| Вслед за рядом исследователей в области Ветхого Завета Бультман применил к Новому Завету метод интерпретации текстов, получивший название метода анализа форм (die formgeschichtliche Methode), согласно которому каждое новозаветное повествование имеет свое Sitz im Leben — место в жизни. В соответствии с этим методом решающее значение для понимания того или иного текста имеет место и время его появления, связь с конкретной исторической христианской общиной. Бультман и другие исследователи, использовавшие данный метод, исходили из того, что каждый евангельский отрывок в течение длительного времени существовал в устной традиции и лишь впоследствии был записан, причем запись производилась с определенной целью и в определенном контексте, а именно — в соответствии с нуждами той или иной общины. Иными словами, первичными оказываются не личность Иисуса или Его учение, а та церковная община, в которой один или несколько авторов моделировали образ Иисуса с учетом запросов прихожан. Чтобы восстановить исторический облик Иисуса, необходимо, согласно этому методу, выявить те «чистые» формы, которые составляли первоначальное ядро евангельского предания до того, как оно обросло всевозможными добавлениями 3 . Бультману также принадлежит разработка «закона нарастающей неопределенности», взятого на вооружение многими исследователями Нового Завета в ХХ веке. Согласно этому «закону» 4 , за каждым текстом, бытовавшим в устной традиции, стоит некое первоначальное зерно, которое по мере развития традиции обрастало все новыми и новыми добавлениями: к моменту письменной фиксации эти добавления становились уже как бы частью текста, хотя изначально в нем отсутствовали. Такой взгляд, однако, был оспорен многими учеными, которые доказывали, что нередко в истории устной традиции дело обстояло с точностью до наоборот: подробности со временем стирались или терялись, а основное смысловое ядро сохранялось 5 . По этой причине «закон» Бультмана, как и многие другие его методологические наработки, сегодня представляется весьма уязвимым. |
| Для Бультмана и его последователей воскресения является «событие веры». Согласно их мнению, Иисус воскрес в вере Его учеников, а не в истории. Они отрицают, что воскресение имело место в истории. Это логичный и ожидавшийся результат применения метода Бультмана к новозаветному благовестию, и все же есть парадокс в его интерпретации этого «события веры». С одной стороны, Бультман пытается продемонстрировать, что из-за множества легенд, созданных Церковью , мы знаем об историческом Иисусе очень мало, почти ничего. Но, с другой стороны, своей теорией «события веры» он подразумевает, что этот Иисус из Назарета применял большую силу и власть, и что Он имел необычайное влияние на Своих последователей. И это влияние должно было бы иметь историческое основание. Стремясь сделать Евангельскую идею приемлемой для современного человека, Бультман и Марксен отбросили само основание новозаветной веры. Вера, которую они пытаются сохранить, больше не коренится в чем-то конкретном и не подкрепляется живым присутствием трансцендентной Реальности. Тяжело видеть, как современные люди могут приходить к вере без знания и опыта той реальности, которая превосходит их существование и придает ему значение. Порядок Евангелий – пустая гробницы, явления, которые свидетельствуют о вере и духовном опыте воскресения в ежедневной жизни, – не является порядком для современных демифологизаторов воскресения. Однако их образ мышления не так уж современен. Их недоверие к записанному в Евангелиях – то общее, что объединяет их с ранними докетами и гностиками. Хотя и разделенные столетиями, и те, и другие не могут поверить, что Иисус жил именно так, как описывают Евангелия, или что Он учил именно так, как определяют наши первоначальные источники. Относясь скептически и истинности Евангелий, и древние гностики, и современные демифологизаторы начинают создавать свой собственный миф и своего собственного Христа. Демифологизировать событие, относящееся к жизни Иисуса, означает изъять его из истории, и в этом процессе Евангелие лишается своего содержания и исторического характера. Христос в этом случае перестает быть «благой вестью» сам по себе – Он лишь являет эту благую весть. Г. Уильямс в своей интересной книге «Истинное воскресение» утверждает, что такие современные попытки объяснить факты откровения нацелены на «уменьшение их влияния на нас» или на «сведение явной очевидности факта» к чему-то более удобоваримому и потому приемлемому 18 . Пинхас Лэпид, иудейский исследователь Нового Завета, который недавно опубликовал книгу «Воскресение – опыт иудейской веры», в одном из своих публичных выступлений в Германии заметил, что демифологизаторы Пасхи, ограничивая воскресение субъективными рамками веры, «пилят сук веры, на котором сидят» 19 . |
