| Св. Софроний говорит, что, вошедши в этот храм, он приложится к камню, принявшему младенца Бога – устами, глазами и головой, дабы извлечь из него благодеяния. Св. Софроний выражает также желание поклониться божественным яслям, чрез которые вскормлен словом Божиим. Нужно заметить, что описание воображаемого путешествия по св. местам дышет чрезвычайной любовью к этим местам и свидетельствует о глубоком благочестии св. Софрония. Далее св. Софроний вспоминает о каких-то своих друзьях – Василии и Софронии и выражает искреннее желание увидеть их. «О, отец Василий, как я облобызал бы теперь твою главу», взывает св. Софронний. К другу своему Софроний поэт обращается с такими словами: «радость сердца моего, утеха моих родителей, украшение мудрости, где я найду тебя, благоразумный Софроний? увижу ли я досточтимое лицо твое, чего я сильно желаю, скорбя день и ночь? Поток слез льется из глаз моих, когда, рыдая, привожу себе на память лицо твое. Ибо тебя, друг и сын, по божественному уважению к тебе, я избрал утешением и товарищем старости. Неужели ты забыл, любезный Софроний, забыл меня, которого обещал любить, как сына? Я лишился тебя, любезнейший, в такое время, когда подавляет меня множество разнообразных бедствий и я влачу без тебя тягостную старость. Оставивши мирскую жизнь, я предположил жить и умереть вместе с тобою, и Бог ведает, как я отделился от тебя. Я некогда предположил, что проживу, вдали от мирской суеты, в любезнейшей мне лавре даже до конца моей жизни... Печали сердца моего ты найдешь, друг, безконечными, и землю, орошенную моими слезами». О Софронии и Василии, к которым св. Софроний был так привязан душой, нельзя сказать ничего определенного. Оба они были, вероятно, монахами лавры св. Феодосия. Особенную привязанность, как видно из стихотворения, св. Софроний питал к монаху Софронию. Самым поводом написания стихотворения послужило, вероятно, письмо этого друга св. Софрония, в котором он просил св. Софрония уведомить его о своей жизни. И вот св. Софроний, находясь вдали от св. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Витязи-поэты – вдохновители богатырей Бояны, барды и скальды готовили в сердцах народов почву для принятия христианства 20.06.2022 580 Время на чтение 8 минут Фото: «Баян», В. М. Васнецов, 1910/Википедия В контексте разговора о русском богатырстве, хотелось бы задать вопрос: «Кто вдохновлял воинов на их ратные подвиги?» Мы знаем имена древних богатырей – Василий Буслаев, Вольга Святославович, Добрыня Никитич, Микула Селянинович, Илья Муромец, Алеша Попович, но, нам неизвестны, или почти неизвестны имена тех, кто вдохновлял этих богатырей на ратные подвиги. Культурно образованные люди знают о находящейся ныне в Русском музее Санкт-Петербурга картине Васнецова «Баян». Фон картины – угрюмое предгрозовое небо, словно предрекающее скорые недобрые события. Центр композиции – высокий холм, на котором князь с дружинниками слушают играющего на гуслях баяна. Вид гусляра, под стать сумрачному небу, величественен и грозен. Действительность как если бы застыла, ни ветерка, но волосы баяна развеваются, как бы от дуновения сильного ветра. Из-за холма видны шлемы других дружинников. И, они тоже внимают грозной песне сказителя. Внимательный зритель здесь поймет без слов, что гусляр на картине не просто исполняет былину, но своим пением вдохновляет воинов на ратный подвиг. Зритель поймет также, что баян этот следовал на поле брани вместе с войском, и теперь, перед решающей битвой напоминает ратникам подвиги других богатырей. Такая традиция – вдохновления на подвиг, была характерна не только для древних славян, но и для кельтов, бретонцев, франков, германцев, англосаксов, скандинавов. Поэтому, зададим себе закономерный вопрос: кем же были носители этой