| — Естественно. Если считать историю частью литературного процесса. Все Средневековье история, в целом, писалась по-латински, до XVIII века включительно, хотя первые памятники исторической мысли на новых языках относятся к началу XIII века и связаны с завоеванием Константинополя крестоносцами. Естественно, у каждой эпохи свои изобразительные средства — в том числе и в этих жанрах. Но хроники и анналы, основные виды исторического повествования, созданы в монастырях (даже если заказчиком мог выступать двор, епископ или кто-то еще) — и существуют на протяжении всего средневекового тысячелетия. — А такой жанр, как травелоги, существовал на латыни? — Да, конечно. Они не знали этого термина, он и для нас довольно новый и, на мой вкус, филологически неудачный. Использовался термин «итинерарий», т.е. маршрут, слово вполне средневековое, на Руси — «хождения». Это довольно распространенный жанр, связанный в первую очередь с паломничествами — как в Святую Землю, так и, например, в Сантьяго-де-Компостела. Один из самых красивых средневековых итинерариев был создан как раз в XII веке, в момент расцвета Компостелы, по значимости сопоставимого тогда с Римом и Иерусалимом. Рим становился таким объектом литературно-археологического повествования. Недавно мы с моей ученицей Натальей Тарасовой перевели, наверное, самый забавный текст такого рода о памятниках Рима, написанный англичанином около 1200 года или чуть позже. В нем описываются римские памятники сквозь призму истории Древнего Рима без оглядки на его статус христианской столицы. «Чудеса города Рима магистра Григория» — это замечательное явление. Впечатления о городе человека, который там прожил несколько месяцев, оставаясь самим собой, — в нем нет местечкового патриотизма римского жителя, но он их неплохо понимает. И вот он ходит смотреть римские памятники, расспрашивает, размышляет над судьбой Вечного города и всего мироздания. Примерно как Иосиф Бродский, когда, стоя под дождем, глядит на «Марка Аврелия» или пьет «из этого фонтана в ущелье Рима». Магистру Григорию, в его 1200 году, присуще такое же «чувство Рима», как Павлу Муратову или нобелевскому лауреату. |
| «Возвращение из СССР» есть факт гораздо более значительный в биографии французского писателя, чем в нашем познании современной России. Все, что он пишет о России, нам, конечно, известно. Трудно было бы ждать от иностранца, сколь бы проницателен он ни был, без языка, за каких-нибудь четыре месяца путешествия, настоящих открытий в быте или душе народа. «Возвращение» есть событие в мире моральном. Закрывая эту книгу, говоришь с облегчением: да, в мире не окончательно пропала совесть. Когда Андрэ Жид ехал в Россию, сколько людей говорили себе: «Неужели и этот?». Большинство торопилось отвечать, заранее смягчая горечь возможного разочарования: «да, конечно, и этот. Чем он лучше стольких других – смотревших и ничего не увидевших?» И вот, однако же, увидел. Не подкупили, не заласкали, не засыпали глаза конфетти коммунистического карнавала... Не без удовлетворения признаюсь, что я принадлежал к тем, кто сохранил веру в искренность Жида, хотя и сознавал, какие огромные трудности ему предстоит преодолеть. Моральное (и политическое) значение свидетельства А. Жида не ослабляется, а усиливается тем обстоятельством, что он не потерял веры ни в коммунизм, ни в будущее СССР. Это пишет не враг, но друг, которому «дело», («культура», «человечество») дороже СССР, а истина, вероятно, дороже человечества. Для нас, однако, СССР, или скрывающаяся за ним Россия, имеет свою совсем другую самодовлеющую ценность. И при всем нашем интересе к А. Жиду и его духовному пути, нас больше всего интересует свидетельство о России – как бы скромно и ограничено ни было его объективное значение. Но тогда прежде всего нужно установить точный смысл этого свидетельства. Первый вопрос: что видел А. Жид в России? Его книга не дает нам полного итинерария 1 , но из перечня местностей, из самых умолчаний, приходится сказать: видел немногое. Географически: Москву, Петербург, Кавказ, Крым. Он не описывает ни русской деревни, ни чисто