| 12 Об этих двух терминологиях см. ниже, в части «Терминология воскресения» главы 2 и «Некоторые современные толкователи и пустая гробница» главы 4. 13 См. Willie Marxsen, The Resurrection of Jesus of Nazareth (Philadelphia: Fortress Press, 1970) и его “Resurrection of Jesus as a Historical and Theological Problem” в книге под редакцией Ч. Моула – C.F.D. Moul. ed., The Significance of the Message of the Resurrection for Faith in Jesus Christ, Studies in Biblical Theology, 2d series, 8 (London: SCM Press, 1968) 15–50. Смотреть также в той же книге Hangs-Georg Greyer, “The Resurrection of Jesus Christ: a Survey of the Debate in Present Day Theology”, 105–35. 15 См. в частности, главу о «чуде воскресения» в книге Марксена The Resurrection of Jesus of Nazareth, 112–29. 16 Реймонд Браун пишет, что он бы «отбросил как гиперкритицизм попытку Марксена сократить Павлов список до абсурда, путем детального рассмотрения проблемы… возможного удваивания, как и его аргумента, что только явление Петру было существенным для веры». Смотреть его The Virginal Conception and Bodily Resurrection of Jesus (New York: Paulist Press. 1973) 96, n164. 17 См. очерк Бультмана “In Exegesis without Presuppositions?” в Existence and Faith (New York: Meridian Books, 1960) 291–2. Густав Мартлет показал, что исторический метод Бультмана запрещает самой истории представлять «доказательства любого действия, которое не может быть сведено к чисто человеческому порядку». Продолжая краткий анализ исключения этим методом чудес, он комментирует, что этот метод представляет себе веру как такую, которая создана разумом, так как «она не может зависеть от трансцендентного события, явленного в истории». В заключении он многозначительно добавляет: «Если мы отбрасываем в принципе историческую возможность чего-то большего, чем человеческое действие… тогда мы основываем нашу герменевтику не на значении текстов, но на идеях рассудка читателя». См. Martelet, The Risen Christ and the Eucharistic World (New York: Seabury Press, 1976) 63–4. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ДЕМИФОЛОГИЗАЦИЯ [нем. Entmythologisierung], метод интерпретации НЗ, предложенный Р. Бультманом . Начало Д. положили историко-критические работы протестант. теологов XVIII-XIX вв. по исследованию Евангелий и школа истории религий. Радикально программа Д. была разработана в XX в. Р. Бультманом. Он, как и К. Барт , отказался от попыток реконструировать «исторического Иисуса» в духе либеральной теологии : из Евангелия можно узнать лишь основные события Его жизни, проповедь Иисуса дошла до нас в высказываниях первых христиан, а не в высказываниях Самого Иисуса. С т. зр. диалектической теологии о Боге, как о «совершенно ином», человек, пользуясь обычными методами познания, ничего узнать не может. Бультман использует для интерпретации НЗ экзистенциалистскую философию М. Хайдеггера : предметом христ. теологии является человеческое существование в мире, определяемое Богом. Спасение через Христа, переход к подлинному существованию достигается в решении человека, в его ответе на слова керигмы (от греч.- провозвестие) о Распятом и Воскресшем Иисусе. Исходя из этого, в работе «Новый Завет и мифология» (1941) Бультман предложил программу Д., критерием которой стало совр. мировоззрение: мифологическим представлениям, к-рые вступают в противоречие со взглядами совр. образованного человека, следует дать иное истолкование. Совр. человек, по мнению Бультмана, не рассчитывает на прямое вмешательство потусторонних сил - Бога, ангелов или демонов; происходящее в природе и в обществе объясняется естественными законами, доброй или злой волей людей. Согласно Бультману, в донаучном мифологическом мировоззрении нет ничего специфически христианского. Но если мифологическая картина мира в НЗ вступает в противоречие со взглядами совр. человека, то необходимо сохранить содержащуюся весть, керигму, пожертвовав мифологическим мировоззрением. Однако, по Бультману, Д.- это не устранение мифологических выражений, нужно полностью сохранить НЗ как он есть, для чего необходимо найти приемлемую интерпретацию мифологическим представлениям. «Керигматическое» истолкование спасения во Христе позволяет сохранить этическую проповедь Иисуса и освобождает ее от устаревшего языка мифа. Предлагаемый Бультманом метод интерпретации НЗ был встречен критически и вызвал оживленные дискуссии в совр. ему протестантизме. |
