| Что власть учительства в первой линии принадлежала епископам, об этом нет надобности и говорить. В своем сочинении «Митрополиты в первые три века христианства» 276 мы показали, когда и каким образом вся полнота учительской власти перешла к епископам. Но означал ли этот переход исключение от учительской власти мирян? Нам кажется, нисколько. В течение четырех первых веков и позднее катехизаторское обучение даже в клерикально-настроенной Александрии находилось в руках мирян 277 . В других местах, именно в передней и Малой Азии в этом отношении было еще свободнее. Из истории Евсевия 278 мы знаем, что Ориген , проживая в Палестине, по желанию тамошних епископов проповедал в церкви и изъяснял Св. Писание. Хотя Ориген в то время не имел никакого посвящения, тем не менее это в глазах тогдашних предстоятелей Палестины, именно Александра Иерусалимского и Феоктиста Кесарийского не составляло никакой помехи 279 . Здесь действовал во всей силе заимствованный от иудейства принцип 280 , согласно которому всякий знающий член общины обладал правом слова за богослужением. Против этого восстал александрийский епископ Димитрий. В своем послании к епископам Палестины он жаловался на дерзость Оригена , осмелившегося своею проповедью в присутствии епископов нарушить всякий порядок. В церковной истории Евсевия до нас дошло любопытное ответное послание палестинских епископов Александра Иерусалимского и Феоктиста Кесарийского к Димитрию. «Ты еще прибавляешь в своем письме – пишут они ему – что никогда не слышано, да и теперь не в обычае, чтобы в присутствии епископов миряне проповедали. Святые епископы, как скоро находили людей, способных принести братьям пользу, приглашали их проповедать народу. Так поступали блаженные братья: в Ларанде – Неон с Эвелиом, в Иконии – Цельз с Павлином, в Синнаде – Аттик с Феодором. Так вероятно было и в других местах, но мы этого не знаем» 281 . Такая же практика по-видимому, продолжала держаться в IV веке и даже значительно позднее, особенно если к мирянам причислить монашествующих. От половины IV века по крайней мере прямо нам известны примеры проповеди в церквах мирянина и даже в присутствии епископов. Мы имеем в виду, именно Астерия 282 . То же самое и даже в больших размерах можно заключить из предписания «Постановлений апостольских» 283 : «Учитель, хотя бы и мирянин, если он искусен в слове Божием и чист по поведению, пусть учит, ибо все будут научены Богом», а также из сообщения Феодорита 284 о деятельности в Антиохии в конце IV в. Флавиана и Диодора в бытность их мирянами 285 . Из всего изложенного видно, что potestas magisterii не только в первые века, но и позднее вовсе не принадлежала исключительно одним епископам. Напротив исторические факты дают нам право заключать, что рядом с епископами учительство отправлялось также и мирянами, причем последние даже не исключались от проповеди в церкви 286 . |
| 742 Как уже отмечалось ранее, во второй антиохийской формуле Бог Сын называется «безразличным образом Отчего Божества, Отчей сущности, воли, силы и славы» (Ath. De Synod. 23); «Образом Отчего Божества» „ именует Бога Сына Евсевий Кесарийский (Euseb. De Eccl. Theol. 1. 2); Акакий Кесарийский называет Бога Сына «неотличимым образом воли, силы и славы» Отца (Epiphan. Panarion. 72. 7). 743 См., например: «Так, поскольку Сын есть образ Отца, то необходимо представлять себе, что Божество Отца и свойственное Ему есть бытие Сына» (Ath. Or. contr. arian. III. 5). 745 Ibid.: χατà πντα δé, o μóνον χατà τν βολησιν, λλ χατà τν πóστασιν χα χατà τν παρξιν χα χατà τò εναι ς Υòν χατà τàς θεας γραφας, Πευμα χ Πευματος, ζων χ ζως, φως χ φωτóς, θεòν χ θεου, ληθινòν Υòν ξ ληθινòν ,σοφαν Υòν χ σοφου θεου χα Πατρóς, χα χαθπαξ χατà πντα τòν Υòν μοιον τ Πατρ, ς υòν πατρ. 746 Simonetti M. Arianesimo latino. P. 675. Сходного мнения придерживался и Дж. Н. Д. Келли: Kelly J. N. D. Op. cit. P. 290–291. 