| h. е. II, 40, р. 153). С такими взглядами Магн (если он уже в то время был епископом) едва ли и в 324 году в Антиохии охотно согласился бы на осуждение Ария и на подпись под вероизложением, где учение о вечном бытии Сына изложено было даже яснее, чем в никейском символе. Еще более непонятно, как тот же самый Магн, который в 359 году стойко поддерживал Акакия кесарийского и подвергся за это отлучению, в 324 году решился подписать отлучения на учителя того же Акакия, знаменитого богослова и историка Евсевия кесарийского , со взглядами которого он и сам был вполне согласен. Нельзя сказать, чтобы даже и это было совершенно необъяснимо. В 324–5 году дело Ария и его покровителей в Сирии стояло безнадежно плохо, и «сыны века сего» прекрасно понимали, что им приходится выбирать одно из двух: или подписать осуждение Ария и вероизложение с ясно выраженным учением о вечном и истинном рождении Сына, или же подвергнуться отлучению или даже и низложению. В 359 году ο περ κκιον знали, что на стороне их светская власть и, руководимые такими интриганами, как сам Акакий, как Урсакий и Валент, вероятно уже заранее рассчитывали на полное торжество своей партии и могли поэтому просто игнорировать отлучение, налагаемое на них их противниками, хотя эти противники и составляли подавляющее большинство на соборе. Нельзя оспаривать и той возможности, что и Магн дамаскский был таким именно «сыном века сего». Выходит, что это был человек без убеждений, но хорошо умевший применяться к обстоятельствам и приставать к той партии, которая в данный момент была в силе. Но не столько это невыгодное для Магна дамаскского заключение об его характере (что Магн не был решительным антиарианином, доказывает уже тот факт, что мы встречаем его в числе членов антиохийского собора 332/3 г., или низложившего св. Евстафия, или составившегося вскоре после его низложения) препятствует присоединиться к предположению Зееберга, сколько следующее обстоятельство: к 359 году Магн дамаскский, если даже в 324–5 гг. он был совсем молодым человеком, был уже почтенным старцем (если в 324–5 гг. |
| 1 . „Так как символ Константинопольский до настоящего времени и уже с начала средних веков носить имя Никео-константинопольского или просто Никейского, так как его считают за простое распространение этого последнего символа, даже прямо смешивают с ним, так как, наконец, неоспоримо он заключает в себе много родственного с Никейским символом, то для того, чтобы правильно понимать историю возникновений константанопольского символа, нужно возвратиться к вопросу о возникновении и истории самого Никейского символа. Никейский символ, оригинальный текст коего может быть восстановлен на основании самых лучших источников, составлен первым вселенским собором, как первое относительное заключение тринитарного спора, составлен под давлением императорской воли и явился, благодаря моральному преобладанию маленькой Александрийской партии». Те предварительные обстоятельства, которые в заключение привели к победе сторонников Александрийской партии и к составлению и принятию символа, остаются в темноте, потому что Евсевий умышленно хранит молчание, оставляя сокрытыми ближайшие обстоятельства дела, позднейшие же историки черпали свои сведения из области легенд. Также и о первоначальном смысле слова μοο ιος нельзя составлять себе достаточно верного понятия. Однако, известно, что Евсевий в главном прав, именно – если он говорит, что предложенный от него крещальный символ церкви Кесарийской послужил основанием для новой формулы (т. е. Никейской), хоти подробности, о которых говорит при этом Евсевий, мало могут заслуживать вероятия. Указанное известие Евсевия подтверждается исследованием композиции Никейского символа. Важнейшие сведения касательно композиции никейского символа 935 заключаются в следующем: I. Никейский символ имеет в своей основе, как показывает сравнение, крещальный символ церкви Кесарийской. II. От этого последнего он отличается: а) некоторыми пропусками и небольшими изменениями, b) принесением в него Александрийских христологических выражений, с) редакция его носит печать приспобления к иерусалимско-антиохийским крещальным исповеданиям веры. |