старинной культурологической традиции?.. В контексте доклада, дабы более конкретизировать связь боянов, бардов и скальдов с воинским подвигом, приведем выдержки из реферата «Струна и голос» лауреата Международных конкурсов Дарьи Алексеевской. В этом реферате поставлен акцент на то, что такие инструменты, как лира, арфа и гусли имеют происхождение от боевого лука, тетива которого издает поющий звук после выстрела стрелой. Собственно, древние гусли были очень компактными, имели всего несколько струн, а потому свободно умещались в колчане для стрел. Первыми древними боянами и скальдами являлись сами дружинники князей, которые смогли овладеть поэтическим и музыкальным искусством. |
| И цель, командир и его бойцы, выбирают по себе – освободить осажденный иноземцами Киев, чтобы, после победы, когда узнает о том «старый казак Илья Муромец», «не дошедши старик нам поклонится». То есть они рассчитывают, что великий воин окажет им за подвиг высокую честь – не доходя до победителей нескольких шагов совершит поясной поклон. Освободив Киев Алёша с дружиной встречаются с князем Владимиром, который почему-то не оказал достойный прием героям, и не задерживаясь в столице, направляются домой. Слава о подвиге Алёши доходит до Ильи Муромца, и старый воин, недоумевая, почему таким неподобающим образом обошлись с Поповичем, самолично отправляется в Киев. Илья говорит Владимиру, что о «славушке немалой» Алёши известно не только на Руси, но знают о ней и в «поганой Литве» и в «великой орде», а значит надо срочно разрешить неловкое положение и устроить в Киеве триумфальный приём «сыну Ростовского попа». За Алёшей, очевидно понимая, что исправить промах будет непросто, отправляют мастера такта Добрыню Никитича. Признанный переговорщик, «не дойдя», низко поклонился и передал приглашение правителя Руси. Но Алёша знал себе цену и красиво, в двух фразах ответил по адресу князя: «На приезде гостя не употчевал, на отъезде гостя не употчевать». И только после вторичного обращения, в котором Добрыня присовокупил, что в числе приглашающих также Илья Муромец и такие прославленные Русские богатыри как Дунай, Василий Казимирович, Потанюшка Хроменький, Михайлушко Игнатьевич, Алёша Попович, вместе со своей дружиной, все-таки отправился в Киев. Никому из Русских богатырей прежде не оказывался такой почет и уважение, сама княгиня Апраксия, в богатейшем наряде, низко поклонившись Алёше, провозгласила ему здравицу и, пожаловав богатыря городами, сёлами и великой казной, за руку провела его к пиршественному столу, ломившемуся от разнообразных яств. Князь Владимир самолично преподнес герою чары с хмельными напитками, которые тот, поклонившись по Русскому обычаю на все четыре стороны, «а особенно поклонился старику Илье Муромцу», выпил. |
| У преосвященного был брат, намного моложе его, которому он покровительствовал и которого воспитывал; брата звали Антонием и родился он в 1800 году. Воспитанник Каменец-подольской семинарии, отец Антоний занял приход брата в Каменец-Подольской епархии, 20и лет от роду, когда отец Августин уехал учиться в Киевскую Академию. Отец Антоний Мартыновский никогда не выезжал из Каменец-Подольской епархии — жил тихой мирной жизнью и умер в сане протоиерея в 70х годах. У него было 3ое детей: старший Василий, строгий аскет, рано принявший монашество и умерший иеромонахом Киево-Печерской лавры в сравнительно молодом возрасте; дочь Анастасия Антоновна, вышедшая замуж за акцизного чиновника, и младший — Виктор Антонович — мой Дед. Дед начал карьеру, как и его предки, в Каменец-Подольской Духовной Семинарии. Мягкий, вдумчивый юноша, он считался кандидатом в ученые монахи: все считали, что он пойдет по стопам своего дяди, архиепископа. И тот считал его будущим иерархом. Киевская Духовная Академия