| От них – лишь один шаг к полному отрицанию историчности Иисуса из Назарета. Мы уже приводили наиболее показательные цитаты из книг философов-рационалистов, касающиеся чудес. Некоторые из этих цитат сегодня вызывают улыбку – например, слова Канта о том, что «мудрые правительства», хотя и могут допустить, что в старину чудеса действительно бывали, «новых чудес уже не дозволяют». Однако скептический взгляд на феномен чуда, на все сверхъестественное и не поддающееся рациональному объяснению, так же распространен в наши дни, как в эпоху Просвещения. Аргументы сегодня используются иные, но суждения скептиков в отношении чудес так же безапелляционны 38 . Дж. Тайсон, автор книги «Новый Завет и раннее христианство », утверждает: Проблема для современного историка заключается в том, что он или она просто не имеет такой опции объяснения событий в терминологии беснования или чуда. Мы просто не можем принять подобное мировоззрение. Оно – часть наследия, которое мы имеем как граждане мира в определенную эпоху, но древний взгляд на мир, каким Бультман описал его, сегодня просто вышел из употребления 39 . Упомянутый в данном тексте Рудольф Бультман (18841976) – влиятельный немецкий теолог ХХ века, наиболее известный представитель школы «демифологизации» Евангелия – воспринимал все описанные в Евангелиях истории, касающиеся исцелений и изгнания бесов, как часть того мифологического мира, в котором жили древние и который безвозвратно ушел в прошлое. По его мнению, вера в чудеса несовместима с пользованием благами научно-технического прогресса. Эту идею ученый проводит последовательно и категорично: Познание сил и законов природы покончило с верой в духов и демонов. Небесные светила для нас – природные тела, движение которых подчинено космической закономерности, а вовсе не демонические существа, порабощающие людей и заставляющие их служить себе. Если они и влияют на человеческую жизнь, то это влияние объяснимо в рамках природного порядка и не есть следствие их демонической злобы. Болезни и исцеления имеют естественные причины и не связаны с кознями демонов или экзорцизмами. |
| Но тут есть и еще одна важная вещь. Бультман и его последователи ошибаются, утверждая, что Павел ничего не знает о пустом гробе 2010 . Они ошибаются и в том, что это второстепенный сюжет. Как мы увидим ниже, он всегда был существенно важным. Без пустого гроба, сколько бы ни было засвидетельствовано явлений и сколько бы ангелов ни говорило потрясающие слова, даже самые верные ученики Иисуса не могли бы сказать, что он восстал из мертвых, и не появилось бы наиболее удивительного развития представлений о воскресении среди первых христиан, и никто бы не мог думать о том, что Иисус есть Мессия. И не имеет значения молчание Павла о женщинах 2011 . Что касается Q, то поскольку наиболее опытные и искушенные исследователи считают, что там не содержалось повествования ни о страстях, ни о воскресении, потому отсутствие там «пустого гроба» должно нас удивлять не более, чем отсутствие партии тромбона в струнном квартете. Но, как мы говорили раньше, если Q существовал, он говорил о параллели между Иисусом и Ионой. И если я правильно понимаю смысл этой параллели, она указывает (более ясно у Матфея, чем у Луки), что «воскресение» Ионы из чрева чудовища задает пример, которому последует и Иисус при своем воскресении из «сердца земли» 2012 . Что же касается Деяний Апостолов, то проповедь о воскресении имеет тут такой отчетливо телесный характер, где упоминаются псалмы, говорящие о святом Божьем, «не увидавшем нетления», и где Иисус противопоставляется Давиду, который умер и погребен, и могила его видна, что в этом случае трудно думать, что пустой гроб не был принят как нечто само собой разумеющееся. И, говоря о Деяниях Апостолов, если Мк 16 есть позднее апологетическое изобретение, почему этот текст не отражается в самих Деяниях Апостолов, которые столь часто считают отражением более развитых представлений? 2013 В частности, эта теория требует от нас верить в нечто более или менее невозможное, когда мы читаем Мк 16 и другие повествования, развитые, как принято думать, на его основе (Бультман говорит: «На самом деле, это всего лишь одна история») 2014 . Она заставляет нас без критики проглотить идею, что главная история была придумана где–то в 40–х, 50–х или 60–х годах с апологетической целью, чтобы объяснить новоявленные представления о телесном воскресении Иисуса, и что ее создатели решили из всех возможных вариантов взять в качестве основных свидетелей двух–трех женщин, которых ведет Мария Магдалина. Об этом я уже писал в прошлой главе. Джеральд ОКоллинс указал, что эта теория на самом деле изгоняет женщин на периферию повествования, поскольку, если бы оно привлекало к ним внимание, это бы открыло серьезный недостаток самого рассказа 2015 . |
