| Вагон открыли, отслужили панихиду и тронулись в путь. Провожающие заняли два вагона, а три монахини и оптинский иеромонах поехали в траурном вагоне. Назначены были три очереди для нас, монашенок: трое ехали от Голутвина до Москвы, другие трое – от Москвы до Сухиничей (ночь), третьи – Сухиничи–Козельск. Я попала во вторую очередь: Москва–Сухиничи. Около часу дня прибыли в Москву, где вагон с телом Старца был перевезён с Рязанского вокзала на Брянский. Дальше можно было ехать только в 9.20 вечера. Весь день служились панихиды, так как к вагону беспрестанно приезжали и приходили новые духовные дети Батюшки, не имевшие возможности приехать в Голутвин. Целый день на платформе сменялась публика: мужчины, дамы, молодёжь, монахи, духовенство, облачавшееся и служившие литии и панихиды. Кто поёт, кто плачет, кто усердно на коленях молится, кто по лесенке пробирается в вагон, кланяется, прикладывается ко гробу. Ярко горят свечи, принесённые молящимися, белеет крест из цветов, колышутся хоругви – всё вместе напоминает скорее торжество какое-то, все мы словно у святыни какой служим, а не просто покойному последний долг отдаём. От Москвы до Сухиничей мне довелось ехать при гробе. Отъехали мы от Москвы с молебном Спасителю, Божией Матери, св. Варсонофию и преп. Сергию о благополучном путешествии. В вагоне и поели, и чаю попили; на больших станциях служили панихиды, в пути, меняясь, читали Псалтирь. В Сухниичах, по какой-то оплошности начальства железной дороги, вагон наш отстал от поезда в Козельск, и потом нас отправили отдельно. В Козельске нас встретила небольшая кучка оптинцев: три иеромонаха, один иеродиакон, певчие. Гроб поставили на дроги и пустились в последний переезд. В поле до Козельска останавливались несколько раз для литии, а когда въехали в город, – то одну площадь переезжали, право, чуть ли не полчаса; только двинемся после литии, а от толпы отделяется кто-нибудь снова и просит новую литию. И знаете, кто давал деньги? За пять путешествий в Оптину у меня в глазах примелькались козельские нищие, приходившие ежедневно к Батюшке за милостыней. |
| Где-то вдалеке свистела ‘кукушка’, слышался звук рожка стрелочника, изредка доносились приглушенные голоса. Беглецы позавтракали и улеглись на нары, страдая от неизвестности. Время тянулось мучительно медленно и нудно. Наконец, после обеда появились люди, послышался перестук молоточков по колесам и хлопанье крышек букс. Потом вагон тряхнуло, очевидно, к составу прицепили паровоз. Составители готовили поезд к отправке. На душе у беглецов стало легче, но тревога еще не покидала сознание. Наконец послышался продолжительный свисток паровоза, вагон дернулся и медленно поплыл мимо всевозможных строений. И чем быстрее набирал скорость поезд, тем сильней раскачивало вагон. За окном свистел ветер, а колеса на стыках весело выстукивали: едем, едем, едем. Повеселели и люди. Они были довольны уж тем, что вырвались из лагерного ада. Поезд точно был не курьерским, останавливался на каждом полустанке и подолгу стоял. Иван Иванович болезненно реагировал на задержки в пути. Он стремился в Москву, где можно было запастись едой и купить билеты на поезд. Но его мечтам не суждено было сбыться. Как и в пришлом году, поезд пустили в обход Москвы. Только спустя две недели им удалось добраться до Ярославля. Поезд прибыл на станцию в сумерки, тогда как Вологду они проехали днем, станция была пуста, да и людей почти не было. А в Ярославле все пути были заставлены вагонами, даже стоял пассажирский поезд. Дождавшись темноты, Иван Иванович тихо открыл двери и спрыгнул на землю. Его долго не было и оставшиеся в вагоне стали волноваться, боясь, что придется ехать без него. Но вот дверь слегка лязгнула и в проеме показалась голова и широкие покатые плечи Ивана Ивановича. Он поставил на пол большой жестяной чайник и довольно внушительный узел, а потом влез и сам, прикрыв за собой двери. В отблеске станционных фонарей, тускло освещавших вагон, беглецы, расположились ужинать. До этого дня они питались всухомятку, а в последнее время ели один раз в сутки, экономя продукты. Иван Иванович расстелил на нарах пиджак, развязал узелок и достал из него три эмалированные миски, несколько кусочков хлеба, ложки и открыл крышку чайника. |