гостеприимно распахивала перед ним свои двери. Все дело испортил, однако, Белинский. Увлекшись его статьями в «Современнике», молодой семинарист перешел от него к Гегелю и Фейербаху. Вскоре один из его товарищей побывал в Петербурге и привез оттуда «Колокол». Перейдя в последний класс Семинарии, на каникулах, Виктор Мартыновский поехал в Петербург. И сразу познакомился с Добролюбовым. Тот принял его по-братски, поставил четверть водки; начались расспросы о Семинарии, об учителях, об экзаменах. Воспоминания о товарищах, о семинарских порядках, о порках, полученных в свое время обоими в изобилии. Два бурсака очень быстро нашли общий язык. Неизвестно, о чем еще говорили Добролюбов и Мартыновский, только по приезде в Каменец-Подольск Виктор Антонович категорически заявил отцу, что в Академию он не пойдет и от сана отказывается, а вместо этого поедет в Петербург, поступать в Филологический Институт. Мягкий и сговорчивый отец Антоний сначала очень удивился, но довольно быстро дал свое согласие. В 1860 году молодой попович прибыл в Петербург и преобразился в студента-филолога. Вскоре умер его друг, А.Н. Добролюбов, однако благоговение к нему и к Чернышевскому дед сохранил до конца жизни. |
| Гр. Ромодановскому и ему, гетману. Наконец, Самойлович писал, чтоб великий государь пожаловал, послал к Дорошенку обнадеживальную грамоту без вича (не: Петру Дорофеевичу, как обыкновенно писалось) и без упоминовения при нем старшины, а к чигиринскому посольству послал бы особую жалованную и обнадеживальную грамоту с приказом не называть Дорошенка гетманом, ни в чем ему не верить, а быть в послушании у него, гетмана Ивана Самойловича. Государь отвечал, что он не переменяет прежних указов отца своего и отпуск Деремонтова положен на рассмотрение князя Ромодановского и его, гетмана, как их господь Бог вразумит. Ромодановский решил, что не для чего удерживать тестя Дорошенко, Яненка Хмельницкого, и отпустил его в Чигирин с адъютантом рейтарского строя, Горяиновым. Во время обеда при Горяинове Дорошенко, налив вина, говорил: «Пью на том, что мне не отдавать булавы Ивану Самойловичу, силою у меня Ивану Самойловичу булавы не взять!» «Не отдадим булавы никогда, – говорили начальные люди, – а если попович (Самойлович) станет ее у нас насильно отнимать, то мы будем за нее биться». «Бог судья гетману Ивану Самойловичу, – продолжал Дорошенко, – город Чигирин всему Малороссийскому краю от бусурман не малая защита; надобно бы ему в Чигирин клейнот прибавить, а он и последний отнимает и хлеба к нам привозить на продажу заказал, а пишет ко мне так, как я и к хлопцу своему не пишу». За столом сидели запорожцы, шесть человек, присланные за тем, чтоб Дорошенко с клейнотами и булавою ехал к ним на кош. Подпивши, Дорошенко обратился к ним: «Не выдайте вы меня, как донцы Стеньку Разина выдали; пусть донцы выдают, а вы не выдавайте». «Не выдадим!» – отвечали запорожцы. Между тем Самойлович действовал, чтоб ускорить развязку тяжелого для него дела: он двинул к Днепру войско с семью полковниками; из них черниговский, Василий Бурковский, переправился за Днепр с выборными от всех полков людьми и 18 марта приблизился к Чигирину. Дорошенко вышел из города, окруженный своею пехотою, и послал спросить: зачем пришли и по чьему указу? «Государь требует и все войско тебя увещевает: принеси присягу и сложи начальство», – отвечал Бурковский. |