русской провинции, ни новых фабричных городов. С точки зрения социальной анкеты, маршрут не особенно удачен. Он ничем не отличается от шаблонного туризма. А Жид видит в России то, что в ней есть самого легкого для обозрения, самого красивого и комфортабельного. При этом наименее русского. Он больше говорит о Грузии, чем о России. Характерно, что Москва не произвела на него никакого впечатления. Ни древность, ни новизна ее не волнуют человека со вкусом слишком изощренным. Он предпочел ей Петербург – мы рады слышать это – но Петербург напомнил ему Францию. Черное море тоже не очень далеко от Средиземного. В России Жид не выходит из рамок прекрасного, но слишком западного пейзажа... Как это бывает со всеми путешественниками, архитектура Петербурга и природа юга должны покорить заранее, до всяких личных встреч, его воображение. |
| Основное сказание повествует о лишении братьев Пандавов (сыновей царя Панду) царства их двоюродными братьями Кауравами, о многолетней жизни Пандавов в изгнании и о возвращении ими царства после великой битвы на Курукшетре («Поле Куру»). «М.» - книжный эпос устного происхождения, в своих повествовательных и батальных книгах она сохраняет характерные черты устно-поэтического стиля: использование в конце каждой пады метрически подходящих «опорных слов» из присущего данной поэтической теме набора, а также гибких, вариативных формул и формульных моделей и др. Как всякий героический эпос, «М.» зародилась в воинской среде, и первоначальными ее носителями были суты - представители особой воинской подкасты, колесничии при знатных воинах, знатоки преданий и певцы-импровизаторы, создававшие текст заново при каждом исполнении. В III-II вв. до Р. Х. «М.» получила распространение благодаря раннеиндуистскому паломничеству; в центрах паломничества, т. н. тиртхах, сказители находили благодарную аудиторию, т. к. туда в период дождей, длившийся до 4 месяцев, стекалось множество паломников, в них также находили приют странники и аскеты из близлежащих лесных обителей. В тиртхах интересы эпических сказителей и местных брахманов-жрецов, к-рые обслуживали паломников, частично совпадали. Постепенно традиция эпоса перешла от сказителей воинского происхождения к брахманам. При этом в эпопее оказались разного рода тексты брахманской традиции смрити («запомненное», «передающееся по памяти»): напр., паломнические итинерарии и назидательные, религиозно-дидактические тексты, сконцентрированные в основном в 12-й («Шанти-парва») и 13-й («Анушасана-парва») книгах. Тексты такого рода издавна передавались по памяти; вероятно, со временем практика заучивания текста наизусть стала распространяться также на повествовательные и батальные разделы эпоса, текст к-рых прежде импровизировался или варьировался в процессе исполнения. Вероятно, тогда же для контроля текст записывался, но это не означает, что он стал книгой, предназначенной для чтения: с книгой сверялись, по книге учили текст, но воспроизводили его преимущественно по памяти. В течение многих веков «М.» бытовала, по-видимому, именно так, между устным и письменным вариантами, подобно мн. др. традиц. инд. текстам. |
| 2006). В «Итинерарии провинций императора Антонина» представлены более 220 маршрутов в 17 региональных разделах (нек-рые из них озаглавлены, напр. «Iter Britannicum»), к-рые охватывают почти всю территорию Римской империи того времени, при этом материал по зап. части империи представлен более подробно, чем по восточной ( Salway. 2001. P. 39-43). Информация ограничивается перечислением пунктов каждого маршрута и расстоянием между пунктами. Согласно последним исследованиям, в основе сборника, созданного ок. 300 г., лежит много разнородных источников, в т. ч. более ранние дорожные описания и отчеты чиновников, совершавших поездки по официальным делам ( Arnaud P. L " Itinéraire d " Antonin: Un témoin de la littérature itinéraire du Bas-Empire//Geographia Antiqua. Firenze, 1993. Vol. 2. Р. 33-50). Уникальный пример подобного отчета сохранился в составе папирусного архива юриста Феофана из г. Гермополь Великий (ныне Эль-Ашмунейн) в