748 Meslin M. Les Ariens. P. 285; Löhr W. A. Die Entstehung. S. 101; Brennecke H. C.Studien. S. 20, 22; ср. Zeiller J. Les origines chrétiennes dans les provinces. P. 280. 752 Ibid. S. 13, 15. См. также: Drecoll V. H. Die Entwicklung der Trinitätslehre des Basilius von Cäsarea: sein Weg vom Homöusianer zum Neonizäner. Göttingen, 1996. S. 8–9. Исследователь рассматривает омийскую богословскую традицию как редуцированную омиусианскую. 754 Hilar. Fr. XV. 3: «...и со всем его (Марка Аретузского) исповеданием мы все согласились и собственноручно подписали его» (cujus integrae professioni consensimus omnes et manu nostra subscripsimus). 756 Ath. De synod. 8. При этом, по свидетельству Сульпиция Севера, Урсакий и Валент продолжали трактовать церковный конфликт как результат несогласия епископов Востока и Запада («да и кто положит конец раздорам, если то, что устроило восточных, не нравится западным?» (et quis discordiarum finis foret, si, quae Orientalibus placuisset, Occidentalibus displiceret? – Sulp. Sev. Chron. II. XLIV. 4). |
| Нам остается еще указать в биографии Евсевия некоторые черты, которые должны дать понятие о средствах его образования, при которых сложилась его широкая ученость. Учителем Евсевия можно считать Дорофея, антиохийского пресвитера, известного представителя антиохийской школы, впоследствии игравшей такую значительную роль в догматических спорах арианских, несторианских, монофизитских. О Дорофее Евсевий делает очень лестный отзыв; называет его «ученейшим в свое время человеком»; он был по Евсевию, «ревностным любителем богословских знаний, хорошо изучил еврейский язык, так что легко читал еврейские книги, был знаком со свободными (или светскими) науками и не лишен эллинского образования». Следовательно, заметим, этот Дорофей был представителем как духовного, так и светского образования 4 . Другим влиятельным на образование Евсевия лицом был пресвитер Кесарийской церкви Памфил. Памфил известен тем, что он употребил много неослабной энергии и материальных средств на устроение церковной библиотеки в Кесарии, библиотеки столь богатой, что блаж. Иероним готов сравнивать Памфила с Димитрием Фалерейским и Пизистратом. Библиотека эта имела ту особенность, что в ней одно из видных мест было отведено многочисленным сочинениям знаменитого Оригена . Сам Евсевий принимал весьма живое участие в благоустройстве этой библиотеки: он составил каталог библиотеки, помогавший каждому занимающемуся в ней пользоваться ее богатствами, не упуская из внимания ничего нужного 5 . С Памфилом пресвитером Евсевий состоял в самых дружественных отношениях. Дружба эта была такая тесная, искренняя, что новейшим писателям она напоминает известную образцовую дружбу Давида с Ионафаном 6 . Выражением этой дружбы служило со стороны Евсевия как то, что он впоследствии всегда вспоминал о Памфиле с глубочайшим чувством уважения, так и то, что в память о своем друге он присоединил к своему имени имя этого лица и стал известен в истории с наименованием Евсевия-Памфила (Εσβιος Παμφλου) 7 . Влияние Памфила, любителя и ценителя христианского просвещения и влияние самой библиотеки Кесарийской, без сомнения, имели важное значение в деле научного образования Евсевия. |
