 июня, 2014 Один червячок греха, если его не истребить вовремя, может размножиться в громадном количестве, порождая новые пороки, захватывая все стороны души и подтачивая ее здоровые ткани 20 июня – память Собора Иваново-Вознесенских святых. В 2000 году епископ Василий Кинешемский был причислен Церковью к лику святых. Вот несколько отрывков из любимой всеми книги святителя Василия «Беседы на Евангелие от Марка». Епископ Василий (Преображенский) был родом из Кинешмы, на Волге, в нынешней Ивановской области. Отец его был священником. Сын Вениамин (так звали будущего епископа) получил отличное образование, много бывал за границей, преподавал в средних школах. Он был одним из основателей и руководителей движения скаутов в дореволюционной России – движения молодежи к добрым качествам, к борьбе с недостатками, к служению ближним и своей стране. Уже немолодым человеком Вениамин вернулся в родную Кинешму и стал священником в том самом Вознесенском храме, где служил его отец. Этот храм открыт и сегодня. Вскоре он принял монашество, получил новое имя – Василий – и был поставлен епископом города Кинешмы. Первой его заботой было просвещение жителей, борьба с невежеством, грехами и предрассудками. Народ сразу полюбил нового епископа. …Почти всю свою оставшуюся жизнь епископ Василий провел в тюрьмах, лагерях и ссылках. Но и там он не падал духом, оставался верен Христу и Его Церкви, помогал людям, чем мог. Его сочинения и письма до сих пор служат нам источником знания и вдохновения. Нужны ли такие «подвиги»? Я помню одного странника. Высокий, сухой, но еще крепкий, жилистый старик. Он носил под рубашкой на голом теле страшно тяжелую двойную цепь, наглухо заклепанную на груди и на спине. Его шапка представляла собой тяжелую свинцовую чашку фунтов в пятнадцать, обшитую вылезшим мехом. Длинная, выдолбленная внутри палка была тоже налита свинцом. Всегда он носил на себе не менее двух пудов. Его тяжелая, мерная походка под аккомпанемент звякающих цепей была слышна издалека. Плечи до кости были проедены тяжелыми цепями, и носить их было, несомненно, настоящим мучением. |
| Пасха Красная. Братиков убили! Пение оборвалось разом от какой-то звенящей тишины в ушах. Почему молчит Оптина и не слышно колоколов? 24 октября, 2015 Пение оборвалось разом от какой-то звенящей тишины в ушах. Почему молчит Оптина и не слышно колоколов? 25 октября после продолжительной болезни скончалась писатель и журналист Нина Павлова. Широкую известность получила книга Павловой «Пасха Красная» о трёх Оптинских новомучениках — иеромонахе Василии и иноках Ферапонте и Трофиме, убитых на Пасху 1993 года. “БРАТИКОВ УБИЛИ!” Источник: Н. Павлова «Пасха Красная» Вспоминается, как вернувшись домой на рассвете, сели разговляться за праздничный стол, и понеслась душа в рай: позади пост — редькин хвост, а ныне пир на весь мир. “Пасха красная! Пасха!” — пели мы от души. И даже не обратили внимания, когда старушка-паломница Александра Яковлевна постучала в окно, спросив: “Не знаете, что в Оптиной случилось? Говорят, священника убили”. Отмахнулись, не поверив,- да разве в Пасху убивают? Это выдумки все! И снова ели и пели. Пение оборвалось разом от какой-то звенящей тишины в ушах. Почему молчит Оптина и не слышно колоколов? Воздух в эту пору гудит от благовеста. Бросились на улицу, всматриваясь в монастырь за рекой — в рассветном тумане белела немая Оптина. И эта мертвая тишина была знаком такой беды, что бросились к телефону звонить в монастырь и обомлели, услышав: “В связи с убийством и работой следствия, — сказал сухой милицейский голос, — информации не даем”. Как мы бежали в монастырь! И огненными знаками вставало в памяти читанное накануне — смерть никогда не похитит мужа, стремящегося к совершенству, но забирает праведника, когда он ГОТОВ. Кто убит нынче в Оптиной? Кто ГОТОВ? Смерть забрала лучших — это ясно. Кого? Вот и бежали, ослепнув от слез и взывая в ужасе: “Господи, не забирай от нас нашего старца! Матерь Божия, спаси моего духовного отца!” Как ни странно, но в этих молитвах среди имен подвижников не были помянуты ни о. Василий, ни о. Ферапонт, ни о. Трофим. Они были хорошие и любимые, но, как казалось тогда, обыкновенные. |