Ср. Египте (Manchester. John Rylands Lybrary. P 627-628) - это описание поездки ок. 320 г. в Антиохию и обратно. Отчет написан на греч. языке, но расстояния между пунктами даются в рим. милях (во мн. случаях они совпадают с данными «Итинерария провинций императора Антонина»). С традицией позднерим. И. тесно связана Певтингерова карта (Tabula Peutingeriana) - пергаменный свиток, который состоит из 11 сшитых вместе фрагментов (12-й фрагмент, изображавший Пиренейский п-ов и Британские о-ва, по-видимому, утерян) длиной ок. 6,75 м и шириной 34 см. На карте изображено более 500 городов и ок. 3,5 тыс. др. пунктов, расположенных гл. обр. вдоль рим. дорог, речных путей и морских побережий. На территории Римской империи между отдельными дорожными станциями в большинстве случаев указано расстояние в рим. милях. Сохранившийся экземпляр карты датируется XIII в., скорее всего это копия с позднеантичного образца ( Levi A. C., Levi M. A. 1967; Подосинов. 2002. С. 287-378; согласно др. гипотезе, оригинал карты был составлен в каролингскую эпоху на основе древнеримских источников - Albu E. |
| М. скорее всего был погребен не в катакомбах Каллиста, где по традиции хоронили Римских епископов, а в катакомбах Присциллы на Соляной дороге. Возможно, это было связано с гонением: катакомбы Каллиста, известные рим. властям как важнейшее христ. кладбище, могли быть закрыты для христиан в соответствии с 1-м эдиктом императоров Диоклетиана и Максимиана ( Picard. 1969. P. 733-736; Spera L. Les tombes des papes//Dossiers d " Archéologie. Dijon, 2000. N 255: Rome de Constantin à Charlemagne. P. 52-53). Об усыпальнице М. впервые упоминается в Liber Pontificalis: епископ был похоронен «в кубикуле, который сохранился до сего дня... в крипте рядом с телом св. Кресцентиона» (LP. T. 1. P. LXXIV, XCIX, CCIX, 72, 162). О гробнице мч. Кресцентиона говорится в неск. паломнических итинерариях VII в., но только в соч. «О гробницах св. мучеников в окрестностях города Рима» среди святых, похороненных в катакомбах Присциллы, назван М. (Itineraria et alia geographica. Turnhout, 1965. P. 320. (CCSL; 175)). Помещения к северо-западу от ипогея Ацилиев, служившие усыпальницей мч. Кресцентиона, идентифицированы благодаря паломническим граффити и упоминанию в эпитафии (ICUR. N. S. T. 9. N 24853-24854, 25165), но локализация гробницы М. остается под вопросом. По мнению О. Марукки, епископ был похоронен в самом большом кубикуле ипогея Ацилиев ( Marucchi. 1907). Однако большинство исследователей полагают, что погребение М. находилось в одном из 2 кубикулов усыпальницы Кресцентиона. В этом помещении находится единственная гробница в аркосолии, в к-рой мог быть захоронен либо М., либо мученик. Среди фресок на стенах кубикула - изображение 3 отроков, к-рые отказываются поклониться идолу Навуходоносора (1-я пол. IV в.); этот сюжет мог быть связан с воспоминаниями о действительном или мнимом отступничестве М. ( Tolotti. 1970. P. 283-301; см.: Pohlkamp. 2008. S. 267-268; Amore. 2013. P. 60, 67). Однако Дюшен осторожно высказал сомнение в том, что М. и Марцеллин, гробницу которого почитали в катакомбах Присциллы,- одно лицо (об этом сообщается только в Liber Pontificalis - см.: LP. T. 1. P. 163; Caspar. 1930. S. 99). В пользу отождествления Марцеллина, похороненного в катакомбах, с М. косвенно свидетельствует тот факт, что при папе Сильвестре I на поверхности земли над ипогеем Ацилиев была построена небольшая базилика, ставшая папской усыпальницей (в частности, там был похоронен Маркелл I, умерший в изгнании). |
