| На другой день доложили батюшке, что крестьяне явились на барский двор с повинною. Батюшка вышел к ним на крыльцо. При его появлении мужики стали на колени. – Ну что, дураки, – сказал он им, – зачем вы вздумали бунтовать? – Виноваты, государь ты наш, – отвечали они в голос. – То-то, виноваты. Напроказят, да и сами не рады. Прощаю вас для радости, что бог привел мне свидеться с сыном Петром Андреичем. – Виноваты! Конечно, виноваты. – Ну, добро: повинную голову меч не сечет. Бог дал вёдро, пора бы сено убрать; а вы, дурачье, целые три дня что делали? Староста! Нарядить поголовно на сенокос; да смотри, рыжая бестия, чтоб у меня к Ильину дню 38 всё сено было в копнах. Убирайтесь. Мужики поклонились и пошли на барщину как ни в чем не бывало. Рана Швабрина оказалась не смертельна. Его с конвоем отправили в Казань. Я видел из окна, как его уложили в телегу. Взоры наши встретились, он потупил голову, а я поспешно отошел от окна. Я боялся показывать вид, что торжествую над несчастием и унижением недруга. Гринев должен был отправиться далее. Я решился за ним последовать, несмотря на мое желание пробыть еще несколько дней посреди моего семейства. Накануне похода я пришел к моим родителям и по тогдашнему обыкновению поклонился им в ноги, прося их благословения на брак с Марьей Ивановной. Старики меня подняли и в радостных слезах изъявили свое согласие. Я привел к ним Марью Ивановну бледную и трепещущую. Нас благословили… Что чувствовал я, того не стану описывать. Кто бывал в моем положении, тот и без того меня поймет, – кто не бывал, о том только могу пожалеть и советовать, пока еще время не ушло, влюбиться и получить от родителей благословение. На другой день полк собрался. Гринев распростился с нашим семейством. Все мы были уверены, что военные действия скоро будут прекращены; через месяц я надеялся быть супругом. Марья Ивановна, прощаясь со мною, поцеловала меня при всех. Я сел верхом. Савельич опять за мною последовал – и полк ушел. Долго смотрел я издали на сельский дом, опять мною покидаемый. Мрачное предчувствие тревожило меня. Кто-то мне шептал, что не все несчастия для меня миновались. Сердце чуяло новую бурю. |
| Александр Грин (настоящее имя Александр Степанович Гриневский) родился в 1880 году в городе Слободском Вятской губернии. После рождения сына Александра Гриневские прожили в Слободском пять месяцев и перебрались в губернскую Вятку. Александр Грин (настоящее имя Александр Степанович Гриневский) родился в 1880 году в городе Слободском Вятской губернии. После рождения сына Александра Гриневские прожили в Слободском пять месяцев и перебрались в губернскую Вятку. Как засаливают знаменитые истобенские огурцы? а) Укладывают огурцы и пряности в еловые бочки и опускают в реку на зиму б) Засыпают огурцы морской солью в больших баках, без воды в) Заливают огурцы кислым молоком, добавляют пряности г) Огурцы вместе с рыжиками и белыми грибами заливают рассолом Истобенские соленые огурцы славятся по всей России. Бочки из еловых досок в Истобенске (город в Кировской области) замачивают, дезинфицируют, затем укладывают в бочки огурцы, чередуя с пряностями и приправами, и заливают чистой ледяной водой, в которой уже растворена соль. Бочки закрывают и опускают в реку. Всю зиму огурцы «доходят», становятся хрусткими и приобретают совершенно неповторимый вкус. Истобенские огурцы — отличный сувенир из Вятки! Истобенские соленые огурцы славятся по всей России. Бочки из еловых досок в Истобенске (город в Кировской области) замачивают, дезинфицируют, затем укладывают в бочки огурцы, чередуя с пряностями и приправами, и заливают чистой ледяной водой, в которой уже растворена соль. Бочки закрывают и опускают в реку. Всю зиму огурцы «доходят», становятся хрусткими и приобретают совершенно неповторимый вкус. Истобенские огурцы — отличный сувенир из Вятки! Истобенские соленые огурцы славятся по всей России. Бочки из еловых досок в Истобенске (город в Кировской области) замачивают, дезинфицируют, затем укладывают в бочки огурцы, чередуя с пряностями и приправами, и заливают чистой ледяной водой, в которой уже растворена соль. Бочки закрывают и опускают в реку. Всю зиму огурцы «доходят», становятся хрусткими и приобретают совершенно неповторимый вкус. Истобенские огурцы — отличный сувенир из Вятки! |
