| Иван Бунин – Да, семейная история продолжалась. Вдруг стали говорить о том, что Бунин очень болен, что он очень страдает. И, представьте себе, нобелевский лауреат, кумир русской публики и вообще эмиграции – по-настоящему голодает и страдает! А жена его, Вера Николаевна Муромцева, будто бы даже заболела от голода! Это были не просто слухи: сам Бунин писал Рощину об этом (это есть в архивах): «удивительная, гнусная, подавляющая нищета...». И вот, тогда у нас в семье начался разговор о том, что нужно Бунину как-то помочь. Но ведь многие из читателей, наверное, прекрасно знают о том, что Бунин не хотел принимать никакой помощи из России. Он категорически не принимал «новую Россию» ни в каком виде! И, несмотря на то, что и Николай Рощин, и «третий Толстой» (так называли А. Н. Толстого) всячески содействовали тому, чтобы хоть что-то из Бунина печаталось на Родине, но как-то не получалось именно с гонорарами, в которых как раз Бунин очень нуждался. И тогда нам (как ни странно – именно нам, нашей семье) пришлось принимать решение о помощи. Когда я услышала о том, что мой любимый Бунин страдает от голода и холода, мы с радостью решили ему как-то помочь. И возникла идея собрать ему что-то такое, что он особенно любит. – Собрать продуктовую посылку? – Да, мы решили собрать ему посылку. Николай Яковлевич, знавший его близко и живший долго у него во Франции, хорошо знал его вкусы. Почему я совершенно ответственно говорю «мы», потому что это так и было на самом деле: мы все вместе собирали посылку деликатесов – именно того, что он любил. Жили мы тогда в Измайлово, рядом располагался огромный магазин «Рыба». И вот, мы втроем – Лев Дмитриевич Любимов, Николай Яковлевич Рощин и я, девчонка – пошли в этот магазин покупать деликатесы. Иван Алексеевич Бунин очень любил икру: паюсную, черную зернистую. И надо сказать, ведь это все у нас тогда было в продаже! Странно, казалось бы: 1950-е годы на дворе, но все это было в магазине совершенно свободно. И вот, мы собрали ему огромную посылку – большой ящик, включавший в себя икру черную, икру красную и икру паюсную, а также всякие балыки, осетрину и т. д. И случилось так, что можно было тогда с оказией послать эту посылку за границу. Оказия пришлась весьма кстати... |
| - М.: Художественная литература, 1965-1967. Далее цитируется по тому же изданию с указанием тома (римской цифрой) и страницы (арабской цифрой). Пронин, А. А. Цитата в книге И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева. Юность»: автореф. дис. … канд. филол. наук/А. А. Пронин ; Петрозавод. гос. ун-т. – Петрозаводск, 1997. – 20 с. [vi] Смирнов, В. П. Бунин Иван Алексеевич/В. П. Смирнов//Русские писатели. 1800-1917: биогр. слов. – М., 1989. – Т. 1. – С. 354-361./С.360. [vii] Белинский, В. Г. Собрание сочинений: в 3 т./В. Г. Белинский. – М.: ОГИЗ, 1948. – 3 т./Т.1. С.558. [viii] Морозов, С. Н., И.А. Бунин-литературный критик: автореф. дис. … канд. филол. наук/С. Н. Морозов; Москва, 2002. – 207 с./[Электронный ресурс]/Научная библиотека диссертаций и авторефератов/disserCat/ (дата обращения 01.10. 2014). [ix] Репников, А. В., Государь Александр III/А.В. Репников, д. истор. н., гл. спец-т Российского государственного архива социально-политической истории/[Электронный ресурс] http://www.portal-slovo.ru/history/35502.php (дата обращения 01.10. 2014). [xi] Бабореко, А. К. Бунин: жизнеописание/А. К. Бабореко. – М.: Молодая гвардия, 2004. – 457 с.: ил. –/Жизнь замечат. людей: сер. биогр.; вып. 906/С.46. [xvi] Зайцев, К. И. А. Бунин: жизнь и творчество/К. Зайцев. – Берлин: Парабола, 1934. – 267 с./С.258; 261-262. [xvii] Белинский, В. Г. Собрание сочинений: в 3 т./В. Г. Белинский. – М.: ОГИЗ, 1948. – 3 т./Т.1. С.558. [xviii] Зайцев, К. И. А. Бунин: жизнь и творчество/К. Зайцев. – Берлин: Парабола, 1934. – 267 с./С.264. [xx] И.А.Бунин и русская литература конца ХХ века: по материалам Международной научной конференции, посвященной 125-летию со дня рождения И. А. Бунина. ИМЛИ РАН. - М., 1995./Г. П. Климова (Елец). Образ города в романе И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева». С. 117 – 124/С. 121-122. [xxi] Муромцева-Бунина, В. Н . Жизнь Бунина. Беседы с памятью/В. Н . Муромцева-Бунина. – М.: Совет. писатель, 1989. – 509 с./С. 187. [xxii] Бунин, И. А. Воспоминания Бунина [Электронный ресурс]: И. А. Бунинъ. Bocnoмuhahiя. |