| Патерик Свято-Троицкой Сергиевой лавры, или Происхождение северо-восточного русского иночества из обители преподобного отца нашего Сергия, игумена Радонежского, чудотворца Источник Глава I. Свято-Троицкая Сергиева Лавра 1. Основатель и первый игумен Лавры, преподобный Сергий Радонежский. Заступник Русской земли, великий чудотворец и насадитель иночества в северо-восточной России, родился 3 мая 1319 года в Ростове и в крещении наречен Варфоломеем. Родители его, Ростовские бояре Кирилл и Мария, по скорбям и притеснениям, принуждены были оставить родину, и переселились в Радонеж, не ранее 1328 года и окончили жизнь в иночестве в Хотькове монастыре. По кончине их, юный Варфоломей избрал себе место для пустынного жития и подвизался сначала вместе со старшим братом своим Стефаном, а потом один. Когда собралось к нему несколько братий, он с благословения св. митрополита Феогноста построил деревянную церковь во имя Пресвятой Троицы; 7 октября 1342 года он пострижен в иночество с именем Сергия, а в 1354 г. посвящен в сан игумена. Уважаемый великим князем Дмитрием, препод. Сергий благословил его на брань против полчищ Мамая и своими молитвами помог ему одержать победу 8-го сентября 1380 года. Удостоился посещения Богоматери с апостолами Петром и Павлом. Преставился 25 сентября 1392 года. Святые мощи препод. Сергия обретены 5 июля 1422 года. 2. Вот имена первых и ближайших учеников препод. Сергия, постоянно живших и почивших в обители его: Василий Сухой, пришедший с верховьев р. Дубны, один из первых соучастников в пустынной жизни великого аввы; Онисим диакон с сыном Елисеем – ростовцы, сподвижники своего великого единоземца в отшельнических подвигах; Исаакий, проходивший трудный подвиг молчания, с кротостию и незлобием. Он пользовался особенною любовию преп. Сергия и удостоился, вместе с Макарием, видеть ангела, сослужащего великому авве. Исаакий молчальник † в 1388 году. Симон, уже бывший архимандритом в Смоленске. Оставив все, Симон подчинился его руководству и окончил дни свои в смиренном послушания Богоносному старцу, удостоившись быть свидетелем его славного видения об учениках его. Иаков – земледелец, называвшийся между братиею уменьшительным именем «Якута», служил братии в роде рассыльного. О совершенстве жития Симеона Екклисиарха свидетельствовал сам препод. Сергий. После посещения Божией Матери, его первого с Исаакием пригласил он, чтобы быть участниками Божественной радости; сей же Симеон духовными очами видел небесный огнь на Св. Престоле, когда преп. Сергий совершал литургию. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 50 голосов: 4.3 из 5) День пожилого человека посвящается В. Жанна вспыхивала очередной влюбленностью, как пучок сухой травы, швырнутый в костер, и испепелялась в мгновение ока, умирая рассыпающимися в прах блеклыми стебельками. Прежде она каждый год каталась на «юга» к теплому морю, теперь приходилось довольствоваться в лучшем случае Подмосковьем. Но и здесь желтели песочком пляжи, пусть и скромные, возле речек; стояли теплые звездные ночи; и тоже потом мускулистый сластолюбивый весельчак махал с перрона прощально рукой. Последним поцелуем курортного кавалера, до того пылкая, Жанна не одаривала — вдруг кто знакомый окажется рядом, только прикладывала пальчики к губам. Дома, в Городке, спешила с вокзала вроде бы совсем другая женщина — в застегнутом на все пуговицы