| Из письма «великого» Евсевия никомидийского к Павлину видно, что Евсевий кесарийский высказался в пользу Ария раньше Павлина. Едвали можно сомневаться и в том, что Евсевий был учеником Павлина, хотя последний несомненно был старше первого и славился как хороший учитель диалектики – у него учились такие выдающюеся диалектики, как Астерий и Аетий – и как практический деятель. Следовательно, Маркелл имел фактические основания считать Павлина в известном смысле учеником Евсевия кесарийского . И ничто не заставляет думать, что Маркелл имеет в виду какие-то посленикейские письма Павлина, а не то его письмо к Александру александрийскому , какое он написал по просьбе «великого» Евсевия никомидийского. Упоминаемое Маркеллом у Евсевия выше 123 письмо Павлина и Швартц отождествляет именно с этим письмом Павлина к Александру. – Равным образом и в Анкире Павлин мог быть и раньше никейского собора. Последнее даже более вероятно, чем первое. До собора он мог посетить Анкиру именно в целях агитации в пользу Ария. В это время он мог и не знать еще, чью сторону примет Маркелл. – Но на никейском соборе дело ариан было проиграно, и агитация в первое время после него стала и безцельною и прямо невозможною. А сам Маркелл вероятно высказался на соборе настолько ясно, что евсевиане могли понять, что он никогда не перейдет на их сторону. А когда евсевиане снова приобрели утраченное влияние, они поставили себе задачей не прямую догматическую пропаганду своего учения, а устранение виднейших защитников никейского символа при помощи разных темных интриг. В это время Павлин едвали стал бы так откровенно называть Сына Божия тварью и вести речь о «новых богах», как это он делал по словам Маркелла. Как совершенно верно замечает Гуоткин 124 , «обе партии» [и православная, представителями которой были Евстафий антиохийский и Маркелл анкирский, и арианская, в главе которой стояли Евсевий кесарийский , Патрофил скифопольский и софист Астерий] «научились осторожности в Никее. Маркелл отвергал савеллианство и Евсевий избегал араанства». Следовательно, самое описание Маркеллом его разговора с Павлином доказываетъ, что последний был в Анкире раньше никейского собора. |
| По своей сути рассказ о правлении Юстиниана в «Тайной истории» близок к описанию прихода Антихриста в «Божественных установлениях» Лактанция (IV в.), согласно предсказанию которого Антихрист, воцарившись, потрясет своим правлением мир, смешает божественные и человеческие установления, будет замышлять все новое, изменит законы и учредит свои собственные, будет осквернять, разорять, расхищать и предавать смерти, приводя мир людской в беспорядок и расстройство 169 . Именно таким и предстает в «Тайной истории» Юстиниан. Уподобив его Антихристу, Прокопий смог уяснить себе то, что раньше не поддавалось объяснению: как мог Бог позволить погибнуть Антиохии 170 , да и самой империи дойти до такого плачевного состояния. Ответ заключался в том, что во главе империи стоял не помазанник Божий, а Антихрист. Разумеется, впечатление об эпохе Юстиниана как о конце света страдает преувеличением, как страдает известным преувеличением вся картина правления Юстиниана в «Тайной истории». Но как она близка к тому, что сказал не выдержавший тяжести юстинианова наследия и сошедший по этой причине с ума его преемник Юстин IÏ «Мы нашли казну разоренной долгами и доведенной до крайней нищеты, и армию до такой степени расстроенной, что государство предоставлено беспрерывным нашествиям и набегам варваров» 171 . Произведения Прокопия в разное время давали обильный материал для ученых сочинений, художественной литературы и кинофильмов. Нам представляется, что читателю окажется небезынтересным самому познакомиться с источником всех версий и трактовок надолго оставшейся в памяти людей блестящей и трагической эпохи Юстиниана. В заключение считаю своим приятным долгом выразить огромную благодарность проф. А. П. Каждану за ценные консультации, касающиеся всего издания, и проф. Е. Саради-Менделовичи, обсудившей со мной ряд спорных мест, особенно «Тайной истории». Я также бесконечно признательна научному центру Дамбартон Оукс (США, Вашингтон), возглавляемому проф. А. Лайу, за великолепную возможность, предоставившуюся мне летом 1992 г., познакомиться с отсутствующей в России литературой и изданиями сочинений Прокопия Кесарийского, в частности переводами их: на различные европейские языки. |