| Таким образом, на Никейском соборе были представители четырех догматических фракций: 1) ариане — партия немногочисленная и несогласная между собою; 2) строгие противники ариан, умевшие оспаривать и самые исходные пункты арианского учения; 3) партия богословски образованных епископов, но придерживавшихся старых воззрений субординационизма, которым были неприятны воззрения ариан за выводы, но нравились их посылки; и, наконец, 4) многочисленная партия простых епископов. Эта партия, убедившись, что арианство несостоятельно уже потому, что в своих воззрениях дошло до ужасных выводов, без колебаний примкнула к защитникам православия. Из известий Афанасия александрийского видно, как отцы собора путем полемики пришли к сознанию полной необходимости таких терминов, как χ τς ουσας и μοουσιος. Евстафий антиохийский передает ход собора от выступления ариан с символом открыто до той минуты, когда сторонники их (Евсевий кесарийский?), под предлогом заботы о мире, заставили было замолчать тех, которые всегда говорили наилучшим образом. Евсевий описывает ход заседания в присутствии Константина с того момента, как Евсевий предложил вниманию отцов кесарийский символ, до того, когда установлен символ никейский. Наконец Созомен (I, 17) рассказывает, как отцы собора установили общую программу деятельности: одни советовали не вводить ничего нового; другие настаивали на том. что нельзя следовать и древним выражениям (τας παλαιοτεραις δξαις) без всякого расследования. Предполагать, что эти последние были только ариане, нет оснований; и православные, наиболее проницательные и вполне последовательные, находили, что спорные вопросы не в древних символах, поэтому представляется каждому возможность понимать учение веры в древних символах по своему, что задача собора оказывалась не так проста, как предполагали многие епископы, не имевшие богословского образования. Расследования велись на предварительных заседаниях собора. Вероятно, сюда не раз приглашали самого Ария и его сторонников не епископов и расспрашивали кротко и любовно об их учении. Таким образом выработались те диалектические приемы и те данные, которыми пользовались в присутствии императора, который сам принимал участие в спорах. В торжественном заседании в присутствии Константина произошла, можно сказать, только генеральная битва между спорящими сторонами. Все даты относительно времени собора колеблются между 22 [?] мая и 25 августа . Эти цифры, вероятно, выражают различные моменты соборной деятельности. Открытые заседания начались после 3 июня, может быть, 14; символ веры подписан 19 июня, а к 25 августа епископы разъехались. |
| Нужно сказать, что собором антиохийским в одном и том же 341 году, во время «обновлений» изданы были четыре редакции вероизложения: эти редакции могут называться с большим правом: «писаниями», чем одно послание архипастыря кесарийского. Правда, в послании Валентиниановом арианам приписано учение о тварной природе Сына Божия (этот пункт, как мы знаем, скрывает наш автор), но такого учения не встречается у Евсевия. За то, хоть и не без некоторой натяжки, оно может быть находимо в определениях антиохийского собора: по всей вероятности, утрированное в интересах полемики, арианское учение о тварности Сына Божия, обличаемое в послании Валентиниана, все же более соответствует антиохийскому собору, руководимому еретиками, чем посланию Евсевия, исключающему всякую возможность мысли о Сыне Божием, как твари. Итак мы рассмотрели как параллельные места из посланий Валентиниана и Евсевия, которыми (местами) пользуется автор для доказательства зависимости позднейших арианских фракций от Евсевия кесарийского , так и авторские комментарии к этим параллелям, и в резуль- и это обстоятельство все же несколько ободряет автора. Об этом Максимине, оказавшем такую услугу автору, сей последний упоминает не раз, провозглашая его самоподлиннейшим учеником Евсевия. Автор говорит: «последний омий Запада Максимин ссылается в своем учении на авторитет Евсевия» (стр. 42). Или при другом случае автор говорит: «Максимин ссылается на авторитет Евсевия; отсюда необходимым является вывод, что он имел под руками сочинения Евсевия и был вполне верным его последователем» (142). Но вот что странно: автор вообще очень аккуратный по части цитации и любящий приводить тирады из подлинников под строкой, на этот раз почему-то в существеннейшей части книги (тексте ее) ни однажды не знакомит читателя в желаемой точности с документом, на котором основывается вышеприведенное его суждение. Правда, при одном случае (42) у автора встречаем ссылку на Waitz’a (где действительно находятся дорогие для автора слова). |