| Эти сверхъестественные силы вмешиваются во всё, что происходит в природе, и во всё, что мы думаем, чего хотим и что делаем» (Bultmann, 1). Новозаветные документы нужно освободить от этих мифологических структур. Мифологический язык неправдоподобен для современного человека, которому мифологический взгляд на мир представляется устаревшим. «Всё наше сегодняшнее мышление, к счастью или к несчастью, сформировано современной наукой», так что «нерассуждающее признание Нового Завета [...] означало бы усвоение в нашей вере и религии такого мировоззрения, которое мы стали бы отрицать в повседневной жизни» (ibid., 3–4). Здесь уверенность Бультмана такова, что он даже не предусматривает обсуждение той посылки, что библейская концепция чудес всё-таки возможна. Подобных взглядов больше нельзя придерживаться всерьёз. Единственно честный путь к новому признанию символа веры – высвобождение таящейся в нём истины из мифологической системы отсчёта. Назначение мифа. Если библейская концепция чудес мифологична, то как нам её истолковать? Согласно Бультману, «реальное назначение мифа состоит не в том, чтобы дать объективную картину мира как он есть, а в том, чтобы выразить понимание человеком самого себя в мире, в котором он живёт». Соответственно, «миф следует интерпретировать не космологически, а антропологически или, ещё лучше, экзистенциально». «Миф говорит о могуществе или силах, которые, как предполагает человек, он на опыте познаёт в качестве основы и ограничений своего мира, а также своих действий и своих страданий». Иными словами, миф говорит о трансцендентных силах, правящих миром. И именно такого рода упования, которые религия некогда питала, теперь стал подрывать её устаревший периферический материал (ibid., 10–11). Бультман с уверенностью заключает: «Очевидно, [Воскресение] не есть событие минувшей истории [...] Исторический факт, связанный с воскресением из мёртвых, совершенно немыслим» (ibid., 38–39). Бультман приводит несколько доводов для обоснования такого отрицания всего сверхъестественного. |
| сост. Кристоф Гестрих Герхард Эбелинг (1912–2001) Герхард Эбелинг родился 6 июля 1912 г. в Берлине. Богословское образование он получил на теологических факультетах университетов Марбурга и Цюриха. В 1938 г. Эбелинг защищает диссертацию на тему «Истолкование Евангелия и герменевтика Мартина Лютера». В период с 1938 по 1945 г. Эбелинг служит пастором Исповедующей Церкви. После Второй мировой войны преподает церковную историю, и затем евангелическое систематическое богословие в университетах Тюбингена и Цюриха. Работы Эбелинга посвящены преимущественно исследованию трудов Мартина Лютера. Кроме того, важны исследования Эбелинга по герменевтике (например «Герменевтика конфессий», 1964). Герхард Эбелинг осознает себя продолжателем традиции Рудольфа Бультмана (см.: «Богословие и провозвестие. Разговор с Рудольфом Бультмана», 1962). В своей трехтомной «Догматике христианской веры» он стремится не допустить «забвения ситуации». Это означает, что догматика должна обнаруживать связь с жизнью и быть в состоянии дать отчет о христианской вере. Эбелинг является издателем научных собраний сочинений Шлейермахера и Лютера. Наряду со многими другими почетными степенями Эбелингу бы ли присуждены почетные докторские степени университетов Бонна (1952) и Упсалы (1970). Герхард Эбелинг умер 30 сентября 2001 г. в Цюрихе. В настоящую хрестоматию включены следующие работы: • Ebeling Gerhard. Luther und der Anbruch der Neuzeit//Wort und Glaube. Bd. ΙΙΙ. Tübingen, 1975. S. 29–59. Богословская герменевтика Герхарда Эбелинга Герменевтика как учение о понимании является неотъемлемой частью современного богословия. С проблемой понимания богослов сталкивается при обращении к традиции древней Церкви, в попытке интерпретации Священного Писания , толкования Библии в контексте современной ему культуры. Проблематика понимания особенно остро ощущается в протестантском богословии, которое нередко приходит к осознанию своей оторванности от традиции древнего христианства. Стремление вновь приблизиться к этой традиции сообщает актуальность вопросу о понимании. |