| Разбор сведений Евсевия Кесарийского и блаженного Иеронима Стридонского о греческих апологетах христианства второго века Источник Содержание Предисловие Глава первая. Кодрат и Аристид Глава вторая. Диспут Язона и Паписка Глава третья. Св. Иустин Мученик Глава четвертая. Мелитон, епископ сардийский Глава пятая. Татиан апологет Глава шестая. Клавдий Аполлинарий, епископ иерапольский Глава седьмая. Мильтиад Глава восьмая. Феофил, епископ антиохийский Глава девятая. Мученик Аполлоний Заключение Предисловие Немецкая церковно-историческая наука обогатилась в последнее время многими капитальными трудами, посвященными изучению древне-христианской письменности. Эта область науки, несмотря на тот интерес, который она имеет для историка, оставалась до сих пор мало разработанной. Но можно надеяться, что тьма, так долго царившая над этой областью историческаю ведения, скоро рассеется, благодаря усилиям ученых исследователей, и церковные писатели первых веков христианства – наши учители восстанут перед нами не как бледные тени, но как живые исторические типы. Между трудами, посвященными изучению христианской письменности первых веков, – трудами Т. Отто, Т. Цана, Ад . Гильгенфельда, М. Эниельгардта, Дембовского и некоторых других, – ближайшее отношение к нашему исследованию имеет труд немецкого теолога, профессора Гессенского Университета Адольфа Гарнака, носящий заглавие: „Die Ueberlieferung der griechischen Apologeten des zweiten Jahrhunderts in der alten Kirche und im Mittelalter”, т. е. „Древнецерковное и средневековое предание о греч. апологетах II-ro века» 1 . О потребности и задаче этою исследования Гарнак в предисловии к нему говорит следующим образом: „На этих страницах сделана попытка ответить на вопросы, решение которых должно предшествовать изучению древнейших христианских апологий. Здесь раскрывается и излагается история предания (об апологетах). С 17-го в. мы имеем не мало самостоятельных исследований в этой области. Но всякому известно, что изыскания в этой области не настолько подвинулись, чтобы можно было теперь на основании выработанного составить для истории древне-христианской литературы главу под заглавием: „Греческие апологеты». Цель здесь помещенных исследований была бы достигнута, если бы, благодаря им, наука, хотя бы на один шаг, подвинулась к осуществлению столь желательной истории литературы» 2 . |
| Император мог сколько угодно яриться, угрожать, карать — Василий не дрогнул. Он боролся делом и словом, обличив яростнейшего из приверженцев Ария, Евномия в «Трех книгах против Евномия» и в «Трактате о Духе Святом». В довершение несчастий раскол сокрушил древнюю христианскую общину Антиохии. Чтобы положить всему этому конец, Василий, ратуя за единение, написал сперва Афанасию, затем обратился к папе: «Почти весь Восток, о досточтимый отец, сотрясает великая буря. Прежде мы всегда бывали утешены от чудотворной благости вашей… Должно восстановить содружество Церквей Божиих». Папа Дамас, получивший насмешливое прозвище Живчика (Vitabis), не удостоил Василия ответом, чем глубоко уязвил его. В одном из писем кесарийский епископ обрисовал Дамаса как «человека горделивого и высокомерного, судящего обо всем свысока и потому неспособного расслышать тех, кто из земных низин глаголет ему истину». ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ Отцы — прежде всего податели слова Божьего. Повседневная обязанность епископа — готовить катехуменов к крещению, проповедовать своему народу. Василий принимал наставническую роль близко к сердцу. До нас дошли многочисленные назидания, рассуждения и панегирики кесарийского епископа. Признанный мастер риторического красноречия, он умело совмещал его с ясностью мысли и трезвостью суждения. Стиль его по–гречески прозрачен. Более, чем кто-либо из Отцов, обучавшихся у софистов, он поставил их умение на службу истине. Василий был образцом пастыря, неутомимым практиком вероучения. Моралист в высоком смысле слова, он объявил решительную войну личным и общественным порокам, неустанно пекся о воспитании христианских нравов в евангельской школе. Сообразуясь со своей миссией, этот епископ сделался тонким психологом. «Он ведал истоки недугов людских и был великим врачевателем душ», — справедливо замечает Фенелон. Епископ Кесарийский был знатоком людей. Он знал, что богатые часто бывают благочестивы и воздержаны, но редко сострадательны. И он замечает: «Добродетель, которая им более всего пристала, добродетель милосердия, дается им труднее всего». Он оставил нам достойное Лабрюйера яркое описание разгневанного человека («Проповеди», 10, 2). |
| Этот вывод подтверждается и на материале философско-богословского наследия. Параллелизм в учениях двух школ с достаточной скрупулезностью выявили еще французские ученые Грибомон и Гийе 86 . Доказана ошибочность мнения о перипатетической ангажированности антиохийцев и платонической увлеченности александрийцев 87 . Разумеется, это не отменяет действительных различий между двумя философскими культурами, из которых первая, действительно, в большей степени тяготела к идеалистическому интуитивизму, чем вторая. Но нельзя забывать и о наличии посредников между ними – это прежде всего Церкви Палестины – страны, в которой издревле сталкивались интересы Египта и Вавилона. Здесь перед нами предстает целая галерея значимых для древнего христианства лиц, принадлежавших к обеим культурам. Памфил Кесарийский, родом из Берита, учился у Пиерия, которого называли «вторым Оригеном » (св. Фотий. Библиотека, кодекс 119). Его другом и духовным наследником был Евсевий Кесарийский , почитатель Оригена и одновременно св. Лукиана Антиохийского. Немезий Эмесский (кон. IV в. по Р. Х.), автор масштабного труда по антропологии, будучи епископом сирийского города и довольно твердым буквалистом, использовал толкования на Книгу Бытия Оригена . Бл. Иероним Стридонский , окончивший свои дни в палестинских монастырях, пережил сильное увлечение Оригеном , однако в его взглядах заметны также черты антиохийских воззрений. Причину противостояния двух школ, как мы уже отмечали, следует искать в герменевтической плоскости; она представляет большой интерес и для нашего времени, если правильно подходить к ней. Последнее означает, что надо понять жизненную актуальность вопросов, которые кажутся нам подчас теоретическими абстракциями. Для этого следует оставить на время текстуальную проблематику и встать на точку зрения аскетической психологии. Отцы Церкви, постоянно пытавшиеся держать свой ум в чистоте, хорошо видели, что душа, размышляя о разных предметах, ткет вокруг себя плотный кокон мыслей, волокна которых не исчезают бесследно при перенесении внимания с предмета на предмет, но готовы продолжаться до бесконечности, все более усложняя свои хитросплетения. И все эти мысли-нити можно выразить в словах. Отсюда возникает постановка новой герменевтической проблемы, относящейся к внутреннему миру души: проблемы распутывания «кокона» и выхода души на свет Божий, открытый миру Христом. Именно в этом направлении шла Александрийская школа, используя как идеи Платона, так и категории Аристотеля. Ориген так определял цель герменевтики: «Увидеть узкие верхушки слов», «где в каждом отдельном существе присутствует Слово». |
