| б) Учение об ангелах составляет неотъемлемую принадлежность богооткровенной религии, а не заимствовано евреями от персов во время плена вавилонского, как думают рационалисты: α) Об ангелах говорится в Пятикнижии Моисея и в других свящ. книгах, написанных до Вавилонского плена, например, в псалмах, несомненно принадлежащих Давиду. β) Известно, что евреи по возвращении из плена, более, нежели кто либо, чуждались заимствований от народов языческих. γ) По духу и характеру своему ветхозаветная религия существенно отличается от персидского дуализма, от его учения о двух божествах, добром и злом, – о происхождении от каждого из них второстепенных духовных существ через эманацию. δ) Наконец бытие ангелов находится в связи с замечаемою постепенностью земных тварей от безжизненных неорганических и растений до человека, но человек есть существо духовно-телесное, имеет бытие личное, нераздельно связано однакож с родом. Дальнейшую высшую степень творений Божиих представляют собой существа духовные, бестелесные, обладающие более совершенною природою, нежели человеческая, – имеющие личное бытие, независящие от рода по своему происхождению, хотя имеющие свои степени, или чины ( Кол. 1:10 . Рим. 8:38 ), одним словом, Ангелы. в) Разделение ангелов на добрых и злых не есть начальное; по своей природе, все ангелы сотворены добрыми. Разделение произошло вследствие грехопадения одного из высших ангелов, который увлек за собою часть других. Шенкель почитает невозможным грехопадение для таких совершенных существ, каковы ангелы; обладая высшим разумом, близостью к Богу, они не могли бы не понимать тщетности своего противления Богу. Но возможность грехопадения зависит не от большего или меньшего совершенства сотворенного существа, а от свободной воли его; и не свобода, как дар Божий, есть причина грехопадения, в ней только возможность для сотворенного существа направлять себя к добру или злу. Как именно произошло грехопадение ангелов, об этом Св. Писание не повествует; но оно указывает, в чем состоял их грех , именно говорится, что диавол не устоял в истине, что он есть отец лжи ( Ин. 8:44 ), что некоторые ангелы не сохранили своего достоинства (Иуд. ст. 6), что диавол подпал осуждению за гордость ( 1Тим. 3:6 ). |
| Плен вавилонский составляет важную эпоху в истории иудейского народа, наложившую своеобразный отпечаток на все стороны жизни избранного народа Божия и надолго определившую собой направление его нравственно-религиозной жизни, которая с этого времени потекла по совершенно новому руслу. Если до плена национально-политический и религиозный интересы у иудеев еще расходятся между собою, и из-за политических видов или из-за чувственных удовольствий иудеи часто меняют служение истинному Богу на поклонение идолам, так что требовалась или сильная государственная власть, или грозный голос пророков, чтобы держать их в страхе Божием, то плен вавилонский и последующие за ним события дали решительное преобладание религиозным стремлениям иудейства над всеми другими. Плен был для иудеев наказанием за то легкомысленное пренебрежение служением Богу истинному, которое часто проявляли они в период своей политической самостоятельности, но вместе с тем он был также и воспитательной школой, пройдя которую, иудеи окончательно убедились в справедливости того постоянного напоминания пророков, что не в скоротечном политическом могуществе, а в их религии, в сохранении завета с Богом, заключается вся их слава и спасение. На реках вавилонских они уже оплакивают не уничтожение государства, а разрушение храма и прекращение в нем богослужения. Религия оставалась тогда единственным утешением и единственным сокровищем для иудеев, которое, несмотря на все усилия, не могли отнять у них язычники 1206 , и иудеи в течение долгого времени плена научились ценить это сокровище, воспитав в себе непоколебимое убеждение, что верность Иегове и покорность Его закону составляют источник жизни их народности. Поэтому-то, когда они получили позволение возвратиться в землю своих отцов, то не город, не политические интересы руководили возвращающимися на родину иудеями, но мысль о построении храма и восстановлении в нем богослужения: «поднялись тогда все, в ком возбудил Бог дух его, что бы пойти строить дом Господень, который в Иерусалиме» 1207 , а оставшиеся в плену снабдили возвращающихся соотечественников всем нужным для храма 1208 . Пришедшие в Иерусалим иудеи устроили жертвенник и торжественно заложили храм Господу и, несмотря на всевозможные затруднения, благополучно окончили построение его и столь же торжественно освятили его. И после этого жизнь народа Божия в Палестине принимает, так сказать, чисто церковное направление. Иудеи централизуются вокруг храма и ревниво оберегают свою святыню от взоров своих соседей 1209 , прилагая все старания к тому, чтобы устроить свою жизнь на началах преданности Иегове и Его божественным установлениям. |