поношенном брючном костюме, со стянутыми резинкой на затылке в небрежный хвостик волосами, сгорбленная, сосредоточенная, с подпрыгивающей неровной походкой. «Восемнадцать лет» опять оставались где-то там, за горами и долами, а здесь упорно наваливался «тридцатник» с большим-большим прикидом. И только улыбка далеко не красавицы оставалась располагающей и доброй. Как же иначе?! После окончания пединститута, Жанна долго работала в школе старшей пионервожатой, ныне же репортерствовала на местном радио, бегая с диктофоном по городу, как угорелая. Она переживала о том, как ее встретит с поезда муж Василий, хотя встреча ни чем не отличалась от предыдущей в прошлом году. Василий терпеливо топтался возле своей потрепанной «копейки» с букетом цветов, срезанных на собственной дачке. Жанна сама выскальзывала к нему из вокзальной сутолоки, бросив наземь сумки и забрав букет, подпрыгивала и целовала в тщательно выбритую щеку. Василий, повертев в пальцах снятые очки с толстыми стеклами, смущенно и беспомощно улыбался. Ночью в постели, когда Жанна, подвинувшись поближе к мужу и про себя виноватясь, прижимала голову к его плечу, Василий по-прежнему лежал неподвижно, скованный, лишь слабо проводил рукой по ее волосам. |
| Глава шестнадцатая. Способность к левитации, т. е. к произвольному уменьшению веса собственного тела 1. Необыкновенный случай В 1837 году, – сообщает г. Юрлов, – мне было восемь лет от роду. Я был тогда хотя и крайне впечатлительным и нервным ребёнком, но обладал вообще прекрасным здоровьем. Однажды летом в июне месяце, когда всё семейство наше жило в сельце Спешневке, Сенгилеевского уезда Симбирской губернии, я спал в своей детской, находившейся во втором этаже очень большего дома, причём дверь из комнаты этой выходила на незапертый и открытый балкон, обращённый фасадом своим в сад, близ которого протекала река Свияга. Ночь, о которой пишу я, была довольно тёмная и душная, собиралась гроза, слышались отдалённые раскаты грома, и блистала сильная молния. Разбуженный громом, я сел на постель и вдруг, когда молния озарила комнату, к ужасу моему увидал, что в двух шагах от моей кровати на балконе, держась за ручку стеклянной двери, стоит высокий, седой лысый старик, с седой бородой, в длинной синей рубашке и босиком. Поражённый мгновенно непобедимым паническим страхом, я стремглав бросился бежать, вниз по лестнице, в сад, и побежал по направлению к реке. Разбуженный шумом моих шагов, за мной бросился бежать спавший рядом в прихожей, лакей Василий Кондаков и другая прислуга. Что было со мной далее, я не помню, – но бежавшие за мной нашли меня в бессознательном состоянии на той стороне реки Свияги, переплыв её вплавь. Свияга в сказанном месте шириной 12 сажен и глубиной до сажени, причём ближайший мост находится в трёх вёрстах от дома. Я лежал в кустах ракитника – как был со сна, в одной рубашке и совершенно сухой. Привели меня в сознание очень скоро вспрыскиванием воды, и случай этот никаких дальнейших последствий для моего здоровья не имел. Описанное в высшей степени загадочное происшествие было записано в календаре отца моего и помечено 1837 годом, 18 июня, 24 минуты первого часа пополуночи. Бежавшие за мной люди Василий Кондаков и Фёдор Плотников, а в особенности садовник Николай Ермаков и кузнец Архипов, переплывшие вплавь Свиягу, клятвенно удостоверили, что они ясно видели, как я быстро по воздуху переносился через реку почти наравне с водой. Они только не могли точно определить места, где я упал, но нашли меня в кустах не более как минут через десять по переправе через Свиягу, так как беспрерывно блиставшая молния хорошо освещала всю ближайшую местность. («Ребус» 1884 г. 2. Факты левитации |