| Махновцы Каждое утро я делаю зарядку, и в то же самое время узнаю по телевизору последние новости. В последние дни новости не радуют, а кого, скажите, пожалуйста, обрадует факт исчезновения из Каирского музея золотой маски фараона Тутанхамона? Жалко, мы же с детских лет с этой маской не расставались, где только её фотографии не печатались. На улицах Каира сплошь и рядом мародёры, магазины грабят, и везде одно и тоже, будто под кальку. Когда американцы взяли Багдад, и там местные жители грабили музеи. Древний Вавилон, редчайшие экспонаты, где теперь всё это? Правильно говорят, мародёрство признак безвластия и торжество сильного. Любимая бабушка моей матушки в гражданскую войну в один день потеряла жениха и духовника. Их батюшка, кстати, то же отец Александр, вместе с молодым купцом, уже наречённым её женихом, ехали в поезде, на который напали «зелёные». 1918 год, застрелить человека тогда считалось делом обыденным, а бандиты и вовсе никого не щадили. Потом в многочисленных фильмах о том времени я видел, как грабили поезда махновцы. Но даже в страшном сне мне не могло привидеться, что пройдёт всего несколько лет, и я всё это вновь увижу, только уже не в кино, а наяву. Работать на железку я пришёл в последний год советской власти, страна разваливалась на глазах. Почему-то именно в этот год у нас на станции начала падать дисциплина. Всё больше стало попадаться пьяных, если и раньше пили, то как-то с оглядкой, то теперь никто ни на кого не смотрел. А однажды белым днём мои товарищи остановили состав и вскрыли вагон. В нём всего-то и было что несколько ящиков с конфетами-леденцами и печеньем, но главное сам факт. Раньше если на что и решались, так только стрясти в сезон с проводников пару арбузов, или выпросить бутылку водки за то, чтобы «нежно» локомотивом снять с горки вагон со стеклотарой или теми же арбузами и дынями. И вдруг всё резко в раз поменялось. Грабить стали по ночам, оно и понятно удобно, нет лишних глаз. Помню, работяги вскрыли вагон, ещё и залезть в него не успели, а уж из центрального пункта бегут наши итээры, руководители смены. Оказалось, что в вагоне перевозили спортивную обувь. Начальник смены, мужчина лет тридцати пяти, маленький спортивный, легко взлетел в вагон, и словно Владимир Ильич с известной картины, ухватившись одной рукой за поручень, и вытянув другую в сторону бегущих, закричал: – Люди, берите, всё это ваше, законное! Они нас столько лет обворовывали, недодавали! Хватит! Теперь наше время пришло, сами возьмём! Потом стал хватать коробки с кроссовками и бросать их в толпу. Кем были эти самые «ОНИ», непонятно, зато благодаря именно «ИХ» проискам, грабёж вагонов превращался из обычного мародёрства в некое подобие возмездия и акт справедливости. |