| Оно так действительно и было. Самое ясное свидетельство этого представляют нам четыре дня покаяния и поста, которые соблюдались в воспоминание четырех величайших народных несчастий каждогодно, в четыре различные месяца, и продолжали существовать до дней нового Иерусалима ( Зах. 7:5, 8:19 ). С самого плена начался в обществе иудейском поворот жизни к лучшему; народ желал бы прекратить всякую связь с своей прошедшей жизнью и, если бы это было возможно, забыть о ней совсем. Не грешить опять так, как грешили отцы, т. е. предки, – теперь стало настоятельным завещанием новому поколению: прогневася Господь на отцы ваша гневом велиим. И речеши к ним: сице глаголет Господь Вседержитель: обратитеся ко Мне, и обращуся к вам. И не будите, яко же отцы ваша, ихже обличаху пророцы прежнии ( Зах. 1:2–4, 7:6–12 ). Это увещание Божие нашло добрую почву в сердцах иудейского народа, возвратившегося из плена вавилонского. Жизнь в плену, среди язычников как нельзя больше способствовала возбуждению отвращения к идолопоклонству и содействовала раскрытию сознания несравненного превосходства истинной религии. Теперь, после плена, уже нет и помину об идолах: служение им потеряло для иудеев всю свою привлекательность; как причина всех бедствий, перенесенных народом, как религия того народа, у которого иудеи были в порабощении, идолопоклонство решительно им опротивело. В плену все отдельные личности народа иудейского должны были по необходимости вступать в постоянное и самое тесное соприкосновение с язычеством; теперь самым решительным и определенным образом доставлен был самой жизни вопрос, нужно или нет забыть и оставить свою религию и подчиниться религии языческих повелителей. Но вопрос этот не мог быть решен в пользу язычества: самое близкое соприкосновение, самое точное знакомство с ним должно было возбудить в иудеях самое глубокое отвращение от него: между вавилонянами язычество достигло высшего развития, и в искусстве, и в науке, и в самой жизни оно выразилось вполне со всеми своими недостатками, со всем своим нравственным безобразием. |
| В. в 1-й пол. II тыс. до Р. Х. сохраняла в хозяйственной жизни и особенно культуре и религии мн. черты традиц. шумер. уклада. Важнейшей социальной и политической структурой гос-ва были небольшие города, являвшиеся культовыми центрами окружавших их территорий. Основу экономики составляли земледелие и скотоводство, большую роль в жизни страны играло ремесленное производство и торговля. В социальном плане население В. делилось на 3 основные группы: полноправные свободные (авилумы), т. е. лица, владевшие по праву наследования земельными участками и недвижимостью, свободные с ограниченными правами (мушкенумы), в их число входили люди, не имевшие наследственных прав на землю и получавшие земельные наделы от дворца или храма за службу, и рабы (вардумы). Число рабов было сравнительно невелико. В городах В. процветали искусство, лит-ра, развивались познания в области медицины, математики, астрономии. Этому способствовало сохранение и развитие системы образования. При храмах действовали школы, где буд. писцов обучали чтению и письму на шумер. и аккад. языках, основам математики и др. необходимым знаниям. Писцы переписывали и переводили на аккад. язык шумер. религ. и др. тексты, создавали новые произведения на аккад. языке, так что мн. исследователи считают тот период временем «классического вавилонского языка». По своему религ. мировоззрению вавилоняне были политеистами, происхождение вавилонских богов можно проследить с шумер. времен. Мир богов был организован в определенном порядке, так что каждый бог конкретного города занимал свое место в общей божественной иерархии В. Первоначально высшее место занимал Элиль, главный бог г. Ниппура, древнейшего священного центра шумеров. По мере возвышения Вавилона при Хаммурапи на первый план стал постепенно выдвигаться главный бог - покровитель этого города Мардук (подробнее см. Шумеро-аккадская религия ). Средневавилонский период (1595-1000 гг. до Р. Х.) можно условно разделить на правление касситской династии (1595-1150 гг. до Р. Х.) и 2-й династии Иссина (1150-1027 гг. до Р. Х.). Касситы в отличие от др. этнических групп, мигрировавших в Месопотамию, таких как аморреи или арамеи, во многом остаются загадкой для исследователей. От касситского языка почти ничего не сохранилось, за исключением отдельных имен и терминов, и установить его принадлежность к к.-л. известной языковой семье пока не удалось. Предположительно касситы пришли к границам Месопотамии из степей Ср. Азии, пройдя либо через Кавказские горы, либо по Иранскому плато. Начиная с XVIII в. до Р. Х. они упоминаются в вавилонских источниках, то как воины, совершающие набеги на небольшие города и селения В., то как мирные мигранты, наемные работники или торговцы. |
