| 675 Гриневич К. Э. Указ. соч. – С. 101; Сорочан С. Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Херсонес... – С. 173, 182–187. 676 Гриневич К. Э. Раскопки в Херсонесе в 1927 и 1928 гг. (Предварительный отчет)//Крым. – М.; Л., 1929. – (9). – С. 30–32. Е. Ю. Кленина и С. Г. Рыжов считают ее синхронной приморской башне I средневековой оборонительной линии, что, разумеется, невозможно, ибо башня, сама античная, не могла быть построена «на остатках древнегреческой стены» (Ранневизантийские сакральные постройки... – С. 27–28). 677 Уваров А. С. Христианская символика. – С. 119. Вообще, как показывает изучение агиографии, византийцы, в отличие от современных историков архитектуры и строительного дела, не соблюдали строгую терминологию в отношении культовых сооружений и подчас обозначали храм сразу несколькими словами-синонимами (экклесия, евктирия, наос, мартирий, себасмос икос – «честный дом» и др.) (ср.: Афиногенов Д. Е. Наименование культовых сооружений и их частей в церковно-славянском переводе Жития св. Феодора Сикеота//Культовые памятники в мировой культуре: археологический, исторический и философский аспекты. V Международ. Крым. конф. по религовед. Тезисы докл. и сообщ. – Севастополь, 2003. – С. 5). 680 Размеры плинфы: 27 (28) х 27 (28) х 2,5 (3) см. Ср.: Борисова В. В. Строительные керамические материалы Херсонеса//Керамическое производство и античные керамические строительные материалы/САИ Вып. Г1–20. – М., 1966. – С. 49. Обмеры склепа, который находится в аварийном состоянии, с частично обрушенным сводом, были выполнены во время натурных работ автора в июле 2002 г. 681 Отчет за 1901 год. – Л. 13–14; Раскопки в Таврической губернии 1) В Херсонесе//ОАК за 1891 год. – С. 13. 684 См.: Раскопки в Таврической губернии 1) В Херсонесе//ОАК за 1891 год. – С. 13; Косцюшко-Валюжинич К. К. Отчет о раскопках в Херсонесе в 1901 году. – С. 66–67, 70; Сорочан С. Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Жизнь и гибель Херсонеса. – С. 647–648. 687 The Canons of the Council in Trullo//The Council in Trullo Revisited/Ed. by G. Nedungau, M. Featherstone (Kanonika, 6). – Roma, 1995. – R156. |
| 1290 Романчук А. И. Особенности планировки и стратиграфии второго портового квартала Херсонесского городища//Проблемы истории и археологии Украины. Науч. конф. – Харьков, 1997. – С. 61; Сорочан С. Б. Византия IV–IX веков... – С. 298. Вместе с тем, не замечая противоречия своим собственным наблюдениям, А. И. Романчук пишет: «...во II–III вв. сооружены куртины 25 и 26» (Очерки истории и археологии... – С. 52). К. Э. Гриневич полагал, что кладка 22 куртины «не древнее позднеримского времени», но, по мнению И. А. Антоновой, эта куртина была возобновлена на ее нынешнем месте позже римского времени (Гриневич К. Э. Стены Херсонеса Таврического. Ч. 2//X. сб. – 1927. – Вып. 2. – С. 36, 37–38; Антонова И. А. Юго-восточный участок оборонительных стен Херсонеса. – С. 118). 1291 См.: Отчет за 1898 год. – Л. 25–26; Извлечение из отчета... – С. 123. К. К. Косцюшко-Валюжинич относил к туалетам небольшие (1,85 х 1,85 м), парные, размещенные друг против друга помещения, находившиеся внутри раннесредневековой, прямоугольной снаружи и крестовой внутри приморской башни XX (10, 96 х 11,16 м) в углу «цитадели». Ее кладка из прямоугольных и квадратных плит на прекрасной извести, со швами, замазанными цемянкой, напоминала кладку базилик VI–VII вв., отчего у А. Л. Якобсона создалось впечатление, что это не столько башня, сколько какое-то общественное сооружение, которое строители стремились выделить сводом, оштукатуренными внутри стенами, каким-то навесом (?) на трех массивных квадратных столбах слева от входа. Однако здесь нет системы канализации, стоков, других признаков отхожих мест. Гораздо вероятнее, что коморки служили караульными помещениями для стражи у входа шириной 1,55 м в эту угловую башню необычной кладки, конструкции и, видимо, особого назначения (Отчет за 1906 год. – Л. 28 об.; Таврическая губерния. Раскопки в Херсонесе//ОАК за 1906 год. – С. 60–62, рис. 68–69, maбл.II; см.: Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес. – С. 103–106, рис. 27–29; Сорочан С. Б., Зубарь В. М., Марченко Л. В. Жизнь и гибель... – С. 527, 528). |