| – Истинное спасибо добрым людям. А то оставалось остаться в Нижнем, с билетом в кармане на проезд в Москву. В Петербурге, из Сергиевой пустыни взял он первый класс по железной дороге и по указанию кондуктора спокойно сел в первоклассное купе с молодым, совершенно приличным спутником. На этот раз его без затруднения пустили, потому что первоклассных пассажиров, по–видимому, не было, вагон велик, отдельных купе не одно. Но вот поезд пока не отходит еще, дверца купе не закрыта, подходит какой–то вахтер, старый унтер–шевронист, видит в первоклассном купе священника, и тут же на платформе у самой дверцы начинает распекать кондуктора в самых площадных выражениях, самым азартным криком: «как ты смел, да как ты смел пустить их сюда!.. Здесь пойдет генерал»... Наш путник, конечно, промолчал, жалея кондуктора и себя, что на него смотрят, как на парию, опасаясь, что вот–вот выведут из вагона на потеху многочисленной публики. «Залезла–де ворона в высокие хоромы»! К счастью этого не случилось, – не вывели. Генерал сжалился, – не сел в это купе, – такая компания, без сомнения, была для него неудобна, – видно, сел в другое первоклассное купе. Ехал он из Москвы в Нижний. Поезд отходил поздним вечером на ночь осеннюю и дождливую. На станциях поезд останавливался на несколько секунд. Кондукторы ничего пассажирам не скажут. Почти никто из пассажиров и не выходит. Поезд остановится у станции на минуту и сейчас же начинает тихо двигаться вперед, пока не раскатится через несколько взмахов колеса. В глубокую ночь нашему путешественнику понадобилось выйти (хоть жажду утолить) на минутку. При выходе, при поспешности ему невдомек было заметить вагон, из которого выходит. Через минуту возвращается назад, вагоны все похожи один на другой, ночное освещение фальшивит, платформа полустанции не крытая, сверху льет дождь, не видит путник, в какой вагон ему попасть нужно, из какого он вышел, на платформе ни души. Стоит кондуктор. – «Скажите, Бога ради», – обращается к нему тот, – «не заметили ли вы, где вагон второго класса, из которого я только что вышел?» Кондуктор не издает ни звука, и только мефистофелевски улыбается. |
| Культура Все рубрики Г. Сайер Последний солдат Третьего рейха Вот еще один вагон с высокими поручнями; в нем едут до зубов вооруженные немецкие солдаты. В остальной части состава — открытых платформах, вроде той, на которой ехали мы, — перевозился совсем иного рода груз. Вначале я с непривычки даже не смог разобрать, что же это, и лишь через несколько мгновений понял, что вагон переполнен человеческими телами, за которыми сидели или стояли скорчившись живые люди. Самый осведомленный из нас коротко пояснил: “Русские военнопленные”. Последний солдат Третьего рейха Вот еще один вагон с высокими поручнями; в нем едут до зубов вооруженные немецкие солдаты. В остальной части состава — открытых платформах, вроде той, на которой ехали мы, — перевозился совсем иного рода груз. Вначале я с непривычки даже не смог разобрать, что же это, и лишь через несколько мгновений понял, что вагон переполнен человеческими телами, за которыми сидели или стояли скорчившись живые люди. Самый осведомленный из нас коротко пояснил: “Русские военнопленные”. Г. Сайер Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. Мнение авторов статей портала может не совпадать с позицией редакции. 12 |
| Наташа и Саша, возвращаясь в четверг с работы из Москвы, внезапно и сильно разругались. – Не смей со мной даже в одной электричке ехать! – в запальчивости заявила Наташа перед входом в третий вагон от хвоста. Саша замер на некоторое время, но, поразмыслив, что следующая электричка в Белкине не останавливается, а другая пойдет только через тридцать минут, быстро дошагал до головного вагона и успел в него впрыгнуть перед самым захлопыванием дверей. Тут он купил банку пива у торговца-разносчика и наконец ответил жене: – Ну и пожалуйста! Пару остановок он простоял, потягивая пивко и глядя в окно тамбура, но вскоре соскучился по Наташе и побрел по электричке от головы к хвосту. Входя в очередной вагон, Саша осторожно протыкал его взглядом, дабы не напороться на обиженную жену, но она как вошла на вокзале в третий от конца, так в нем и стояла. Возле схемы движения пригородных поездов. Прислонившись к окну и глядя в него. Саша затаился в тамбуре и допил пиво. Напиток малость