| Следы монотеизма в языческих религиях. Во всех почти языческих религиях – внимательное исследование открывает в них более высокие и чистые представления о Божестве и обряды религиозные, чем какие обычно свойственны язычеству. Эти более совершенные верования и обряды, сохранившиеся в язычестве, решительно не согласуются с его общим строем. Они суть следы, остатки, как бы обложки от древнейшей более совершенной религии. Религии, явившиеся после христианства: новоиудейство и магометанство Новоиудейство есть религия, образовавшаяся из начал древнего богооткровенного учения иудейскаго, но смешанных с началами языческой религии и философии. Искажение богооткровенной религии иудейской языческими воззрениями началось со времени плена вавилонского. Это было самое критическое время в истории народа иудейскаго. Ухватившись за закон и вдумываясь в него, иудеи решили, что они доселе не только не исполняли, но и не понимали закона, как следует. Явились многочисленные толкования закона, целые кодексы правил и наставлений, искусственно извлеченных из закона и приспособленных ко всем возможным отношениям житейским, ко Всем случаям жизни. Эти толкования, правила и наставления составлялись частью под влиянием фантазии законоучителей иудейских, частью под влиянием языческой религии и философии, с которыми иудеи теперь должны были познакомиться. Понятно, что такие толкования и правила могли только искажать древнее богооткровенное учение и мало-помалу совсем его заменили собою. Они составили собою так называемые Талмуд и Каббалу, заменившие для евреев писания Моисея и всех древних пророков. Новоиудейство хотя проповедует единого Бога, но и не чуждо многих нелепых и безрассудных понятий о Нем, лишающих Его премирного характера и низводящих Его в ряд существ ограниченных. Кроме того, оно проповедует ненависть и презрение ко всему человеческому роду кроме одной иудейской нации, и всю почти нравственность думает заменить мелочными, большею частью, бессмысленными обрядами. Магометанство или мусульманство, называемое еще исламом, есть религия, основанная и распространенная в 7 веке по P. |
| – Высшее наблюдение за исполнением закона, как и высшая санкция, по кодексу Гаммураби, принадлежит Божеству: кто будет пренебрегать божиими постановлениями, тот проклинается законом Гаммураби (§ 1–2). Замечательно, что божество, к которому часто апеллирует закон Гаммураби не есть Бэл или какой-нибудь Мардук, а Илю – божество более отвлечённое, абстрактное, но мыслимое как существо всеведущее и вездесущее 1493 . Кроме того: закон Гаммураби имеет целью не только водворить холодную справедливость, но и 1) „защитить слабого от сильного“, 2) „покарать злых и дурных“. – Таким образом, и кодексу Гаммураби не чужды религиозно-нравственные мотивы. Да иначе и не могло быть. Если вообще религия имеет громадное значение в истории культурной жизни человечества, то это особенно нужно сказать про людей, стоящих на более низкой ступени культурного развития, когда религия проникает собой почти все стороны человеческой жизни и заполняет собой все пробелы человеческого знания. Можно не преувеличивая сказать, что на первых ступенях культурного развития людей всё то, что мы теперь разумеем под именем духовной культуры, – науку, искусство, социально-политические отношения, носило на себе исключительно религиозный отпечаток 1494 . Но этого мало. Мы осмеливаемся утверждать большее. —311— Очень естественно предположить, что у Вавилонян на ряду с гражданскими постановлениями существовал и нравственный кодекс. Такого кодекса ещё не найдено, но если сопоставить закон Гаммураби со второй таблицей вавилонского заклинательного сборника „Шурпу“ 1495 , то существование его у Вавилонян будет очень вероятным. Но прежде всего, что такое „Шурпу“? Среди древних Вавилонян было широко распространено верование в духов, так что, с одной стороны, религиозные верования Вавилонян можно назвать полидемоническими 1496 . Весь мир, окружающий человека, казался древнему обитателю Халдеи наполненным духами, которые заправляли всеми явлениями физической природы и имели влияние на физическую и духовную жизнь самого человека. |