| Новый враг – скука. Праздные разговоры на борту были редкостью. Зная, что впереди уйма досужего времени, мы обращались с мыслями и словами так же экономно, как сухой одеждой. Отупляющий труд – непрерывное откачивание воды из трюма (были такие опасные моменты) – истощал мышцы и душу. Управлять «Бренданом» было чрезвычайно трудно, при такой малочисленной команде это было всё равно, что лететь навоздушном шаре... Возможность влиять на курс была очень мала, и при встречном ветре оставалось только держаться и ждать перемены к лучшему». Возможно, в английском варианте текста Тима Северина были фразы о Божьей помощи, Промысле, но их в советское издание не допустили. Хотя цензоры снисходительно отнеслись к следующему сообщению ученого: «17 мая при отплытии из Ирландии мне дали бутылочку со святой водой, я поместил её на судно, на самой даже маленькой динглской карре (коракле. – Авт.) хранится такая бутылочка. Кельтский крест на парусах расправился, и мы стали набирать скорость». «Плавание святого Брендана» («Плавание») не совсем «житие» или эпос. Тим воспринимал его как художественную повесть, опирающуюся на факты и наблюдения, «смесь географии и литературы». Он хотел отделить одно от другого, причём «сама смесь», как жанр, его в тупик не ставила. Поскольку в Средневековье географическое пространство отражалось в «ментальных (воображаемых) картах», итинерариях и литературных памятниках, Северину было необходимо, как Шлиману с Троей, рискнуть и довериться им, что он блестяще и сделал. Плавание. Эпизод 8 Иноки поспешили на берег. Они быстро обнаружили прозрачную речку, заболоченные берега которой были полны множеством съедобных корений. Одни из перегринов принялись их собирать, другие отправились ловить рыбу. Когда всего было принесено вдоволь и уже развели костры, игумен предупредил спутников: «Братия, будьте осторожны. Мы сильно голодали, и следует остеречься от излишеств в еде и питии». Но монахов эти слова не вразумили. Приготовив рыбу, они стали запивать трапезу большим количеством воды. О чём пришлось пожалеть, ибо все они рухнули на землю, где и проспали: кто день, кто два, а кто и три. Преподобный молился за одураченных своей неосмотрительностью иноков, а когда последний из них проснулся и всем стало стыдно, Брендан сказал: «Оставим поскорее это место, пока вы окончательно не лишились рассудка. Лучше честно голодать, нежели забыть о Боге и о всём том, чем мы обязаны Ему. Запаситесь водой, кореньями, рыбой из расчёта: одна рыба, одно коренье и одна чаш, а воды в день на брата, так, чтобы хватило до Великого Четверга». Остров покинули после необходимых приготовлений, и коракл взял курс на юг. Кораблик 8 Немало див, что я узнал, угасли навсегда, Ясны лишь три – мне вновь видны: Дым, древо и звезда. Мы год и день по лону вод, вдали от берегов, Всё шли, Не встретив ни земли, Ни птиц, ни челноков. Закат, восход – не видел взгляд, Мир тусклый дым застлал, Гул рос во мне, как рокот гроз, И алый свет мерцал... Дж. Толкиен «Смерть святого Брендана» |
| по поручению папы. В этом сочинении автор показал близкое знакомство с арабской философией и языком, но образ его полемики против мухаммедан был слишком слаб для того, чтобы принести пользу миссионерам. Он ратует в своем сочинении более против философов, а не против мухаммеданского вероучения и при этом часто пользуется доводами арабских же философов и особенно Альгазаля. Гораздо замечательнее в миссионерском отношении труды другого доминиканца, Рикольда деМонте-Круа, который во второй половине XIII века занимался миссионерскими трудами в Багдаде. Рикольд прибыл туда совершенно неприготовленный. Изучив язык, он начал вступать в состязания с мухаммеданскими учеными и предпринял перевод Борана «с целью познакомить с его нелепостями тех из миссионеров, которые не понимали по-арабски». Но при переводе он так увлекся своею ревностию по вере, что не кончил этого перевода и вместо простого переложения последней части Корана, написал опровержение всей книги и адресовал его в форме писем к церквам христианским, – под заглавием: «Защищение католической веры против нечестия сарацин и лжей Корана». После 25-летних миссионерских трудов на востоке, он вызван был папою Бенедиктом XI (1308 г.) в Европу для отобрания у него сведений касательно религиозного состояния народов, которым он проповедывал Евангелие. По поручению папы, он написал по латыни свой «Итинерарий», – один из необходимейших в то время трудов. При написании своей книги, Рикольд имел в виду не одно только приказание папы, но главным образом пользу миссионеров. Он надеялся, что «наученные предварительно всему, что им следовало знать, они будут более способны бороться с заблуждениями и плодотворно проповедывать истины христианства», и потому описал в своей книге все страны востока, заковы, обычаи, мнения, догматы , ереси и секты различных народов, обитавших там в XIII веке 22 . Все эти сочинения Рикольда, без сомнения, могли быть гораздо полезнее для миссионеров, чем сочинения и труды его предшественников, но они явились уже поздно и, к сожалению, повидимому, не имели большого распространения. |