| И что бы с ней было, если б не оказалось вдруг, что Гринев — знакомый Зурова, если бы не вовремя отданный долг — как в свое время отданный разбойнику тулупчик спас главного героя от пугачевской казни. В пушкинском мире присутствует поразительное сцепление обстоятельств, там все под присмотром, все для чего-то нужно. Это удивительно тонкая работа, где одно действие цепляется за другое, но когда мы это читаем, то, как правило, не замечаем. И это хорошо, что не замечаем. Пушкинский текст так устроен, что мы можем просто по нему скользить и получать невероятное удовольствие от этого волшебного складывания слов. Но если на секунду остановиться и попытаться понять эту механику, насколько можно ее понять, мы увидим эту связь, мотивы поступков героев. Вернемся к понятию чести. Да, безусловно, Гринев — человек чести. Человеком чести является капитан Миронов. Человеком без чести становится Швабрин. И здесь у Пушкина, который, как правило, не стремился упрощать своих героев, очень жесткий закон: человек, способный оклеветать девушку, способен изменить присяге. Пушкин в каком-то смысле идет на упрощение человеческого характера, потому что ему очень важно показать, подчеркнуть, выявить благородство и низость, противопоставить высоту и подлость разных людей. Это не Достоевский, где одно и другое может соединяться в душе одного человека. Пушкин как бы разводит эти качества и рисует идеальную картину мира, где добро есть добро, а зло — это зло. И только для Пугачева делает исключение, соединяя в нем жестокость и милосердие. Так роман получает тот необходимый объем, который при «историческом», «документальном» Пугачеве оказался бы плоским. Художник все-таки важнее историка. «Капитанская дочка», безусловно, самое христианское произведение русской литературы, ибо в нем чувствуется Божий Промысл. Люди, которые ведут себя в соответствии с Божьими заповедями, получают награду, потому что Промысл не бросает тех, кто к нему обращается, и приходит к ним на помощь. «Капитанская дочка» — это в каком-то смысле повесть о взаимодействии земли и Неба. |
| Во-первых, этой повести предшествовала, как известно, «История Пугачевского бунта», по отношению к которой «Капитанская дочка» — формально своего рода художественное приложение, а в сущности, преломление, преображение исторических взглядов автора, в том числе на личность Пугачева, что очень точно заметила Цветаева в эссе «Мой Пушкин». Да и вообще неслучайно Пушкин опубликовал повесть в «Современнике» не под своим именем, но в жанре семейных записок, якобы доставшихся издателю от одного из потомков Гринева, а от себя дал лишь название и эпиграфы к главам. А во-вторых, у «Капитанской дочки» есть другой предшественник и спутник — неоконченный роман «Дубровский», и два этих произведения связывают очень прихотливые взаимоотношения. К кому ближе Владимир Дубровский — к Гриневу или к Швабрину? Нравственно — конечно к первому. А исторически? Дубровский и Швабрин оба — изменники дворянству, пусть и по разным причинам, и оба дурно заканчивают. Быть может, именно в этом парадоксальном сходстве и можно найти объяснение тому, почему Пушкин отказался от дальнейшей работы над «Дубровским» и из не до конца очерченного, несколько смутного, печального образа главного героя возникла пара Гринев и Швабрин, где у каждого внешнее соответствует внутреннему и оба получают по делам своим, как в нравоучительной сказке. «Капитанская дочка», собственно, и написана по сказочным законам. Герой ведет себя щедро и благородно по отношению к случайным и необязательным, казалось бы, людям — офицеру, который, пользуясь его неопытностью, обыгрывает его в бильярд, платит сто рублей проигрыша, случайного прохожего, который вывел его на дорогу, угощает водкой и дарит ему заячий тулуп, и за это позднее они отплачивают ему великим добром. Так Иван-царевич бескорыстно спасает щуку или горлицу, а они за это помогают ему одолеть Кащея. Дядька же Гринева Савельич (в сказке это был бы «серый волк» или «конек-горбунок») при несомненной теплоте и обаянии этого образа сюжетно выглядит как помеха гриневской сказочной правильности: он против того, чтобы «дитя» платило карточный долг и награждало Пугачева, из-за него Гринева ранят на дуэли, из-за него он попадает в плен к солдатам самозванца, когда едет выручать Машу Миронову. Но в то же время Савельич заступается за барина перед Пугачевым и подает ему реестр разграбленных вещей, благодаря чему Гринев получает в качестве компенсации лошадь, на которой совершает выезды из осажденного Оренбурга. |