развеселил его, и в голове стала искрить мысль о дерзкой и задорной выходке. Как только электричка остановилась на станции Радужной, Саша выскочил на платформу, подбежал к окну, за которым стояла Наташа, и приложился к стеклу поцелуем, почти попав в десяточку – метил туда, где губы, а попал туда, где нос. – Сашка, ты дурак, что ли? Немедленно вернись в вагон! – воскликнула с той стороны стекла Наташа, но с платформы голос ее не имел ни малейшего звучания, и фразу «Сашка, ты дурак, что ли?» муж по губам прочитал как «Сашка, я люблю тебя», а приказ вернуться и вовсе не расшифровал. Но вернуться он успел, электричка тронулась дальше, он протиснулся через тесноту тамбура внутрь вагона и с удивлением услышал от жены: – Не смей ко мне приближаться! Я закричу, что знать тебя не знаю, а ты – маньяк, ко мне пристаешь. Огорченный муж почесал репу и разобиженно отправился обратно в головной вагон состава. Выйдя в Белкине, Саша дождался Наташу, но она гордо прошла мимо, из чего он заключил, что слова, произнесенные им в Москве и ставшие причиной ссоры, и впрямь не имели никакой ценности в качестве шутки. |
| Церковный писатель А. Э. Краснов-Левитин рассказывает, как на его глазах 14 октября осуществилась эта операция. Вагон, предназначенный для церковников, стоял на запасных путях Казанского вокзала. В середине дня к вагону подъехала легковая машина, в которой в сопровождении крупного чина НКВД находились глава так называемой Обновленческой Церкви Александр Введенский и его заместитель митрополит Виталий. Когда обновленцы забрались в вагон, то обнаружили, что там уже сидит несколько человек: руководство баптистской общины, а также одноглазый старик, старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси Иринарх. «Едва уселись на места там, – вспоминает А. Краснов, – в дверях суматоха – вынесли чьи-то вещи, почтительно открылись двери – в вагон вошел среднего роста старичок с седой окладистой бородой, в золотом пенсне, с подергивающимся нервным тиком лицом, одетый в рясу и монашескую скуфейку. «Какая встреча!» – бросился к нему Введенский. Улыбаясь, старичок, дружески с ним облобызался… Последний раз Введенский видел старичка в скуфейке девятнадцать лет назад, осенью 1922 года. А. И. Введенский был тогда молодым преуспевающим протоиереем – заместителем председателя ВЦУ, а старичок – членом ВЦУ, и на осенней сессии ВЦУ в 1922 году они сидели рядом. Теперь Введенский, уже немолодой и не преуспевающий, был Первоиерархом Обновленческой Церкви, вошедший же носил титул «Патриарший Местоблюститель Блаженнейший Сергий Митрополит Московский и Коломенский». Генерал МГБ улыбался снисходительно и иронически, братья-баптисты и старообрядческий архиерей, скромно потупившись, искоса наблюдали за лобызанием «друзей». Так началось это, не имеющее прецедента в истории Русской Церкви путешествие иерархов в глубь России». Путешествие, о котором Краснов рассказывает много интересных подробностей, завершилось не совсем так, как его планировали. В дороге Сергий разболелся. Сотрудники НКВД, не уверенные в том, что довезут своего подопечного живьем, снеслись с Москвой и получили разрешение изменить маршрут. Вагон повернул на Ульяновск. До города на Волге этот своеобразный ковчег добрался на шестые сутки. После чего, разделив между собой ульяновские храмы и сферы влияния, иерархи принялись устраиваться на новом месте. Устраиваться им пришлось прочно: «Ульяновский Авиньон» просуществовал два года, до осени 1943-го. |