| Мы можем насчитать с десяток текстов, написанных против Маркиона. Евсевий Кесарийский приводит такие сведения: «В это время в полном расцвете сил был Иустин, который защищал слово Божие в философском обличии и в своих писаниях боролся за веру. Он написал книгу против Маркиона, где упоминает, что составлял ее еще при жизни того ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres IV//SC 41. 11, 8). […] Есть еще его [Дионисия Коринфского] Послание к никомидийцам, в котором он опровергает ересь Маркиона и стоит за установленную истину ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres IV//SC 41. 23, 4) […] Феофил [Антиохийский] выступил вместе с другими в этой борьбе, что видно из его превосходной книги против Маркиона; она вместе с другими, нами упомянутыми, сохранилась доныне […] Филипп, бывший, по словам Дионисия [Коринфского], епископом в Гортине, также написал обстоятельнейшее сочинение против Маркиона. Писали также Ириней [Лионский] и Модест. Последний сильнее, чем другие, всем воочию показал заблуждения этого человека. Писало и много других. Труды их доныне сохраняются у многих братьев ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres IV//SC 41. 24-25). […] Вспоминает он [Ириней] и писания некоего пресвитера, мужа апостольского, по имени его не называя, но приводя его объяснение Божественного Писания. Упоминает также Иустина Мученика и Игнатия, пользуется свидетельствами из их писаний и обещает тщательно заняться в особой работе опровержением Маркиона на основании его же собственных книг» ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres V//SC 41. 8, 8-9). Также Евсевий прибавляет к этому списку Бардесана сирийца ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres IV//SC 41. 30, 1), Родона, ученика Татиана ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres V//SC 41. 13, 1), и Ипполита Римского ( Eusèbe de Césarée . Histoire Ecclésiastique. Livres VI//SC 41. 12, 4-6). Все тексты приходятся на вторую половину II в. Без преувеличения, это самые значительные христианские писатели этого времени, которые видели в учении Маркиона реальную угрозу, поэтому опровергали его учение и вместе с тем экзегезу. Цит. по: Евсевий Кесарийский. Церковная история/Вводная статья, комментарии, библиографический список И.В. Кривушина. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2013. 544 с. (Серия «Библиотека христианской мысли. Источники»). Это хорошо видно из единственного сохранившегося, причем в полном объеме, текста Тертуллиана «Против Маркиона» в пяти книгах, где критикуется доктринальные положения и буквальный метод Маркиона в толковании Ветхого Завета (см. Тертуллиан . Против Маркиона. С. 57-569). |
| Другие епископы в Палестине, в Финикии и в Сирии держались тех же идей 223 . Епископ кесарийский не был еще тем, чем стал впоследствии, – лицом с видным положением при дворе и с обеспеченным влиянием. Эта роль принадлежала другому Евсевию, престарелому епископу и большому интригану. Ему удалось переместиться из Верита, где он сначала исполнял епископские обязанности, на более важную кафедру, в Никомидию. Там, вблизи двора, в большой милости у императрицы Констанции, сестры Константина и жены Ликиния, он создал себе положение, сила которого вскоре дала себя знать. В то же время он был богослов и ученик Лукиана антиохийского. Он разделял все мысли Ария и с давних пор был в холодных отношениях со своим александрийским собратом. Трудно было мечтать о лучшем покровительстве. Арий написал ему из Палестины 224 и не замедлил явиться к нему. Епископ никомидийскиии немедленно начал хлопотать: он наводнил Восток и Малую Азию посланиями к епископам 225 , чтобы убедить их перейти на сторону Ария и поддержать его против александрийского епископа, требуя от последнего, чтобы он отменил свой приговор. Арий составил изложение своего учения в форме письма, адресованного еп. Александру 226 ; его пустили в обращение, чтобы собрать подписи сторонников. Евсевий кесарийский несколько раз ходатайствовал пред епископом александрийским 227 . Последний не оставался праздным. Он писал письма ко всем епископам, протестуя против вмешательства Евсевия никомидийского, который, «с тех пор как, покинув Верит, остановил свой выбор на никомидийской церкви, и никто не посмел его за то наказать», воображает, что на него возложена забота о всей церкви и выставляет себя покровителем Ария и его сторонников. Александр приводил затем имена осужденных и в заключение излагал вкратце главные черты их учения, «более зловредного, чем прошлые ереси, и являющегося предтечей антихриста». К письму были приложены подписи всего оставшегося верным клира как Александрии, так и Мареота 228 . Один экземпляр был послан папе Сильвестру 229 , прочие – еп. |