| Под присмотром свыше Тут нет нарочитости. В прозе Пушкина незримо присутствует сцепление обстоятельств, но оно не искусственно, а естественно и иерархично. Пушкинская сказочность оборачивается высшим реализмом, то есть действительным и действенным Божьим присутствием в мире людей. Провидение (но не автор, как, например, Толстой в «Войне и мире», убирающий со сцены Элен Курагину, когда ему необходимо сделать Пьера свободным) ведет героев Пушкина. Это нисколько не отменяет известную формулу «какую штуку удрала со мной Татьяна, она вышла замуж» — просто судьба Татьяны и есть проявление высшей воли, которую ей дано распознавать. И такой же дар послушания есть у бесприданницы Маши Мироновой, которая мудро не торопится замуж за Петрушу Гринева (вариант попытки брака без родительского благословления полусерьезно-полупародийно представлен в «Метели», и известно, к чему он приводит), а полагается на Провидение, лучше знающее, что надо для ее счастья и когда придет его время. В пушкинском мире все находится под присмотром свыше, но все же и Маша Миронова, и Лиза Муромская из «Барышни-крестьянки» были счастливее Татьяны Лариной. Почему — Бог весть. Это мучило Розанова, для которого усталый взгляд Татьяны, обращенный к мужу, перечеркивает всю ее жизнь, но единственное, чем могла бы она утешиться — именно она стала женским символом верности, черты, которую почитал Пушкин и в мужчинах, и в женщинах, хоть и вкладывал в них разные смыслы. Один из самых устойчивых мотивов в «Капитанской дочке» — мотив девичьей невинности, девичьей чести, так что эпиграф к повести «Береги честь смолоду» может быть отнесен не только к Гриневу, но и к Маше Мироновой, и ее история сохранения чести не менее драматична, чем его. Угроза подвергнуться насилию — самое страшное и реальное, что может произойти с капитанской дочкой на протяжении практически всего повествования. Ей угрожает Швабрин, потенциально ей угрожают Пугачев и его люди (не случайно Швабрин пугает Машу судьбой Лизаветы Харловой, жены коменданта Нижнеозерской крепости, которая после того как муж ее был убит, стала наложницей Пугачева), наконец, ей угрожает и Зурин. Вспомним, что, когда солдаты Зурина задерживают Гринева как «государева кума», следует приказ офицера: «отвести меня в острог, а хозяюшку к себе привести». И потом, когда все разъясняется, Зурин просит извинения перед дамой за своих гусар. |
| И в самом деле, нечто в этом роде было, но было вот как: Гриневич посоветовался с дочерью, принять или не принять обязательное предложение? Она спокойно отвечала отцу, что можно принять и не принять. – То-то, кажется, нет зазора принять! – резонировал старик. – Пожалуй, зазора нет, – ответила ему дочь. – А не принять как будто еще достойнее? – А уж про это и говорить нечего. – Так я сам лучше поблагодаря и не приму? – Сделавши так, ты, папа, поступишь, как следует. – Правда: ведь я, дитя мое, уж стар. – Конечно, тебе уж шестьдесят пять лет! – Ну да, уж не до службы, а денег хоть и мало… – Да не на что тебе их больше, папа. – Совершенная правда! ты пристроилась, а мы стары. Нет; да мимо меня идет чаша сия! – решил, махнув рукой, старый Гриневич и отказался от места, сказав, что места нужны молодым, которые могут быть на службе гораздо полезнее старика, а мне-де пора на покой; и через год с небольшим действительно получил покой в безвестных краях и три аршина земли на городском кладбище, куда вслед за собою призвал вскоре и жену. Генеральша осиротела. Нива смерти зреет быстро. Вслед за Гриневичами умерла вскоре и старуха Висленева. Проживя с год при сыне в одном из отдаленных городов и затем в Петербурге, она вернулась домой с окончившею курс красавицей дочерью, Ларисою, и не успела путем осмотреться на старом пепелище в своем флигельке, как тоже скончалась. С Александрой Ивановной старуха вначале избегала встреч и сближения, но в последнее время своей жизни пламенела к ней благоговейною любовью. Этот всех удививший переворот в чувствах доживавшей свой век Висленевой к молодой генеральше не имел иных объяснений, кроме старушечьей прихоти и фантазии, тем более что произошло это вдруг и неожиданно. Старуха в тяжкой болезни однажды спала после обеда и позвонила. В комнатах никого не случилось, кроме Синтяниной, пришедшей навестить Ларису. Генеральша взошла на зов старушки, и через час их застали обнявшихся и плачущих. С этих пор собственное имя Александры Ивановны не произносилось устами умиравшей старушки, а всякий раз, когда она хотела увидать генеральшу, она говорила: « Пошлите мне мою праведницу». |