| – С. 101). 1335 Подр. см.: Бертье-Делагард А. Л. О Херсонесе. – С. 87–166, табл. II; Гриневич К. Э. Стены Херсонеса Таврического. Ч. 1–3//X. сб. – 1926. – Вып. 1. – С. 1–72; 1927. – Вып. 2. – С. 5–104; 1959. – Вып. 5. – С. 75–114; Якобсон А. Л. Раннесредневековый Херсонес. – С. 72–115, рис. 2; Романчук А. И. Очерки... – С. 42–53, рис. 4–11; Сорочан С. Б., Зубарь В.М., Марченко Л. В. Указ. соч. С. 499 –500, 502–504, 510–528, 541,643, 650–654,675. 1339 Следует заметить, что при раскопках перибола около 16 и 17 куртин в 1899 г. было обнаружено «30 малых метательных камней от катапульт», какие редко встречаются при раскопках городища (Косцюшко-Валюжинич К. К. Извлечение из отчета о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1899 году. – С. 34). Г. Д. Белов, обнаруживший защитные мерлоны во время раскопок около куртины 1, приняв их за зубцы оборонительной стены, предложив соответствующую реконструкцию парапета. По его мнению, «широкой своей стороной треугольные камни, стоявшие на стене вертикально, были обращены наружу, а узкой – внутрь города, вследствие чего отверстия с наружной стороны, между зубцами, были узкими, внутрь же города они значительно расширялись» (Белов Г. Д. Западная оборонительная стена... – С. 240, рис. 8). Однако размеры плит (0,70 X 0,50 X 0,50 х 0,47 м) никоим образом не могли предоставить возможность скрыть за собой защитников. Подобные мерлоны известны на различных участках обороны, в частности, около 16 куртины и башни XIV (Антонова И. А. Юго-восточный участок оборонительных стен... – С. 120). 1341 Гриневич К. Э. Отчет о херсонесских раскопках 1926 года... – С. 277 (по подошве 2-го слоя, квадраты I–II). 1342 Большой камень с надписью был обнаружен недалеко от берега Карантинной бухты, впереди башни XXI, сооруженной в XI в. вместо раннесредневековой башни XX, с наружной стороны стены портового района. См.: Отчет заведующего раскопками в Херсонесе К. К. Косцюшко-Валюжинича за 1895 год//ОАК за 1895 год. – СПб., 1897. – С. 88–89, рис. 225, 226; Латышев В. В. |
| Общество Все рубрики Н. Гринев Восстановление единства Русской Православной Церкви – начало новой церковной жизни. Еще полвека назад понятия «Зарубежной Церкви» в России не существовало, бытовало резкое, крайнее и неточное понятие «карловацкого раскола». Мы видим, что понятие церковного раскола реальному содержанию этого разделения не соответствует, ибо собственно церковной противоречий и не было. Но разделение было весьма чувствительно, ибо оно возглавлялось весьма авторитетными и сильными личностями. Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий Послание Митрополита Таллинского и всея Эстонии Корнилия всем верным чадам Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и всему обществу Эстонии Дело не в самом перезахоронении останков, а в отношении к памяти. Это место было долгие годы священным для всех, кому ясно, что нацизм – гибельная для человечества мерзость. Оно было свято для всех, кто чтил память воинов, пожертвовавших жизнью, чтобы мы с вами сейчас жили в свободном обществе (в каждой семье были убитые, искалеченные, пропавшие без вести). Восстановление единства Русской Православной Церкви – начало новой церковной жизни. Еще полвека назад понятия «Зарубежной Церкви» в России не существовало, бытовало резкое, крайнее и неточное понятие «карловацкого раскола». Мы видим, что понятие церковного раскола реальному содержанию этого разделения не соответствует, ибо собственно церковной противоречий и не было. Но разделение было весьма чувствительно, ибо оно возглавлялось весьма авторитетными и сильными личностями. Н. Гринев Послание Митрополита Таллинского и всея Эстонии Корнилия всем верным чадам Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и всему обществу Эстонии Дело не в самом перезахоронении останков, а в отношении к памяти. Это место было долгие годы священным для всех, кому ясно, что нацизм – гибельная для человечества мерзость. Оно было свято для всех, кто чтил память воинов, пожертвовавших жизнью, чтобы мы с вами сейчас жили в свободном обществе (в каждой семье были убитые, искалеченные, пропавшие без вести). Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий |
| Диалог с Гоголем «Капитанская дочка» писалась почти одновременно с «Тарасом Бульбой» Гоголя, и между этими произведениями также идет очень напряженный, драматический диалог, вряд ли сознательный, но тем более существенный. В обеих повестях завязка действия связана с проявлением отцовской воли, которая противоречит материнской любви и ее одолевает. У Пушкина: «Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы потекли по ее лицу». У Гоголя: «Бедная старушка (…) не смела ничего говорить; но, услыша о таком страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, — и никто бы не смог описать всей безмолвной горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах». Отцы же в обоих случаях решительны. «Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнения», — сообщает в своих записках Гринев. У Гоголя жена Тараса надеется, что «авось либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд», но «он (Бульба. — А. В.) очень хорошо помнил всё, что приказывал вчера». И у Пушкина, и у Гоголя отцы не ищут для детей легкой доли, посылают туда, где либо опасно, либо по крайней мере не будет светских развлечений и мотовства, и дают им наставления. «— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтоб и духу их не было на свете!». «Батюшка сказал мне: “Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду”». Вокруг этих нравственных предписаний и строится конфликт обоих произведений. Остап и Андрий, Гринев и Швабрин — верность и предательство, честь и измена — вот что составляет лейтмотивы двух повестей. Швабрин написан так, что его ничто не извиняет и не оправдывает. Он воплощение подлости и ничтожества, и для него обыкновенно сдержанный Пушкин не жалеет черных красок. Это уже не сложный байронический тип, как Онегин, и не милая пародия на разочарованного романтического героя, как Алексей Берестов из «Барышни-крестьянки», который носил черное кольцо с изображением мертвой головы. Человек, способный оклеветать отказавшую ему девушку («Ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег», — говорит он Гриневу) и тем самым нарушить дворянскую честь, легко изменит присяге. Пушкин сознательно идет на упрощение и снижение образа романтического героя и дуэлянта, и последнее клеймо на нем — слова мученицы Василисы Егоровны: «Он за душегубство и из гвардии выписан, он и в Господа Бога не верует». |
| А в главе, которую Пушкин исключил из окончательной редакции, знаменателен диалог между Марьей Ивановной и Гриневым, когда оба оказываются в плену у Швабрина: «— Полно, Петр Андреич! Не губите за меня и себя и родителей. Выпустите меня. Швабрин меня послушает! — Ни за что, — закричал я с сердцем. — Знаете ли вы, что вас ожидает? — Бесчестия я не переживу, — отвечала она спокойно». А когда попытка освободиться заканчивается неудачей, раненый изменник Швабрин издает точно такой же приказ, что и верный присяге Зурин (носящий в этой главе фамилию Гринев): «— Вешать его… и всех… кроме ее…» Женщина у Пушкина — главная военная добыча и самое беззащитное на войне существо. Как сберечь честь мужчине более или менее очевидно. Но девушке? Этот вопрос, наверное, автора мучил, неслучайно он так настойчиво возвращается к судьбе жены капитана Миронова Василисы Егоровны, которую после взятия крепости пугачевские разбойники «растрепанную и раздетую донага» выводят на крыльцо, а потом ее, опять же нагое, тело валяется у всех на виду под крыльцом, и только на другой день Гринев ищет его глазами и замечает, что оно отнесено немного в сторону и прикрыто рогожею. В сущности, Василиса Егоровна берет на себя то, что предназначалось ее дочери, и отводит от нее бесчестье. Своего рода комической антитезой представлениям повествователя о драгоценности девичьей чести служат слова командира Гринева генерала Андрея Карловича Р., который, опасаясь того же, что стало нравственной пыткой для Гринева («На дисциплину разбойников никак нельзя положиться. Что будет с бедной девушкой?»), совершенно по-немецки, житейски практично и в духе белкинского «Гробовщика» рассуждает: «(…) лучше ей быть покамест женою Швабрина: он теперь может оказать ей протекцию; а когда его расстреляем, тогда, Бог даст, сыщутся ей и женишки. Миленькие вдовушки в девках не сидят; то есть хотел я сказать, что вдовушка скорее найдет себе мужа, нежели девица». И характерен горячий ответ Гринева: «Скорее соглашусь умереть, — сказал я в бешенстве, — нежели уступить ее Швабрину!» |