| Только Остап Бендер — это прохиндей, живущий между царствами: т.е. революция прошла, царский режим рухнул, советская власть ещё пока гайки не закрутила, и вот в этом свободном времени этот прохиндей живёт. А Тёркин — это такой народный герой, который тоже на цитаты расходится. Он такой узнаваемый тип, мужичок, работяга, он везде есть, его сразу узнаёшь. Знаете, может, я бы даже сказал — из русских сказок такой Микула Селянинович. Там же в русских сказках есть Илья Муромец, Алёша Попович, Василиса Микулишна, а есть такой крестьянин Микула Селянинович, который вроде незаметный, но он всех сильней. Он хитрый по-своему, мудрый, сильный, работящий. Твардовский как бы нарисовал новый образ русского человека на войне — Василия Тёркина. Это же узнаваемый образ: в каждом полку был свой Василий Тёркин — гармонист, шутник, смелый воин. Так что Твардовский как бы здесь нащупал жилу такую, он срезонировал на очень серьёзные вещи в народной жизни. А что должен сделать поэт? — Он должен уловить общие вибрации духовной жизни и суметь воплотить их в таком узнаваемом правильном поэтическом образе. У Твардовского это получилось. Потом, у него есть отдельная жизнь — это его редакторство в «Новом мире». Я там, конечно, не изучал все эти вещи доподлинно: не читал архивов, дневников. Что-то где-то мне попадалось в руки: например, я читал дневник Вампилова, и там он поминает частые посиделки с Твардовским. Он хорошо про него пишет, как молодой человек пишет с уважением про старшего маститого коллегу. Я не изучал, повторяю, жизнь Твардовского, но ничего плохого про него сказать не могу. Я помню тот момент, когда его хоронили, когда Солженицын подошёл к нему и перекрестил его, что было, вообще, знаком великого мужества: на официальных похоронах одного из редакторов ведущего советского журнала — такое. Я так понимаю, что он много сделал для литературы, для интеллектуальной и духовной жизни нашего русского народа в непонятных советских условиях. Он не бесталанный человек: он по-своему талантливый человек, нашедший свою форму, свой язык, своего героя. |
| Ярославское изгнание Марины, ознаменованное пожаром в самых комнатах бывшей царицы, происшедшим на третий же день по приезде её в Ярославль, продолжалось около двух лет и прекратилось вследствие договора, заключенного царем Шуйским с поляками, 15 июля 1608 г. 19 Из восьми статей этого договора следующие три прямо касались Марины: 1) Воеводу Сендомирского с дочерью и всех ляхов освободить и дать им нужное для путешествия до границы. 2) Воеводе Сендомирскому не называть нового обманщика своим зятем и не выдавать за него дочери. 3) Марине не именоваться и не писаться Московской царицей. Клятвенно обязавшись не нарушать этих условий, Марина, отец её и другие поляки выехали из Ярославля и, под надзором князя Владимира Долгорукого с отрядом боярских детей – следовали на Углич, Тверь и Белый к смоленской границе. Но все эти пленники, замечает Болтин «в самое то время, как языком клялися, в сердце своем противное уже умышляли» 20 . Им, конечно, было очень хорошо известно, что язва самозванства, въевшаяся тогда в тело России, разделяла русских на несколько враждебных лагерей, с которыми никак не мог управиться всероссийский самодержец Василий Иванович Шуйский. К тому же, старик Мнишек и дочь его, честолюбивая не менее отца, не могла не знать, что в их родном Самборе воскрес, под покровительством старой паньи воеводины Сендомирской, новый царь Дмитрий – не то попович, не то дьяк, может быть школьный учитель, даже, говорят, жидок 21 , стоявший теперь в подмосковном селе Тушине, куда, с некоторого времени, начали стекаться к нему все враги законного порядка и только что пришел со своим семитысячным отрядом Ян-Петр Сапега, знатный и отважный искатель приключений, бесстыдно говоривший: «Мы жалуем в цари Московские, кого хотим» 22 . Следовательно Сендомирскому воеводе был полный простор выбирать любое: или поскорее удалиться с дочерью в Сендомир и Самбор, где спокойно и роскошно доживать век по образу и подобию своих магнатов прадедов, или – еще раз попытать счастья, связавшись с новым претендентом на русский престол. Честолюбивый старик выбрал