| Указания Бультмана на наличие параллелей между прологом и гностическими текстами корректны, однако гипотеза о гностическом влиянии сталкивается с текстологическими и историческими сложностями. Поскольку гностические тексты I в. не сохранились, невозможно доказать существование развитого гностицизма в этот период. Еще менее обоснованным является принимаемое Бультманом по умолчанию отождествление идей этого раннего гностицизма и представлений, отраженных в сочинениях II-IV вв. Именно этим периодом датируются наиболее ранние цитаты из трактатов гностиков у христ. писателей, а также гностические рукописи из Наг-Хаммади. Последние еще не были найдены во время разработки Бультманом концепции о гностическом влиянии; они позволили уточнить представления об идейном содержании развитого гностицизма и подтвердили принципиальное отличие гностического богословия от христианства. Хотя и в наст. время нек-рые исследователи пытаются выделять в отдельных гностических текстах из Наг-Хаммади «дохристианское» содержание и предлагают гипотезы о влиянии этого содержания на развитие христ. религ. представлений, подобные конструкции малоубедительны (см., напр.: Denzey. 2001; ср.: Tobin. 1992. P. 353). Параллели между гностическими текстами и прологом Евангелия от Иоанна в области учения о Л. являются либо следствием того, что в обоих случаях по-разному использовалась одна и та же система понятий, восходящая к религ. лит-ре эллинизированного иудаизма, либо результатом обратного влияния пролога на гностиков. Поскольку уже в сер. II в. гностики использовали Евангелие от Иоанна, объясняя его в соответствии с собственными теориями, отделить в гностических трактатах дохрист. содержание от искаженного представления христ. идей в большинстве случаев невозможно. Аргументы, свидетельствующие о недоказуемости гностического влияния, еще в большей мере применимы к мандеизму, нормативные тексты к-рого были кодифицированы, вероятно, не ранее VIII в. Мнение Бультмана, что древнейшие пласты мандейской традиции восходят «ко времени первоначального христианства» и к сиро-палестинскому региону ( Bultmann. |
| Мало кто из современных исследователей Нового Завета решается на повторение идей Бультмана в тех же выражениях, в которых он их высказывал. Тем не менее, влияние этих идей не изжито. На долгие десятилетия Бультман отравил западную новозаветную науку своими измышлениями и фантазиями, и многие ученые по-прежнему посвящают сотни страниц анализу и развитию его концепций вместо того, чтобы обращаться к самому евангельскому тексту в поисках ответов на вопросы, касающиеся жизни и учения Иисуса. В отношении чудес Иисуса многие авторы предлагают подходы, отличные от бультмановских по языку, но сходные по содержанию Историчность чудес, говорят нам эти авторы, не обязательно ни принимать, ни отрицать. В рассказах о чудесах главное — их содержание, та весть, которую они несут. Еще в конце XIX века была выдвинута идея о том, что к рассказам о чудесах можно подходить так же, как к притчам — не потому, что они не имели место в действительности и не потому, что рассказ, изначально существовавший в качестве притчи, был ранней Церковью трансформирован в историческое повествование, а потому что в Евангелиях рассказы о чудесах выполняют ту же функцию, что и притчи: служат указанием на искупление Эта идея сегодня имеет немало сторонников среди исследователей Нового Завета. Один из них пишет: «Перед вызовом современного рационализма христианские мыслители часто признавали важность семиотического характера библейских чудес… Чудеса одновременно открывают и скрывают, служа знаками для верующих и отпугивая неверующих, точно так же, как притчи» «Метод анализа форм», экспонентом которого был Бультман, основывался на четком разделении между различными формами или жанрами, к которым принадлежат те или иные евангельские отрывки: притча и рассказ о чуде являются двумя такими формами, каждая из которых требует своего герменевтического подхода. Ряд современных исследователей считает, что функциональный критерий важнее формального: если рассказ о чуде выполняет в Евангелии ту же функцию, что притча, то и интерпретировать его надо, используя те же методы, что используются для интерпретации притчей. При таком взгляде, как утверждается, вопрос об историчности чудес отходит на второй план |
|
|