| 1845 г. Наступивший новый, 1845 год, был для меня годиной великого и тяжкого испытания, как читатель увидит далее. Поздравлял я, по обычаю, с новым годом своих Ивановских родных и, между прочим, писал им: «Не знаю, как вы, а мы вступили во время нового года со старыми слабыми силами. Анна Васильевна еще до сих пор болеет, не поправляется. Болезнь, по-видимому, незначительная, тем не менее опасная. Слишком уже три месяца мучит ее сухой кашель. Прибегали было и к врачебным пособиям, употребляли и домашние средства: все тщетно. Я сам тоже не могу похвалиться на сей раз богатым здоровьем. В святки, чем бы отдохнуть и повеселиться, я совершенно изнурился: и славление, и ежедневная служба, и приготовление к новому году проповеди – все это вместе, признаюсь, нелегко мне обошлось; некогда было и подумать об удовольствиях, до которых, правду сказать, я и всегда не большой охотник. Наше славление много отличается от вашего. Вы обойдете или объедете в день дворов пять, шесть не более: а мы, как угорелые, рыщем из конца в конец города, почти весь день не пил, не ел. Это, впрочем, не потому, чтобы не имели случаев попить или поесть (в каждом почти доме предлагают угощение), но потому, что дорожим временем. Зато в три дня оканчиваем все эти интересно-скучные подвиги. Впрочем, как ни скучно, не мешало-бы почаще иметь такие подвиги». 20 января писал мне из Гориц о. Василий Сапоровский: «Первоначальным долгом поставляю поздравить вас с наступившим новым годом, пожелать вам новых благодатных даров, свыше нисходящих, новых радостей, нового преуспевания во всех благих предприятиях, или всякого благополучия; потом принести вам и чувствительнейшую благодарность за пространное и приятное письмецо, давно, очень давно мной полученное, а именно октября 31 дня прошедшего года. В ню-же меру мерите, сказал Господь, возмерится и вам. По правилам политики мы с вами, кажется, расквитались и не настоит надобности извиняться перед вами невежеством: но любовь родственная и дружеский союз заставляют признать себя виновным в долговременном моем молчании. Истинная любовь, по свидетельству Апостола, нелицемерна, но не радуется о неправде, радуется же о истине, любит откровенность. |
| I. Хронологические границы одного из сирмийских соборов В исторических деталях, быть может, наименьшего доверия заслуживают те, которые считаются общепризнанными. Нередко это последнее, почетное их отличие описывает точно только тот факт, что уже очень давно никто не поверял тех основ, на которых эти бесспорные положения держатся, и не пытался их оспаривать. Это, впрочем, и понятно. Установить мелочи иногда бывает труднее, чем верно нанести основные, определяющие линии факта; требуется сличить и взвесить много показаний для того, чтобы утвердительно высказаться о какой-нибудь сухой детали. И нередко затраченный труд не вознаграждается ничем, кроме неустранимого Поп liquem. Дaжe и в тех счастливых случаях, когда исследование завершается убеждением, что подробности нужно представлять именно так, а не иначе, эта новая или, по крайней вере, твердая постановка их не расширяет и не изменяет исторической перспективы, не вносит нового света в смысл фактов. Поэтому в мелочах очень часто полагаются на авторитет предшествующих ученых, с безмолвным согласием переписывают снова и снова их положения 1 2 . Но если точкою отправления всяких исторических изысканий должно быть то убеждение, что все существовавшее имеет право на то, чтобы его знали наилучшим образом, то и труд над мелочами принимает характер нравственно долженствующего – в особенности тогда, когда находятся некоторые основания подозревать, что существующее мнение по меньшей мере не бесспорно. – Ряд подобных деталей и составляет предмет этюда, предлагаемого читателю. I. Что Либерий, епископ римский, сосланный в августе 355 г. за твердую защиту дела православия и Афанасия в. пред имп. Констанцием, потом (в 357 г.) изменил своим убеждениям, подписал 3 какое-то арианское вероизложение и ценою этой сделки со своею совестью купил себе возвращение на римскую кафедру, это исторический факт, непререкаемо твердо засвидетельствованный. Но вопрос о том, какое именно вероизложение (resp. какие именно вероизложения) подписал Либерий, остается и до ныне спорным. |