| Честь и нелицемерная преданность Престолу и родине,- вот к чему сводится весь нравственный кодекс старого Гринева. Воспитавшись в школе, созданной Преобразователем, Гринев усвоил себе самый возвышенный взгляд на значение царской службы. Он видел в ней не путь к наживе и карьере, а священный долг каждого дворянина и средство к выработке ума и характера молодого человека. Никем не побуждаемый, двенадцать лет спустя после освобождения дворян от обязательной службы, он, по собственному почину, отправляет сына на дальнюю окраину понюхать пороху и тянуть невеселую армейскую лямку. Он был твердо убежден, что пребывание в Оренбургской крепости принесет его сыну громадную пользу и превратит его из недоросля и маменькина сынка в человека долга и серьезного взгляда на жизнь. Когда Гринев узнает об обвинительном приговоре Императрицы над его сыном, он приходит в отчаяние не потому, что сын оказался в числе опальных, а потому, что он был признан изменником, нарушившим присягу и перешедшим на сторону Пугачева. Не горькая участь сына, а его мнимая низость,- вот что убивало старого Гринева. Он справился бы с своим горем, если бы его сын поплатился жизнью, отстаивая правое, святое дело, но он никогда не мог бы примириться с подлым поступком сына, хотя бы этот поступок и не повлек за собою никакого наказания. Кто не помнит прекрасных слов старого Гринева, произнесенных после того, как он узнает, что Императрица, из уважения к его заслугам и преклонным летам, помиловала его мнимо-преступного сына и, избавив его от позорной казни, повелела сослать в Сибирь на поселение. «Как! повторял, выходя из себя Андрей Петрович: сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на любом месте, отстаивая то, что почитал святыней совести, отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым. Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками и убийцами, с беглыми холопьями!... Стыд и срам нашему роду!»... В этих словах сказывается и печаль отца, и доблесть гражданина; они проливают яркий свет на старого Гринева и привлекают к нему наше сочувствие. Эти слова доказывают, что Гринев, в случае надобности, не остановился бы для спасения родины перед самыми тяжелыми жертвами, и что его преданность России, короне и долгу была не пустым звуком, а несокрушимым убеждением. Если б судьба столкнула его с Пугачевым, он умер бы такою же прекрасной смертью, как и капитан Миронов. |
| «На службу не напрашивайся, от службы не отговаривайся», – это, пословица, в которой выразились житейская мудрость и нравственные воззрения нашего служилого сословия. Вторая половина этой пословицы, заключает косвенное порицание всякой попытки уклониться от службы, избегнуть сопряженных с нею тягостей и опасностей, первая сводится к совету не искушать Провидение, не играть жизнью, не выскакивать вперед, не обращать на себя искусственно внимания начальства и не возбуждать тем зависти и ненависти в товарищах. Пословица, о которой идет речь, имеет несколько вариантов. В известном сборнике Даля «Пословицы русского народа» (изд. 2-е, I, 297) приводятся следующие три варианта ее: «На службу не напрашивайся (не накупайся), от службы не отпрашивайся» (не откупайся); «на службу не набивайся, а от службы не отрекайся»; «ни на службу вскачь, ни от службы прочь». К этому же разряду пословиц принадлежала и народная поговорка о найме рекрут: «Грешно чужою кровью откупаться». Кроме пословицы о чести, которую приводит Гринев, и ее варианта: «Береги честь с молоду, а здоровье под старость», есть еще несколько прекрасных русских пословиц о чести: «за честь (за стыд) голова гинет» (погибает); «за честь – хоть голову с плеч» (хоть голову снесть); «за совесть да за честь – хоть голову снесть». (Даль, I, 374). Петр Андреевич Гринев в самом начале своих записок говорит: «Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли в младенчестве». Отмечая эти подробности, Пушкин хотел быть верным действительности. Как известно, в старину смертность между детьми была ужасающая. Екатерина Великая не без наивности писала в своем «Наказе» (§ 256): «мужики большою частью имеют по двенадцати, пятнадцати и до двадцати детей из одного супружества; однако, редко и четвертая часть оных приходит в совершенный возраст. Чего для непременно должен тут быть какой-нибудь порок, или в пище, или в образе их жизни, или в воспитании, который причиняет гибель сей надежде государства». Явление, которое так поражало Императрицу Екатерину среди крестьян, существовало в прежние времена, благодаря первобытному уходу за детьми, отсутствие врачебной помощи и другим причинам, и в дворянской среде. |