| Что же касается до самого художника, то он был отчислен от канцелярии генерала и отдан в другую команду, в чьи-то суровые руки; несчастный не вынес тяжкой жизни, зачах и умер. Пред кончиною он не хотел причащаться из рук госпитального священника, а просил призвать к нему всегдашнего духовника его, отца Гермогена; исповедался ему, причастился и умер так спокойно, как, по замечанию некоторых врачей, умеют умирать одни русские люди. Через неделю этому же отцу Гермогену исповедала грехи свои и отходившая Флора, а двое суток позже тот же отец Гермоген, выйдя к аналою, чтобы сказать надгробное слово Флоре, взглянул в тихое лицо покойницы, вздрогнул, и, быстро устремив взор и руки к стоявшему у изголовья гроба генералу, с немым ужасом на лице воскликнул: « Отче благий: она молит Тебя: молитв ее ради ими же веси путями спаси его!» – и больше он не мог сказать ничего, заплакал, замахал руками и стал совершать отпевание. Генерал Синтянин овдовел и остался жить один с глухонемою дочкой; ему показалось очень скучно; он нашел, что для него не поздно еще один раз жениться, и сделал предложение Александре Ивановне Гриневич. Та, как выше сказано, предложение это отклонила, и генерал более за нее не сватался; но в это же время отец Саши, старый инспектор Гриневич, ни село ни пало, получил без всякой просьбы чистую отставку. В городе проговорили, что это не без синтянинской руки, но как затем доктору Гриневичу, не повинному ни в чем, кроме мелких взяток по должности (что не считалось тогда ни грехом, ни пороком), опасаться за себя не приходилось, то ему и на мысль не вспадало робеть пред Синтяниным, а тем более жертвовать для его прихоти счастием дочери. Об этом и речи не было в семейных советах Гриневичей. Они только сократили свои расходы и продолжали жить тихо и смирно на свои очень умеренные средства. Люди их, однако, не позабывали, и женихи к Alexandrine сватались и бедные, и богатые, и не знатные, и для губернского города довольно знатные, но Сашенька всем им отказ и отказ. Благодарит и отвечает, что она замуж не хочет, что ей весело с отцом и с матерью. |
| Пушкин вывел в лице Гринева одного из русских людей второй половины прошлого века. Такие люди, как Петр Андреевич, тогда бывали и могли быть. Поэт нимало не думал о том, чтобы ставить своего героя в красивые позы и заставлять его проделывать чудеса храбрости. В «Капитанской дочке» выходит постоянно так, что Гринев, несмотря на свое мужество и готовность к самопожертвованию, иногда кажется (но только кажется) как бы пассивным лицом, которого спасает то Савельич, то Пугачев, то Марья Ивановна. Вот это-то, вероятно, и подало повод Белинскому назвать Гринева безцветным лицом. О близорукости такого определения мы уже говорили. Гринев скоротал свой век в своем родовом имении и, подобно отцу, не сделал блестящей карьеры. Ненасытное честолюбие и жажда власти были ему совершенно чужды, и он остался в тени. К тому же он был слишком совестлив, чтобы пролагать дорогу к почестям, не брезгая никакими средствами. Он не уронил бы себя ни на каком посту, но он не был человеком призвания, увлекающего своих избранников к предназначенному для них жребию, и мог вполне удовлетвориться тою скромной сферою деятельности помещика и семьянина, которая выпала на его долю. Не трудно догадаться, что он толково управлял своими крестьянами и был образцовым в своем роде мужем и отцом, посвящая свои досуги, подобно Болотову, литературным занятиям, к которым он пристрастился еще в Белогорской крепости. восклицал Пушкин в одном из стихотворений, написанных в молодые годы («Деревня»). Но он не мог не видеть и отрицать, что между крестьянами и господами сплошь и рядом существовали такие тесные и нравственные узы, которые не могли не вызывать уважения. Для справедливой, всесторонней оценки истории крепостного права еще не настало время. Современникам реформы 19 февраля 1861 года трудно отрешиться от своего, несколько пристрастного взгляда на тот строй жизни, который был ею упразднен. Будущий историк крестьянского сословия отметит все, что было дурного в этом строе, но не скроет и того, что было в нем хорошего; а что в нем было и кое-что хорошее, вполне удовлетворявшее несложным потребностям стародавней жизни, - в этом нет никакого сомнения. |