| При возбужденном внимании к проповеди ясно сознавались недостатки, какими страдала средневековая проповедь , и она в той форме, какую имела в средние века, оказывалась мало пригодной для дела, которому должна была служить в лютеранстве. Впрочем, независимо от новых требований, предъявляемых к проповеди лютеранством, многие недостатки средневековой проповеди подмечены и указаны были зоркой и резкой критикой Эразма Роттердамского, который своими замечаниями о проповедничестве и проповедниках, рассеянных в его сочинениях, и своей гомилетикой, известной под заглавием «Ecclesiastes, sive concionator evangelicus» значительно содействовал очищению гомилетических взглядов. Признана была несостоятельной жесткая, тяжелая форма схоластической проповеди, с ее длинными приступами, мало ведущими к делу, с ее кучей делений и подразделений, придающих сухой, школьный характер изложения и скорее затрудняющих для слушателей усвоение содержания проповеди, чем способствующих тому, – с натянутыми искусственными доказательствами, подтверждающими то или другое положение при пособии разных посредствующих умозаключений (например, положение о том, что танцы от диавола, у Мено, проповедника XV века, доказывается свидетельством Писания из книги Иова, где говорится, что диавол, обшед землю и прошед поднебесную, явился ко Господу ( Иов. 1:7 ), со специальными утонченными вопросами, мало приложимыми к жизни, не касающимися ни земли, ни неба, выдумываемыми прихотливой мыслью проповедников, ставимыми без всякого отношения к теме проповеди, и обсуждаемыми, без применения к пониманию народа, по обычаю школьных диспутов, с приведением мнений разных авторитетных мужей, как говорит Эразм, – докторов славных, докторов остроумных, докторов серафимских, докторов херувимских и пр. и пр. Вызывал осуждение утвердившийся в средневековой проповеднической практике обычай мешать на церковной кафедре священные авторитеты со светскими, и наряду с изречениями Господа Иисуса Христа и апостолов ставить изречения Сенеки, Аристотеля и прочих представителей языческой литературы и учености. Осуждали также излишнее пристрастие к легендам и разным баснословным рассказам, заимствуемым не из житий святых, а из сборников сомнительного достоинства, отличавшимся более остроумием и замысловатостью, чем назидательностью, и приводимым более для забавы слушателей, чем для их научения. Еще более благочестивому чувству претили разные забавные выходки и комические эпизоды, к которым прибегали, в видах большей популярности, проповедники, славимые в свое время, и которыми они, по слову Эразма 1 , не хуже какого-либо скомороха или комедианта, забавляли народ, возбуждая громкий смех в церкви, где слово поучения должно быть выслушиваемо в благоговейном молчании и в умиленном настроении духа. |
| Письмо 133 (138). К Евсевию, епископу Самосатскому Болезнию, которая продолжается уже пятьдесят дней, извиняется в том, что не мог ехать в Сирию, сколько ни желал быть там для совещания с Евсевием о делах; между тем извещает о предложении Евагрия, возвратившегося из Рима, о просьбах жителей Севастии и Иконии, из которых последние просят дать им епископа на место умершего Шавстина. (Писано в 373 г). В какое, думаешь, состояние пришла душа моя, когда получил я письмо твоего богочестия? Ибо, смотря на расположение, выраженное в письме, устремлялся я тотчас прямо лететь к сириянам; смотря же на