| Четким обозначением даты, Бунин, не только лишает значимости временное и географическое пространство, выявляя тем самым природу своего хронотопа, но обращает наше внимание и на другой весьма важный момент. Во-первых, он утверждает сходство, духовную параллельность Бунина и Бернара; во-вторых, четко указывает разграничение Арсеньева и Бунина. 6 апреля 1888 года — молодость Бернара, выход в море… Но что такое весна 1888 года для самого Бунина? “В апреле 1887 года я отправил в петербургский еженедельный журнал “Родина”, стихотворение, которое появилось в одном из майских номеров”, “В сентябре 1888 года мои стихи появились в “Книжках недели”, где часто печатались вещи Щедрина, Глеба Успенского, Л. Толстого…” ( Автобиографическая заметка) . 1888 год — год выхода Бунина в “творческое море”. Совпадение? Так же, как 1885 годом обозначил Бунин отличие Арсеньева от себя, указывая, что речь идет об Арсеньеве, так 1888 годом Бунин утверждает, что речь в “Бернаре” идет о самом Бунине, а не об Арсеньеве стихи, которого впервые опубликованы в 1885 году. Отличие Бунина от Арсеньева не есть отличие в духовном существе. Вероятно, Бунин предвидел, что рано или поздно, но будет понят, понят именно так, как поняли его мы, и в этом случае Бунин, вероятно, не хотел, чтобы его собственная, определяющая всю его жизнь, позиция была приписана лишь его Лирическому герою (Арсеньеву). Он хотел не двусмысленно обозначить эту позицию, как свою личную. Не противоречащую, однако, и духовной позиции его Лирического героя. Бернар и Бунин параллельны. Как Бернар был “необыкновенно привержен чистоте и порядку на “Бель Ами””, так и Бунин был привержен чистоте и порядку в русской литературе… Как “в море все заботило Бернара…”, так Бунина все заботило в творчестве… Обратим внимание на атмосферу “Бернара”: “холодок ночи”, “ветер с берега”, “… с гор… доносилось иногда сухое и холодное дыхание”, “живой блеск звезд” — то есть иными словами: Холод, Блеск (звезды), Ветер с берега, то есть с гор, Ночь, Море… “Мистраль — сильный и холодный северный или северо-западный ветер, дующий с гор” (“Словарь иностранных слов”). |
| Лед и пламень не столь различны между собой... как были Бунин и Ремизов. Ремизов весь в причудах, в фантазии, в словесном сплетении: из снов, из глуби времен он старается заглянуть в область неведомого. Бунин без причуд, строго классичен, на мир смотрит нарочито острым, беспощадно объективным глазом. Ремизов весь в изломах, в изгибах, он идет от Достоевского, в нем многое из Подполья. Бунин держится прямо, подобранно, он прячет свою душу от других, страх смерти у него запрятан глубоко, как можно глубже, – он идет от Толстого, в нем многое от Ивана Ильича. Ремизов окружил себя густым бытом, передал вещам жизнь своей души. Бунин – безбытен, его квартира ничем не отличается от других эмигрантских квартир, разве что беспорядка больше, чем обыкновенно. Принимать он любит в столовой – там чуть прибраннее, чем в других комнатах, – но она ничем не примечательна. Ремизов никуда не выходит, или почти, ему живется по-настоящему только в кукушкиной; Бунин не прочь пойти в гости, проветриться, развлечься. Помню я его сразу после войны, 75-летним, моложавым, благообразным. Невысокий (хотя себя считал ростом выше среднего), но очень прямой, нарочито подтянутый, несгибающийся, чуть деревянный. Говорит немногословно, отрывисто, отменно-хорошо, четко, определенно. Суждения всегда резкие, окончательные. Половина русской литературы для него как бы не существует: символисты, в частности, большинство современников, чуть ли не все после Чехова, и не только потому, что они возможные соперники в мнении народном; Бунин их отметает за измену классическому