| «Все это неправда. Не знаю – зачем так понадобилось унизить отца? Неужели думал, что это принесет отцу ореол мученичества, из которого он вышел? Или это просто литературный оборот?» На самом деле, если внимательно и беспристрастно прочитать «Автобиографическую повесть», за внешней раздражительностью Гриневского-старшего встает образ человека, глубоко любящего своих домашних, бесконечно им преданного и прожившего тяжелую жизнь во имя других. Грин сохранил детскую обиду на отца, который мог влепить ему затрещину за непонятливость, хотя при этом Степан Евсеевич никогда не отказывался помогать ребенку делать домашние задания; мог оставить его без обеда или заставить простоять на коленях, мог оскорблять, говоря: «Тебя мало убить, мерзавца!», «Что скажут такие-то и такие-то?», и с точки зрения педагогики был, несомненно, плохим воспитателем, но этот же человек был готов душу за сына положить, пойти на прямое преступление – речь об этом еще пойдет – и, читая страницы, посвященные Степану Евсеевичу, помимо обиды Грина и по воле его таланта, начинаешь испытывать сочувствие к человеку, жившему не столько по своему хотению, сколько по долгу. Все дело в том, что сын у него был очень непростой. Отношения у Саши Гриневского не складывались ни с кем – ни с домашними, ни с учителями, ни с учениками. Но именно последним обязана русская литература появлению псевдонима Грин. «Меня дразнили двумя кличками: „Грин-блин“ и „Колдун“. Последняя кличка произошла потому, что, начитавшись книги Дебароля „Тайны руки“, я начал всем предсказывать будущее по линиям ладони. В общем, сверстники меня не любили; друзей у меня не было». Переход довольно странный: какая связь между гаданиями по руке и нелюбовью сверстников – разве что участь Кассандры. Очевидно, что Грин многого не договаривал в своих беллетризованных мемуарах и давал лишь те объяснения, которые отвечали его литературным целям. После окончания подготовительного класса дела его были так плохи, что отец вынужден был забрать мальчика на год из училища, и Грин провел этот год дома, по собственному признанию «не очень скучая о классе». |
| Пугачев, со всеми его казацкими свычаями и обычаями, был возможен, конечно, только в России, но люди, подобные Пугачеву, встречались и встречаются во все времена и у всех народов. Савельич, на ряду с Калебом, никогда не утратит значения, как тип преданного слуги и один из привлекательнейших по трогательному комизму характеров, какие только существуют в литературе. Гринев-отец и Гринев-сын, Иван Кузьмич, Иван Игнатьич и Василиса Егоровна - все они чрезвычайно своеобразны и интересны, как характеры. Екатерина II «Капитанской дочки» является как бы воплощением просвещенного абсолютизма XVIII века. Вообще, по сложности, по глубине, по оригинальности и по разработке характеров «Капитанская дочка» принадлежит к числу гениальнейших романов. Мастерски обрисовывая и освещая самые сложные характеры путем особенно рельефного воспроизведения их основных черта, Пушкин систематически воздерживался в «Капитанской дочке» от столь распространенного ныне многословного анализа каждого душевного движения своих героев и героинь. В «Капитанской дочке» нет и помину о том, если можно так выразиться, психологическом пережевывании, без которого не могут ступить шагу наши новейшие романисты, ничего не оставляющие для воображения читателя и твердо убежденные, что ему нужно объяснять до мельчайших подробностей, что чувствовали и думали те или другие лица при тех или других обстоятельствах. Устраняя из «Капитанской дочки» все ненужные подробности, Пушкин прибегал к психологическому анализу лишь в тех случаях, когда без него никак нельзя было обойтись. Так, например, поэт сравнительно долго останавливался на душевном состоянии Гринева в те минуты, когда Пугачев сначала велел его повесить, а потом возвратил ему свободу. Если бы Пушкин не разъяснил тех «смутных чувствований», благодаря которым Петр Андреич, потрясенный зрелищем казней и переживший в немногие мгновения весь ужас прощания с жизнью, находился в полубессознательном состоянии, нам было бы непонятно, каким образом такой рыцарь чести, как он, мог стоять перед Пугачевым на коленях, не оказывая сопротивления тем, кто принуждал его к этому унижению. |
|
|