| По мнению большинства исследователей, в основе ПК лежит официальный справочник дорог Римской империи, предназначенный для государственных служащих, отправляющихся в путь. Организация системы коммуникаций (cursus publicus) на огромных территориях Римского государства требовала точного знания коротких и удобных маршрутов и расстояний, возможностей стоянок, переправ и т. д. Этим целям и должны были служить итинерарий обоих названных видов. Видимо, с этих официальных справочников снималось множество копий как служебного (для нужд столичных и провинциальных учреждений), так и частного предназначения (для купцов, путешественников и т. д.). Одним из списков такой карты утратившим скорее всего в ходе времени былую точность и полноту информации, и является, вероятно, ПК. Несмотря на все попытки приурочить создание архетипа ПК к какому-то определенному времени (от I в. до н. э. до V в. н. э.), вопрос этот остался, в сущности, открытым в силу многослойности топографической номенклатуры карты недостаточности наших знаний о развитии географической теории и практики в первой половине I тысячелетия н. э. Указанные ниже этапы становления ПК определеляются почти целиком умозрительными соображениями: основанием для них служат случайные упоминания в источниках о географических изысканиях в то или иное время. Установленная по приказанию Августа в I в. до н. э. в портике Поллы на Марсовом поле карта Римской империи (она была составлена сподвижником императора Марком Випсаннем Агриппой и, судя по поздним репликам, оказала влияние на последующую деятельность римских географов) часто служит отправным пунктом, с которого начинают историю ПК. Хотя карта Агриппы не являлась итинерарием в собственном смысле слова (это скорее всего произведение картографии, промежуточное между научным и практическим), ее форма и содержание могли оказать какое-то влияние на формирование основы ПК. Вебер приводит в пользу этого следующие аргументы (Weber. Tabula, 21): по форме карта Агриппы могла быть подобной ПК, коль скоро она помещалась в портике, где удобно расположить ее по стене в виде вытянутого по горизонтали фриза; доминирующее положение Италии в ПК могло отражать представления именно августовской эпохи и не соответствует позднейшим временам; большое место в ПК уделено альпийскому, дунайскому и, возможно, испанскому регионам, недавно, с точки зрения современников Агриппы, завоеванным римлянами; варварская окраина за Рейном и Дунаем, как еще не освоенная римлянами, слабо разработана и в ПК, поэтому для позже завоеванной Дакии, например, на карте с трудом нашлось место; особое значение, придаваемое Августом (и Агриппой) усовершенствованию дорог в Италии, отразилось и на ПК: только дороги, расходящиеся из Рима, обозначены своими именами (via Aurelia, Flaminia, Salaria и т.д.). |
| Вычленить другие этапы развития карты не удается. Коль скоро ее архетип был служебным документом, ориентированным на удовлетворение практических нужд военно-чиновничьего аппарата, он должен был время от времени обновляться вместе с развитием дорожной сети Римской империи. Предполагают, что многие коррекции были сделаны в правление Диоклетиана или позже (около середины IV в.). К. Миллер относил дату возникновения ПК к 365–366 гг. (Miller. Itineraria, XXX и сл.; ср. близкие датировки Д " Авезака и Дежардэна), однако его доводы были отвергнуты большинством исследователей. К VII в. относится написание «Космографии» Равеннского Анонима. Не будучи итинерарием, она тем не менее основана в значительной мере на итинерарны источниках. Большое сходство ее перечней населенных пунктов с соответствующими маршрутами ПК свидетельствует о том, что какая-то карта типа ПК (или ее предшественница) лежала в основе «Космографии». О дальнейшей судьбе ПК трудно сказать что-либо определенное. Е. Вебер объясняет некоторые ошибки переписчика особенностями каролингского минускула Он предполагает, что экземпляр, ставший непосредственным прототипом нашей копии, возник в IX или X в. (Weber. Tabula, 22). В графической форме все вышеизложенное представлено в схеме (с. 67; см. основу ее: Weber. Tabula, 23; ср. также стеммы в работах: Kubitschek. Strassen-karte, 81; Kubitschek. Itinerarien. 