| —200— принадлежностях. Весьма вероятно, что он пришёл в Египет из Сомали вместе с ладаном. Но, во всяком случае, не культурная раса не могла дать культурной фетишистической религии. Как не был развит культ животных в Египте, он, однако в богословской системе имел подчинённое, второстепенное значение. Никто до сих пор не мог связать логической и генеалогической связью культ животных и теологию в Египте. Излагаемый нами взгляд пытается выводить вторую из первого, некоторые (отчасти и Либлейн) выводят первый из второй. Но это не логические и фактические выводы, а не мотивированные догадки. Гоммель в животном культе видит символику и, как все египетскую культуру, хочет вывести её из Вавилона. Бык, по его взгляду, прежде всего чувственный образ Мардука, затем Ра-Озирис. Баран – чувственный образ бога. Еа, как и Хиума. Орёл то же самое ястреб, есть чувственный образ Ниндар и вместе младшего Гора. Корова чувственный образ Истра и вместе Изиды. Шакал чувственный образ Нергал и различных богов родственных Сету. Но дело в том, что животная символика богов легко объясняется и без теории заимствования. В Индии тоже некоторые боги изображались в образе животных (наприм., Ганеса с головой слона). И Египет независимо от Ассиро-Вавилонии мог прийти к такой символике. Независимость в данном случае подтверждается тем, что образы несходны. Скорее можно допустить, что для этой символики египтяне и ассирияне удержали основные воззрения от общего пранарода, но потом разработали эту символику совершенно самостоятельно и независимо один от других. Во всяком случае, в ассиро-вавилонской религии, если и была животная символика сходная несколько с египетской, то, безусловно, не было культа животных. Нескоро египетская религия найдёт для себя правдоподобное научное истолкование. Может быть причина этого та, что она слагалась под разнообразными и противоположными влияниями. Никакая религия не представляет собой развития одного принципа, но обыкновенно они представляют развитие начал, из каковых всех может исходить один человек. Единство и множественность в рели- |
| Едва ли можно сопоставлять этот финикийский аскетизм, не связанный ни с какими, более или менее нравственными требованиями, и с тем аскетизмом в вавилонской религии Сатурна, который соединен был с особым нравственным учением довольно возвышенного характера. Начала там и здесь по-видимому разные. Здесь – идея силы, перед которой всякая жизнь есть ничтожество и которая ненавидит жизнь. Были в Финикии и мистерии в честь Адониса, весьма сходные с египетскими мистериями Озириса. Обряды мистерий Адониса состояли, по-видимому, в таких же трагических сценах сетования и плача по умершем Адонисе, как в Египте по Озирисе; было и «искание» ( ζτησις) похищенного и убитого Адониса 1589 . Плач и сетование женщин, как и там, сменялись весельем и оргиями, которые сопровождались сценами разврата 1590 . Подобные же оргии, производимые толпой гиеродулов, или кедешей, повторялись и на всех празднествах сиро-финикийского культа. Нравственное воззрение мореплавателей и торговцев древнего мира мало известно, но, по-видимому, как и вавилонское, не отличалось возвышенностью. Это был народ-материалист по преимуществу. Как и в Халдее, мы не находим у финикиян развитого учения о бессмертии, новое доказательство того, что финикийский аскетизм был чужд идеальных взглядов. Впрочем в теогоническом отрывке из Санхониатона встречаются боги с греческими именами Плутона и Прозерпины 1591 . Это, по-видимому, служит доказательством, что идея бессмертия не была совершенно чужда и финикиянам. Из метрополий Финикии культ её распространен был по всем колониям и по всему торговому пути финикиян. Весьма близкое сходство с ним имела и религия соседних с Палестиной народов, – филистимлян и аммонитян. 1512 Священная гора в Перее называлась у финикиян: Pniel, т. е. «лице Божие, вид Божий», другая – на берегу Средиземного моря точно так же, по свидетельству Страбона, называлась Θεου πρσωπον. Strab. lib. XVI. С. 2. Библия в этом отношении представляет совершенно сходное воззрение. Явление Бога Иакову богоборцу называется вид Божий: егда прейде вид Божий ( Быт. 32, 31 ). В кн. Судей (8, 8) упоминается город Фануил, что значит тоже; «лице Божие». 1513 Замечательную попытку на уяснение и научное построение системы религиозных верований Финикии представляет уже цитированное нами сочинение Моверса «о религии Финикии» (Üeber die Religion der Phoenizier), до самого последнего времени пользовавшееся авторитетом почти безусловным. Но, как справедливо заметил Эвальд, (см. его Üeber d. Sanchoniathon. Kosmogonie), значение этого сочинения – только в собрании свидетельств классических писателей о религии Финикии. Самая же система финикийской религии построена им произвольно и заключает в себе странные взгляды, далеко не отвечающие указаниям вновь открытых памятников. |