началу, за нарушение чувства меры, за чувствительность. Скажешь ему о Блоке, процитируешь какую-нибудь строчку, например «На ограде вспыхивают розы», а он обрежет одним безжалостным словом: «конфеточно». Бунин был поразительно чужд современности. Он любил находить сравнения в пушкинском времени – так, меня он шутя называл Дельвигом за круглость и пухлость лица – но теперь мне кажется, что корни его еще раньше, где-то в XVIII веке. От XVIII века и шло его барство, его доромантический классицизм, холодная красота, скептицизм. Только, пожалуй, цельности того времени у него не было: он не мог бы, как Державин, ожидать спокойно смерти, «крутя задумавшись усы». Цельность Бунина была нарочитая, сделанная, за видимостью ее начинались трещины. Его скупые слова, короткие, но красочные рассказы запоминаются: какая чистая речь, отточенная, выпуклая, скульптурная, как и он сам. Так же чисто, степенно, беспристрастно, с холодком, читал он свои произведения. Таким же был его почерк, крупный, твердый, определенный. Дашь Бунину книгу на прочтение – и он вернет ее, всю расчерченную красным карандашом, считая не без основания, что такою вольностью придаст ей цену. Властным почерком он разукрасил лист литературной энциклопедии на букву Б. Портрет во всю страницу Демьяна Бедного снабдил следующим решительным комментарием: «Этот мерзавец, этот скот называется в Москве поэтом». |
| Написали письмо Бунину, послали эту посылку и заставили меня тоже подписаться в этом письме. Смысл его, в общем, был таков: мы делаем это по велению души, от любви к нему. Николай Яковлевич Рощин И представьте себе: Бунин не принял эту посылку! Это известно сейчас даже по архивным материалам – он ее не принял. Куда делась потом сама посылка, я не знаю. Знаю лишь, что я, ребенок, тогда ревела! Потому что ведь и я в этом участвовала!.. Николай Яковлевич Рощин написал тогда Бунину: «Ну, что же Вы так, даже девочка обижена...». А Бунин выслал ответ (письмо это где-то, очевидно, хранится) с таким примерно содержанием: «Ты же знаешь, что я ничего не принимаю из России. Народ там все равно будет меня читать, узнает меня и поймет. Но я категорически не хочу, несмотря на голод, нищету и болезнь, ничего оттуда принимать. А перед девочкой я извиняюсь, пусть она меня простит». – А если разобраться, что это было за отношение к России? – Неприятие абсолютное, к сожалению! Да, до сих пор я потрясена талантами Бунина, его способностями. И талант у него какой-то всеобъемлющий. Но он не принял Россию... И ответ на это, я думаю, мы можем найти, возвращаясь к его «Окаянным дням». – Но ведь на самом деле – не «Россию не принял», он не принял именно Советскую Россию!.. – Ну, конечно: он не принял большевиков, конечно! И когда он опубликовал свои «Окаянные дни», ведь это было написано буквально как летопись. В 1919-м году он буквально как очевидец описывал все эти события и искренне ужаснулся всему происходящему. Бунин испугался. И страх этот трансформировался у него в абсолютное неприятие и даже в злобу Я, например, считаю, что это неприятие – именно человеческая трагедия Бунина, потому что вдруг, при его таланте, он испугался. Я не знаю, конечно, как бы я сама вела себя в той обстановке, но Бунин испугался. И страх этот трансформировался у него в абсолютное неприятие и даже в злобу. – А «Окаянные дни» увидели свет впервые, конечно, за границей? – «Окаянные дни» в первый раз были опубликованы в газете «Возрождение» в 1920-м году. То есть 3 года спустя после революции. И, конечно, они имели головокружительный успех у эмиграции. Ведь практически вся эмиграция, которая оказалась вне России, она вся практически так же, как и Бунин, не приняла большевистскую Россию и революцию, которая для них казалась безобразным переворотом и т.д. Бунин не был в этом смысле одиноким: все этого не хотели принять, поэтому они там и оказались! |