| На следующий день, в 11 ч. утра я отправился к Деникину, чтобы исполнить возложенную на меня миссию. Когда я подходил к поезду Главнокомандующего, стоявшему у морской пристани, Деникин, окруженный множеством англичан и чинов своего Штаба, возвращался в свой вагон. Я обратился к нему с просьбой сегодня же принять меня по спешному делу. – Не могу принять сегодня, – буркнул он и вошел в свой вагон. – А вы, Иван Павлович, можете уделить мне несколько минут? – обратился я к Романовскому. – Пожалуйста, пойдемте в мой вагон! – ласково ответил он. Я и он за мной вошли в вагон начальника Штаба. Ген. Романовского я хорошо знал по Академии Генерального Штаба, когда (1900–1903 г.) он учился в Академии, а я был академическим священником. В 1904 г., во время Русско-японской войны, я служил с ним в 9-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. В Великую войну я встречался с ним на фронте, когда он командовал полком, а в 1917 г. он был моим сослуживцем в Ставке, где он занимал должность генерал-квартирмейстера. Всегда между нами были отличные, сердечные отношения. Я всегда считал его честным, умным, усердным, самоотверженным офицером, сердечным человеком. Я никогда не допускал мысли, чтобы Романовский мог пойти на какую-либо гадкую, не достойную офицера сделку с своей совестью. За время совместной с ним службы в Добровольческой Армии я не разочаровался в нем. Напротив, тут, при своих ходатайствах за униженных и оскорбленных, Я убедился, что этот человек, для многих казавшийся сухим и черствым, обладал на деле весьма чутким и отзывчивым сердцем. Но Добровольческая Армия ненавидела Романовского. На Романовского валили всё, в чем была повинна и неповинна власть. Романовского, можно сказать, обвиняли во всем, в чем только можно обвинить человека: даже и в измене, и в хищениях, и во франкмасонстве! Я не стану утверждать, что Романовский, как начальник Штаба, как ближайший советник Главнокомандующего, никогда не делал ошибок. И в ту пору, когда наша государственная машина была в порядке, когда пути жизни были ясны и определенны, – и в ту пору даже лучшие наши государственные деятели не были свободны от грехов и ошибок. Теперь же, когда наша государственная машина была сломана, настоящее и будущее наши были темны, когда старые пути оказались негодными, а новые еще не были найдены, – ошибки и промахи были неизбежны для всякого. Романовский же, кроме того, принимал на себя и чужие ошибки. Когда-нибудь раскроется, как он, защищая Главнокомандующего от ударов, самоотверженно подставлял под эти удары свою голову. Я сознавал неосновательность, несправедливость нападок на Романовского и жестокость обвинений, предъявленных ему на собрании 5 марта. Не легко мне было сообщить ему об отношении к нему офицерства, но сообщить было необходимо для его же пользы. |
| До вечера у гроба шло служение панихид. В начале всенощной вагон, при громких рыданиях голутвинских жителей, был отведён на станцию Голутвин, где была отслужена большая общая панихида, и с утренним шестичасовым поездом был отвезён в Москву. С ним вместе были прицеплены два вагона, в которых ехали духовные дети Старца, пожелавшие проводить его тело в Оптину Пустынь. По прибытии в Москву, утром 7 апреля, у гроба служились панихиды. К 4 часам дня вагон был переведён на Брянский вокзал, и там снова началось служение панихид, не прекращавшееся до отхода поезда. Московские почитатели Старца съехались на вокзал попрощаться с его телом и грустной толпой стояли на платформе у широко открытых дверей вагона. Вагон к этому времени принял вид церкви. На стенах, задрапированных чёрной материей, были прибиты хоругви; середину вагона занимал гроб, покрытый золотым покровом, с лежащими на нём цветами; за гробом стояли выносной крест и образ Богоматери, а также большой подсвечник, уставленный свечами. В глубине стоял хор монахинь, провожающих тело в Оптину, кругом толпились молящиеся с зажжёнными свечами. Непрестанной вереницей шли почитатели Старца по широкой лестнице в вагон – приложиться ко гробу, поставить свечку, отслужить панихиду. Вся толпа на