последнее – и вследствие этого, 16 августа 1608 г., пленников, сопровождаемых князем Долгоруким, внезапно окружили в Бельском уезде, наездники Зборовский и Стадницкий, высланные из Тушина с 2 тыс. отрядом всякой сволочи. Князь Долгорукий, боярские дети которого все разбрелись по своим поместьям, не мог или не хотел защищаться и ускакал в Москву, а Зборовский с Стадницким, объявив Марине, что супруг ждет ее с нетерпением, вручили старому Мнишку грамотку Тушинского царька, исполненную желаний скорейшего свидания и законченную тем, что старой панье воеводине Сендомирской, не без дела сидевшей в Польше все известно 23 . Посоветовавшись между собою, Мнишек и дочь его – повернули в Тушино 24 . |
| Весенний цикл обрядов и праздников заканчивался Троицей (50-й день от Пасхи ), которая знаменовала также переход к лету. Из всех восточных славян троицкая обрядность и праздничность наибольшее развитие получили у русских. На Троицу гуляли в лугах и лесах. Украшали церкви и дома молодой растительностью, берёзками. Основными исполнителями обрядовых действий были девушки и женщины. Летняя купальская обрядность не была столь выразительна у русских. Она заключалась в молодёжных гуляниях с зажиганием костров, игр в обливание водой. На Купалу собирали целебные травы. Летние праздники и молодёжные гуляния заканчивались на Петров день (29 июня старого стиля). В предпраздничную ночь молодёжь гуляла до рассвета - " встречали солнце " . Принято было собирать всё, что не прибрано, озорничать. Многие шумели, пели, били в печные заслонки и т. п. Фольклор Древним постепенно угасающим видом народной поэзии у русских был обрядовый фольклор, сопровождающий семейные и календарные обряды. Основу обрядового фольклора составляли песни. Среди свадебных песен выделялись величальные, шуточные-корильные, метафорически-описательные и др. Календарные песни были тесно связаны с обрядами. К обрядовому фольклору примыкали заговоры, применявшиеся по самым различным поводам. К архаическим жанрам фольклора относился героический эпос, который у русских сохранился в живом бытовании до XX века. Специфически русской формой историко-эпического жанра были былины. Любимым былинным героем был богатырь Илья Муромец, которому приписывали многие подвиги, а также Добрыня Никитич, Алёша Попович, Василий Буслаев. Широкое развитие со второй половины XVI века получили у русских исторические песни, в которых изображались конкретные исторические события XVI - XIX вв. Наиболее специфические русские сюжеты встречаются главным образом в бытовых, сатирических и анекдотических сказках. Особенно большое место занимала сказка в семейном быту. Широко бытовали произведения несказочной фольклорной прозы - легенды и предания, в которых память о реальных событиях переплеталась со сказочными сюжетами. Ранние восточнославянские предания оказали влияние на древнерусское летописание ( " Повесть временных лет " ) и далее отразили борьбу с монголо-татарами ( " мамаями " ) и другими внешними врагами. Существовали предания об Иоанне Грозном и о Петре I , о С. Т. Разине и о Е. И. Пугачёве , о казачьем генерале Платове ). Воспоминания о древних дохристианских верованиях содержали мифологические былички - рассказы о домовых, леших, водяных и проч. Различные стороны народной жизни освещались в пословицах, поговорках, загадках - эти жанры сохраняются до наших дней. |