| Не надо забывать, что греческое слово «теория» означает не мышление, а созерцание. Талант Бунина это помнит. Бунин думает глазами, и лучшие страницы его наиболее глубоких вещей являются живым доказательством того, что созерцание мира умными глазами стоит любой миросозерцательной глубины. V Бунина же зрение предельно обострено; ему отпущены не только орлиные глаза для дня, но и совиные для ночи. Поистине он все видит. И все же ни его талант, ни его умные глаза не создали бы «Арсеньева», если бы у Бунина, кроме таланта, не было бы еще какого-то, совсем не моралистического, чувства ответственности за свой талант. Бунин не написал ни одной вещи, в которой чувствовалось бы, что он поставил своему таланту непосильную для него задачу, чтобы он занес над ним по каким-либо посторонним побуждениям кнут насилующей воли или искажающей идеи. В отличие от многих своих собратьев по перу, Бунин, всю жизнь служа своему таланту, никогда не заставлял свой талант служить себе, не пытался при его помощи «выйти в люди». Он, думается, всегда знал цену себе и своему дарованию, но он никогда, даже и подсознательно, не выставлял своей кандидатуры на роль «духовного вождя», «властителя дум», «общественной совести» или даже просто любимца публики. За всем этим Бунин никогда не гнался, вероятно, потому что инстинктивно чувствовал, что он и без того идет впереди. В его творческом облике всегда гармонически сочетались вера в свой творческий путь с полным отсутствием мелкой самоуверенности. Лишь этой верой в правду своего пути объяснимы многие из известных бунинских оценок инопородных ему явлений (Достоевского, Блока и т.д.). Один из самых зорких людей среди всех, с кем мне довелось повстречаться на своем жизненном пути, Бунин способен на такие несправедливые высказывания, как мало кто другой. За эту несправедливость его часто бессмысленно зло корят, но часто и слишком благожелательно оправдывают, ссылаясь на то, что «священный огонь» исключительного дарования — не электричество, приспособленное к равномерно-трезвому освещению любых явлений жизни. Не думаю, чтобы это сравнение было очень убедительно, но оставим его в стороне, как и всю проблему вины. Спросим себя лучше: в чем, собственно, дело, почему зоркий Бунин становится иногда слепым? Думаю, что вопрос этот сложнее, чем кажется, и что в гневных вспышках Бунина, наряду с очевидной слепотой, есть и своя прозорливость. Когда Бунин видит, как аполлиническое пушкинское «упоение в бою и бездны мрачной на краю» превращается под влиянием Достоевского в обывательскую толчею у мистической бездны, он кричит на Достоевского, что тот «сует Христа в свои бульварные романы». Когда он слышит, как трагический срыв Блока — скатывание «Прекрасной дамы» до «Незнакомки» — становится модой дня и как по салонам и кабакам начинается какая-то мистика под гитару, он обрушивается на Блока и доказывает, что это всего только изолгавшийся Аполлон Григорьев. |
| Однажды, в конце 1930-х, в Венеции, Бунин русским эмигрантам читал со сцены свои произведения. Один нахал из первого ряда отдельной группы соотечественников крикнул: – Господин Бунин! Вы так и не ответили: какие стихи вы посвятили нам, истинным русским, распятым большевиками? Бунин сверкнул глазами, желваки напряглись на его лице. – Распятым, говорите? Да, вам я посвящу стихи. Самые свежие, последней выпечки. Прямо сейчас и сочиню. Зал замер. Даже на первом ряду подобрали ноги. Бунин минуту-другую стоял молча, потом поднял лицо и, глядя в упор на незваных любителей поэзии, чеканя каждое слово, прочитал: Голгофа не всегда свята – И воры ведь распяты были, Но ни Голгофы, ни креста Они ничуть не освятили. Группа русских фашистов направились к выходу . «Лишь слову жизнь дана…» Можно ли дать правильную оценку личности и творчеству писателя, зная лишь несколько эпизодов из его жизни, прочитав несколько произведений? Можно. Если эти случаи свидетельствуют о лучших чертах характера, а произведения – емкие по смыслу, пробуждают силы к внутренней борьбе со злом, вдохновляют к жизни в суровых обстоятельствах. Или – нельзя. Если судить по нескольким слабым произведениям, которым сам автор дал такую же оценку. Неумно рассуждать о личности автора на основе домыслов или докопавшись до каких-нибудь обыденностей. Именно публицистика и дневниковые записи обратили мое внимание на творчество Бунина И.