| Таким образом, на Никейском соборе были представители четырех догматических фракций: 1) ариане – партия немногочисленная и несогласная между собою; 2) строгие противники ариан, умевшие оспаривать и самые исходные пункты арианского учения; 3) партия богословски образованных епископов, но придерживавшихся старых воззрений субординационизма, которым были неприятны воззрения ариан за выводы, но нравились их посылки; и, наконец, 4) многочисленная партия простых епископов. Эта партия, убедившись, что арианство несостоятельно уже потому, что в своих воззрениях дошло до ужасных выводов, без колебаний примкнула к защитникам православия. Из известий Афанасия александрийского видно, как отцы собора путем полемики пришли к сознанию полной необходимости таких терминов, как εκ της ουσας и ομοουσιος. Евстафий антиохийский передает ход собора от выступления ариан с символом открыто до той минуты, когда сторонники их (Евсевий кесарийский?), под предлогом заботы о мире, заставили было замолчать тех, которые всегда говорили наилучшим образом. Евсевий описывает ход заседания в присутствии Константина с того момента, как Евсевий предложил вниманию отцов кесарийский символ, до того, когда установлен символ никейский. Наконец Созомен (I, 17) рассказывает, как отцы собора установили общую программу деятельности: одни советовали не вводить ничего нового; другие настаивали на том, что нельзя следовать и древним выражениям (ταις παλαιοτεραις δξαις) без всякого расследования. Предполагать, что эти последние были только ариане, нет оснований; и православные, наиболее проницательные и вполне последовательные, находили, что спорные вопросы не предусмотрены в древних символах, поэтому представляется каждому возможность понимать учение веры в древних символах по-своему, что задача собора оказывалась не так проста, как предполагали многие епископы, не имевшие богословского образования. Расследования велись на предварительных заседаниях собора. Вероятно, сюда не раз приглашали самого Ария и его сторонников не епископов и расспрашивали кротко и любовно об их учении. Таким образом выработались те диалектические приемы и те данные, которыми пользовались в присутствии императора, который сам принимал участие в спорах. В торжественном заседании в присутствии Константина произошла, можно сказать, только генеральная битва между спорящими сторонами. Все даты относительно времени собора колеблются между 22 (?) мая и 25 августа. Эти цифры, вероятно, выражают различные моменты соборной деятельности. Открытые заседания начались после 3 июня, может быть, 14; символ веры подписан 19 июня, а к 25 августа епископы разъехались. |
| епископы должны были собраться в Аримине, восточные - в Селевкии Исаврийской (см. ст. Аримино-Селевкийский Собор ). При этом имп. постановлением предписывалось явиться на Соборы всем епископам. На местах это было истолковано так, что под «всеми» имеются в виду не только действующие, но и «опальные» епископы, и это дало возможность Е. прибыть на Собор в Селевкии ( Sulp. Sev. Chron. II 42. 3). Поначалу Е. примкнул к партии крайних ариан во главе с еп. Акакием Кесарийским ( Philost. Hist. eccl. IV 11; Socr. Schol. Hist. eccl. II 38). На заключительном заседании Собора 30 сент. 359 г. омиусианским большинством Е. был низложен с Антиохийской кафедры, и на его место тут же был поставлен некий Анниан ( Socr. Schol. II 40; Sozom. Hist. eccl. IV 22). Е. вместе с Акакием Кесарийским направился в К-поль к находившемуся там имп. Констанцию с жалобой на действия Селевкийского Собора. Здесь он встретился с посольством Ариминского Собора во главе с епископами Валентом Мурсийским и Урсакием Сингидунским, предоставившими императору омийскую исповедальную формулу, и примкнул к ним. Вскоре сюда же прибыло и офиц. посольство Селевкийского Собора во главе с епископами Василием Анкирским, Евстафием Севастийским и Сильваном Тарсийским. На состоявшемся в присутствии императора диспуте победу одержали омии во главе с Урсакием и Валентом. Омиусиане вынуждены были отступить, и в ночь на 1 янв. 361 г. все присутствовавшие епископы подписали ариминскую формулу. Когда был зачитан отрывок одного из приписываемых Е. сочинений, где выражается идея о неподобии Сына Отцу, Е. поспешил отречься от этих слов, заявив, что эти слова принадлежат Аэтию, что и было подтверждено последним ( Спасский. 1914. С. 402-403). Т. о., Е. удалось вернуть расположение императора. С приходом к власти имп. Юлиана Отступника (нояб. 361) политика Е. в отношении аномеев изменилась. Имп. Юлиан, памятуя о дружбе своего покойного брата цезаря Галла с Аэтием, вернул последнего из ссылки. Е. пригласил Аэтия в К-поль и одобрил рукоположение его во епископа, в к-ром сам участия не принимал (Ibid. |