| Полигамия имела место в древности, но не имеется никаких указаний на Божественное ее установление – в Ветхом Завете нет ничего, что специально разрешало бы полигамию. Она чисто человеческое установление. Наконец, даже в Ветхом Завете имеются места, которые прямо указывают на нежелательность многоженства: и чтобы не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его, и чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно ( Втор. 17, 17 ). Из этой цитаты видно, что многоженство «развращает сердце» и Господь призывает не делать этого. Далее, указание на то, что полигамия была распространена среди евреев Палестины I века, не соответствует действительности. В период возвращения из Вавилонского плена полигамные браки среди еврейского народа исчезают полностью. Ранняя раввинская литература определяет законы семейной жизни исключительно для моногамного общества, рассматривая возможность заключения брака со второй женой как нечто практически невозможное или давно отжившее. Из 2800 мудрецов, упоминающихся в Талмуде, только один имел двух жен. Элементарный анализ фактов доказывает, что моногамия стала нормой для еврейских общин задолго до распространения христианства и, соответственно, до проповеди Христа. Отсюда понятно, почему Господь в Евангелии строго осуждает полигамию хронологическую (когда муж брал следующую жену, разводясь с предыдущей), но не осуждает полигамию единовременную (когда муж одновременно имеет нескольких жен) – в это время ее среди слушателей Благой Вести уже просто не было. Известные нам примеры из исторических источников соответствующего периода единодушно говорят о моногамии иудеев Палестины I века. Характерно, что даже саддукеи, подходившие ко Христу с каверзным вопросом о воскресении, должны были для представления ситуации, когда бы у одного из супругов имелось несколько законных «партнеров», предположить заведомо выдуманную историю женщины, которая выходила поочередно замуж за семерых братьев 166 и потому стала причиной сомнения, женой которого из них она будет, когда воскреснет (см.: Мф. 22,24–28 ; Мк. 12, 19–23 ; Лк. 20, 28–33 ). |
| Значение этого опасного исключения – особенно опасного ввиду той растяжимости, которой, по учению реформатора, отличается понятие о слове Божием – он старается ослабить тем, что во всем остальном требует от верующих безусловной покорности. Как бы велики ни были злоупотребления светской власти, как бы ни давило бремя налогов, как бы соблазнительно ни было поведение власть имущих, истинно верующий не должен позволять себе никакой критики их действий; он должен помнить, что величие трона, воздвигнутого Богом, неприкосновенно, что дурные правительства ниспосылаются нам свыше в наказание за грехи, и в смирении ждать помощи от Бога. Таково в основных чертах учение Кальвина, проникнутое, по его мнению, истинным, неискаженным духом Св. Писания. Библейский дух действительно сказывается в некоторых частностях этого учения – например, в устройстве богослужения, в полном изгнании из него всех форм, говорящих чувству или воображению. Разделяя с Лютером его непримиримую ненависть к папе, которого он считает антихристом, к католической церкви, которую называет Вавилоном, вавилонской грешницей, к католическому духовенству, для которого он не находит достаточно сильной брани, Кальвин в преследовании форм католического богослужения идет гораздо далее германского реформатора. Все, что только может напомнить старое суеверие, изгоняется с беспощадною строгостью. Вся католическая месса отменена, употребление в храмах икон или статуй, к которым он применяет смысл второй заповеди, преследуется как служение идолам. Все праздники, основанные на почитании памяти святых, отменяются; впоследствии Кальвин уничтожил и все остальные, сохранив значение церковного праздника лишь за одним воскресным днем. В своем неумолимом преследовании всех чувственных форм католического ритуала Кальвин идет еще далее древнебиблейских требований. По его мнению, даже допущение музыки в богослужении, которая практиковалась в иерусалимском храме, было только уступкой “слабости времени”, и поэтому он требует ее изгнания. Его религия – религия духа, она не нуждается ни в каких внешних формах. В системе наказаний за различные преступления против нравственности – та же беспощадная строгость, опирающаяся на Моисеево законодательство. Если последние издания “Христианской институции” представляют какие-либо изменения против первых, то эти изменения лишь в смысле большего усиления требований реформатора и развития его основных положений до последних логических выводов. |
|
|