А. Сначала – личность писателя, а потом – его творчество. В издании дневников – не только именно своих – Бунин предполагал перспективное направление в литературе. Тем, кто незнаком с творчеством И.А. Бунина, я бы рекомендовал кое-что из коротких стихов: «На распутье», «Нет солнца, но светлы пруды…», «За все тебя, Господь, благодарю!», «Бродяги», «Одиночество (И ветер, и дождик, и мгла…)», «Алисафия», «Мы сели у печки в прихожей…», «Слово», «У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…», «Набегает впотьмах...»… Можно обратить внимание на стихи-поэмы: «Песнь о Гайавате» и «Листопад». За эти произведения Бунин был дважды удостоен Пушкинской премии. Принято считать, что Бунин выполнил лучший перевод «Песни о Гайавате» на русский язык. |
| Бунин Иван . Публицистика 1918–1953 годов. Там же. Там же. Бунин Иван . Окаянные дни. – М.: Молодая гвардия, 1991. Искусство невозможного. Дневники, письма. Там же. В.Ф. Ходасевич цитирует стихотворение Бунина «Льет без конца. В лесу туман». (1916). В.Ф. Ходасевич – русский поэт, переводчик, мемуарист и историк литературы, пушкинист, с 1925 г. эмигрант, ведущий критик литературы русского зарубежья. Бабореко А.К . Бунин. Жизнеописание. Там же. Искусство невозможного. Дневники, письма. Там же. Бунин Иван . Окаянные дни. Михайлов Олег . Разорванная правда//Искусство невозможного. Дневники, письма. Бунин Иван . Публицистика 1918–1953 годов. В 1920-м году Иван Алексеевич выступил с резко полемической статьей против Горького «Суп из человеческих пальцев. Открытое письмо к редактору газеты «Times»». Страстное слово// Бунин Иван . Публицистика 1918–1953 годов. Искусство невозможного. Дневники, письма. Что означают слова Бунина: «И подготовляли ее (нашу революцию) мы все»? Даже этим жестоким самокритичным признанием Бунин заслуживает глубокого уважения. Он очень хорошо знает, о чем говорит. О причинах революции современные исследователи пишут справедливо: «Нет, конечно же, никакие иностранные агенты и заговорщики не смогли бы так запросто сокрушить могучее государство и взбаламутить многомиллионный народ. Но дело в том, что к началу трагических переломных событий страна и народ оказались уже тяжело больны. Бациллы этой болезни тоже внедрялись извне, с Запада. Поражали они русских далеко не сразу. Но зараза распространялась постепенно, несколько столетий. Модные теории, свободные” нравы, идеи либерализма… Заболевание охватывало Россию с головы”, сверху. Аристократия, дворянство, так называемые культурные слои общества привыкали ориентироваться на Европу, зарубежные взгляды и оценки становились образцами для подражания, воспринимались как общепризнанные” аксиомы. Основным прикрытием для идеологических диверсий стало просвещение” (а просвещению” в масонстве отводилась очень важная роль, оно противопоставлялось религии). И готовым каналом для заражения России либерализмом стала утвердившаяся в нашей стране западническая система образования. За основу брались все те же европейские стандарты и теории – и наряду с гуманитарными и техническими науками интеллигенция получала иные добавки – : проникалась комплексами национальной неполноценности”, привыкала считать зарубежное передовым”, а свое – отсталым”. А отсюда виделась прописной истиной необходимость реформ по чужеземным образцам». |