| ωμανς 23. Eustathius Εστθιος Εστθιος Εστθιος Eulalius 23. Ελλιος Ελλιος Eusebius [Εσβιος] [Εσβιος] [Εσβιος] Euphronius Εφρνιος Εφρνιος Εφρνιος Отсюда видно, что 1) Павлин ни у одного из авторов не называется преемником св. Евстафия: не только у Иеронима, но и у Созомена [если исправить его «Романа» в Павлина] он является наоборот предшественником Евстафия. 2) Евлалий только у одного Филосторгия оказывается непосредственным преемником Павлина; но Иерониму же и Феодориту он был первым преемником св. Евстафия. Сократ и Созомен совсем не знают Евлалия и по низложении Евстафия прямо ставят кандидатуру Евсевия кесарийского . И в этом случае на их стороне оказываются и Георгий лаодикийский и Феодор мопсуестийский. Таким образом на вопрос: кто был первым преемником Евстафия на антиохийской кафедре возможно три ответа: 1) Евфроний (авторитеты – Георгий лаодикийский, Феодор мопсуестийский, Сократ, Созомен), 2) Евлалий (авторитеты – Иероним, Феодорит) и 3) Павлин (авторитет – Филосторгий?). Бесспорный перевес древних авторитетов, следовательно, на стороне 1-го и 2-го предположений. Однако и старинные, и новейшие ученые, комбинируя сообщения Феодорита и Филосторгия, обычно принимают за факт, что первым преемником Евстафия был именно Павлин тирский, за ним следовали Евлалий и Евфроний, потом Флакилл. Предполагается, что Феодорит почему-то опустил Павлина. Но так как у Филосторгия Павлин является по-видимому непосредственным предшественником Евлалия, который и по Феодориту и по Иерониму был преемником Евстафия, то отсюда и делают вывод, что, следовательно, Павлин был первым преемником Евстафия, опущенным Феодоритом и всеми другими в виду кратковременности его правления. Из старинных ученых представителями такого взгляда являются Валуа 58 , Тилльмон 59 , и ван-Босх 60 , из новейших Гарнак 61 , Швартц 62 , Дюшен 63 , Каваллера 64 и у нас в России В.В. Болотов 65 и А.А. Спасский 66 . При этом Валуа даже и кандидатуру Евсевия кесарийского (вопреки всем древним авторам) ставил раньше перемещения Павлина из Тира на антиохийскую кафедру 67 . |
| 2) учение о ведении Сына и у самого Оригена не свободно от противоречий. Ср. прекрасное изложение этого отдела системы Оригена у В.В. Болотова , Учение Оригена , стр. 327–346. Подобно Оригену и Евсевий мог думать, что Сын хотя и знает Отца, однако не так ясно, как сам Отец, и Сына Отец знает лучше, чем Сам Сын знает себя, а следовательно, и способ рождения Сына, хотя, быть может, и понятен Ему, но не так, как Самому Отцу. Ясно по этому вопросу Евсевий, кажется, не высказывался. Ср. В.Н. Самуилова, История арианства на латинском западе. СПб. 1890, стр. 42–48 и приложение К, стр. – Ср. Euseb. h. e. I, 2, 2, 3. См. ниже, сноску 106. 99 Γενν μν ον κα λιος τν αγν, λγεται δ κα Υς «παγασμα φωτς ιολoυ» κα «παγασμα δξης», ο μν κατ τν ασϑητν το φωτς εκνα (πκεινα γρ παντς παραδεγματος), ρρτους ατν κα καταλπτοις λγοις φστη, κα τοτον να κα μονογεν. Интересно это отношение Евсевия к аналогии между светом и сиянием для уяснения рождения Сына. Ориген особенно любил пользоваться этой аналогией и выводил отсюда вечное рождение и вечное бытие Сына. Евсевий, наоборот, указывает на недостаточность этой аналогии, не устранявшей мысли о эманатическом происхождении Сына от Отца, говорил, что Сын произошёл от Отца не так, как свет происходит от сияния, а неизреченным образом. Здесь, значит, Евсевий сознательно расходился с Оригеном и не признавал вечного рождения и бытия Сына. 100 Conybeare, The authorship of the «Contra Marcellum» в Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft und die Kunde des Urchristentums hrsg. v. Dr. Erwin Pteuschen, Vierter Jahrgang. 1903. SS. 330–334. 101 Ср. против неё A. Harnack, Chronologie, II, 544–545 и у меня случайную заметку – в Трудах Импер. Киев. Дух. Акад., 1914 г. ноябрь, стр. 357 [=К вопросу об ант. соб. 324 г. I, стр. 81], прим. 1. Прибавлю теперь, что предположение Conybear’a об авторе книг против Маркелла представляется невероятным и в виду тех высоко почётных эпитетов, какие автор прилагает к «блаженному» Павлину тирскому. Евсевий Емисский прибыл, по словам его современника Георгия Лаодикийского, в Антиохию только около 330 года, когда низложен был св. Евсевий, и был слушателем Евсевия Кесарийского и Патрофила Скифопольского, но не Павлина Тирского-Антиохийского (его в это время уже не было в живых). Следовательно, с его стороны слишком благоговейное отношение к памяти лично ему неизвестного Павлина не совсем понятно. И наоборот вполне понятно и естественно такое отношение к Павлину со стороны его друга Евсевия Кесарийского . |
|
|