| Большую – вторую группу арианствующих представителей на соборе составляли лица, которые позднее стали известными с именем полуариан. Это были не то ариане, не то православные. Они оставались в колеблющемся, нерешительном состоянии. Их воззрения имели так мало характерного, что ариане считали их своими сторонниками, а православные своими 37 . В догматическом отношении, в спорном вопросе, они держались древней теории субординации, т. е. хотя почитали Сына Божия Богом, но считали Божество Его неравным Божеству Отца, – это было Божество, соподчиненное в отношении к Божеству Отца. Что эта группа таких именно воззрений держалась, видно из учения главы ее – Евсевия Кесарийского , известного историка, деятельного члена на соборе Никейском 38 . Послание Евсевия к кесарийцам, писанное тотчас по окончании собора этого, дает еще новые черты, характеризующие как самого Евсевия, представителя группы, так и всю группу. Вместо прямых и определенных выражений, которые бы точно выражали учение о Божестве Сына Божия, Евсевий довольствуется выражениями неопределенными, двусмысленными и хотя библейскими, но позволяющими обоюдное толкование 39 . Можно утверждать, что группа рассматриваемых богословов находилась под влиянием идей Оригена , жарким почитателем которого был Евсевий 40 . Из Оригена однако они взяли лишь ту сторону в учении, которая благоприятствовала арианизму. Если об арианах известно, что они считали Оригена своим главою 41 , то это больше всего могло иметь место в среде последователей Евсевия, в среде полуариан. Таким образом, как строго-арианская партия становилась под знамя школы Лукиана антиохийского, так Евсевиева или полуарианская под знамя Оригена . Те и другие искали себе опоры, подтверждения в именах, которых широкая слава еще была в памяти у тогдашнего христианского мира. Число приверженцев Евсевия Кесарийского на соборе Никейском определить трудно. Если судить по тому, как могущественна стала партия полуариан, вышедшая отсюда, после Никейского собора, то нужно полагать, что и на самом соборе она имела многих представителей. |
| 1989. P. 6-16), полагая, подобно позднейшим раввинам, что спасение обеспечивается только соблюдением закона. Он считал, что наделен пророческим даром и что его роль в исторических событиях сходна с ролью прор. Иеремии, обличавшего отступничество иудеев от Бога и предсказавшего им гибель (см.: Blenkinsopp. 1974; Cohen. 1982. Passim; Hengel. 1989. P. 10-11). И. Ф. признает рим. власть как облеченную божественной санкцией и в этом он близок к взглядам евангелиста Луки. Эту же позицию под влиянием И. Ф. позже разделял Евсевий Кесарийский. Политический идеал И. Ф.- теократия (θεοκρατα); это понятие, впервые им сформулированное ( Ios. Flav. Contr. Ap. II 165), подразумевало верховную власть священнической аристократии, к-рая управляет народом согласно законам Торы. В трудах И. Ф. отразились, с одной стороны, иудейские представления и религ. теории, с другой - идеи греч. философии, к-рыми он широко пользовался, обращаясь к образованной грекоязычной аудитории. В частности, И. Ф. включает в повествование понятия, бытующие в греч. традиции, но не имеющие параллелей ни в Свящ. Писании, ни в современной ему иудейской традиции. Так, напр., он использует понятия, отражающие своеобразные представления греков о судьбе (εμαρμνη, τχη, πεπρωμνη), и т. о. вводит в текст актуальную для философской полемики своего времени проблематику соотношения судьбы и Божественного Промысла ( Семенченко. 2005). Произведения И. Ф. в христианской традиции Благодаря тому что авторы первых веков христианства часто обращались к произведениям И. Ф., эти сочинения сохранились практически полностью. Для отцов Церкви, перед к-рыми стояла задача утвердить христ. учение в противовес греч. синкретизму и иудаизму, произведения И. Ф., написанные вскоре после новозаветных событий свидетелем гибели Иерусалима и разрушения храма (70), содержали необходимый материал. Упоминания И. Ф. и цитирование его трудов встречаются у таких раннехрист. авторов, как Феофил Антиохийский и Минуций Феликс (II в.), Ириней Лионский, Климент Александрийский, Юлий Африкан, Тертуллиан, Ипполит Римский и Ориген (III в.), Мефодий, Псевдо-Евстафий и чаще других Евсевий Кесарийский (IV в.) ( Schreckenberg. |
|
|