платформе стояла с зажжёнными свечами, подхватывая пение «Со святыми упокой» и «Вечная память». Настроение всех было тихое, торжественное и светлое; смерть теряла свой страшный облик и становилась торжественными проводами Старца туда, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная». В промежутках между панихидами оптинские монахи раздавали «сиротам» Старца цветы из венков, свечки, ладан, лежавшие на гробе... Перед отходом поезда в 10.30 иеромонах Палладий преподал последнее благословение собравшимся и начал служить напутственный молебен. И под пение отъезжавших и остающихся траурный вагон двинулся в Оптину Пустынь, которую ровно год тому назад покинул старец Варсонофий. (В. Т.) 550 Прибытие тела Старца и погребение его в Оптиной Пустыни |
| Профессия скачка-маршрутника требовала не только ежедневных тренировок, но и холодного расчёта, смекалки, наблюдений, разведки. Во-первых, необходимо было наизусть выучить расписание движения поездов. В сталинские годы пассажирские поезда ходили чётко, не опаздывая. Во-вторых, поездушники хорошо знали все географические особенности маршрута — все виражи, повороты, заставляющие поезда двигаться медленнее, все подъёмы на высоты и спуски с них, где поезда также понижали скорость. Знали, в какое время тот или иной состав будет проезжать эти места. Предпочитали поезда, которые проходили в нужной географии ночью. При посадке пассажиров наблюдали, кто с чем в какой вагон садится, и намечали два-три объекта для «кормления». Воры знали, в какое время на каком маршруте контролёры проверяют проездные билеты. Никогда не начинали работать сразу после посадки. Давали кондуктору и вагону время успокоиться, залечь, заснуть. И только потом начинали действовать. Поначалу отсиживались в тамбурах или кочегарках в конце состава. Выдры-отмычки имели всех типов. Когда поезд покидал станцию и набирал скорость, с нужной паузой проходили в намеченные вагоны по крышам, чтобы лишний раз ни перед кем не засвечиваться. Такой номер назывался «перейти по хребту крокодила». Иногда этот трюк проделывался с чемоданами. В ту пору закрытых переходов — кожаных диафрагм, как в современных пассажирских поездах, — ещё не было. И при ловкости им ничего не стоило мгновенно забраться на крышу или в полной темноте при движении эшелона перейти по бамперам и крюкам подвески из вагона в вагон, по ходу вскрыв торцевую дверь. Засветившись на маршруте Кауровка-Мулянка между Свердловском и Молотовым, кодла скачков переезжала в другую область, где у них тоже всё было отработано. Запомнилось, что по маршруту Молотов-Киров они имели три ямы-хавиры. В одной маруху прозывали Косой Матрёной, во второй — Ганькой-Торопышкой, а в третьей — просто Фроськой. Работа Перед началом операции один из скачков — Антип (самый незаметный) производил разведку: проходил сквозь выбранные во время посадки вагоны и выяснял, где больше поживы, кто едет, каков кондуктор, нет ли ментов. Маршрутники «распечатывали» намеченный для работы вагон, то есть открывали все двери с обеих сторон, в том числе и торцевые. Первым в вагон входил главный спец — пахан скачков — самый опытный вор. Он на глаз определял, как лучше брать. Ловко, без звуков вытаскивал «углы» из-под полок или доставал их с полок и выставлял в проход. Второй шёл мимо и, подхватив вещи, выносил их в противоположный от кондуктора-лагаша тамбур. Главный обрабатывал сонников в следующем купе, и, если оно намечалось последним, третий атасник, всю дорогу бывший у двери кондуктора, проходя, забирал и этот товар. Все действия скачков поражали абсолютной выверенностью. К концу операции змея поезда входила в поворот или забиралась на гору, сбавляя скорость. Воры распахивали входные двери, бросали под откос чемоданы, баулы, мешки и вслед за ними прыгали сами. |
|
|