| Бунин Иван. Публицистика 1918–1953 годов. Там же. Там же. Бунин Иван. Окаянные дни. – М.: Молодая гвардия, 1991. Искусство невозможного. Дневники, письма. Там же. В.Ф. Ходасевич цитирует стихотворение Бунина «Льет без конца. В лесу туман». (1916). В.Ф. Ходасевич – русский поэт, переводчик, мемуарист и историк литературы, пушкинист, с 1925 г. эмигрант, ведущий критик литературы русского зарубежья. Бабореко А.К. Бунин. Жизнеописание. Там же. Искусство невозможного. Дневники, письма. Там же. Бунин Иван. Окаянные дни. Михайлов Олег. Разорванная правда//Искусство невозможного. Дневники, письма. Бунин Иван. Публицистика 1918–1953 годов. В 1920-м году Иван Алексеевич выступил с резко полемической статьей против Горького «Суп из человеческих пальцев. Открытое письмо к редактору газеты «Times»». Страстное слово// Бунин Иван. Публицистика 1918–1953 годов. Искусство невозможного. Дневники, письма. Что означают слова Бунина: «И подготовляли ее (нашу революцию) мы все»? Даже этим жестоким самокритичным признанием Бунин заслуживает глубокого уважения. Он очень хорошо знает, о чем говорит. О причинах революции современные исследователи пишут справедливо: «Нет, конечно же, никакие иностранные агенты и заговорщики не смогли бы так запросто сокрушить могучее государство и взбаламутить многомиллионный народ. Но дело в том, что к началу трагических переломных событий страна и народ оказались уже тяжело больны. Бациллы этой болезни тоже внедрялись извне, с Запада. Поражали они русских далеко не сразу. Но зараза распространялась постепенно, несколько столетий. Модные теории, свободные” нравы, идеи либерализма… Заболевание охватывало Россию с головы”, сверху. Аристократия, дворянство, так называемые культурные слои общества привыкали ориентироваться на Европу, зарубежные взгляды и оценки становились образцами для подражания, воспринимались как общепризнанные” аксиомы. Основным прикрытием для идеологических диверсий стало просвещение” (а просвещению” в масонстве отводилась очень важная роль, оно противопоставлялось религии). И готовым каналом для заражения России либерализмом стала утвердившаяся в нашей стране западническая система образования. За основу брались все те же европейские стандарты и теории – и наряду с гуманитарными и техническими науками интеллигенция получала иные добавки – : проникалась комплексами национальной неполноценности”, привыкала считать зарубежное передовым”, а свое – отсталым”. А отсюда виделась прописной истиной необходимость реформ по чужеземным образцам». |
| Едва ли не интереснее разобрать, хотя бы отметить то, чего писатель Бунин знать не мог (Промысл Творца о Мире). Промысл Творца, очевидно, раскрывается в контексте эпохи и контексте большого времени. Под рассказом «Чаша жизни» стоит дата 2 сентября 1913 года. Позже, 6 октября 1913 года, И.А. Бунин произнесет «Речь на юбилее газеты “Русские ведомости”». В 1914 году начнется Первая мировая война, которая обернется 1917 годом – революцией, катастрофой, гибелью России. «России – конец» («Конец», 1921) (5, 67); «и настал конец, предел Божьему прощению» («Косцы», 1921) (5, 72). Выскажем здесь предположение относительно методологии (именно – не методики) выявления новых содержательных смыслов в творчестве И.А. Бунина. Труды А.К. Бабореко могут послужить «идеальным контекстом» (сочетающим контекст творчества писателя и контекст эпохи). Подтвердим. «Позднее Бунин вспоминал: “…Екстренная телеграмма, убийство австрийского наследника Сараева в Сербии. Юлий схватил у одного из них эту телеграмму, прочитал ее несколько раз и, долго помолчав, сказал мне: Ну, конец нам! Война России за Сербию, а затем революция в России… Конец всей нашей прежней жизни”»! 208].Сравним : «всей моей прежней жизни тоже конец» («Конец», 1921) (5, 67). О Первой мировой войне Бунин чуть позже скажет: «Четырнадцатого сентября 1914 года Бунин, от имени писателей, артистов и художников, написал воззвание с протестом против жестокостей немцев. «То, чему долго отказывались верить сердце и разум, — говорится в воззвании, — стало, к великому стыду за человека, непреложным». Солдаты Германии, писал Бунин, « как бы взяли на себя низкую обязанность напомнить человечеству, что еще жив и силен древний зверь в человеке» 210]. В этом(1914, 1917 гг.) контексте и следует вспомнить – гибель Александры Васильевны: «А десятого была страшная жара. В новом платье, в бурнусе, в разноцветных перстнях на пальцах, Александра Васильевна поехала на извозчике к вокзалу. На этом же извозчике и привез ее обратно городовой – мертвую: ее задавили, замяли в толпе» (4, 218). |
|
|