| После перехода (в начале 1908 г.) Евгения Летицы на сараевскую митрополию, стала вакантной кафедра банялуцко-бихачской митрополии. По этому поводу банялуцко-бихачская сербская православная община в марте 1908 года вынесла следующую резолюцию. „Остаемся при своем прежде принятом решении, что мы имеем право избирать митрополита, а чтобы он не был назначаем. Решительно протестуем против назначения иностранцев. Решительно отказываемся от правительственных кандидатов, так как они не обеспечивают мир в недрах нашей церкви». Такая резолюция конечно весьма не понравилась оккупационным властям 155 . В заседании великого духовного суда в Сараеве в октябре 1907 г. предложены следующие кандидаты на банялуцко-бихачскую митрополию: Василий Попович, архимандрит, член епархиального духовного суда в Сараеве, Феодор Говедарица, архимандрит, член епархиального духовного суда в Мостаре, Симеон Попович, иеромонах, законоучитель сараевской гимназии. Назывались еще кандидаты: Иларион Радонич, протосинколл, ректор рельевской семинарии и Владимир Боберич, синкелл, профессор 156 . Это – кандидаты правительственные. Православной же церковной общине банялуцкой хотелось видеть в числе кандидатов природных своих сынов, заслуженных и популярных местных уроженцев, действовавших за одно с народом, борцов за народные права: архимандритов Евстафия Гатчиновича, Христофора Михайловича и Михаила Иовичича. Эти лица – говорили члены общины – поняли бы народные потребности и сумели бы их удовлетворить, к ним народ имел бы полное доверие 157 . Однако желаниям народа не суждено было исполниться. Высочайшим указом от 29 августа 1808 г. на кафедру баняуцко-бихачской епархии назначен первый из правительственных кандидатов, архимандрит Василий Попович. Новоназначенный митрополит Василий родился в 1860 году в Маевице, в Боснии. Основную школу прошел на родине, а семинарию окончил в Белграде в 1883 году. Рукоположен в диакона и пресвитера 24 и 26 августа 1884 года. Произведен в протопресвитера в 1888 г. и назначен членом сараевской консистории в 1893 году. |
| 554 В заседании великого духовного суда в Сараеве в октябре 1907 г. предложены следующие кандидаты на баньялуцко-бихачскую митрополию: Василий Попович, архимандрит, член епархиального духовного суда в Сараеве, Феодор Говедарица, архимандрит, член епархиального духовного суда в Мостаре, Симеон Попович, иеромонах, законоучитель сараевской гимназии. Назывались еще кандидаты: Иларион Радонич, протосинкел, ректор рельевской семинарии и Владимир Баберич, синкел, профессор. 555 Это – кандидаты правительственные. Православной же церковной общине баньялуцкой хотелось видеть в числе кандидатов природных своих сынов, заслуженных и популярных местных уроженцев, действовавших за одно с народом, борцов за народные права: архи- —653— мандритов Евстафия Гатчиновича, Христофора Михайловича и Михаила Иовичича. Эти лица – говорили члены общины – поняли бы народные потребности и сумели бы их удовлетворить, к ним народ имел бы полное доверие. 556 Однако желаниям народа не суждено было исполниться. Высочайшим указом от 29 августа 1908 г. на кафедру баньялуцко-бихачской епархии назначен первый из правительственных кандидатов архимандрит Василий Попович. Новоназначенный митрополит Василий родился в 1860 году в Majebuцe в Боснии. Основную школу прошел на родине, а семинарию окончил в Белграде в 1883 году. Рукоположен в диакона и пресвитера 24 и 26 августа 1884 года. Произведен в протопресвитера в 1888 г. и назначен членом сараевской консистории в 1893 году. Был некоторое время редактором «Дабро-босанского Источника» и ректором рельевского богословского училища. После смерти жены в 1907 г. принял монашество в монастыре Житомысличе и вскоре возведен в сан архимандрита. Отличен кавалерским крестом ордена Франца Иосифа. 557 28-го сентября 1908 года в Баньялуке совершена была его хиротония тремя босно-герцеговинскими митрополитами – дабро-боснийским Евгением, герцеговинско-захолмским Петром и зворнико-тузланским Григорием. за границы» под общим заглавием «Церковная жизнь у славян» помещена следующая заметка: «Православную церковь в католической Австрии ждет новое испытание. |
|
|