2336; Stolte. De cosmographie, 121). Резюмируя эту довольно условную н гипотетичную реконструкцию, можно предположить, что основа ПК была составлена, по-видимому, в начале III в., восходила к топографическим справочникам рубежа нашей эры, дополнялась и корректировалась в IV и V вв. § 5. Информацию о всех предшествующих изданиях ПК (их было 16) и о литературе вопроса см. исчерпывающе в последнем по времени издании Вебера, которое положено в основу настоящей публикации. § 6. Нами публикуются сегменты ПК VI. 3–VII. 5 (нумерация по изданию Вебера), охватывающие территорию Восточной Европы примерно от города Арцидава на западе до северо-восточного побережья Черного моря на востоке. Главное внимание уделено региону, в котором возможна ономастика славянского происхождения; это земли античных Македонии, Мёзии, Фракии и все территории, лежащие между Дунаем и Северным океаном и к северу от Черного моря. Всего на этой части ПК проанализировано более 400 наименований. Как и следовало ожидать, большинство топонимов и этнонимов относится, по лингвистическим данным, к ономастике нескольких этнолингвистических систем: греческой, латинской, фракийской и дако-мезийской, иллирийской, кельтской и иранской. Некоторые топонимы и этнонимы допустимо рассматривать как германские, и лишь для очень немногих с большой осторожностью можно предполагать славянское происхождение. |
| Так были вычислены географические координаты только единичных, хотя и очень важных, пунктов. Значение часа было высчитано еще недостаточно точно, отчего были затруднены операции с мельчайшими частями градуса. Наименьший интервал, который мог учитывать Пт., равнялся пяти минутам. Проведя всю жизнь в Верхнем Египте, сам он не мог установить путем астрономических наблюдений координаты удаленных отсюда точек. Александрия уже не была тем центром, в котором сравнительно быстро аккумулировалась вся новейшая информация, да и пожар библиотеки в 47 г. до н.э. мог уничтожить многие важные для Пт. материалы. Кроме труда Марина Тирского, он вряд ли располагал значительным количеством новых собственно географических сочинений или карт. Ему были известны произведения Дикеарха и Эратосфена, Тимосфена и Гиппарха. Но основным его источником могли стать лишь разнообразные хорографические описания – литературные (Посидоний, Полибий, Страбон, Тацит, Плиний) и деловые (периплы, периэгесы, итинерарии, дорожные записи торговцев, материалы римской картографии, хотя ее использование in toto было для него невозможным). Единственным методом включения их данных в труд Пт. был пересчет линейных мер первоисточников в градусы и нанесение соответствующих пунктов на карту с учетом ее северной ориентации. Значительные искажения реального положения вещей были неизбежны. Разделы, посвященные Малой Азии и Египту, показывают, что Пт. сводил воедино данные весьма разновременных источников, накладывая их сообщения друг на друга без всяких изменений, отчего в его описании новейшие данные соседствуют с анахронизмами, перегружая карту и искажая реальное положение называемых объектов. Доля сведений, восходящих ко времени до Пт., в ГР весьма значительна. Описание Германии отражает походы Августа и Тиберия (один неправильно понятый герундивный оборот у Тацита превращен у Пт. в название римской стоянки), а границы Дакии соответствуют времени до начала римской оккупации. В Далмации упомянуты 15 значительных городов (один ошибочно перенесен из Италии), в Египте – 11, Малой Азии – всего 14, а Италии – 10 (!). |
|
|