| - Чему же ты усмехаешься? спросил он меня нахмурясь. Или ты не веришь тому, что я государь? Я смутился. Признать бродягу государем я был не в состоянии: это казалось мне малодушием непростительным. Назвать его в глаза обманщиком -было подвергнуть себя погибели, и то, на что был я готов под виселицею в глазах всего народа и в первом пылу негодования, теперь казалось мне безполезной хвастливостью. Я колебался. Пугачев мрачно ждал моего ответа. Наконец (и еще ныне с самодовольствием поминаю эту минуту), чувство долга восторжествовало во мне над слабостью человеческою. Я отвечал Пугачеву: - Слушай, скажу тебе всю правду. Рассуди: могу ли я признать в тебе государя? Ты человек смышленый, ты сам увидел бы, что я лукавствую. - Кто же я таков? - Бог тебя знает, но кто бы ты ни был, ты шутишь в опасную шутку. В том же духе отвечает Гринев и на все дальнейшие вопросы Пугачева, решительно отказываясь купить свободу ценой измены служебному долгу. «Моя искренность поразила Пугачева», - замечает он. Она не могла не поразить Пугачева и сослужила Гриневу впоследствии большую службу, ибо возвысила молодого офицера в глазах самозванца и поставила его в такие своеобразно близкие, человеческие отношения к страшному предводителю мятежа, благодаря которым Пугачев, внушавший всем сторонникам правительства ужас, сделался покровителем и чуть не другом Гринева. И в Берде, и во время поездки с Пугачевым в Белогорскую крепость, Гринев продолжал говорить с ним тем же тоном, каким говорил после сцены казней. Швабрин иронически называет Гринева Дон-Кихотом Белогорским, и в Петре Андреевиче, действительно, есть много рыцарского. Его предложение Рейсдорпу очистить крепость, его поездка туда для освобождения Марии Ивановны, его возвращение к пугачевцам, из лап которых он только что вырвался, его поведение на суде,- все это дает самое выгодное понятие об его молодом задоре, юношеской отваге и благородном сердце. В первых двух главах «Капитанской дочки» мы видим молодого Гринева сначала подростком, а затем юношей, умевшим доказать дядьке, что он уже не ребенок. |
| Машенька Миронова, провинциальная девочка из Оренбургской степи, Белогорской крепости, фактически большой деревни, тихая робкая девушка, просто невообразимо! — отправилась в Петербург, в столицу, к самой Государыне, просить за Гринева. Этот сюжет, конечно, выдуман, но какая в нем правда жизни! И вот эта девушка, благодаря своей чистоте, своей искренности, своей любви, вызвала доверие у императрицы, которую она поначалу не узнала, что императрица поверила ей, а не комиссии по разбору дела об измене, которую она сама назначила. — Вы просите за Гринева? — сказала дама с холодным видом. — Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй. — Ах, неправда! — вскрикнула Марья Ивановна. — Как неправда! — возразила дама, вся вспыхнув. — Неправда, ей-богу неправда! Я знаю все, я все вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня. — Тут она с жаром рассказала все, что уже известно моему читателю. Дама выслушала ее со вниманием. «Где вы остановились?» — спросила она потом; и услыша, что у Анны Власьевны, примолвила с улыбкою: «А! знаю. Прощайте, не говорите никому о нашей встрече. Я надеюсь, что вы недолго будете ждать ответа на ваше письмо». Императрица сидела за своим туалетом. Несколько придворных окружали ее и почтительно пропустили Марью Ивановну. Государыня ласково к ней обратилась, и Марья Ивановна узнала в ней ту даму, с которой так откровенно изъяснялась она несколько минут тому назад. Государыня подозвала ее и сказала с улыбкою: «Я рада, что могла сдержать вам свое слово и исполнить вашу просьбу. Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха. Вот письмо, которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру». Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние». |
|
|