телесную немощь, которою был связан, чувствовал, что нет у меня сил не только лететь, но и поворотиться на одре. Пятидесятый день проводил уже я в болезни, когда пришел ко мне возлюбленный и ревностнейший брат наш, содиакон Елпидий. Много изнурен я был горячкою, которая по недостатку питательного для нее вещества, обвившись около сухой этой плоти, как около обожженной светильни, производила сухотку и медлительную болезнь. А потом старая моя рана, поразив собою эту печень, произвела во мне отвращение от пищи, отгнала от очей моих сон, держала меня на пределах между жизнию и смертию, дозволяя жить в той только мере, чтобы чувствовать неприятности жизни. Поэтому-то пользовался я самороднотеплыми водами и принимал некоторые пособия от врачей. Но все преодолело это жестокое зло, которое и перенес бы иной, снискав к тому привычку, но которому противостать, не приготовившись к его нападению, ни в ком недостанет адамантовой твердости. Впрочем, тревожимый им долгое время, никогда не скорбел я так, как теперь, потому что оно воспрепятствовало мне свидеться с истинною твоею любовию. Ибо какого удовольствия лишен я, знаю это сам, хотя в прошлый год краем только перста отведал сладчайшего меда в вашей Церкви. Но мне и ради других нужных дел надобно было сойтись вместе с твоим богочестием и о многом сообщить тебе, а многому у тебя научиться. Ибо здесь нельзя найти истинной любви. А когда бы и нашел кто человека весьма любящего, то нет никого, кто бы, подобно твоему совершенному благоразумию и той опытности, какую собрал ты в продолжение многих трудов, подъятых для Церквей, мог подать мне совет в предлежащих делах. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ВАСИЛИЙ СУХОЙ († до 1392?, Троице-Сергиев мон-рь), прп. (пам. 1 янв. и 6 июля - в Соборе Радонежских святых). В. С. упоминается в Житии прп. Сергия Радонежского , составленном в 1418 г. Епифанием Премудрым . В. С., ранее живший в верховьях р. Дубны, был в числе первых 12 учеников, поселившихся с преподобным Сергием на Маковецком холме («старец Василий, рекомый Сухи, иже бе в пръвых от страны пришедый от връх Дубны»). Житие прп. Сергия сообщает, что поначалу, когда кто-то из братии умирал («сице живяху тогда и по два лета, и по три»), брали нового монаха, чтобы число братии 12 оставалось неизменным, поэтому принято считать, что первые ученики прп. Сергия († 1392) скончались еще при жизни основателя Троицкого мон-ря. Время местной канонизации В. С. неизвестно. Его память отмечена в «Описании о российских святых» (кон. XVII-XVIII в.) и под 1 янв. в Кайдаловских святцах (кон. XVII в.(?) или 1868 г.). В Строгановском иконописном подлиннике (кон. XVIII в.) В. С. назван среди Радонежских святых, но без указания дня памяти (БАН. Строг. 66. Л. 155 об.). Святой изображен на иконах «Собор Радонежских святых» из ТСЛ (XIX в.). Местная канонизация В. С. подтверждена включением его имени в Собор Радонежских святых, установленный в 1981 г. по инициативе наместника ТСЛ архим. Иеронима (Зиновьева) . Стихира на стиховне службы Собору Радонежских святых воспевает «первенца пришельца Василия Сухаго». Ист.: Описание о российских святых. С. 79; Клосс Б. М. Избр. труды. М., 1998. Т. 1: Житие Сергия Радонежского. С. 321; Минея (МП). Июль. Ч. 1. С. 341. Лит.: Барсуков. Источники агиографии. Стб. 94; Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 3. С. 553; Голубинский. Канонизация святых. С. 350; он же. Прп. Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. М., 1909. С. 93; Троицкий патерик. Серг. П., 1896, 1992р. С. 4; Тихомиров М. Н. Город Дмитров от основания города до пол. XIX в.//Тр. Музея Дмитровского края. Дмитров, 1925. Вып. 2. С. 11; Попов Г. В. Худож. жизнь Дмитрова в XV-XVI вв. М., 1973. С. 14; Маркелов. Святые Древней Руси. Т. 2. С. 73. |
|
|
